Тайны пустоши Лубенской. Глава 3. Мысли о Лубянке

    Вот и всё. Прости, читатель, что «украл» твое время. Наговорил я, конечно, много. Сам вот с трудом выхожу из раздумий. Да, богата история нашего края! Но пора ехать на улицу Центральную. Она находится в северной части с. Лубянки и вместе с улицами им. Шевченко (бывшая Дзержинского) и Л. Украинки (бывшая Калинина) образуют букву «П». А внутри той буквы разлегся овраг Калиновый. Да, да, все тот же! Прежнее название улицы (была им. Ленина) говорит, что она в селе не из рядовых. А раз так, то и роль у нее своеобразная: административный и культурный центр. Потому тут, как видим, и проезжую часть не просто посыпано щебнем, а устлано бетонными плитами. И не в один ряд, а в два. Справа, «по борту», школа высится, с огромным двором и хозяйственными постройками. А дома на улице, как на подбор, сплошь из белого кирпича. Есть дома – хорошие, есть – лучше, но явно плохих я не встречал. Под дворами торчат «задами» иномарки…

     Да, если уж и искать авторов нынешнего благополучия Лубянцев, то надо таки начинать с Гордиенко П.А. Как же! Уходя на пенсию, грудь вся была в орденах и медалях: орден Отечественной войны 1, 2 ст., орден Красной Звезды, орден Октябрьской революции; медаль за победу над Германией, медаль за взятие Будапешта, медаль за оборону Кавказа. Скажите, могла ли такая личность не нести добро людям? К 1965 году, то есть, когда уходил на пенсию, годовая прибыль вышла на границу 1441000 руб. Уже в 1966 году населению продано товара на 170000 руб. Крестьяне купили 60 телевизоров, 20 мотоциклов, 60 стиральных машин, 3 автомобиля. К 1968 году в Лубянке уже были Медпункт, Столовая, Почта, ДК, Библиотека. Крестьяне села имели 4 автомобиля, 100 мотоциклов, 95 телевизоров.
 
     Но хочется сказать и о последнем председателе – В.Н. Рой. Когда он сел в это кресло, сразу появились новые методы руководства, в результате чего стали расти передовики производства, хозяйство стало заметным на фоне района. Кстати, в отчетах прошлых лет передовиков в колхозе либо не было, либо - очень мало. А чтоб на районную Доску Почета кто-то попал, так это вообще было немыслимым делом. И вдруг к 1 мая 1985 года на ту самую Доску район подготовил 5 претендентов, 2 из которых были труженики колхоза им. Калинина: тракторист Е.Д. Гелевера (кстати, кавалер трех орденов Славы) и звеньевой Г.А. Шаповалов. В таком, примерно, ключе всё пошло и дальше.

     Развернулось строительство в Лубянке. Село стало благоустраиваться. Появился, например, магазин на 10 рабочих мест, построили школу на 290 мест, а в ее дворе – игровую площадку, стали пояляться дороги между селами с твердым покрытием, еже- годно возводили по 4 жилых дома и на льготных условиях предоставляли молодым семьям. Ни в этом ли источник духа?

     А когда колхозы упразднили, В.Н. Рой  стал  арендатором: взял 5,4 тыс. га. бывшей колхозной земли и создал С(Ф)Г «Рой». Также 2200 га. земли взяли и другие фермеры. Они  обслуживали  пайщиков  Лубянского Сельсовета. Но основным наполнителем бюджета, всё-таки, остался В.Н. Рой. Вот, для примера, попала в руки такая цифра: за 9 мес. 2014 года он внес в бюджет 76 тыс. грн. И еще. В том же году его фермерское хозяйство получило урожай зерновых выше всех хозяйств района. 54,9 цнт. с га! Сейчас С(Ф)Г «Рой» превратилось в сельскохозяйственную империю по выработке мяса. Имеет сеть магазинов по реализации продукции в Синельниково, Илларионово, Васильковке. Так и называются торговые точки - «Мясная империя»…

     Справа - опять двухэтажное здание. Крупными буквами написано: «Почта». А те,  что мельче, повествуют: здесь, дескать, распологается правление колхоза им. Калинина. У меня внутри всё взбунтовалось. Что, до сих пор не сняли вывеску? Ха! Колхозов-то давно нет, распустили, а на их месте создали фермерские хозяйства. К случаю. В советское время ходил анекдот. Будто бы в Райком партии прибыл посланец из ЦК. А в то время как раз сменилось руководство высшего органа. Заходит в кабинет первого секретаря и сразу кулаком - по столу: вы что, мол, до сих пор портрет не сняли? А первый растерялся: какой, спрашивает? Ну, ему в Обкоме и разъяснили – какой, направив работать бригадиром тракторной бригады.
 
     Дальше, справа, «Крамниця». Улавливается особенность улицы. От бетонки до дворов расстояние куда большее, чем где-либо. А к воротам-то подъезжать надо. Вот и придумали: кто из бетона отлил бордюры, кто положил готовые бетонные столбы, пасынки. А потом - у кого, на что хватило средств, тот тем и распорядился: заас- фальтировал, скажем, посыпал щебенкой, отсевом. Но, так или иначе, со стороны, ос- обенно в солнечный день, глаза устают от длинных, как нити, бордюров.
 
     До конца улицы оставалось всего ничего, и я обратил внимание, что слева от нее оторвалась более мелкая, поперечная, улочка и крупной щебенкой побежала вниз, то есть, на юг. В этом месте расстояние до оврага Калинового еще немалое, вот она и заполнила пустоту буквы «П». Можно бы и ей уделить внимание (хоть и мелкая, но улочка таки), но погода что-то не нравится: тучи, гроза…
 
     При выезде с улицы на дорогу, ведущую в Синельниково, встретился с фермерской техникой. Справа, за высокими бетонными плитами стоят трактора,                сельскохозяйственный инвентарь. Это, впрочем, последний объект улицы. Что ж, прощай, Лубянка - матушка города Синельниково. Ты его породила, тебе и честь, и хвала. А, может, и не матушка, а бабушка, так как Синельниково тоже уже «наплодил» на своих землях немало сел и хуторов. Здравия тебе, пустошь Лубенская! Живи на радость себе и людям и процветай. А я поеду дальше. Хочу все-таки порассуждать в пути о твоих детках, о коих ранее, помнишь, упоминал, как об урожденцах села. Где они сейчас, как живут, верной ли тропой пошли? Если, конечно, дождь не помешает. Ибо от Днепра уже «наезжает» туча…
   
     «А дорога узкою лентою вьется». Как и тогда, когда  ехал сюда. Такая же неровная,  такая же тряская. Дороги у нас все «не с иголочки». Но ехать надо. Хотя бы потому, что - домой. А в дороге, как всегда, мысли опережают молчание. Вот и сейчас вспомнился Яков Тихонович Никоненко. Тот, что в 1911-м родился в Лубянке…

     А гроза уже «постреливает». То слева бабахнет, то справа. Да громко так! Ну, дела! Где ты, дождик, летом был, когда тебя ждали? А то, бывало, приедешь на огород, а там, как на сковороде, жарко. Фасоль уже усы пустила, а дождя не видела. Картошка отцвела без влаги. А ведь она основной наш кормилец. Укропчик охлял. А капуста вообще не взошла, хотя дважды сеял. Потом брызнул как-то один раз и опять – ни тучки в небе. Так, что давай, поливай, дорогой. Промокну, но счастлив буду…
 
       Да, а умер Яков Тихонович в Синельниково. В 1971 году. Провожали в последний путь всем городом. Оркестр. Венки. Речи. Его и сейчас помнят. После Великой отечественной войны (1941-3) он работал директором Гормолзавода, руководителем Райсовета Осоавиахим. Помнят, как государство, за особые заслуги перед Родиной, выделило ему жилье в доме, где в старые времена, якобы, располагался Банк. Помнят, как выступал на минингах города, поздравлял с праздниками…

     Ой, туча, туча! Ну, и пусть! Потому, что: знаете, что такое огород без дождя? Это я вас спрашиваю - не огородников? Знаете, что это такое – нет дождя? Долго! Все лето! Нет, вы не знаете, что это такое! Это… Это…   Голод, если хотите. В отдельно взятой семье. О других судить не берусь…
   
     А многое о Якове Тихоновиче могут рассказать архивы. Вот, например, подшивка газеты «Красная Звезда». Пожелтевшие листы. Выцветшие местами буквы. Особенно бросаются в глаза слова: «Смерть немецким оккупантам». Доходишь до №286 от 4 декабря 1943 года. Суббота. На странице – масса статей. Все о войне. Тут и «От Советского Информбюро», и «Встреча Рузвельта, Сталина и Черчилля в Тегеране», и много, много другого. А среди тех статей есть и такая: «О вручении орденов и медалей СССР».

     Если в нее вчитаться, то, как бы, сразу окунаешься в события тех лет. На боевую позицию, как сказано, прибыл Заместитель Председателя Президиума Верховного Совета СССР М. Шагадаев, чтоб вручить воинам награды. Там, в основном, ордена Ленина и Суворова 2 ст. А подвиги, за которые они удостоились наград, описываются так: «за образцовое выполнение боевых заданий», «за умелое и мужественное руководство боевыми операциями», «за образцовое выполнение заданий правительства» и так далее…

     Слышу, уже по горячей спине забарабанили мелкие капли. Что ж, вынужден, как говорится, ретироваться. Остановился. Оставив скутер на обочине, спрятался под «зонтик» - шикарную крону старой шелковицы. Она стоит в лесопосадке, среди других деревьев, и привлекает тем, что, во-первых, растет на возвышенности, значит, ноги мои не промокнут, во-вторых, листья у нее так густо расположены, что напоминает собой цыганский шатер. А господин гром тем временем бочки с водой передвигает. Не перекатывает, заметьте, а именно передвигает. Будто по металлической крыше. Заг-  отавливает, так сказать, боеприпасы. Такой звук! Думаю: ну, сейчас, мол, откроет в бочках пробки, и вода как польется! Господюшка, произношу, а знаешь ли ты, что у меня в багажнике плащ имеется? Новенький! Всего лишь один раз надевал. Так, что не пугай. Дай нам дождя! Дай! Раскупоривай свои бочки! И я метнулся, чтоб взять плащ. Надел, застегул пуговицы, присел под дерево…

     А мыслы снова – туда же. Будто бы читаю, как гвардии майор Я.Т. Никоненко (и еще 2 офицера) получает из рук М. Шагадаева «орден Ленина и медаль «Золотая Звезда» вместе с грамотой о присвоении звания Героя Советского Союза. Ничего себе награда! И ищу глазами - за что?

     Кстати, у меня тут, под шелковицей, тоже, как на фронте. В небе гремят «артиллеристские залпы», а я все-таки пытаюсь поставить носок туфля за периметр кроны, чтоб убедиться: будет дождь, не будет? Ага, вот одна крупная капля «шлепнула» по глянцу моей обуви. А кожа на ней горячая – так и расплылась капля до размеров голубиного яйца. Поэтично! Значит, что – будет? Раскаты грозы то сзади слышны, то с боков. Окружают! Окружают! Не сообразишь, под какую часть кроны прятаться. А всё, что зеленое, напряглось, уставилось в небо и, как в опере, помните, «Хлеба! Хлеба!», требует дождя. То раскаты вдруг становятся похожими на комканье хрустящего листа бумаги ладонью. То посыплются с неба холодные стрелы дождя. То опять «ветер внаглую срывает с металлической крыши кусок жестянки». А я смотрю и слушаю, как в небе идут «позиционные бои»…

      Еще успеваю и думать. О Якове Тихоновиче, разумеется. На вопрос, за что получил  высокую  награду, лучше  всех  ответила  газета «Синельниковськи висти» (№ 18 - 2010). Если коротко - за форсирование  реки Днепр. А если  конкретнее, то - за подвиг. Вот он, подвиг. Шел, пишет газета, сентябрь 1943 года. Гвардии майор Я.Т. Никоненко, как командир стрелкового полка, получил команду выйти к реке Днепр в районе с. Перевалочного. А на противоположном, высоком, скалистом, берегу, в районе Мишуриного Рога, давно уже окопался, вооруженный до зубов противник.

     Как форсировать реку таким количеством людей (полк!), как преодолеть сложности правого берега (высокий, скалистый), как сходу вступить в бой против танков? В этом и заключался талант командира полка Я.Т. Никоненко. Но он всё это «просчитал» заранее. Во-первых, раньше других подразделений дивизии вышел к берегу. А это главное. Во-вторых, силами разведки «прощупал» берег. Тоже – не маловажное. В-третьих, провел среди бойцов разъяснительную работу. В-четвертых, умело выбрал время форсирования. Полночь! Когда противник расслаблен, дремлет, когда, вместо сплошного освещения плацдарма, перешел на «дежурные» ракеты…

     Ха! Вы посмотрите на него! Комарик появился. Дззз! Дззз! Испугался дождя, бедняжка. Дззз! Дззз! А тощий! Ты что, не кушаешь? Как против ветра летел? А до шелковицы как добрался? Дззз! Дззз! Но его звук «накрывает» гроза. Такое ощущение, что кто-то горох на решете сеет. У меня, впрочем, от комаров всегда в кармане лежит маленький флакончик тройного одеколона. Шею помазал, виски, нос и – будь здоров, комарик! Думаешь, ты один такой умный, а мы – папуасы? Э, знаем тебя. Ужалишь - шишка вскочит, надо с недельку прятаться от людей. Читал о тебе. Еще тот «фрукт»: ушей нет, а все слышит. Усики, оказывается, у него очень чувствительные. Ну, давай,  приближайся. Если жужжит, значит, самка. А кровь человеческую сосет только она. Дззз! Дззз! Дззз…

     Так вот, в полночь воины полка Я.Т. Никоненко на самодельных плотах подкрались к скалистому правому берегу. С техникой и снаряжением взобрались на плацдарм. И тут командир полка решительным голосом скомандовал: «Вперед, гвардейцы!» И все дружно ринулись в атаку. В стане врага опомнились, что в чем-то просчитались. Начали пускать танки. Но их атаки каждый очередной раз захлебывались. Тогда оставалось одно: бросать оружие и бежать…

     Звонит моя жена:
 
     -Скоро приедешь?

     -Черт его знает! Как дождь себя поведёт?
 
     -А с обедом как?
 
     -Не знаю. Я кушать не брал.

     -А если на сутки затянет?
 
     -Значит, стану тощим, как комарик.
 
     -Какой «комарик»?

     -Да залетел тут один. Тощий, как промокашка. Но дзижчит.
 
     -Слушай, ты же сухарики брал? Для собак…

     -Брал. А что, верно мыслишь: прижмет, придется размачивать…
 
     Когда вручение наград закончилось, продолжает «Красная звезда», Герой Совет- ского Союза Яков Тихонович Никоненко вышел перед строем и от лица награжденных поблагодарил командование, Верховный Совет. Такие наши Лубянцы-Синельниковцы! Это же надо! Сам Заместитель Председателя Президиума Верховного Совета СССР тискал руку! ТАСС говорило на всю страну!..

     Стою под шелковицей и думаю: значит, человек жизнь прожил не зря! А в небе то гром, то молния. Спрашиваю в воздух:  почему он, мол, гремит? Отвечаю в шутку: наверное, потому, что Господь решил все бочки использовать одновременно. Дай, думает, хоть раз угожу людям. А бочки сорвались со своих мест, скатились в кучу, и получилась толкотня…
 
     Снова - жена:
 
     -А у меня уже лужи!

     -А тут разве что земля лишь потемнела.

     -Даа?
 
     -Слушай, нахрен он там, на асфальте, нужен!
 
     Размышляю. Значит, что получается? Дождь сначала поливает высокие точки земли, как, скажем, Синельниково, а потом идет по впадинам? Так, что чуть позже и сюда заглянет? Если захочет. Нате, мол, и вам, Боже, что нам негоже. Хотя, не стоит торопиться с выводами. Вон уже сорвались косые стрелы…
 
     Так, что, хватит времени и о Федоре Максимовне порассуждать. Помните, которая в 1916-м родилась? В той же Лубянке. Если Якова Тихоновича я лично не знал, а пишу о его жизни лишь с бумажных источников информации, то с этой женщиной имел честь знаться. Жила она по ул. Курганной. В Синельниково. А я, находясь в вечном поиске краеведческих сенсаций, в 2010 году заглянул в тот уголок. Если заходить на ее улицу с западного конца, то справа второй дом – это ее гнездышко. Сейчас, конечно, ее уже нет. Люди не вечны. А тогда, смотрю, около калитки стоит старушка. Низенькая. Щупленькая. В пальтишко. Хоть и лето. А краевед только за стариков и держится. Познакомились. Разговорились. Знаете, прекрасный собеседник! Рассказала, что живет в доме одна. А дом большой, обустроенный, с двором, грядками. Что дети уже взрослые, отделились, имеют семьи, работают. Одного из них, якобы, даже депутатом городского Совета в Ялте избрали.
 
     Обратил внимание, что двор при доме – не заросший травой, сад и огород – ухожены. А  ведь ей 94! И меня потянуло на «не протокольные» вопросы:

     -Кто, интересно, вам помогает, что у вас так всё прибрано, прополото?

     Ответила скромно:

     -А я нэ привикла довго спать. Як тильки сонечко виглянуло, беру сапку, и давай наводити порядок. Люди - на роботу, а я вже и впоралася…

     А стрелы дождя, что косые, оказались обнадеживающими. Поднялся ветер, зашумела листва. Ах, где ты летом, спаситель наш, был? Чем ты сейчас можешь помочь урожаю? А ничем! Всё отцвело без тебя, всё завязалось. Но клубни и семена не радуют. Так себе! И всё-таки, слава Господу, хоть на будущий год задел будет. Стучат капли по широким листьям шелковицы. Всё вокруг шумит, шелестит. У поэтов это называется музыкой дождя. Но гром, уступая место дождю, пошел напопятную: всё тише, тише стал. Ушел, как бы, отстреливаясь. А вместе с ним преобразился и дождь: стал мелким, но, видимо, затяжным…

     Федоре Максимовне, как я понял, судьба не сулила быть в начальстве или, скажем, срывать с неба звезды. Ей предписано «конспектом» жизни быть простой, тру-   долюбивой, настойчивой и хмельной от домашних забот женщиной. Так она по нему и шла, будто по нотам. А еще она была очень смышленой. И это ее всегда выручало. Кто знает, может, даже и оттого, что, как предсказывала повитуха, умело развязала собственную пуповину? Как знать!

     Детство у нее было трудным. Потому, что - большая семья, а в стране – то революция (1917), то гражданская война (1918-20), то коллективизация (1930-е), то бесконечные «чистки рядов». А юность утонула в работе. «Николи було и вгору глянути». Работа на земле. Суета у печки. А когда, казалось бы, и свою семья уже пора создать, явилась-не запылись вдруг война (1941-3). Эта сразу все перевернула с ног на голову. Мужскую часть населения Лубянки поставили в строй. Женщины денно и нощно строили заградительные валы, участвовали в дозоре на западной границе села. А враг всё приближался. Первыми стали «наведываться» самолеты. Они создавали страшный рев, сбрасывали бомбы, разворачивались и улетали. Другие прилетали, делали то же самое и опять исчезали.
 
     Спасибо обычаю, что в Лубянке строили глубокие погреба. В них, как-никак, можно было во время бомбежки отсидеться. За счет них многие спаслись. Но было и такое, что и погреб не помогал. Однажды, во время очередного налета, в погребе погибла жена бригадира Лубянской тракторной бригады Александра Ермолаевича Шкоды. Того, что был вожаком молодежи села. Чего это Бог с ним так поступил? За что? Уважаемый ведь человек!

     Для молодого главы семейства потеря жены явилась ударом «ниже пояса». Пятеро детей остались без женской заботы и ласки! А двое из них – ранены. А детки те, Господи, один другого меньше! Кто теперь будет готовить кушать, купать, стирать, читать колыбельные? Вопрос встал перед Александром Ермолаевичем во весь рост – кто? Значит, надо срочно подыскивать женщину. Вот незадача! И выбор почему-то пал на Федору Максимовну. Встретил её как-то многодетный отец и изложил свои планы. Что она могла ответить? Кругом разруха, неустроенность. А тут вдруг тебя заметили, выбрали. А потом… знаете, каждый из нас, кроме суеты жизни, для чего-то конкретного рожден. Она, видимо, для того, чтоб в ущерб своему счастью, приносить счастье другим. Вот и согласилась - «на пятерых»…

     А у меня гром. Кааак даванет! Будто что-то в небе разломилось надвое. Даже шелковица задрожала. Капли дождя стали мельче, но гуще. С листьев закапало на плащ – кап, кап, кап. Какое это блаженство слушать такие ноты! Вдали дымка показалась. Особенно, по ложбинам. Небо над Днепром стало проясняться. Конец, наверное, всему. Так, что сухарики придется отвезти домой. Вот еще постою, пока всё окончательно «устаканится». Ведь дымка – это, впрочем, сигнал, что готовься, дружок, в дорогу. Так всё и произошло. По мокрой траве, точно кот по росе, осторожненько добрался до скутера, вытер сидение, приборы на руле, уложил плащ, чиркнул стартером, будто спичкой, и покатил…

     Асфальт «выстиранный», смотрится, как белье на веревке. Видна каждая ямочка, которую раньше и не замечал, каждая трещинка, каждая травинка, пробившаяся из  земли наверх. Лужи разбросаны, напоминая собой балконные стекла. По ногам и рукам иногда от них перепадает. Но еду. И не только. Еще и продолжаю «обсасывать», как сладкое куриное бедрышко, судьбу Федоры Максимовны. Надо же! Так резко изменить курс корабля своей жизни!
 
     Что такое пятеро детей? Это, если рассуждать с высоты сегодняшних дней, чуть ли не группа, ну, может, группка, в детском садике. А, может, звено. А на календаре -  то военные годы, то голодный 1947-й. Колхозные амбары, если где такие и сохранились, даже мыши покинули, ибо в них пусто. Дома тоже, как говорят, хоть шаром покати. А кушать-то хочется. Муж что, оделся и – на работу. А ей надо всех разбудить, утихомирить, умыть, накормить, еще и самой успеть с сапкой на колхозное поле. Там всё в бурьянах. А рядки длинные. А солнце всё никак не спускается к горизонту. Перешла в тракторную бригаду. Готовила еду для мехнизатортов. А вечером опять – мытье, стирка, готовка. Не знаю, не встречал, может, где и метче сказано о женском труде, но классик, по-моему, лучше всех выразился: «…долюшка женская! Вряд ли такую сыскать!»…

     Да, от того, что смотришь на лесопосадку осенью, после дождя, одно умиротворение. Тишина. Покой. Деревья стоят гордо, с чувством выполненного долга перед природой. И с проседью в волосах. Они напоминают собой матерей-героинь, нарожавших детишек, а теперь вот заботятся о них…

     Позже, когда Федоре Максимовне стало совсем невмоготу, ввиду отсутствия хлеба, пришлось ехать с малышами к родству мужа в Казахстан, и некоторое время перебиваться там. Страна, как бы, одна, думала, а хлеба там больше, чем тут! А знаете ли вы, что такое переезд? Еще и с детьмы. Суета. Вагоны. Слезы. Чужие люди. Неустроенность. Но все перенесла, все выдержала «долюшка женская». О, если бы после этих страданий да наступил конец! Если бы! Но пришлось те силы, которые чудом сохранились, везти сюда и продолжать расходовать их тут. Затеяли с мужем строить в Калиновском хату. Рядом с Лубьянкой. Шутка ли! Столько детишек, а нормального жилья нет. Глава семьи к тому времени уже работал на железной дороге. Как-никак, там хоть заработки стабильные. Это сколько же надо энергии, чтоб начать подобную работу? Но рискнули. В свободное от работы время (а это только ночь), по выходным дням делали саман. Благо, в рукаве оврага текла вода. Та, что, помните, от родника паровозного Депо бежала. Глину копали, солому возили, носили, а босыми ногами месили…

     Когда едешь по трассе, по любой, всегда глаза видят лишь лесопосадку. Для кого-то она – обычное, рядовое событие, а для меня она напоминает толпу людей. И на каждое, отдельно взятое дерево, я смотрю, как на личность. Дерево – имя существительное. И человек – имя существительное. Гляжу на «толпу» и анализирую. В ней, как и среди людей, есть толстые деревья, тонкие, в зеленой одежде, серой, коричневой. Одни – чересчур высокие, даже выпирают, другие низенькие, даже жалко, бедняжек. Третьи, как например, сирень, маслина, выскочили на край из толпы и, схватившись между собой за руки, не пускают остальных к дороге. Не дай Бог, мол, нашкодничают! Короче, всё, как и у людей. И где-то там, в той толпе, наверняка, есть дерево, судьба которого такая же, как и у Федоры Максимовны. Может, это сирень, а, может, маслина? Кто его знает! Но, уверен, оно есть…

     А когда и те препятствия преодолела, возникли новые. Надо было ходить с мешком на ул. Поворотную, что в Синельниково, и носить оттуда «огрызки» угля из топок паровозов – «пламенный», «тлеющий». Это она так сама его окрестила. А чем обогреть жилище, деток, себя и мужа, в конце концов? Было дело! Было! Даже, когда на седьмом месяце беременности находилась, не пропускала ни дня. На спине - мешок с углем, в руках – ведро, решето, лопата…

     С трассы видно, что в лесопосадке кто-то жег траву. Ну, приспособился человек! Сжеч, препаратом попшикать, чтоб не росла. А сапку в руки, как Федора Максимовна, что, слабо? Смотрите, на некоторых деревьях даже ветки прихватило пламенем. Стоят обугленные и взывают о помощи. Я как-то разговорился со знакомым на эту тему. Ну, что это, говорю, переведем ведь природу! А он мне: ой, отойдет! Дальше я лишь подумал: а если б, мол, тебе по голове - лопатой, отошел бы? Может, и – да, но не так, как хотелось бы…

     В Федоры Максимовны уже двое своих, то есть, совместных деток стало. А          арифметика, знаете, штука строгая: пять плюс два равняется семь. Вот! А их еще обучить надо, поставить на крыло. А живут далеко от школы. Вот и пришло вдруг решение – перебраться жить в город. Что, опять строиться? Вернулся однажды Александр Ермолаевич со смены, как рассказывала Федора Максимовна, и говорит: всё, мол, баба, будем жить на кургане! Как «на кургане?» Что за курган? Оказывается, после того, как дома обговорили вопросы переселения, он начал ходить по городским конторам и просить о выделении плана. Добился. Странно только одно: всем, как правило, дают  участок на ровном месте, а ему – на кургане…
   
     Молодое поколение, наверняка, живет и не ведает, что в Синельниково исстари стояло три кургана. Два из них в том месте, где сейчас ул. Дружбы соприкасается с ул. Курганной, а третий – где дом Федоры Максимовны. Так вот. Всех тех курганов сегодня уже нет. На «головах» каждого из них стоит по дому. Как ровняли с землей два кургана, которые возвышались по ул. Дружбы, я не знаю. Но их сейчас уже нет.    Если не считать, что остался след. А Александр Ермолаевич «подгонял под уровень земли» с помощью жены, друзей, лопат, бричек, тачек. Взгляните сейчас на то место. Даже и не подумаешь, что под домом стоял курган…
 
     О, «косой» выскочил из лесопосадки на дорогу. Дождь выгнал с лежки, что ли? Разбудили, бездельника! Постоял серяк с белым брюшком, осмотрелся и шмыгнул в мокрую траву. Видно, по ее верхушкам, как путает следы, хитрец. Подожди, дружок, еще немножко. Придет зима, выпадет снег, и ты тоже станешь белым. Чтоб охотники не замечали на фоне снега. И пристроился же, сукин сын, жить под городом. Что тут до ул. Маяковского – рукой подать? Уже отсюда видно осеннюю особенность Синельниково. Всё во дворах, и вокруг них, горит и пылает сине-голубым цветом. То – сентябрины. Что не куст, уйма бутонов. А другие цветы, те, что летнего сезона, ушли по отпускам. Вот и приходится этим «работать» за тех. Дождик да ветер их, правда, немножко разлохматил: кое-где даже головки поникли…
 
     Казалось бы, всё в жизни сложилось: дом построила, и не один, дерево посадила, и не одно, детишек вывела в люди – одного, правда, потеряла на тернистом жизненном пути. Теперь живи и радуйся. Так нет же. Господу показалось, что мало еще испытаний перенесла эта хрупкая, но стойкая женщина. И он ей подкинул – новое. Однажды Александра Ермолаевича направили от работы на лесозаготовку. В Сибирь. Уехал, говорит, и не вернулся. Обращалась в разные инстанции. Ничем не смогли помочь. Пропал безвести и всё. А ты, Федора Максимовна, мол, думай, переживай до конца дней своих. Так оно и было. С этими мыслями и ушла от нас. Царство ей небесное. Упокой, Господь, душу её!..

     А в городе лужи не такие. Больше  в  размерах. Тишь на них, гладь. Так сказочно! В них дымчатые и белые облака плывут, пузатые, как клубы пара над трубой паровоза, как сахарная вата. А их окружают лоскутки голубого, только что отплакавшегося неба. Точно глобус: материк, океан. И солнышко с краю выглядывает. Опора электрическая вниз головой торчит. На ней боковой фонарь освещения висит, с чашечками, с проводами. Так чудненько! Машина колесами вверх лежит. Зрелище! Ууу! Внучок знакомого, когда тому годика три от роду было, любил пейзажи в натуре смотреть. Однажды, рассказывал, вывел его ночью на балкон и показывает звезды на небе. Он смотрел, смотрел, а потом и говорит: а что, небо покрыто черной бумагой, а бумага – с дырочками? Да, деда? А за бумагой, наверно, прожектор стоит? Да, деда?..

     Еще раз вспомнил о Якове Тихоновиче и Федоре Максимовне. Думаю, а что, если б я обо всех  новорожденных Лубянки того периода рассказал? Метрические книги ведь не тощие. Кого бы мы, интересно, перед собой увидели? Конечно, героями Советского Союза все не стали бы, но честными тружениками и порядочными людьми, как Федора Максимовна, наверняка…
 
     Вот уже сворачиваю на ул. Гоголя. Родное всё. Своё. Вот железная дорога          «простреливается» между постройками. Вагоны грузовые вытянуты в ряд. Один из них выхватил взглядом целиком. Смешно так! Сбоку смотрится, как четыре велосипеда и ящик. Вот уже – железнодорожный мост. Северный. С его высоты, если кинуть взгляд в сторону бывшего свеклозаготовительного Пункта, можно было бы видеть вдали новый Элеватор, как писала местная газета, на 27 тыс. тонн зерна, построенный по инициативе В.Н. Рой и сданный в эксплуатацию в июне 2017 года, но город весь в буйных кленах, акациях, а это мешает. Спускаюсь на ул. Музыкальную. По пути, справа, встречается новый большущий магазин «ГрандстРой». Капитальное одноэтажное строение, с широкой площадью перед ним. И тут четко улавливается окончание - «Рой». Наконец, улица упирается в Привокзальную площадь, и мне, хотелось бы этого, не хотелось, бросается в глаза трехэтажное здание. Самое крупное в этом месте. Всё под стеклом. Внизу – магазин АТБ. Северное крыло – «Грандстрой». На втором и третьем этажах - «Атлант»: продукты, конфискат. А если еще повернуть к ступенькам, по которым поднимаемся к вокзалу, то там обязательно на глаза попадется магазин «Мясная империя».
 
     И всё это - В.Н. Рой…

     Что ж! Мой маршрут окончен. Еду на «базу». Шучу: «Осторожно, двери закрываются! Да, а все ли пассажиры вышли? Лубянские в салоне не засиделись? Хотя, какая разница: и Лубянка, и Синельниково, если отталкиваться от старых мерок, то есть, от начала начал, это одно и то же – участок № 61. А если рассуждать с высоты сегодняшних дней, то – ох, смотрите, «пановэ», как бы Синельниково снова не оказался, в шутку будет сказано, под началом Лубянского Сельсовета, как когда-то – волости…