Московский май

Красота — смертна и смертельна, потому что в неё влюбляешься. Любовь всегда вызывает желание обладать. В начале это желание придаёт сил: ты идёшь вперёд, потому что у тебя есть цель. Но дорога рано или поздно оканчивается развилкой. Налево пойдёшь — своего не добьёшься и будешь съеден разочарованием. Направо пойдёшь — завоюешь любовь, но будешь жить в страхе ее потерять.

С точки зрения человеческого выживания безопаснее не видеть красоты, не прикасаться к ней. Но что это будет за жизнь? К чему продлевать пустоту, отказываясь от единственной вещи, которая может наполнить ее смыслом?

Все слова. Жалкая попытка насытить пространство чем-то, что приближает кухню к вечности.

Провела пальцем по стеклу. Холодное, грязное, в деревянной раме, местами облупилась белая краска. За домами через дорогу разливается рассвет. Набирает волну, перекатывается через хрущёвки. На деревьях лопаются напоенные дождем почки, медленно разворачивают свои затёкшие зелёные пальчики. Май.

Май срывает лишнюю обёртку с земли и с человека. Можно снова чувствовать мир кожей. На ощупь он липкий как сукровица, которую стираешь с разбитой об асфальт коленки. Бугристый, как мурашки по рукам от утренней свежести, когда после ночного пьяного жара идёшь пустыми спящими дворами и вдалеке замечаешь таких же одиночек, которые жадно, тайком дышат маем. Не своруют, его на всех хватит. На целый тридцать один день. Нужно только успеть на год вперёд надышаться. А дышится так сладко! Не удушливо, не приторно, но как-то необъяснимо нежно.

Он сидел рядом с ней у окна. Провёл рукой по волосам, зарылся пальцами в разноцветные выцветшие прядки.

— Что ты делаешь?
— Май трогаю.
— Так ведь не там трогаешь!
Он наклонился и провёл своими губами по ее губам.
— Так правильно?
— Конечно правильно. Давно уже правильно.

Просто месяц такой… живой. Как оголенный. Выпускает наружу все самое искреннее, честное. То, что долго лежало под снегом сомнений. Панельки напротив все еще спали, а эти двое, не спавшие уже несколько дней, казалось, только сейчас проснулись.

Слова здесь и правда лишние. Повисшее между ними «люблю» было естественно, как обстановка старой кухни, но произнести эти пять букв вслух значило бы все опошлить.

Два осознания угрозы полного морального уничтожения, но никакого страха. Две соединенные руки. Весенняя Москва.