Хлеб наш насущный даждь нам днесь

В поисках работы наткнулся на объявление: «хлебобулочному комбинату NNN требуется шофёр...» Подготовил документы и поехал по указанному адресу. В отделе кадров сказали, что оформлять меня пока не будут. Работа трудная, только в ночную смену, мало кто задерживается, текучка большая, предложили для начала познакомиться с фронтом будущей работы. Смена начнётся в 10 вечера, у ворот меня встретит шофёр. Он дорогой всё мне расскажет и покажет, а потом уж мне решать подходит мне эта работа или нет.

Дождался вечера, приехал на комбинат. Шофёр меня уже ждал. Зашли в цех. Впервые в жизни вижу такую огромную пекарню. Комбинат изготавливает около ста видов хлебобулочных изделий: хлеб белый, хлеб серый, хлеб ржаной, батоны, булки, булочки, пирожные, торты и много-много всякой другой всячины, названия которой сразу не запомнишь.

У ворот для отправки уже стоят высокие стеллажи на колесах. На полках продукция. Мы закатили стеллажи в крытый кузов семитонного грузовика, взяли накладные и поехали по городам и весям. Среди адресатов был также и супермаркет нашего города. Подъезжаем. У шофёра ключ. Он открывает двери и мы закатывает два стеллажа с хлебами.

В залах тишина, свет горит, никого. Как-то непривычно стоять в пустом магазине. В хлебном отделе стоят два стеллажа с не проданной продукцией. На стеллажах накладные с перечнем того, что осталось. Продали чуть больше половины, остальное, то, что не продали, надо вернуть комбинату. И так в каждом магазине.

Последнюю точку мы обслужили на рассвете. Едем обратно. Машин на трассе почти нет, добрались через час. Заезжаем на территорию, подъезжаем к мусорному пятидесяти-тонному контейнеру. Он почти до самого верха наполнен вчерашней продукцией комбината NNN. Запах идёт от него вкуснее не бывает.

Выкатываем стеллажи и выбрасываем в контейнер всё, что магазины не сумели вчера продать. Брать с собой ничего нельзя, попадёшься уволят, после вообще нигде не устроишься. Нельзя так нельзя, но не это меня смутило.

В памяти картины умирающих от голода детей. Свинство всё это. Я успел к тому времени два года отработать оформителем рекламных стендов, которые фирма W&H International GmbH изготавливала по заказу для международных промышленных выставок. На выставках производства продуктов питания сооружаются огромные игрушечные замки из хлеба, из пряников, из конфет, из сахара. Дизайнеры изощряются в искусстве. Всё это одноразовое, простоит всего лишь неделю, потом уходит в мусорный контейнер. 

Комбинаты не смогут продать свою продукцию без рекламы. Самая действенная не в бесплатных проспектах, а вот на таких международных выставках, на которых заключаются контракты на поставку. Продукция должна быть безупречной, поэтому и пахнет этот контейнер так здорово. Работать ночным шофёром мне расхотелось. Документы в кармане, машина моя на парковке. Поеду домой спать. Сказал шофёру, что работа не по мне, пусть передаст это своему начальству.

Да святится имя твоё

Стоим с Витькой по колено в ледяной воде на протоке между Отцовским островом и Затоном. Не знаю, почему остров так назвали – Отцовский. Да и никто в Ае этого не знает. Ну, Отцовский, а чей отец его себе присвоил? Когда? Зачем?

Вчера здесь клевали чебаки. Сегодня даже пескари не клюют. Витька сказал, что им наша наживка не нравится. Червяки совсем уж худосочные. Надо себя не уважать, чтоб такую гадость в рот взять. Рыба, она же тоже не дура.

Витька сматывает удочку и предлагает идти за нормальными червями. Их полно на школьной площадке под тополями у забора напротив клуба. Унесли домой свои удочки, взяли лопату, консервную банку для червей и идём по улице таким решительным шагом, что Толик и Петька, завидев нас, не удержались и увеличили своим участием нашу маленькую компанию.

Школьный двор окружает тополиная аллея. Сельский клуб расположен рядом со школой. У клуба своего двора нет. Перед киносеансами зрители обычно собираются на школьной площадке и играют в волейбол. Это самая любимая игра в селе, после бильярда, конечно. Но там очередь большая и своей не дождёшься. Поэтому в волейбол.

Проигравшая команда вылетает и на её место встаёт другая. С площадки надо уйти минут за десять, чтобы успеть на киносеанс. В прошлое воскресенье показывали Ивана Бровкина на целине. В следующее будет «Мамлюк».

Нас это не колышет. Мы хотим накопать самых жирных червей, красных и бордовых. Таких, чтобы даже хариусы от соблазна не удержались. Лопата наткнулась на что-то твёрдое и заскрежетала. Что там?! Железяка!

Разгребаем землю, вытаскиваем железяку на свет божий. Плита. Ставим её на попа, стучим по ней лопатой, земля ссыпается. Чугунная. За неё много дадут. Ого, да на ней что-то написано! Читаем:

«Отче нашъ иже еси на небесехъ, да святится имя Твое, да прїидетъ Царствїе Твое...»

Мы ошалели от изумления. Прочитать смогли не всё, а понять вообще ничего не смогли, но догадались, что это что-то про бога. Вчетвером радостно тащим чугунную плиту в заготконтору. Малышня в те года всё, что можно было сдать за деньги, тащила в заготконтору: облепиху, кости, металлолом... Все ржавые железки, которые выпахивали в наших огородах мы тут же пёрли в заготконтору.

За облепиху хорошо платили, но она поспевала только в сентябре, кости валялись в крапиве в каждом переулке, с металлоломом же было трудней. Железяки в селе где попало не валялись, а тут на тебе! Находка, прям как на острове сокровищ.

Приёмщица тётя Маруся Субботина удивилась не меньше нашего, думала, что от старой церкви вообще ничего не осталось, а тут такая плита! Вырученным деньгам мы были рады и пошли в сельпо за пряниками и леденцами.

Когда молчат колокола

Сентябрь был на исходе. До конца хлебоуборки оставалось пара дней и приезжей военной автоколонне дали выходной день. Это событие помощники решили отметить. Некоторые с утра уже валялись вдрызг пьяные в своих полевых армейских палатках или шлялись, мучаясь от безделья по территории совхозной РТМ.

Вечером к сельскому клубу подъехал зелёный "ЗИЛ" кузов, которого был битком набит пьяными солдатами. В клубе местная молодёжь, ученики старших классов, рабочие и студенты, уже собралась на танцы. За лето произошло много изменений: кто-то устроился на работу, кто-то поступил на учёбу и уже отработал в совхозе, кто-то ждёт повестки в Армию.

Меня с Марией занесло в клуб в тот момент, когда танцы были уже в разгаре. Мария работала в школе пионервожатой. Я поступил в институт и месяц отработал на практике в степном колхозе.

Хотелось повидать своих, поговорить. Весь вечер портила развязность пьяных защитников Родины, которые получив хлеба, требовали себе ещё и зрелищ. В воздухе сгущалась атмосфера ненависти.

У каждого в жизни бывают моменты, когда один миг решает судьбу. Что бы нам стоили выйти тогда из клуба и пойти на катунский берег встречать рассвет. Рядом с нами стояла бывшая наша одноклассница Валька Коровина и возмущалась поведением гостей: "Я в Куягане завклубом работаю. К нам тоже каждый день заходят солдаты, но такого свинства там никто нам не учинял."

Толпа пьяных солдат сразу же привязалась к нам. Замухрышка-ефрейтор визжал по-поросячьи пьяным дискантом: "Как ты передо мной стоишь! Не видишь у меня лычка есть!!“ Мария потянула меня за руку к выходу. До выхода было рукой подать.

Ещё не было поздно, ещё можно было протянуть руку, улыбнуться, обнять этого поганого коротышку и пригласить всех в гости, пообещать ящик водки, флягу браги, что угодно, лишь бы отвлечь окосевших вояк от кровавого экспромта, выгадать пару минут для того, чтобы успеть смыться из этого проклятого клуба. Кто бы меня этому только допрежь научил!

Меня душили, били со всех сторон пока я снопом не свалился на пол. Толпа продолжала меня пинать. Каждый удар кованного солдатского сапога приближал меня к моему жизненному концу. Мария упала на меня и, пытаясь защитить своим телом, кричала диким голосом. Этот крик вернул меня к жизни. Я, превозмогая боль, дикий от ненависти и досады, встал на ноги и заорал на всю толпу: "За что! Гады вы, а не защитники родины!“

Лицо в крови, кровь на полу, на стульях. Глаза оплыли, я смутно видел как солдаты устроили в нашем клубе погром, рвали занавес, выламывали из крепких лиственных косяков высокие церковные рамы, били не успевших выбежать на улицу парней солдатскими ремнями. Чтобы чудные мгновения лучше запомнились в пряжки этих ремней были впаяны свинцовые бляхи.

Мария отмывала меня от крови в чьём-то дворе под колонкой. Голова гудела от боли. Сердце разрывалось от обиды. По деревне разъезжала на зелёном грузовике пьяная солдатня. Рёв мотора заглушала строевая солдатская песня: "...кагда пают салдаты-ы-ы, спакойна дети спят..."

Утром меня вызвали в контору. Политрук, командир и наш парторг убедительно просили меня не подавать заявления в военную прокуратуру. Я и не подозревал, что такая есть, к тому же голова не переставала гудеть и я сквозь этот гул с трудом улавливал то, что говорил командир.

Совхозу, району и московскому автомобильному полку светила премия за хорошие показатели в производстве и дисциплине труда. Начальство оценивало погром как ложку дёгтя в бочке мёда. Эта оценка была симптомом смертельной болезни советского общества. Кто об этом тогда думал?

Перед разорённым клубом выстроили самых активных участников погрома. Меня подвели к шеренге и устроили циничный цирк. Пытаясь изобразить сарказм, командир рявкнул на шеренгу развязанным акающим тоном: "Палюбуйтесь на сваю работу!“

Осоловелые после похмелья помощники глядели на меня кто зло, кто с усмешкой, кто с удивлением. Я всей своей до синевы избитой шкурой почувствовал, что командир работой своих подчинённых остался доволен.

Полк уезжал из деревни с развевающимся переходным красным знаменем, как победители соцсоревнования. На пароме солдатский грузовик спихнул на прощание в Катунь деревенский молоковоз. Деревня негодовала.

Я подал заявление в военную прокуратуру. В прокуратуру меня вызвали через полгода и предложили ездить по военным частям от Одессы до Владивостока для опознания преступников, так как полк расформировали. По ехидной ухмылке военного прокурора я понял, что далеко не уеду и забрал обратно своё заявление, написанное на восьми листах.

Я с тех пор ещё сильнее стал ненавидеть насилие и цинизм. Все люди разделились для меня на два лагеря. По одну сторону для меня стояли те, кто способны были сейчас или в будущем без всякого повода с наслаждением причинить боль и страдание своему ближнему, по другую стояли те, кому такое ни при каких обстоятельствах в мозгу не сможет возникнуть.

По одну сторону стояли те, кто без раздумий готов покрыть любое преступление ради собственной выгоды, по другую- те, кто готов отказаться от последней рубахи лишь бы не быть с бандитами в сговоре.

Наглая ухмылочка прокурора стала для меня лакмусовой бумажкой при анализе многих политических событий, происшедших в мире. Постоянный шум в голове не затихал после сотрясения мозгов. Он, казалось, мешал мне думать, но в этом было одно преимущество: этот шум как сито отсеивал наглую ложь и напоминал о том, что цинизм причиняет боль.

"Если зажигаются звёзды, значит это кому-то нужно..."- сказал маленький принц. Если звёзды гаснут, то это тоже кому-то очень сильно нужно.

Уже тридцатый год живу на родине своих предков в Германии, в стране, которая на протяжении одного поколения пережила фашизм, коммунизм и американскую демократию. Здесь мне пришлось много перепробовать.

Чистил фермерские конюшни и унитазы на турбазе, готовил рекламы для международных выставок, работал переводчиком, журналистом, членом экзаменационной комиссии в Кёльнском университете, выступал в Афинах с докладом по истории российской благотворительности, принимал участие в семинаре Интерпола.

В своей презентации объяснял полицейским, что кроме преступников среди молодых российских немцев   есть не только преступники, но и очень милые, прекрасные люди. 

Видел богачей и нищих в Париже и в Амстердаме, сидел у костра с немецкими студентами на голландском острове, бродил по книжным барахолкам Западного и Восточного Берлина, лазил по альпийским тропам и бродил старинным тихим улочкам Трира. Этот город был второй столицей Римской империи, в этом городе родился и жил Карл Маркс. «До сих пор философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его.» Изменяли не раз.

Было время и была возможность постоянно сравнивать два противоборствующих мира. Их достоинства и недостатки. Не всё было на Западе хорошо. Интересное только выясняется дело: все западные минусы никто не собирался изживать, все восточные плюсы никто не собирался перенимать.

Я родился и вырос в мире, где всё советское считалось лучшим, даже, если это тяпка в кабине трактора, а всё буржуазное считалось худшим, даже, если речь шла о достижениях, важных для всего человечества. Это мнение мне постоянно навязывали. Это раздражало.

Жизнь в свободной демократической стране с первых дней давала понять, что мне и здесь навязывают тот же стиль мышления. Точно так же, как и раньше я должен считать всё здешнее передовым и благородным, а всё чужое отвратительным и безобразным. Часто вопреки здравому смыслу и вопреки фактам.

В одной фирме я помогал резать облицовочные плиты. Над станком пыль стояла столбом. В этой пыли роились частицы кирпича, эпоксидного клея, бетона и стекловолокна. Чтобы пыль не попадала в склад, за нашими спинами повесили плотную пластиковую ширму. В складе пыли не должно было быть. Мы же должны были этой пылью дышать. Молодой красивый парень, местный немец, через полгода получил раковую опухоль. Я не стал дожидаться той же участи и подыскал себе другую работу.

На другой фирме было не лучше. "Сигарету!"- предложил мне мой новый шеф, выруливая на автобан. "С детства не курю." - сказал я и объяснил причину. Шеф понимающе кивнул, открыл шибедах и щадя моё здоровье, демонстративно выдыхал в верхнюю форточку струи табачного дыма.

В цеху же он заставил задраить все люки и не разрешал их открывать. Его могли оштрафовать за загрязнение окружающей среды. Фрезы и пилы крошили деревоплиту, пластик, от машин шли пары клея. Пыль стелилась по полу и засасывалась в углу вентилятором в калорифер. Там она разогревалась и выдувалась нам на головы по всему цеху.

Во время обеденного перерыва всех столяров можно было отличить от грузчиков по синюшным мешкам под глазами. За сверхурочные шеф не доплачивал. Ещё у него была мода обещать новичкам трёхдневный испытательный срок, которые новички отрабатывали бесплатно.

Несостоявшиеся коллеги уходили на второй или на третий день. На галерах рабов кормили. За этих шеф вообще не отвечал ничем. Об всём этом я поведал местному лидеру Социал-демократической партии. Думал, что он заинтересуется проблемой, но он перевёл разговор на другую тему.

В первый год чистил конюшни. Хозяйка принесла мне в конюшню бутерброд. Я был весь в навозе, в конюшне негде было присесть. Хозяйка улыбнулась и сказала традиционное битте шён, я ответил традиционным данке зер. Как на одесском базаре: Мне красивое пожалуйста, а ей благодарю очень.

Хозяйка  пошла обедать в дом и позвала за собой собаку. Во дворе, у входа в дом, в тени большого полосатого зонта стоял стол. Он был очень удобен для гостей, которые иногда к фермеру заходили. Тут же рядом был водопроводный кран. Я не был гостем и потому этот уголок был не для меня.

От унижений и угробиловки меня спас профессор социальной педагогики Кёльнского университета, доктор Бухкремер. Полгода я работал у него на кафедре: переводил педагогическую литературу и подготовил обзор по детскому туризму в России, пропадал часами в университетской библиотеке и с волнением принимал участие в научных дискуссиях.

Профессор издал книгу, в которой пытался доказать, что у всех людей на всех континентах одинаковые представления о том, что такое хорошо и что такое плохо. Обосновал это научно. Мне же это и так понятно было без всяких обоснований.

 Пластиковая ширма за моей спиной для меня плохо, а для шефа- хорошо. В Европе люди считают, что Европа должна объединяться, потому, что это хорошо. За пределами ЕС все должны разъединяться - это правильно, это хорошо, это демократично. 

На цветном немецком экране престарелая чеченка  плясала свой народный танец. В руках у неё вместо платка автомат Калашникова, на лице ликование и ненависть. Ненависть к тем, кто убил в этой войне всех её родных. Ликование от того, что лично отомстила врагу.

Война - это зло великое. Те, кто войны планируют и вынуждают целые народы идти друг на друга с оружием в руках творят Зло Величайшее. Чеченцы это поняли.  Европейцы нет. Видимо, предстоит для прозрения пережить такую же катастрофу.

В Интернете размножаются тайные планы прореживания населения разными тайными способами. Споры об этом отвлекают от истины никем не скрываемой. Она на виду у всех. Зайдите в Википедию и взгляните на статистику, сравните население планеты и военный бюджет планеты.

Людей на свете около восьми миллиардов. На первом месте стоит Индия. В этой стране 200 миллионов человек едят всего лишь два раза в неделю, причём едят плохую пищу. Другие 200 миллионов человек едят раз в день. При этом половина населения планеты имеют избыточный вес, миллионы человек страдают ожирением.

О чём болит голова у людей? Судя по разговорам, о свободе и о демократии, которую надо защищать всеми доступными средствами, в том числе военными. Военные расходы человечества составляют 2.240 миллиардов долларов. На каждого по 280 долларов. В Индии на эти деньги можно купить 365 килограммов риса.
   
    Хлеб насущный даждь нам днесь
    И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим
    И не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго

С наступающим Новым годом и Рождеством Христовым, дорогие земляне!