Ягода кулацкого дерева. Глава 56. 1982 год

Вера Васильевна уже начала понимать, что в мире этом она лишняя. Сенечка не приезжает. А если когда и наскочит (купил же «Жигули»), то только лишь для того, чтоб в «приличной» форме «выманить» её пенсию. Дескать, я вам куплю шланг для полива картошки, удобрений привезу. И как смоется - до очередного обмана. Вася с Олей уехали жить в Россию. К её родству. Скучно стало. Ой, скучно! Одиноко! Хоть волком вой. Бывало, приедет Катя, так она её чуть ли не уговаривает: «Ты хотя бы детей привезла, что ли! А то такое одиночество, хоть криком кричи» - «Ма, дети уже взрослые. О чём они с вами будут разговаривать? Андрей в военное училище готовится. Книгами обложился, штудирует. Иван на машиниста тепловоза скоро пойдёт учиться» - «Ой, дочка! Уберёшь в хате, а сорить некому. Пусть приедут. А то с бабами только о смерти и говорить. Как собирутся и давай выкладывать: кто, что на смерть купил, где хранит. А я о смерти  не  люблю говорить. Я, чуть что, махнула рукой и ушла. А они тогда дуются. Что о смерти думать! Она сама придёт, когда надо будет. А пока живёшь, думать надо о том, как правильно вести себя в обществе. Запомни, дочка: пусть даже кошки на душе скребутся, а ты улыбайся» - «Ой, да ладно, ма. Вы что, и в самом деле умирать собрались?» - «Не! Хочу ещё на внуков посмотреть, когда взрослыми станут. Андрюшу – в военной фуражке, при погонах. Вот, как приедет ко мне в парадной одежде, так и – всё»…

     На свиноферму уже давно не ходит. Куча болезней! А среди них – ноги. Но и их иногда обмануть можно. С вечера заварил всякие травы, которые только есть в саду, огороде, попарился и, считай, на один «рейс» хватит. Так и поступила однажды, когда в хате       настолько было скучно, что аж тревожно. Подпёрла сапкой дверь и пошла. Кульгик, кульгик. Балка по ней, видно, соскучилась. Кустарники хватают за полы платья, цветочки улыбаются и смеются от радости встречи. Трудно было преодолевать подъем, но и с этим справилась. Боже, какой воздух в роще! Это же эти деревья, наверное, ровестники ей? К сожалению, не такими стали, как были. Куцые, облезлые, без  искорки  жизни. «Как и я». Зато рядом молодая поросль жируют. «Как мои внуки»…

     Когда открыла массивную и тяжелую дверь, а потом закрыла её за собой, почувствовала, что, наконец, оказалась в той среде, где ей и прописано жизнью  быть. Как рыбе в воде. Как птице – в воздухе. А ей –- на свиноферме. Пока Инки рядом не было (видно, носила корм), подошла  к  загородке.  Свиньи, будто  узнали, захрюкали, закувыкали, завизжали.

     Одни с любопытством тянут к ней пятачки-носики, другие подняли головы, поскольку именно в тот момент принимали процедуру: лежат под ультрафиолетовыми лучами, будто на пляже, загорают. Некоторые даже выскочили, обнюхали одежду гостьи и – опять под лампу, как под одеяло. И вдруг в Вере Васильевне «проснулась свинарка». Взяла в руки самого меньшего поросёнка и подбросила  вверх, как это делала раньше. Он напугался, бедняжка, заерзался, сжался в комочек и ждёт, пока  выпустят  в  баз. Вспомнилось, как  раньше откармливала, холила их, а когда приходило  время сдавать  на  доращивание, то плакала по каждому.

     А вот и Инка-картинка. С корзиной соломы на животе.

     -Що, титка Вира, не сидиться вдома?

     -Как видишь! А что это ты сегодня сама?

     -Злягла напарниця. Температура. Озноб.

     -Значит, я вовремя пришла? Давай солому буду раструшивать.

     -А я що, перечу?

     Так, в спайке, и работали первый час. Одна носила солому, другая раструшивала, чтоб маленькие поросята в чистоте содержались. Потом выгнали свиней на прогулку. В роще свежо, тихо. Ходили, разговаривали о наболевшем.

     -Ви знаете, титка Вира, наш  бригадир  зовсим  знахабнив. Ни дерть вчасно не отримати, не порадитися. Погано стало, ий Богу.

     -А что с ним?

     -Запив! Ось що! Добре було при Вадими Константиновичи! Вирно?

     -Да. То настоящий начальник! Не шестерка, не восьмерка.

     -При хороших керивниках и показники сами собою виходять. А так! Голова теперь про свинарник не думае, бригадиру воно  не треба. Значить, що, свинарка, виходить, сама  соби и командир, и начальник штабу?

     -А «пирипилённые яйца» не показывается?

     -Був якось. Але не у мене. Специально повз пройшов. Зайшов у каптьорку, а бригадир звит якраз готуе. Слава Богу, хоч тверезий був. Потим  мени  розповидав. Треба, говорив, пидвищувати показники. А  як, мовляв, их  пидвищувати? Де  резерв? А  вин - йому: читай, мовляв, газети. Там нещодавно  звитував  голова колгоспу «Горького» и обурювався, що в одниеи свинарки 6 поросят  вид матки, а в иншои 20. Ось  вам и резерв! И помитив  же, що серед  свинарок треба  шукати  резерв. А що бригадир  вично не просихае, то, як би, так и треба.

     -А я тебе говорила: «веснушчатые» - они все одинаковы.

     -Титка Вира! Ви це слово вже вдруге мени кажете. Де ви його взяли?

     -Скажу, Инка. Скажу. Только  не сейчас. – и, чтоб сменить тему: -- Ты мне лучше скажи: раз у вас с председателем не сложилось, как теперь его шофёр ведёт себя? Приезжает за «данью» для этих, как их, ну, Райкомовцев?

     -А як же! Ще так нахабно! И бере тильки добирне.

     Напаслись свиньи, наговорились свинарки, и погнали в базы, на отдых…

     Так и жила Вера Васильевна. Так коротала время. То туда сходит – поможет, то к кому- то сбегает, посидит. А, в основном, лавочка выручала. Сядет, бывало, сама-самёхонька, так как в селе вечно все на работе, и смотрит, как жизнь идёт-шагает по селу. Да разве только по селу! И по стране. В глубинке всегда лучше ощущаются ветры эпохи. Ну, например. Казалось бы, совсем недавно радио говорило, что Облисполком  разработал расценки для механизаторов, которые заняты на заготовке силоса. Помнится, что - первые 10 дней, при определенных условиях, оплата выростет до 90%. Ну, вот! А уже снуют за селом трактора с прицепами. Один за другим. Пыль столбом. Хоть белье не вешай. Видите? А «пирипилённые яйца» критиковал селян, что они, якобы, живут лишь для себя, а на общее дело трудиться не хотят.

     На лавочке получала все новости. Кто уехал из села, кто  вселился, кто  беременный, кто детей в институт отправил. Даже такую новость, как говорится, сорока на  хвосте  принесла: Гриша слёг. Очень болеет. Кровь идёт  носом. Головокружения. Говорят, что вряд ли «вычухается». Такой крепкий мужик, а – пожалуйста! С женой до последней минуты ладил, как в юные года. В болезненном бреде и сейчас только о ней печётся. Жаль человека. Уж кого-кого, а Гришу жаль. Не дай Бог – помрёт.

     На лавке получила новость о кончине Л.И. Брежнева. Это было 11 ноября. Тоже жаль! Такой человек! Столько сделал  для народа! А сколько не успел? Подумала про себя, но никому ни слова: «Ну, готовься, Вера! Теперь уж твой черёд! Хотя, постойте, господа! У меня ещё внуки не определены!» Бог услышал её слова. А вот Гриша, говорят, умер. А поскольку хата его на отшибе, да и кладбище – там, то Вера Васильевна не рискнула идти на похороны так далеко. Поставила в хате свечку и затужила…

     Как водится, после смерти Л.И. Брежнева назначили Ю.В. Андропова. Тот, конечно, дисциплину больше любил, так как сам носил погоны. Ну, и начались новые порядки. А в селе это сразу  видно. Особенно, если  наблюдать с лавки. Запретил, например, ездить домой на тракторе, автомашине и прочей колхозной технике. А Костя ездит. Трактор на ночь оставляет во дворе. А у матери всё бушует внутри.

     Сказала как-то. Да куда там!

     -Что вы всякую ерунду слушаете!

     -Какая ерунда! Государство так требует! Оштрафуют. С работы снимут.

     -Ой! И при Сталине, слышал, было! И что? Жизнь остановилась?

     -Не остановилась. Но пересажали многих.

     -Ма! Что вы всего боитесь?

     Вот и поговори ты  с ними, молодыми, упертыми, разбалованными. А старый человек – он прошёл все это и знает, чем может кончиться. Но кому ты всё  это расскажешь? Некому! Хоть выйди в поле и волком вой…