Тайны пустоши Лубенской. Глава 1. Овраг Калиновый

     Я очень люблю свой край. За всё. Но больше всего за то, что ландшафт наших земель отнюдь не форма чемодана, то есть, не ровный, не плоский, а с изюминкой: балки, овраги, рощи. Что-то в них есть таинственное. А раз люблю, то, разумеется, и не сижу в свободное время дома, как слиток безразличия, а хожу и езжу на природу: любуюсь, рассматриваю, изучаю. А когда возвращаюсь оттуда, роюсь в старых книгах, картах, домашних архивах: читаю, сопоставляю, обдумываю. Простите, каждый человек за жизнь не только в кого-то, но и во что-то влюблялся. И я не исключение из правил. Однажды с подобным "моционом"находился на восточной окраине города Синельниково. Смотрю, мою дорогу перебежал невзрачный на вид овраг. Признаться, я и раньше тут бывал, и видел его, но остановиться, как всегда, и рассмотреть вечно некогда. А сейчас вот притормозил, сошел на обочину и залюбовался творением природы. Овраг этот начинается от восточной части кирпичной ограды Рефтранса (Рефрижераторного Депо) и бежит мимо частных огородов самой южной улицы города - по пустырям, по бурьянам на восток. Вспомнилось, как старые люди рассказывали, что в давние времена на месте указанного Депо было три пруда, а от них этот овраг начинал свой бег и несся в сторону речки Нижней Терсы, выполняя, как задумано природой, функцию отвода родниковых вод. Э, да что – старые люди! Я лично видел фрагмент №8,2 карты Павлоградского уезда 1790 года [1]. Там изображен овраг Калиновый. Начало его состоит из двух рогов. При северном его роге нарисовано крупное продолговатое озеро. Видимо, потом его уже раздробили. А еще позже, когда  пруды сровняли с землей, поскольку Депо надо было расширяться, что, бедняге, оврагу, оставалось делать: так без источника и существует. И хотя этот овраг давно и твердо служит для города географической привязкой, я оглядываться на город не стал. Все-таки, я о нем знаю кое-что не только по рассказам-перессказам, но и имею много архивных документов. И мне захотелось «пройти» с ним по маршруту его бега: куда он, мол, торопится, какой растительностью «укомплектован», каков у него нрав? Ведь всё, хоть живое, хоть неживое, имеет свои особенности.

     Правда, в самом начале овраг вовсе не похож на овраг. Скорее, напоминает собой заброшенную канаву с осыпавшимися краями, с множеством, на дне, курчавых маслин, молодых кленов-«парубкив» и прочего. С южной части канавы расположилась территория  рессорного Завода. Короче, зажали  его с обеих сторон: завод, огороды. Но канава не обращает на все это внимания и уверенно бежит себе на восток, постепенно расширяясь и углубляясь. Вот она пересекла асфальтовую дорогу, которая ведет от Птицефабрики к крайней улице города - Маяковского, «корректно сняла шляпу» у места стихийной свалки мусора (пардон, мол!), выровнялась и побежала. С этого места она стала резко увеличиваться в размерах: и в ширину, и в глубину. Растительности прибавилось. Появились старые акации и скрипящие суставами клены, неп- ролазные кусты шиповника и бузины. А в одном из его мест, встретил куст калины. Потом - еще, еще. И подумал: ах, вот, мол, почему овраг называется Калиновым! Украина вообще – страна калиновая. А как этот уголок природы может прожить без такого кустика? Проснулись воображения. Может, думаю, именно под этим кустиком, а, может, под кустиком ее матери или бабушки происходили действия, описанные в одной из легенд. Будто бы, в старые времена, когда на наши земли нападали турки, один из «непрошеных гостей» был ранен под кустиком с красными ягодами стрелой со смертельным ядом. А наша крестьянская девушка вылечила его. В знак благодарности он взял ее с собой в качестве жены. И вот, когда она прощалась с подруж- ками и сестрой Калиной, то заверила, что впредь будет называть это любимое растение - калиной. Так потом и сталось. С того времени, конечно, много чего изменилось на земле, но калина лишь приобрела гордое звучание – стала символом красивой украиночки, а то и вообще Украины, поскольку у нас говорят так: «без верби и калини нема Украини».

     Куст калины, выбежавший из рощи, неброский, ветвистый, с гроздьями алых ягод. Около него не грех и постоять, и подумать, и поговорить с ним: «Понимаю, дружок, понимаю, тебе солнышко нужно, вот ты и выставил себя наперед - любуйтесь, мол, собирайте ягоды». Хотя, стоп! Ягоды пока еще не очень зрелые, то есть, лишь алого цвета. А ведь должны быть не иначе, как багровыми. И вообще, у них вкус, хоть се- йчас, хоть позже – угггггг! Кислющие! Надо дождаться первого заморозка, тогда они, напуганные приходом зимы, становятся мягче, слаще. Однако, кто желает, тот и сейчас не теряет время - заготавливает сок, делает варенье, замораживает. А что! Кинул в морозилку и смакуй зимой с горячим чайком. Уух, вкуснятина!

     А в овраге (можно его уже и рощей назвать) тихо и таинственно. В одном из мест разлеглась сказочная поляна. Тропинки – по ней: хоть на скутере езжай, хоть пешком путешествуй. А хочешь, расстилай на траве простынку и загорай. На траве пасутся коровы, телята, быки – с тонну весом! Ууу, «кака» шея! Страшновато! Но страх протрезвляют птичьи разговоры. Бог ты мой! Чего тут только не услышишь! «Едем! Едем!». «Нехть! Нехть!». Впрочем, и у нас некоторые так говорят на нефть. «Чмок! Чмок!» (целуются, что ли?), «Идиот! Идиот!». «И-й-я! И-й-я!». Или: как застрочит клювом, будто пулеметчик. А некоторые на ключе Морзе работают: «Те, те, те-те-те!». Из кустов выглянул теленок: «Ма-а-а! Ма-а-а!». «Глупышь, какая я тебе «ма»? Я посторонний». А тут и корова отозвалась: «Чо-о-о?»

     Если долго слушать, складывается впечатление, что в роще, кроме мирных диало- гов, идут «страшные кровопролитные бои». Команда за командой: «Слева! Слева!». «Глухая, что ли: чо-чо-чо?». «Окружай! Окружай!». Когда говорливые птицы умолкают, на арену выходит молчаливый дятел. Он, как барабанщик, из того же самого оркест- ра, забарабанил клювом о ствол дуба: «Тррррр! Тррррр! Тррррр!». А эхо разносит звуки далеко-далеко и оставляет их там, чтоб преобразились в тишину.

     Какая природа! Какие мелодии! Вот бы тут, на поляне расставить столы, накрыть их скатертями, поставить яства всякие да пригласить гостей: отдыхайте, мол, люди, пейте, ешьте. А пока будете работать ложками да вилками, птицы снова устроят говорильню: «Вить! Вить!», «Тюх! Тюх!» (разгорелся мой утюг), «Слышь, Вань? Слышь, Вань?» (как жена дома). Корова начнет орать, потому, что вымя, как выварка – доить пора. Какая разноголосица! Думаю: а соловьиные трели летом чего стоят? Я, в конце концов, даже песню замурлыкал: «Соловьи, соловьи, не тревожьте…». Кого? Меня, наверное? А кого еще? И медленно отсчитываю метры: где - еду, где - иду. В таком океане блаженства я еще не купался.

     Продвинувшись на пару километров вперед, обнаружил, что овраг стал вообще не- узнаваемым. Надо же! Котловина и всё! А в той котловине, куда ни глянь, рощи. Воды, правда, тут нет, но на дне стоит во весь рост поросль молодого камыша. Значит, где-то есть родничок. Камыш ведь на сухой земле расти не будет. Есть такой пример. Когда строили станцию Синельниково Ю, то, видимо, один из родников засыпали балластом. Какая тогда была высота подсыпки, не знаю, однако в процессе эксплуатации железной дороги место подсыпалось неоднократно и, в итоге, накопилось более двух метров толщины. Сегодня о роднике уже и забыли, а камыш в том месте скашивают каждый год. Влага! Вот тут, «кони мои», и - стоп! Овраг, оказывается, уперся в пруд, который вышел мне навстречу, будто «дед-бородед», густой стеной камыша.

     Взобравшись наверх оврага, определился в местности. С юга, оказывается, на возвышенности, греются под солнышком строения бывшего порохового Завода. Смотря- тся они, будто на ладони. Читал я о нем. И не раз. В местной печати и из рассказов старожилов мы усвоили, что создан он в 1902 году, а в энциклопедическом словаре Ф. Брокгауза и А. Ефрона – в 1900. [2]. Верю, как всегда, изданию, так как оно старше по возрасту. Там о нем написано так. К 1900 году в России было 3 казенных пороховых Завода: Охтинский, Михайло-Шостенский и Казанский. Но были и 3 частных: Шлиссельбургский, Саблинский и Синельниковский. Если на первых 3-х изготавливали порох и для армии, и для охотников, то на вторых 3-х – лишь для охотников. Впрочем, наш Завод славился тем, что порох выпускал высшего качества. А что! База хорошая. Там, говорят старожилы, такие подвалы!
 
     Руководил заводом С. Якубовский. На Заводе работало более 100 чел. Из бесед со старожилами знаю, что после революции (1917) числился в качестве хутора Лубянского Сельсовета. В нем, кроме строений, что на возвышенности (длинные складские помещения с вентиляционными трубами, водонапорная башня, металлическая ограда по периметру, у ворот - пирамидальные тополя), есть еще дома в роще, которая прилегает к оврагу Калиновому, из красного кирпича. То, якобы, казармы. В них жили рабочие. В войну (1941) там прятались горожане, а после войны строения использовались под коровник для животных колхоза им. Калинина. Позже там выращивали свиней. А еще позже – Завод стал Химскладом…

     Повернулся в сторону села Калиновского. Его тоже названо от оврага, так как прилегает к левому берегу его рукава. Когда село появилось на свет? На карте Павлоградского уезда 1830 года овраг Калиновый значится, а хутора нет. На аналогичной карте 1914 года к оврагу примыкает несколько хат. По Спискам населенных мест уезда 1925 года хутор уже значится. Значит, после 1910-го. Старожилы его восхищались тем, как удобно там было жить: город, вокзал, поезд – рукой подать. Особенно, от базара в восторге все. Он располагался восточнее нынешнего ДК железнодорожников. Там был пруд, а при нем торговали всякой всячиной, в том числе – конфетами  и жареными семечками, что привлекало подростков. Родители – на работу, а они босичком по росе – туда.
   
     До 1950 года в Синельниковском районе насчитывалось 90 коллективных хозяйств по выращиванию сельхозпродукции. 4 из них, центры которых располагались в Цыгановке, Лубянке, Березневатке, Калиновке относились к Лубянскому Сельсовету. А по стране как раз пошла полоса укрупнения их: из 2-3-4 делали один. Так и стало в районе 34 хозяйства. А 4 из них, входящие в состав Лубянского Сельсовета, объединились в один (им. Калинина) с центром в Цыгановке. Председателем избрали вернувшегося с войны орденоносца Гордиенко Павла Акимовича. В новом объединении насчитывалось 498 дв., 1846 жителей, более 700 трудоспособных: муж. - 219, жен. – 481. В год объединения было засеяно всего лишь 109 га. пшеницей. Хотя, тогда это казалось не мало. Кстати, а  урожай  сняли  лишь  по 8,2 ц. га. Был у них  сад: яблони и груши – 40,5 га.; абрикосы, сливы – 15,9 га. Скота было 1006 шт. Мяса и сала к концу года получили – 5950 кг. Молока надоили – 219135 л. Из техники числилось: тракторов - 0, нефтяных  двигателей – 3, конных  плугов – 48. Зато земли - 6854,7 га., из  которых 5454 га. – пашня. [3]

       В войну (1941-3) на хуторе прятались от бомбёжек горожане. После войны там  был центр  коллективного  хозяйства им. Калинина: 64 дв., 1041,9 га земли, из которых 763  га. – пашня. Выращивали высокие урожаи зерновых культур. Позже там сделали оросительную систему. Так и называлась – Калиновская оросительная система Синельни- ковского межрайонного водного хозяйства. Обслуживала 2 тыс. гектаров земель района. В основном, Новогнедского и Варваровского Сельсоветов. Сейчас село «побежало» новыми строениями в сторону райцентра. Еще с десяток хат, и оно соединится с городом. На огородах – теплицы: признак развития предпринимательства…
 
     Кстати, рукав, при котором лежит Калиновское, тоже начинается от Синельнико- во, только – севернее от оврага. Село и пруд, у которого нахожусь, как раз и сое- диняются этим рукавом. Ну, что? Раз транспорт есть, значит, надо проехать вдоль него и разглядеть. Добравшись до его крайней северо-западной точки, я оказался на улице села. Одной-единственной! Теперь еду обратно, разглядывая да изучая рукав, поскольку село состоит из однообразных хаток и особого интереса не представляет. Хотя, стоп! Восточная часть его заканчивается кладбищем. Оно, как пятачок на фоне степной растительности. Деревья – по периметру, внутри – кресты. Чисто. Ухожено. Всё так по-отечески! Кладбищ много на свете, но не везде они так ухожены. И тут я вспомнил, как однажды в архиве нашел материал военных лет (1941-3) по хутору   Калиновскому. В нем рассказывалось, как в феврале 1943 года наши войска 2 суток дрались с немцами за хутор. В итоге - отступили. А немцы, в отместку, начали расправляться над мирными жителями. Расстреляли 19 чел. [4]. Вот, оказывается, почему тут так чтут и оберегают кладбище.

     Дальше поехал вдоль левого берега рукава к пруду, около которого уже был. Оторвавшись от села Калиновского, он вдруг стал резко углубляться и расширяться. Сказка, а не рукав! Вот уж людям повезло жить рядом! По его дну, заросшему травой и цветами, разгуливают низкорослые маслины, кустики шиповника, калина пристро- илась на кромке берега. На травке, под мягкими и теплыми лучами солнца, лежат-нежатся, как и в овраге, коровы. Иные пасутся. Раздолье! А на западной бровке рука- ва шумит густая роща. Всё это географическое явление, с «приданным», впадает в названный уже пруд. И получилось, как в той  известной  песне: «два сердца слились, как будто в одно… и сразу дышать легче стало». Но тут еще не конец оврагу и рукаву. Они лишь образовали узел. За восточным бережком пруда, к которому я уже подъехал, лежит искусственная земляная плотина, по которой можно проехать от Калиновского в Лубянку и обратно. А за плотиной – еще один пруд. О, место! Курорт! Вокруг второго пруда беспорядочно стоят легковушки, а хозяева их удят рыбу, загорают, так как тут тишина и блаженство.

     Впрочем, пруды на Синельниковщине – это не скатерть-самобранка, брошенная к нашим ногам Богом. Это, в основном, явления искусственного происхождения. Речек у нас вон сколько! Так вот однажды мы задумались, что время оставило нам их либо в пересохшем виде, либо – с малой водой. И тогда в районе пошло течение по созданию прудов, как накопителей воды. Ее ведь можно использовать для орошения огородов, полей, можно разводить в ней рыбу и иметь от этого доход. Впрочем, к 1952 году прудов в районе уже насчитывалось 75, притом 35 из них созданы буквально в последние годы. Не упустили такой шанс и в Лубянке. В годовом отчете колхоза за 1955 год количество общественных гусей уже стало 71, а уток – 142. А в личных дворах сколько! Плюс, рыбы выловили за год 5,9 т. А еще – красота, культура отдыха, рыбалка и прочие удовольствия! Правда, во время дождя пруды иногда выходят из берегов. Но в этом Бог не виноват. В этом часть вины падает на нас. Посадить деревья вокруг пруда можем только мы, люди, живущие рядом. Сельсовет на 35,6 тыс. руб. бюджета, конечно же, с этим никак не справится. [5]

     Когда второй пруд (по ходу моего движения) закончился, овраг Калиновый, 
 высвободившись от лишних забот, побежал на юго-восток, разделив собой село Лубянку надвое. А я, мурлыча под нос слова старой песни «…чии ж то покоси, чия ж то дивчина розпустила коси…», поехал в направлении южной улицы села Лубянка. Человек, вообще, существо любопытное. Встретил, например, незнакомца, значит, должен разглядеть его лицо, одежду, повадки. Такой и я. Вырулил на юг, добрался до улицы, которая расположена в стороне от оврага, поехал, ради любопытства, по ней на восток, разглядывая  картины  сельской  жизни. Ну, и, поглядывал, конечно, в небо, ибо там что-то такое затевается. То ли дождь хлынет, то ли, как всегда, покрутит- помутит и - ничего…

     Бросилось в глаза, что ландшафту села тоже далеко до формы чемодана. Тут кругом балки, склоны, низменности, затопи. Не везде земля пригодна к употреблению, если не приложить, конечно, к ней труд и ласку. Но есть во дворах коровы, а, следовательно, достаточно навоза, чтоб подкармливать личные огороды. Есть гуси. Впрочем, с ценнейшим удобрением – помётом. Притом, не двое-трое на двор, а по 50 -100 шт. Пруды ведь рядом! Сами туда ходят, сами плавают, сами «гуськом» возвращаются. Что удивляет? Гуси в природе бывают разных расцветок, а тут - все белые. Глянешь на любой из дворов, а там – будто планерка медперсонала: от солнца и белизны – искры в глазах.

     Впрочем, количество  гусей  в  колхозе им. Калинина, как показывает статистика, из года  в  год  росло. Если в 1955 году было 142 шт., то в 1964 – 2797 шт. Рост, считай, в 20 раз. А в 1975 году прибыль от птицы составила 4171 руб. [6.7]. А что касается частного сектора, то он, пожалуйста, перед нами.

     Улица называется – им. Шевченко. Асфальт, хоть и разбитый, но есть. За левым рядом дворов и огородов овраг Калиновый так и бежит, параллельно. А внутри улицы жизнь течет по своим правилам. Под дворами – трактора, культиваторы. Мужички со- брались стайкой у одного из заборов, ржут-заливаются, наверное, от меткого анек- дота. Мальчик коз гонит на пастбище. Дома как дома, но почти все из белого кирпича, друг на друга схожи. Но вот попался особый «экземпляр»: в два этажа, с надстройкой. Для разнообразия, что ли? Но он один такой. Собаки чужаков тут не любят: лают, штакетник царапают, рвутся, чтоб доказать свою правоту. Но мне не до них…

     Есть вещи куда интереснее. Вот петух, например, коричневый, с золотистым отли- вом. Пасет при дворе трех курочек. Ух, «ухажеристый»! Глаз от него не оторвать. Или - сено под дворами сушится: пахнет, лучше духов. Кукурузные стебли привезли, выгружают. Цветы «сентябрины» под заборами разлили синеву своих глаз. Э, да что говорить! Тут даже, как выразилась одна из женщин, солнце всходит раньше, нежели в Синельниково. Впрочем, очень меткое выражение. Прибережем его для будущих размышлений…

     Вообще, село не хиреет. Хотя другие сейчас выживают. Кто привил ему такой иммунитет от хворей постреволюционного периода? Ну, если брать с самого начала, как говорят люди, Гордиенко Павел Акимович. Он руководил колхозом 20 лет. Я изучил годовые отчеты колхоза, района вплоть до 1985 года. И что бросилось в глаза?  Колхоз всегда держался на плаву. Хотя в передовиках никогда не был. И в отстающих, упаси Бог, не числился. Ему  было  трудно, так как  хозяйство лишь становилось наноги. К тому же, период – послевоенный. Но председатель принялся строить кирпично-черепичный завод. Рассуждал так: избавимся, мол, от саманных хат, от соломенных да камышевых крыш; будет из чего строить дома; а будет дом – семьи не будут  разъезжаться; значит, не будет недостатка в рабочей силе. Таким образом, построил  за время своего правления 305 домов. И те председатели, что после него появились, тоже приложили свои руки: птичники строили, дома. А это – дух селян, зовущий на подвиги. Потом, в 1985 году, в кресло председателя сел молодой (моложе всех председателей района), энергичный и неординарно мыслящий человек – Владимир Николаевича Рой. И где-то с этих дат в хозяйстве стали расти экономические показатели, умножилось число передовиков производства, количество поощренных и награденных за труд, жизненный уровень людей вырос. А дух отсюда и берется…
 
     Улица, по которой еду, закончилась, упершись в поперечную. Эта лежит при левом береге Нижней Терсы и называется – им. Леси Украинки. Глянул вправо – выезд из села. У «хвостика» мало дворов. Но в них – высокие, с конусообразными входами, погреба, старых образцов колодцы. Так интересно! А за ними – открывается степь. На ней дорога скачет и виляет по пригоркам. То – в село Садовое.

     С этого места и начинаю ехать на север. Улица «простреливается» насквозь. На первый взгляд, то же «село», что и на «Шевченко», но несколько солиднее. Асфальт, например, лучше. Вот - мостик. Переезжаю. Под ним бежит журчащей водичкой и непролазными зарослями овраг Калиновый. Ну, объект! Куда ни поедешь, и он там. От моста овраг взял южнее и заторопился к речке.

     На этой улице от проезжей части до заборов расстояние шире. Гуси на том, широком, участке расхаживают, важно, точно генералы, куры бегают, козы блеют, будто ждут от меня угощения. Дома тут тоже все из белого кирпича. Попадаются и средней оценочной стоимости, и - хорошей. В каждом дворе - полно фруктовых деревьев. А вот заборы, прямо скажу, кто из хозяев на что способен, тот такой и поставил: есть штакетник, есть металлические, а есть литые из бетона, на них разные  рисунки. Въезд во дворы тоже у каждого на свой вкус. Даже покраска ворот чисто индивидуальная. Вот, например, темно-зеленые. Фу, тяжелый цвет! Краска уже облупилась. Но хозяин поверх нее нарисовал крупные и очень красные розы. Так поэтично!

     Бросилось в глаза, что тут, в противовес улице им. Шевченко, собаки куда «интеллигентнее». Не лают, не царапают штакетник. А ведь - без привязи. Едешь, и пес бежит рядом. У дворов, как на выставке, стоят высокие снопы из стеблей кукурузы, валяются комбайновые рулоны соломы, бережно покрытые пленками. Это все – на паи! А чтоб ветер не раскрыл, наверх брошено по пару кирпичей.

     Вот разрыв в ряду улицы. Это выезд на правый берег речки Нижней Терсы. Бетонные плиты - в два ряда. Бетонный мост через речку. Отсюда, как на карте, хорошо видно речную впадину, саму речку, которая в этом месте многократно изгибается змейкой. На дне сверкает водичка. Коровы пасутся по широкому западному склону: рябые, черные, с белыми пятнами. Живописно так! Камыша полно. На участке кто-то сжигает огородные остатки. Серые нити дыма лениво ползут к синеве осеннего неба. Красивые луга примыкают к речке. Трава на них уже скошена, сложена в копны и накрыта обрывками пленки. Видно, что сеют на пустырях кукурузу. А в целом, земля закисает, выгуливается: авось, мол, когда-нибудь пригодится. Постоял под ивой, которая развесила ветви-нити у моста, взглянул еще раз на речные просторы и подумал: такое, друзья, бывает, лишь в сказках…

     И вдруг, о, Боже, не могу оторваться от такой красоты и всё! А ведь мне еще на улицу Центральную надо. Постоял, подумал: а, была-не была, успею! Лучше, думаю, усядусь вот тут, под ивой, где свежо, прохладно, никто не отвлекает, насмотрюсь досхочу на чудесные пейзажы, надумаюсь о красках жизни, а потом уж и по улице проедусь…