Первая встреча с фашистами у меня случилась, зимой, в 1946-м, когда мне было пять лет. В это время наша семья жила в шахтерском поселке Пионер, что под Кемерово. Время было материально тяжелое. Папа пришел с войны очень больной и часто лежал в постели со стонами. Мы жили впроголодь. Есть хотелось всегда. Оба родителя – школьные учителя целыми днями пропадали в школе, которая работала в три смены. Старшие брат и сестра уже учились и тоже полдня были в школе. Я один оставался дома и поэтому старшие меня звали домовник, и часто со словами: «А домовнику больше сахару», - кто-нибудь отдавал свой кусочек лакомства. Родители наказывали мне не открывать дверь никому.
Но однажды в дверь постучали очень настойчиво и человек за дверью что-то очень жалобно говорил. Я долго не открывал, но за дверью слышались жалобные вопли. Я не выдержал, впервые ослушался и открыл дверь. В комнату вошел высокий мужчина, замотанный в какие-то лохмотья одежды. Я испугался и убежал на кухню. Человек что-то говорил плачущим голосом на непонятном мне языке, показывал на открытый рот пальцем и чуть ли не плакал. Я догадался, что он хочет есть. Нам, малолетним детям в это время выдавали по карточкам на день по 300 граммов хлеба и все. Больше ничего, кроме картошки Я немного отъел с утра от этого кусочка, но большая часть осталась, и я отдал голодному фашисту свой почти дневной паек. Он сунул его за пазуху, кланяясь и бормоча непонятные мне слова, пятясь, вышел.
Весь день я был голодный. Когда пришли старшие, то сели ужинать. На столе дымилась в кастрюле вареная картошка. Перед каждым лежал свой кусочек хлеба. А у меня его не оказалось. Но я не признался, что хлеб отдал фашисту. Все заметили, что у меня нет хлеба, и папа отдал часть своего куска. Мне стало стыдно, и я признался во всем. Меня не ругали, но еще раз очень строго наказали, чтобы я никогда не открывал никому дверь. Позже я узнал, что это был военнопленный немец. Их в первые послевоенные годы было много. Работали на шахтах, стройках. Ходили, побирались в разоренной ими же стране. А мы бескорыстные русские голодные ребятишки, многие из которых потеряли своих отцов на войне, делились с ними последними крохами.
В Европе давно уже забыли про войну, а я все помню, как спас фашиста.
Как я спас фашиста
© Copyright: Анатолий Михайлович Кулемзин, 2022
Свидетельство о публикации №222020101257
Свидетельство о публикации №222020101257
Рецензии
Вчера случайно напала на фильм «Ржев» по повести В. Кондратьева «Искупление кровью». Ощущение такое, что я провалилась в ад. Потом сразу прочитала Ваш рассказ-воспоминание о детских годах. Не знаю, почему СРАЗУ, но будто почувствовала, что там найду продолжение той трагедии, в которую только что окунулась.
Конечно, я знакома с тем, как определяют русского человека: говорят об открытости, восприимчивости его души, о щедрости и бескорыстности. Но я никогда не встречалась с этими качествами, которые бы писатель явил нам через восприятие ребенка послевоенного времени. Теперь встретилась.
И слова вроде бы простые – без нервного надлома, без пафоса, рассчитанного на сочувствие: «испугался – убежал», «догадался, что он хочет есть», «300 граммов хлеба, и все», «немного отъел от этого кусочка», «отдал голодному фашисту», но нам, для кого эта реальность только трагическая история, а не тяжелые воспоминания, уже невозможно быть спокойными, отстранёнными от того, что читаем дальше: «Перед каждым лежал свой кусочек хлеба. А у меня его не оказалось». Что может чувствовать сейчас ребенок? Сожаление, что обделил себя и сам остался без еды на весь день? Да нет, нет! В его душе только жалость и сострадание к этому голодному человеку в лохмотьях и осознание того, что ему нужно было помочь.
И только позже он узнает, что это был тот, кто пришел на его землю убивать, растаптывал ее, сжигал, лишал детей родителей, а родителей – детей, обрекал на голод и смерть.
Не может ребенок отдать последний кусок хлеба нуждающемуся, если отзывчивости на чужую беду нет в культуре его народа, в его природе, в его душе. Он не мог не отдать – это шаг бессознательный, естественный, как дышать. И в этом, думаю, особенность характера русского человека.
Ребенка мудрые родители не ругали, а отдали ему свой паек хлеба. И сами бы, конечно, тоже накормили, явись к ним этот убийца в дом за подаянием.
За прочитанной историей вся страна, вся Россия, ее люди: то поколение, которое вынесло на своих плечах страшную беду и не озлобилось, не ожесточилось, не очерствело, и Европу от фашистов уберегло.
И мы с пониманием читаем заключительные горькие слова автора:
«В Европе давно уже забыли про войну, а я все помню...».
Так и хочется спросить у нашего молодого поколения: «А мы помним?»
Ирина Заболотская 17.02.2022 17:40 • Заявить о нарушении
Конечно, я знакома с тем, как определяют русского человека: говорят об открытости, восприимчивости его души, о щедрости и бескорыстности. Но я никогда не встречалась с этими качествами, которые бы писатель явил нам через восприятие ребенка послевоенного времени. Теперь встретилась.
И слова вроде бы простые – без нервного надлома, без пафоса, рассчитанного на сочувствие: «испугался – убежал», «догадался, что он хочет есть», «300 граммов хлеба, и все», «немного отъел от этого кусочка», «отдал голодному фашисту», но нам, для кого эта реальность только трагическая история, а не тяжелые воспоминания, уже невозможно быть спокойными, отстранёнными от того, что читаем дальше: «Перед каждым лежал свой кусочек хлеба. А у меня его не оказалось». Что может чувствовать сейчас ребенок? Сожаление, что обделил себя и сам остался без еды на весь день? Да нет, нет! В его душе только жалость и сострадание к этому голодному человеку в лохмотьях и осознание того, что ему нужно было помочь.
И только позже он узнает, что это был тот, кто пришел на его землю убивать, растаптывал ее, сжигал, лишал детей родителей, а родителей – детей, обрекал на голод и смерть.
Не может ребенок отдать последний кусок хлеба нуждающемуся, если отзывчивости на чужую беду нет в культуре его народа, в его природе, в его душе. Он не мог не отдать – это шаг бессознательный, естественный, как дышать. И в этом, думаю, особенность характера русского человека.
Ребенка мудрые родители не ругали, а отдали ему свой паек хлеба. И сами бы, конечно, тоже накормили, явись к ним этот убийца в дом за подаянием.
За прочитанной историей вся страна, вся Россия, ее люди: то поколение, которое вынесло на своих плечах страшную беду и не озлобилось, не ожесточилось, не очерствело, и Европу от фашистов уберегло.
И мы с пониманием читаем заключительные горькие слова автора:
«В Европе давно уже забыли про войну, а я все помню...».
Так и хочется спросить у нашего молодого поколения: «А мы помним?»
Ирина Заболотская 17.02.2022 17:40 • Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.