Ягода кулацкого дерева. Глава 46. 1972 год

 В конце мая ко двору Веры Васильевны подъехала черная «Волга». Соседи подумали, что из серьезных органов. Смотрели. Выглядывали. А из машины-красавицы (как точёная вся) сначала  вышел  Лёня. Парень – хоть  куда! Молодой, здоровый, подвижный. Кровь с молоком! Помог открыть правую дверцу, где сидела Катя. Выпустил детишек. И те, как мячики, покатились по двору. Изюминка в том, что «Волга» чёрная. Подобные машины водятся лишь у районного начальства. И то не у всех. У колхозного председателя - тоже «Волга», но не чёрная. Серая. Значит, Лёня работает не ниже, как в Райкоме. Но спрашивать, как принято, неприлично. И все лишь строили догадки. Место работы детей знает только мать. Он – шофёр директора крупного завода. А приехал к ней на машине потому, что директор - на курсах повышения квалификации. Дочь – прачка в детском садике, так как в городе сразу не просто найти подходящее место. Как говорил когда-то поет В.В. Маяковский, когда у него спросили, где он был во время революци, моя, мол, революция - пошёл в Смольный и укалывал. Но мать за длинную и не всегда справедлив-ую жизнь научилась не болтать лишнее, то есть, держит язык за зубами.

     Как отзыв на появление «Волги», стали сходиться соседи. «Витаемо, люди добри! На такий машини!» - «А що ви так ридко приижджаете?» - «Как «редко»? Я тут часто бываю. А Лёня, правда, реже. Но у него работа такая». И - тишина. Работу никто не трогает. Хотя, признаться, в ней  вся  и  изюминка. Зашли Нина Андреевна с Савелием. Конечно, тоже не просто  так  зашли. Сделали вид, что шли  в  магазин, а там, по пути, смотришь, почтальон встретится, пенсии получат. И тут, как всегда в таких случаях, затевается разговор о том, о сём. Идёт, как бы, «прощупывание».

     Из хаты вышла хозяйка:

     -Что вы, соседи, как говорится, «то о яйцах, то о том»? Есть вещи поважнее. Слышали, «пирипилённые яйца» хочет построить в парке, при пруде, дачу себе? Вот, о чём надо говорить! Николай Павлович закладывавал парк для нас, а этот, прости меня Господи…

     Вера Васильевна старше всех, кто находился рядом. Седая, как профессор киевского     университета. Волосы прилизаны, секутся, лезут, в добавок, и зрение садится не по дням,
а по часам. Не сравнить с Ниной Андреевной. Хотя разница в возрасте незначительная.   Что ж, свинарка – не почтальон.

     Завязался диалог:

     -Йому що, колгоспного житла не вистачае? Дали ж хату!

     -Звичайно, не вистачае! Хоче побудувати дачу в престижному мисти, обгородити    навколо парку, щоб сторонни не ходили и не заглядали. Нибито, прийматиме там високе начальство: випивки, гулянки, дивчата, рибка в ставци.

     -Как Ягода! – вырвалось.

     -Яка ягода?

     -Да не какая, а какой! Ну, тот, что когда-то Наркомом был! -- и в голову ворвался   «Дачный кооператив» с его инфраструктурой: забор вокруг парка из колючей проволоки, вооруженная охрана по периметру, вечерние попойки, общая баня, оргии до первых петухов. – Слушайте, соседи, а если нам взяться всем вместе и не дать строить? Как вы? Хотя, деревья там уже вчера трещали, а сегодня трактор разрывается. Землю, видно, роет.

     Идею развили:

     -Слухайте! А давайте розийдемось по селу и пиднимемо всих. Нехай виходять до парку и стають на захист природи.

     Савелий - в шутку:

     -Легко сказати «розийдемося»! Находиш з одниею ногою.

     Посмеялись.

     -А якщо Лёню попросить? Адже вин у нас комсоргом був. Та й зараз, все-таки, в райони не пусте мисце. Лёня, як ти?

     -Готовий, як штик! За праве дило…

     Пока взрослые говорили, согласовывали, внуки хозяйничали по двору. Добрались к  штабелю  из  трехлитровых бутылей, что сложены за сараем. Слышно, как они  посунулись и заскрежетали стеклом. Бабушка метнулась к ним, закричав:

     -Не ходите там! А то побьёте бутыля!

     А внуки есть внуки. У них своя философия жизни. Через  время уже ходят под деревьями, что-то «исследуют», проверяют и с насмешкой повторяют, перекрутив слова бабушки:

     -Уходите «видтила», а то побьёте бутыла!

     У каждого своё занятие. Катя тем временем, как всегда, наводила порядок в хате. Зять ведь приехал! Хотелось, чтоб чувствовал себя у тёщи, как дома. Уборку дочь всегда  начинала с кроватей, стола, шифоньера. Мела полы. Такая натура! Если даже и нечего делать, всё равно найдёт работу. Как сейчас. Пока во дворе говорили, открыла шифоньер и принялась наводить в нём порядок. Белье пересматривала, складывала, полотенце к полотенцу. Ящики открывала, рылась, перекладывала. Наткнулась на свой альбом. В нём хранились её юношеские фотографии. Загорелась душа! Захотелось полистать. Только открыла, а в нём (кто бы мог подумать!) лежат грамоты матери. Да много! Что ни прочитает, всё за добросовестный труд, за долголетнюю работу, за высокие показатели, за победу в соревнованиях. Долго читала, разглядывала, сортировала. Вдруг вошла мать. Посмотрела, что дочь добралась до её сокровища, сказала, дабы отвлечь:

     -Там Лёня с Савелием поехали народ собирать. Пойдём парк защищать от председательского произвола.

     -А что! И пойдём! Это уже, как революция.

     -Какая там революция!

     -Сейчас сложу и приду. Ма, а чо вы прячете грамоты?

     -А куда их? Рядом с иконой держать, что ли?

     -Ну, как! Это ж  ваш труд, ваши доспехи! Пусть бы люди видели, что вы – не пустое место на этой земле.

     -Меня и так знают, как не пустое место.

     Нина Андреевна постучала в окно:

     -Вера, Катя, задержка за вами. Лёня с Савелием уже вернулись. Народ сходится к парку. Пошли.

     И все двинулись в сторону парка. На улице встречались односельчане, примыкали к толпе и шли  вместе дальше. Парк издали казался густым и не просматривался. Там были и клены, и березки, и туи. А южный его край - весь из абрикоса, яблони, сливы. Летом в нём одно удовольствие. Поудил рыбку, скупался, позагорал, съел  яблочко. Святое место! Сюда даже выпивохи боялись наведываться. Что вы! Каждый, кто пришёл в эту святость отдохнуть, прогонит.

     Людей собралось много. Никто ими не руководил, кроме эмоций. Так толпа и валила на звук трактора, пока  не приблизилась. Хорошее место избрал председатель! Самое затенённое. Пруд – рядом. Скупнулся и – в апартаменты. Видно уже, как выкорчевали с десяток кленов под строение. Остались лишь ямы. А сейчас  трактор «пыхтит», аж «суставы» скрипят, роет глубокую  канаву под фундаментные блоки. Успел же где-то достать? Навёз целую гору. И вот, пожалуйста, ходит уже около трактора в рубашке под короткие рукава, с салатными продольными полосами, и руководит процессом.

     Селяне шли, разговаривая, возмущаясь. Но их голоса председатель не слышал, так как трактор надрывался и рычал, как разъярённый лев. А когда приблизились, да ещё толпой, тут уж, если б и не хотел  видеть, увидел. Председатель, зачуяв неладное, махнул трактористу - «глуши». Сам шагнул толпе навстречу. Но шёл медленно, важно, будто сейчас состоится планерка, и он тут будет давать указания.

     Первые его слова:

     -Зачэм собральса?

     Этими словами он как бы подлил в огонь масла. Особенно оскорбило последнее слово: «собральса!» Ведь они люди? Значит, они! А он их перекрестил в – ты! Началась открытая перепалка. Посыпались требования:

     -Не дамо згубити природу!

     Вера Васильевна:

     -Не вы этот парк создавали! Не вам тут и хозяйничать!

     Председатель:

     -Кто сказаль? Завтра выгоню из калхоз!

     Нина Андреевна:

     -З колгоспу виганяете не ви, а загальни збори!

     Нюрка, что из Архангельска:

     -Чаво лучишь глаза? Ну-ка, бабоньки, ташши ухват, пиндюлей надаём!

     Наперёд вышел Лёня:

     -Товариши! Давайте без грубощив, без насильства! Питання можно и мирно виришити. Зараз проголосуемо, складемо протокол и все. Хто за те, щоб будивництво в парку заборонити? Так, так, так. Одноголосно.

     Наперёд вышла Вера Васильевна:

     -А я предлагаю пойти ещё дальше. Чтоб на пруд и парк больше никто не покушался, назвать его именем бывшего председателя колхоза – Николаевский. А в протоколе  записать, что строить тут только с разрешения общего собрания.

     И за это проголосовали. Но вот председатель опомнился. Он медленно, даже демонстративно, подошёл к Лёне:

     -Эта тэбэ, дарахая, из партийнай школь вихнали?

     Народ уставился на Лёню. Никто раньше таких слов не слышал. Зашептались. Но заступилась Паша (Павлина Степановна):

     -А вам яке дило до того? Вин що, колгоспник ваш, чи що?

     -А, какой дель? Вот пазваню куда нада, и его нэт. Панымаиш?

     Лёня улыбнулся:

     -Можете  дзвонити. Руки, ноги - е. Решта  додасться. Але будувати тут и не думайте. Народ проголосував. А протокол я зараз складу.

     Короче, под натиском колхозников председатель вынужден был дать трактористу команду - «отбой»! Тракторист зафиксировал ковш, дыркнул газом, пустил дымок и уехал. А за ним следом и - председатель. На серой «Волге»…

     Осенью сельские парни возвращались из армии. Пришёл и Костя. Округлился, возмужал, галифе и белый воротничок прямо с ума сводили девушек. А он специально не переодевался. Ходил на танцы, вальсировал, провожал домой. Даже сблизился с одной из красавиц. Она окончила техникум по мелиорации, и её направили в колхоз. Короче, стал вростать в гражданское общество. Тут же, как каждый год, в селе зачастили проводы. Принесли повестку и Васе. Он, вообще-то, в прошлом году должен был призываться, но случилась такая ситуация. Поскольку Костя ещё не вернулся, то Васю Военкомат не мог призвать, так как – из многодетной семьи! В селе не просто провожают на автобус или поезд до ворот Военкомата. Нет. Тут целая процедура! Столы, как принято, накрывают, гостей приглашают. И не мало! Но у Веры Васильевны так не получилось. «Встретить» Костю и «проводить» Васю в одну осень – это слишком уж! Жила скромно: ни кабана, ни коровы. Раньше, пока здоровье было, держала. А сейчас – и нога, и суставы, и зрение. Пойти же в контору, чтоб выписали мяса, ножек, голов для холодца, подсолнечного масла - не захотела. Это ж надо будет у «пирипилённые яйца» подписывать. А он злопамятен. Короче, собрались лишь свои, узкий круг: друзья, сваты, члены семьи. Заодно и «встретили», и «проводили». А  многих ли пригласишь на 12 руб. пенсии? Спасибо, хоть огород был. Если б не он, то вообще хоть плачь!

     Но голодом на столе и не пахло. Гости поздравили Костю, напутствовали Васю. По   нескольку рюмок выпили, закусили и, хоть музыки и не было, вышли во двор, чтоб подышать воздухом, поговорить. Костя, разумеется, выделялся на фоне селян. Во-первых, в форме. Во-вторых, повзрослел. В-третьих, видно по всему, болтать научился. Особенно, когда подопьёт. Вот и крутились все вокруг него, точно вокруг местной звезды. А он болтал, увлекая армейскими шутками да прибаутками. А когда дошел до рассказа о службе в секретных войсках, где готовили к пуску космические ракеты, вообще притихли.

     Лишь сват заёзрал на табуретке.
      
     -Почекай, Костя! Мени  сваха  казала, що ти, нибито, в авиации  служиш. А тут раптом - ракети? Чи не плутаешь?

     -Был в авиации. С год. Потом отобрали несколько крепких солдат и…

     «И» с многоточием – это, знаете, интригует.

     -А як же з мастернистю? Якщо кидати з мисця на мисце, то дурниця виходить.

     -А нас и в ракетчиках долго не держали. Через полгода – в стройбат
.
     -Значить, була причина?

     -Причину всегда найдут, если начальству надо. Вот кореш, например, с которым ракеты обслуживали. Он тоже  службу  начинал не на ракетном  полигоне. А потом уже прислали к нам.

     Пошли вопросы:

     -А що з ним?

     -Де служив?

     Костя вздохнул, чтоб придать разговору серьезность:

     -Помните 1968-й? Чехословакия… и прочее…

     -Ну, як же! Газети писали!

     -Так вот. Их ночью  подняли по тревоге, и весь полк транспортной авиации приземлился на аэродромах в Чехии. Оппозиция, которая устроила хаос, и опомниться  не успела. И вот, как он  мне рассказывал, солдаты заняли позиции. С оружием, конечно, Но стрелять – и не вздумай. Иначе мирные жители возмутятся. Братья, мол, а стреляют!
     Плотнее сомкнулись слушатели.

     -Так! Зи зброею и не стриляти? Це, знаете…

     -А с той стороны стреляют. Один погиб, другой. Командир взвода, видя такое дело, посылает солдат с ножами. Ту точку – убрать, эту – убрать. А солдату что! Приказали – выполняет. Солдаты поползли и «наделали» трупов. А утром  чехи  проснулись, видят, что передовые посты лежат. Разразился скандал. Наши командиры заволновались. Дали команду – расследовать. И что вы думаете? Расследовали  и  издали приказ: расстрелять всех, кто резал чехов.

     -Та ти що!?

     -И командира?

     -Не, командир открестился. Говорит, не давал команду. А солдату кто поверит?

     -И що, розстриляли?

     -Ну, если б расстреляли, то кто б мне это рассказал?

     -Так що все-таки з ними?

     -Отправили в Союз. Вот что! А кореша – ко мне, на секретный объект. Так и служили с ним, пока по стройбатам не разбросали.

     -А тут у чому завинили?

     -Ну, тут другое! Однажды, во время запуска ракеты, она взорвалась…

     -Ничого соби!

     -Радиация пошла. Сидим с ним  в блиндаже, а  командир  по  рации: «Надеть противогазы!» А что их надевать! Никто не ожидал, что такое  случится, ну, и, брали  противогазы на службу, как всегда, для галочки. У того – большой, у того – маленький.

     -Хватанули, напевно?

     -Да было! В госпитале лежали. А потом нас рассовали, как я говорил уже…

     Скорее всего, в том и причина, что Костя, выпив еще пару-тройку рюмок, долго сидел   под орехом и сам с собой разговаривал. Когда гости разошлись, к нему подошла Вера  Васильевна. А ему как раз показалось, что «мнимый собеседник» не отвечает на вопросы, и он как заорет:

     -Так я с кем разговариваю!?

     Этого матери было достаточно, чтоб сделать вывод: «Вылитый Иван Павлович»!