Московские. Ч. 3. Вечер взахлёб

  Начало: Московские. Ч. 1.  http://proza.ru/2021/12/23/1447
          Московские. Ч. 2. День второй.  http://proza.ru/2022/01/05/1358

– Оле непременно нужно поступать в пединститут, – сказала Вера Ивановна, отпив из  бокала в виде лилии, – у нас во второй палате все ждали её дежурства, расстраивались, если по каким-то причинам  она не могла заглянуть вечером. Вызвать у больного интерес к жизни – тонкая  терапия. Она это делает, шутя.  Ну, кто  мог подумать, что в животном мире  есть отцы – нашим многим поучиться, те же  королевские пингвины. Или про блох и вшей, простите меня, что за столом,  может, кто-нибудь из вас интересно рассказать?
– И что там выдающегося? – засомневалась Кира.
– Ничего особенного, – сказала Оля, – просто появилась гипотеза о происхождении бескрылых насекомых – от морских креветок.
– Ужас какой! – сказала Нина. – Хорошо, что я не любитель пива.
– Это ещё что, – улыбнулась  Оля, – у хищных тираннозавров, бегающих крокодилов, образно, конечно, современные рептилии не имеют к ним отношения, на Земле после всех катаклизмов  сохранился настоящий потомок – курица. Некоторые виды  были с перьями…
– А я что говорила?! – тут же нашлась Кира. – Дурная затея – выращивать бройлеров!

 Я уши развесил, восторгался, а сам не мог вставить ни одной путёвой фразы. Почему так  бывает в жизни – если всё хорошо и даже  замечательно – жди,  появится  особа с талантами, заблокирует тебе логическое полушарие.
 
 Помню,  в  пять лет – радостный, в предвкушении чего-то вкусного во рту захожу  с мамой в  магазин, а там  девчушка, копна волос, в углу кулаками глаза трёт, плачет, и так жалостливо. Вырвался я из родительских рук и давай несчастную жалеть – целовать, а она – ещё сильнее реветь.  Взрослые  в очереди хохочут, говорят, жениться  должен – не ума не фантазии… Мама на обратном пути: «Ну как же ты так?! Она же  сопливая,  к тому же  избалованная. Не купили ей родители сладкого – вот и ревёт». А я: «Нет. Она хорошая и красивая!» – Не понимают нас родители…

– Разговор  про блох трогательный, – сказала Кира Георгиевна, – но давайте не забывать о чае. Смотрите – шикарные заварные Оля принесла. Делай как я! – с этими словами она взяла из вазы профитроль, откусила половину.  – Ум! Чудо!

 Мы с Ниной  тоже взяли по шарику с белым кремом,  Вера Ивановна и Оля потянулись за  эклерами в шоколадной глазури.

– А Вы, что так улыбаетесь? – неожиданно спросила меня продвинутая медсестра прямо в лоб.

 «Я не хотел», – была моя первая мысль, но вслух сказал  ещё хуже.

– У Зощенко есть рассказ «Аристократка»… там люди тоже эклеры едят…

 Тут Нина зажала рот  рукой. Остальные  за столом усмехнулись, а она, видимо, не успела чай проглотить или кусочек пирожного,  вскочила  с места, замахала  рукой и убежала в ванную. Вера Ивановна проводила внучку взглядом, сказала.

– Ничего страшного – у неё просто богатое воображение.  А рассказ хороший и автор замечательный,  дух  времени, безусловно, передает, но всё-таки – Ильф и Петров мне ближе. В «Золотом телёнке» словно моя  юность – я  с удовольствием  листаю этот роман.  Если хотите, молодые люди,  окунуться в ту атмосферу, читайте его не спеша – лучшего описания нет.
– Я бы поспорила, – сказала Кира Георгиевна, – но не сегодня.

 Оля прожгла меня испепеляющим взглядом, когда на кухню вернулась внучка и обняла Веру Ивановну.

– Не ожидала, что однажды в пятницу  могу  так бесславно закончить жизнь, – сказала Нина, усаживаясь за стол, – что там, начали уже без меня про Фёклу – рыбницу?
– Нет. Я ещё не закончила о литературе! – сказала Вера. – Чтобы вызвать  на откровение, Оля подсовывает темы из романов: «Знахарь», «Поющие в терновнике»,  «Сага о Форсайтах»  – в палате все попались на удочку, – улыбнулась  Вера Ивановна, – её методы я раскусила, но «Атлант расправил плечи» Айн Рэнд  от юной медсестры – никак не ожидала! Работать с людьми, Оля, твоё призвание.

 «Ужас! – подумал я. –  Сейчас этот профессор с рюшками задаст мне простенький вопрос, а я ни в зуб ногой со своим Зощенко».

– Ну, теперь ясно,  как вы познакомились… на чём сошлись… чем сердце успокоится, – усмехнулась Кира Георгиевна, – а я уж думала,  родственница.
– Я до сих пор на это надеюсь! – воскликнула Вера Ивановна. – Лежала в палате, мечтала: вдруг от брата  весточка  такая, с  гражданской. А себя  вопросом мучила – почему не родила ещё девочку? – Можно ведь было, вполне. Мальчишек не знаю, как воспитывать, а девочку-то…
– Да-а! – усмехнулась Кира.  – И когда же ты собиралась это сделать – в 29-ом?  В 37-ом? Не в 16-том же!
– Да. Революцию я приняла вместе с тобой, – грустно ответила Вера, – и не пожалела.
– Сорви голова – какая есть! – сказала Кира. –  Давайте, «рабяты», ещё по пирожному!

 Настроение за столом было отличное, уговаривать никого не пришлось. В  вазу стали нырять  женские  пальцы. У Оли они были удивительные:  тонкие, изящные, ногти  без лака, почти детские: «Интересно, как она ими делает уколы?»   У  Нины руки были по-своему красивые:  ухоженные,  с розовым маникюром…  я мог разглядывать её сколько угодно, а на Олю глаза не поднимались – к человеку надо  привыкнуть, наверное…

– А в девичестве какая фамилия у бабушки была? – спросила  Кира. – Фёкла – это же Феня?
– Яблонских, – ответила та.
– Польская?
– Точно не знаю. Бабушка  говорит, прадед  на Волгу  из Белостока пришёл, других  сведений не осталось.

«Я обрадовался, что на Волгу,  как  будто это всё  и должно было решить в моей жизни».

– Интересно,  – сказала Нина, – а дальше?
– В тридцатом году в Поволжье был голод.  В Несмеяновку разнарядка пришла на Дальний Восток, на рыбозавод.  Взрослые собрались у сельсовета,  боялись с земли уходить, долго обсуждали, спорили, а  дети  без присмотра костной муки за селом наелись,  бабушкины братья тоже – горе было большое.  Отец ей велел ехать,  так  и спас, а ещё Борисок – грудничок выжил на материнском молоке. В тридцать пятом она  вернулась, замуж вышла  в соседнее село. Дед Антон заботливый был, рукастый. Троих они до войны родили, двух мальчишек и девочку, мой отец – средний в 38-ом появился на свет, а Мариночка в 43-ем от скарлатины умерла, не смогла её бабушка в войну спасти. Дед Антон  разведчиком служил в пехоте,  в 44-ом  погиб за Белосток. Вот, где  круг замкнулся.  Для бабушки лучший  гостинец –  рыбка,  маленький кусочек:  белой, красной.  Она  говорит: «Память о молодости –  для души, а теперь вам можно…», –  Оля смутилась...
– Не стесняйся,  говори!  – подбодрила её Вера Ивановна.
– Теперь можно рожать. Есть в магазинах хлеб и сгущёнка? Значит детей можно выкормить… Голос у неё  удивительный – когда поём вместе, он расщепляется, и, кажется, уже трое песню выводят.
– Круг  не замкнулся,  Оля,  – сказала Кира Георгиевна, –  бери пример с бабушки Фени,  раз у тебя  такая родословная… А в больнице с рассказами про голод осторожнее  будь – лучше уж про пингвинов.  Люди всякие есть – одной кляузы достаточно, чтобы закрыть тебе дорогу в институт.

 Женщинам   хотелось поговорить, а  я, видно, мешал, так мне показалось.   Вера Ивановна спасла ситуацию.

–  Пойдёмте со мной, молодые люди! – встала она из-за стола. – Альбом  покажу, больше нигде  такой  не увидите. 
– Топай, не стесняйся! – подтолкнула меня в плечо Кира Георгиевна.
 
 Вечно я страдаю из-за своих ушей – уже из коридора входил в гостиную, когда  услышал с кухни за спиной.

– Нина, тебе это «Старую сказку» с Далем не напоминает?
– Неёлову ещё  баловать и баловать, – ответила та.

Я скорее прикрыл за собой дверь, пытаясь вспомнить, о чём это они?