Ягода кулацкого дерева. Глава 53. 1979 год

  Так устроена сельская жизнь. Когда в январе-феврале каждого года проводится  отчетно-выборное  колхозное собрание, на него идут все. Как говорится, кому не лень. Работает, например, селянин в городе, а живёт в селе – идёт. Гриша вообще никакого отношения к колхозу не имеет, но – идёт. Интересно всё-таки  знать, о чём будут говорить, какие у колхоза планы на будущее,  кто вышел в передовики, кого наградили, как ведёт себя председатель и изберут ли его на следующий год? Пенсионеру вообще, казалось бы, это собрание «шло и ехало». Пенсию домой приносят. Чего тебе ещё не хватает? А идёт. Достают из шифоньеров черные шубы, надевают  теплые пуховые платки и идут в Дом культуры, где должно состояться собрание. Идут так активно, будто там пообещали выдать тринадцатый оклад. И не важно какая погода. Идут…

     17 января, в день собрания, мела пурга, выл ветер, закручивались на толще снежного покрова замысловатые рисунки, глаза забивало «крупой», а колея была по колени. Но  Вера Васильевна, Нина Андреевна и Савелий  шли, отвернув от ветра лица, будто первопроходцы в тундре. Главное, что не просто  шли, растирая щеки, носы и утирая  слезы, но и умудрялись разговаривать.

     -Вира! – спрашивает Нина Андреевна. -- А ти ще ходиш на свинарник?

     -Ты знаешь, уже не часто. Но бываю. Как только с ногами затишье, так иду. А кто Инке поможет, кроме меня. Я ведь подруга, как-никак. И вообще, сейчас модно, когда   пенсионеры обучают молодых.

     -Ну, Инка хиба новачок?

     -Не так уж и новичок! Но у меня знаний больше. Вот, смотри. Колхоз «Шевченко»,   например, планирует в этом году получить по 2 опороса от свиноматок. Инка это тоже знает. А вот как этого достичь? Тут я должна помочь своим опытом. Или, скажем, такое. Как довести ежесуточный привес на откорме, как там  планируют, до 420 граммов? Это, знаешь, не так просто! Опыт надо иметь. Фу, уже полный рот снега. Давайте медленнее…

     -А ти думаеш, у мене на роти дверцята? Ничого страшного. Розтане, зглотнем водичку и пидемо дали. А щодо нашои допомоги молодим - ти права. Мени теж, скильки рокив на пенсии, а дзвонять. Ти, мовляв, як знайдеш вильну хвилинку, то допоможи Иринци. Ну, я и розказую ий. А чим займатися? Свои дити вже розъихались.

     -А Ирочка – девочка, ты знаешь, умница. Сейчас ведь молодежь «цикава», как ты     выражаешься. Ни здрасте вам, ни культурного языка. А эта издали кричит: «Доброго здоровья вам, титка Вира!». Будто знает, что именно здоровья мне как раз и не хватает. Придёт, сядет на лавку, как своё дитя, расспросит, подскажет, что надо.

     -Так вона ж в институт культури готуеться. А туди тильки таких и приймають. Визьми  туди полино, так з нього колода и вийде.

     -Один я – сачок. – говорит Савелий. -- Я кожен день не ходжу. А коли настае весна и починають ремонтувати технику, я сам йду в бригаду. Инших припрошуе  правлиння, а я - сам. Торик, наприклад, аж до закинчення весняних робит ремонтував.

     Нина Адреевна – женщина любопытная:

     -Слухай, Вира! А що це до Кости недавно  милиция  приижджала? Сама я не бачила,  але по селу чутки ходять.

     -Ой! Как тебе сказать, Нина? Напился как-то и поехал на тракторе к тестю. А на дороге дежурили дружинники. А он же, знаешь, какой? Всегда «прав»! Ну, и подрался с ними. А их много! Намяли бока, ещё и в милицию сдали. Дело завели…

     -О! Так и посадити можуть! А у нього - сынок. Скильки це йому?

     -Шестой уже. А что касается «посадить», так пусть сажают. Сам напросился, сам пусть и отвечает. С него всё равно пользы, как с козла молока.

     -Чому ти так думаеш, що вин такий?

     -Не веришь мне, спроси Свету. Маты, перематы, топоры, ножи. А вообще, его уже не излечишь. Слышком за выпивку взялся. Скажу по секрету: у него белокровие…

     -Що ти кажеш!?

     Пока дошли, окоченели. Ресницы почти смерзлись. И с такой радостью шагнули в   вестибюль. Думали, хоть там согреются. Но – увы! В вестибюле, как и на улице. Только ветра и метели нет. Стены, покрашенные краской, одубели, скучно так смотрятся и жалостливо. На главной стене – портреты членов Политбюро. Кажется, что  они тоже цокотят зубами.   Подумали: вестибюль-таки не зал. Там-то, наверняка, тепло. Как  можно  сидеть на собрании, если не топят? Открыли дверь, а оттуда тоже дохнуло холодом. А народ уже расселся, ждёт открытия собрания. Впереди, видит Вера Васильевна, Инка с высокой прической уселась. Ну, та с председателем шуры-муры. Этой  надо. Мужики в  шапках, с опущенными «ушами», бабы в платках. Кое-кто даже – на два. Подыскивая себе места, опоздавшие думали: неужели, мол, нельзя было хоть для собрания обогреть зал? Дышут колхозники, а изо ртов пар клубится.

     А вы думаете, в президиуме тепло? Чёрта с два! Стол поставили не на сцене, а опуст-  или вниз, на пол зала. Как всегда и как везде, красная скатерть, с боковинами аж до пола,   графин с водой (как она в нём не замерзла), стакан, ваза с тепличными цветами и   начальство в кожухах. У председателя тоже – пар изо рта. Хотя кожух у него лучше греет, нежели шуба любого из колхозников. Он ведь из натуральной  овчины. И шерсть сантиметров, наверное, восемь длины. А снаружи - кожа. Председатель ревизионной комиссии тоже в шубе, но несколько лучшего качества, чем у крестьян. Не отстал по качеству «обогревательного приспособления» и представитель Райкома – «как вас там?». Он тоже в кожухе. Где они их только берут? А вот «уши» в своей шапке он не опускал. Начальство! Притом, районного уровня! Хотя нос раскраснелся, а зубы цокотят.

     Открыл собрание сам председатель. А поскольку такой холод и, в связи с этим, спло- шное равнодушие «электората», то и слово сам себе предоставил. Получилось, как у того городского артиста-пенсионера, что приезжал когда-то в  село. Сам себя и ругает, сам се- бя и жалеет. Стоит на трибуне, переминаясь с ноги на ногу, и читает с бумажки: молока к концу года надоено - столько, мяса - столько, зерновые вообще превысили все ожидания.
Многие показатели колхоза, конечно, заслуживали восхваления. Так почему же ты,   кучерявая шевелюра, не обогрел клуб для людей? Ведь это они дали тебе такие показатели. А у него, наоборот, манера: если хорошо, значит, надо навязать на следующий год ещё большие цифры. Райкомовец ведь слушает! Чтоб видел, кто  в «доме» хозяин! В частности, говорит, по молоку надо подтянуться, а по мясу – удвоить. И нашел же причину, чтоб, казалось бы, на мелких  вопросах  разыграть трагедию. Мяса, мол, транжирим много. Назвал Лидию Костиникову, которая прошлой осенью, организовывая проводы сына на службу в армию, выписала  150 кг. свинины. Светлану Гелаевич – 120 кг. А почему они выписывают, а не покупают, скажем, на базаре? Потому, что мясо в колхозе  дешевле. Как тут, мол, выполнишь план, если на вечеринки  собирают по 200-300 чел.? Критику он, конечно, провёл деликатно. Повернул так, будто  бы его ругает Райком. А «как вас там» поддержал. К тому же, добавил, что поголовье района, дескать, снизилось и теперь надо всеми силами его наращивать.

     Вера Васильевна слушала и думала: «Господи! Как хорошо, что Вася не затеял, было, свадьбу, а Сенечка-преподобный вообще ушёл в примаки». Кстати, он нашёл себе  девушку из чужого села и переехал к ней жить. Сват, говорят, справил небольшую вечеринку, но без участия свахи, так как сын не посещал её в свои планы…

     Вот и получилось, что председатель искусственно разделил зал на две  противоборствующие силы. С одной стороны были обычные колхозники, которые дали хозяйству приличные показатели. С другой – председатель, ревизионная комиссия, Райком и красная скатерть, которая, кстати, раздражала замёрзших людей сильнее, чем раздражает красное полотнище тореадора – быка. А потом председатель сделал ещё одну кляксу. Взял и расхвалил Инку. Она, конечно, имеет высокие показатели. Но не сейчас надо было это делать. Не вовремя он выдернул из колоды козырную карту. А колхозники поняли, что к чему, и расшумелись, разговорились. Притом, так громко, что кое-кто даже выкрикивал. В итоге получилось так, что председатель себе говорит, а зал – себе. Успокоить некому, так как докладчик – он же и председательствующий. Лишь Райкомовец интеллигентно постукивал карандашом по графину. Но шум не утихал.

     И председателю ничего не оставалось, как закончить доклад, а первое слово (притом в спешке) предоставить передовой свинарке Инке. Ну, а поскольку у него была   стопроцентная уверенность, что она успокоит колхозников (красивая, начитанная, до боли своя), а у селян - такая же уверенность, что она просто подставная утка, то шум усилился. Вышла Инка к трибуне, стала, провела, как гипнотизёр, взглядом по залу, и все утихли. Что и говорить, женщина – в собственном соку. Одного лишь взгляда на неё достаточно, чтоб ноги согрелись. Прическа у неё – копной. Это удлиняло лицо, и делало  её величественной. А, может, даже и Богиней! На ней длинное, теплое пальто, с пушистым, соболиным воротом. Сапожки, явно, не из сельского магазина. Короче, видно по её убранству, что «пирипилённые яйца» крепко на неё затратился. А она, соответственно, не раз его на собраниях выручала. И на этот раз выставил её, как тяжелую артиллерию.

     А поскольку Инка – любовница председателя, плюс, женщина начитанная, красивая, то на колхозников смотрела, как на серую массу. «Озабоченно» оглядев зал, она тут же поднажала на моральный аспект. Дескать, в колхозе с цифрами не клеится, а вы тут бухтите, что в зале холодно.
     Она, конечно, хотела призвать людей к благоразумию. То есть, чтоб все прислушались к словам председателя. Но её высокие слова лишь подлили  масла в огонь. Закончить речь так и не удалось. В зале расшумелись ещё больше. Каждый из присутствующих, видимо, представил себе сценку, как они с председателем разъезжают по ночам на черной «Волге», и трибунному «штрейбрехеру» пришлось сесть на место…

     А конец собрания был таким. Три раза переголосовывали за председателя. Еле за    третьим разом Райкомовец протолкнул. Что ж! Не впервой…