Книги

                Книги.

   Почему-то стало жалко  не купленных  книг.  И  не только мной  не   приобретенных, но вообще  всех  выставленных на  полках, словно невесты  на     выданье.
   Однако  невесты - это скорее  книги  новые,  в  глянцевых переплетах или в  нынешних суперобложках.  Они ещё могут потерпеть, у них, как говорится, всё впереди.  Кто-нибудь приобретет, хотя  бы ради пополнения той или иной серии.
   Гораздо хуже слегка потрепанным  "пожилым" изданиям, изведавшим тепло  человеческих рук и  душевное  участие, сердечную радость. У этих бумажных  кирпичиков была своя маленькая жизнь, и  даже  судьба.
   Вот  передо мной несколько десятков толстых  томов  из  серии       "Библиотека  всемирной  литературы" : «Испанская  поэзия  20-го века» (Лорка,      Хименес, Мачадо),  "Западноевропейская  поэзия 17-го века",  " Песнь о   Роланде" и другие  издания.
     Что случилось с их владельцем, почему он внезапно решил  расстаться со старыми и верными друзьями?
Всякое может сотвориться с человеком, особенно в конце 20-го века от Рождества Христова.  Может быть, заболел, и нет  денег на лекарства?   Возможно, просто   захотелось кушать?
Никак не хочется думать и все же не уходит мысль о том, что этими сокровищами   культуры  по-своему  распорядились наследники, сдав их на распродажу.
  Приезжая раз в месяц во Владимир, захожу в книжную лавку, а они, милые,  оставленные, хоть и не брошенные, словно осиротевшие, всё так же стоят в своих  стареньких одежках и ждут.
    Сколько же их, читаных и нечитаных?  Не в каждую и заглянешь, не то, что перелистаешь.
Углубиться же в чтение, погрузиться в любой и каждый текст - никакого ума не  хватит.
   А может быть, здесь надо как с  женщинами.  /Как будто я ведаю как с  ними  надо/
С одними, самыми лучшими и нужными на наше сердце, мы живем, с другими работаем, с третьими беседуем,  с четвертыми знакомимся, на пятых просто и непросто смотрим  и  так  далее...
Невозможно же со всеми  остаться  наедине  хотя бы на недолгое  время, как  бы   они  этого не  желали.
Может  быть, и книги тоже хотят  быть с нами,  да  не  хватит  на  всех  ни   сил, ни  времени,  даже  взглянуть  на   обложку  и  корешок...
Какой-то  современный   писатель   в  одном   из   интервью   произнёс, что  чтение -  процесс  интимный.
    Иосиф  Бродский  в  эссе  «Письмо  Горацию»   тоже   говорит  о  том,  что  общение  с  книгой -  момент   эротический,  о чём  свидетельствует   перелистывание   страниц.
Действительно,  книгу затруднительно читать вдвоём,  в отличие от  просмотра  телепередач.   Кто-то прочтёт раньше,  иной усвоит позже.  Конечно, книгу  может  прочесть один, затем в неё  погрузится другой, потом вникнет третий и так далее.
Если  же продолжить аналогии с интимным процессом, то иная  книга, наверное,   куртизанка или гетера, то есть дама с образованием и манерами. Может быть, это  ещё и гейша, поскольку, читая, порою выпьешь чая и послушаешь музыку.  Японские   плотоугодницы ещё и утешительницы душ.  А что ж тогда  телевизор?  В   основном   это шлюха, потаскуха, а точнее, проститутка, искусно продающая своё тело.

   Но и книга книге рознь.
 Где-то ещё прочитал  или услышал, что книги  -  это наркотики.
Допустим, что это так, но что же тогда телевидение?  Безусловно, наркотик, но  гораздо более сильный и неестественный, так же как знаменитый  ЛСД-25 ядовитее  героина или кокаина.
Чай, кофе, какао - слабые наркотики.  Их вполне можно сравнить с книгами.  Ими   наслаждаешься, вкушаешь, смакуешь.
Телепрограммы или, как нынче выражаются, "шоу", жадно пьешь, балдея при этом  употреблении.
Однако фильмы тоже случаются  всякие. 
Легкие  французские, с шипучим и даже  брызжущим  юмором.
Пряные итальянские, полные жизненной силы и энергии обитателей  Средиземноморья.
Наконец, едва ли  не в самом прямом смысле  "бьющие по мозгам" американские   "виски" "крутых" боевиков...   

                Сергей Жуков 2002   

                Книжный облик

Сколько же еще не прочитано из того, что следует? Два тома Спинозы, семь томов Шиллера, семь книг Пришвина...
   Изданы эти книги в 50- х годах, когда меня еще и на свете не было. Ледериновый переплет, надеж¬но прошитые страницы. Но что самое удивительное - в этих монументальных фолиантах видится нечто имперское. Не только в мощных колоннах домов культуры, лепнине потолков и готических шпилях высоток запечатлен стиль «ампир», но и в книгах той эпохи.
   Корешки и обложки книг сороковых годов (например, избранные произведения Джордано Бруно и Рене Декарта) с выпуклыми поперечными
полосками и рельефным тиснением на корешках очень похожи на книги дореволюционной поры.
    Однако в отличие от точеной античности
тридцатых - пятидесятых в облике философской  эпопеи Гегеля, изданной в семидесятые, а также  двухтомника Гольбаха, словно запечатлен и заключен прусский дух. Серые, строгие, четкие очертания...

                Книги  дороги.

   Философские  книги  баснословно  дороги.  Стоимость  отдельных  томов      доходит  до  25 – 30 тысяч в  ценах 1996 года.
В то  же  время буханка  чёрного хлеба  двадцать тысяч  рублей.
Тем не менее, приходится  приобретать  и  хлеб  духовный.  Что  же делать, если   решился  вступить в наследство. Наследство  русской  думы.   Но не  той  или  иной  «Государственной», или  законодательного органа, а думы  народной,  что по  всей  России мечется и страждет.
... Юридически  и  практически при  вступлении  в любое  имущественное   наследство, необходимо  наследующему  внести  какой-то взнос, налог, пай.
Одним  словом, чтобы  что-то получить,  надо  вложить.
   Моё  же имущество  всегда  со  мной,  оно отнюдь не  движимое,  а скорее  движущее  и  потому  вкладывая   реальные  материальные  средства, получать за  это  ничего не  желаю,  кроме одной  возможности подвизаться на  поприще или  ристалище русской  философии...

                Сергей  Жуков.  1996