Правда жизни

- Ну вот и на нашей улице праздник! – зазвенело в голове у Тимирязева, когда главный режиссёр театра Сергей Николаевич Обрядов, поднимаясь по лестнице, внезапно произнёс:
- Подготовьте текст офицера, Марк Тимофеевич, следующий спектакль играть вам...
В глубине души он ждал этого, но для приличия изобразил на своём лице удивление с оттенком лёгкого огорчения, причём настолько мастерски (так ему показалось), что Обрядов по-отечески похлопал его по плечу и даже улыбнулся, а это случалось крайне редко.
- Да, да… ах, да! Широков ведь того… - пробормотал Марк Тимофеевич в спину главрежу и юркнул в свою гримёрку тяпнуть рюмашку «Беленькой».
Марк Тимофеевич Тимирязев (настоящая фамилия Тимошкин) всю жизнь отдал «Его Величеству Театру», так он любил выражаться. Конечно, нельзя сказать, что ему везло в профессии. Играл не то, что хотел, не там, всё больше на задних планах… По общественной линии тоже чего-то не заладилось, уже годы начали брать своё, уже по его виду никто бы не подумал, что он служит в театре, скорее где-нибудь в школе «трудовиком» или водопроводчиком… И всё же, в свои шестьдесят три года он не терял надежды сыграть что-нибудь «эдакое», рвануть, как говорится, «на всю катушку». Он был ещё полон сил и энергии.
Эту роль, роль офицера царской армии в спектакле «Старая тетрадь», он давно приглядывал и, тайком, как бы примерял себя к ней. Свои седые кудри, свои усики, подбородок, плечи, на которые он небрежно, по-военному, накинет китель, возьмёт в руку фуражку… Конечно, Широков, внезапно забравший «трудовую» из театра, был моложе и обладал врождённым аристократизмом, но ему всегда недоставало, как казалось Марку Тимофеевичу, силы духа и правды жизни, суровой правды прожитых лет. Нет, Тимирязев не завидовал Широкову, просто он ощущал какую-то жуткую несправедливость, особенно на гастролях, особенно после его монолога, когда на сцену летели цветы и зал взрывался аплодисментами. В эти мгновения Тимирязев опускал глаза и старался великодушно улыбаться. Ему было противно…
Марк Тимофеевич сидел за гримёрным столиком и разглаживал свои пожелтевшие щёки. Дверь приоткрылась, в щель заглянул актёр Краснов со стаканом чая и ухмыльнулся:
- Широков то уходит в «Театр теней» ...
- Туда ему и дорога, - нахмурив брови, перебил коллегу Марк Тимофеевич, – Обрядов мне уже дал роль офицера.
Он щёлкнул ногтем по своему отражению в зеркале. Справедливость потихоньку начинала торжествовать!
С этого дня Тимирязев постоянно пребывал в работе. Текст роли беспрерывно переписывался и прокручивался в голове. Отдельные фразы он тайком опробовал на сослуживцах, на своей жене, на случайных прохожих, даже на контролёрах в электричках. Мизансцены и жесты он помнил «назубок», более того он решил дополнить их новыми, недавно подсмотренными в фильме «Агония».
В один из дней подготовки он всё это представил главрежу, после чего тот заключил:
- Браво, но не переусердствуйте. И так всё хорошо.
Ещё бы!.. Тимирязев был настоящим мастером своего дела! Он подстригся в дорогой парикмахерской у Казанского вокзала, сходил в «Бани на Новослободской»… В костюмерной ему подобрали новый китель и хромовые сапоги сорок шестого размера… Правда, как назло, разрослись мозоли на больших пальцах, пришлось несколько раз выпаривать их дома в тазу, потом срезать кухонным ножом, потом выпаривать вросший ноготь, ещё что-то срезать и спиливать… В общем, он обнаружил, что совсем запустил свои ступни, но зато теперь было всё исправлено и отполировано. Даже недостающие зубы вставлены и, спустя две недели, монолог царского офицера отскакивал от них в прямом и переносном смысле! Премьера приближалась.
Дня за два до заветного спектакля в театр пожаловал Широков. Поговорить. Он еле держался на ногах, опираясь на антикварную трость и распространяя густой дух перегара. Вокруг него собрались актрисы, громко щебетали, хохотали… Тимирязева не было в театре, он отпросился, чтобы съездить в СТД уплатить взносы. На следующее утро в коридоре одна из актрис поведала Марку Тимофеевичу, что приходил Широков «не в лучшей форме», что он уже уволился из «Театра теней», и теперь, вроде, опять ищет другой театр, и что он сломал себе щиколотку, и ещё что у него сгорел гараж, сын уехал в Америку…
Марк Тимофеевич молча кивал головой, кашлял в кулак, наконец не выдержал:
- Мне жалко его… и вообще… превратили театр в пивнушку !.. - он отвернулся и постучал в дверь с золотой табличкой «Главный режиссёр театра Сергей Николаевич Обрядов». Тимирязеву не было никакого дела до этого Широкова!.. Его ждал режиссёр, что-бы дать последние наставления и внести окончательные корректировки перед завтрашней битвой! Когда своих дел «по горло», не до чужих сыновей и щиколоток!
Дома вечером, на кануне спектакля, Марк Тимофеевич был полностью поглощён ролью. Молча ел, молча пил чай… Перед сном, в порыве внезапного нахлынувшего вдохновения он схватил что-то и, прижав, по-офицерски, к груди, бухнулся со всего маху на колени перед телевизором, замотал головой… Жена, увидев, что он мнёт её единственную шляпу, подняла такой визг, что Марк Тимофеевич чуть было не влепил ей пощёчину. Спать легли по разным комнатам.
Яркий свет лупит по глазам. Тимирязев стоит на сцене.  В зале солдаты. В третьем ряду сидит его жена, криво улыбается. Молчание. Он решил выждать паузу, как Сальвини, а затем обрушиться всей мощью своего темперамента на публику. Проходит минута, две, три… Солдаты начинают шептаться, бряцать оружием… Тимирязев открывает рот, но… произнести ничего не может. Он забыл текст! Напрочь! Не помнит ни единого слова! Он, в панике хватается за голову, с головы падает помятая шляпа его жены!.. Зал ахает и, громыхая, встаёт с кресел. Жена кричит хриплым голосом: «Изыди!» и… Марк Тимофеевич просыпается. Минут пять он неподвижно сидит на раскладушке, тяжело дышит, затем, откинув душное одеяло, бежит в калошах на улицу обтираться свежим снегом. Сегодня он обязан быть бодр как никогда!
Станиславский писал, что актёр должен не надевать костюм своего героя, а облачаться в него. В этот день Марк Тимофеевич решил это сделать с особой щепетильностью и даже положил в нагрудный карман белоснежный носовой платок. В течении двух часов он не выходил из своей гримуборной, отчего помощник режиссёра даже немного заволновалась и постучала к нему:
- Марк Тимофеевич, вы там живы?
Дверь немедля распахнулась и из неё вышел сам Офицер Царской Армии.
- Сколько было звонков-с?
 - Даю первый.
- Давайте, - молвил Тимирязев и, блистая сапогами проследовал в туалет-с.
Спектакль начался, правда с небольшой задержкой, ждали какую-то группу (то ли иностранцев, то ли ткачих из Иванова). Зал был полон, даже на балконе стояли люди и шуршали цветами. Нежно пахло духами и сервелатом. Зрители, затаив дыхание, следили за игрой актёров. Марк Тимофеевич ощущал особую торжественность сегодняшнего вечера. Он казался себе кем-то вроде капитана, которого встречают из опасного плавания, чтобы наградить орденом «За отвагу и доблесть». Он видел, как в зале горели глаза женщин. И каких женщин! Не то, что его мымра… Женщин, которые не побоялись оставить своих лежебок-мужей и явиться в этот храм Мельпомены, чтобы отдаться настоящему, высокому искусству! Искусству с большой буквы!..
   Неожиданно подошла его реплика и Марк Тимофеевич начал:
- Милостивые государи! Сыны!..
Речь его была чиста и праведна как родник, как святой источник!
- Родина!..
Слова вылетали и сами слагались в великолепные, дивные фразы!
- Братья мои дорогие!..
Его жесты были точны и изящны, словно у древнегреческого атлета!
- Господа офицеры!..
Он почти пел, воспарив над сценой, над залом, над человечеством!
- Родина! Честь! Совесть !..
Душа его разрывалась на части, ему хотелось рыдать и, одновременно, смеяться от счастья!
- С пламенем в груди!..
Целовать подмостки! Целовать актёров! Кулисы! Задник!
- О! Берёзки русские! Словно матери в белых косынках!..
Он в исступлении пал на колени!
- Да не свершится клятвопреступление!
Он затряс мокрыми кудрями!
- Россия! Русь златоглавая!!!
И… Издал такой мощный залп со своей кормы!.. Рванул, будто артиллерист после добро-го ужина.
Всё вдруг замерло… Слова ещё продолжали, по инерции, выпрыгивать из пересохшего рта, но уже в виде чего-то непонятного и уродливого. Глаза Тимирязева застыли словно у вора, которого поймали за рукав. Щёки предательски побагровели, по носу покатилась крупная капля пота.
- Это не я, - сказал он сам в себе, громко кашлянул, оглянулся за спину и попытался продолжить монолог, смысл которого разлетелся «в пух и прах». Слова уже приходилось выдавливать почти по слогам. Партнёры, стоявшие рядом, опустили головы. Они покусывали губы и почесывали носы. Наконец, Марк Тимофеевич остановился, как ржавый паровоз, у которого закончился уголь. Губы его дрожали, мокрые ладони тёрли козырёк офицерской фуражки… Взгляд, полный мольбы, скользил по лицам зрителей… «Это не я…»  Над головой пронеслась чья-то тень… Публика глядела на него в ожидании продолжения… Внезапно ему показалось, что всё это ошибка, бред и ничего такого не произошло… Как вдруг маленькая девочка (Зачем только таких приводят на вечерние спектакли?!)… маленькая девочка из первого ряда выкрикнула:
- Бабушка, дедушка пукнул…
И где-то в глубине зала раздался такой раскат звонкого девичьего смеха, что у Марка Тимофеевича всё позеленело в глазах, а в груди так защемило, как будто туда вонзили острый кухонный нож. «Это не я…»
Спектакль заканчивали без Тимирязева. Он исчез и не объявлялся ни дома, ни в театре несколько дней. В гримёрке осталась его сумка, до отказа набитая текстами пьес, книгами по эзотерике и рыбными консервами…
На сороковой день его нашли в Лобне, в подвале мастерской «Мебель на заказ», что рядом с депо. Состояние его было крайне тяжёлое. Ни на чьи вопросы он не отвечал, никого не замечал, только шептал слова какой-то клятвы. К счастью, при нём оказался паспорт, так что жена, вместе с главным режиссёром театра смогли забрать его из Лобни, а ещё через девять дней Тимошкина Марка Тимофеевича, 1940 года рождения, поселили в больнице, в Белых столбах. Там он целыми днями смотрит телевизор, ест, спит и вместе с другими несчастными, тайком от санитаров, печёт на прогулках картошку.
  А жизнь катится своим чередом…


----------------------

(Все герои этой истории были вымышлены)




                17.03.2021г.