Колыбель

      В комнате моих соседей стояла детская кроватка. Лето случилось жарким, и двери мы не закрывали. Комнаты у всех жильцов (сдавалось шесть комнат первого этажа) были ничем неинтересны: столы, шкафы, кровати. Кто-то, правда, украшал стены. И вовсе необязательно это был тот, кто планировал снимать жильё долго, просто некоторым это нужно. Я ничего не украшал, хотя в ящике стола хранил фото и личные записи о путешествиях.

      Соседей с ребёнком я не знал даже по именам. Мужчина и женщина в пределах дома не имели необходимости звать друг друга, выделяя именем из толпы. Единственное, что я знал – они были счастливы. Такое видно. В общем, и целом же они меня не интересовали.

      Помнится, ночью я встал, чтобы отрегулировать открытое окно, и, оглянувшись, увидел через тёмную длину коридора колыбель. Ничего больше не выделялось светом, её же частично доставал луч луны. Я отвернулся. Сосредоточился на окне, будто это занятие каким-то образом требовало сноровки.

      Они не нравились мне: ни колыбель, ни её обитатель – ребёнок. К мужчине и женщине я отчего-то подобного не чувствовал, хотя мог бы, как к первопричине всего. Но они представлялись лишь подобием меня самого.

      А ребёнок… Младенец пугал своей неосознанностью. Своим неоформившимся в слова, но почти осознанным лепетом, в котором различались привычные человеческие интонации. Однажды женщина сделала фотоснимок ребёнка. С тех пор я не мог отделаться от осознания того, что он вырастит и не вспомнит ни меня, ни комнаты, никого и ничего. Но я –то буду его помнить!.. Он жил словно в другой реальности и лишь готовился совершить переход в привычный нам мир. Будто был всё ещё связан с кровью своих родителей, их телами. И всем своим видом выдавал тайну их ночи.

      И колыбель являлась частью этого. Так необходима ему. Его защита. Я видел, что если мужчина и женщина, оба выходили из комнаты, то ребёнка непременно сажали в кроватку, где он прибывал в безопасности заборчатых стенок.

      Если есть младенец, то и есть и колыбелька. И женщина рядом. Будто из своего чрева она переместила, вверила дитя ей.

      Женщина у колыбели виделась мною не как подобие моё: желанная, равная. Я смотрел и видел в ней свои собственные начало и конец, ибо я рождён женщиной и женщина однажды родит моё дитя – новое начало меня самого

      Но я не чувствовал величия жизни, глядя на них: ребёнка, колыбель, женщину. Мне хотелось плакать от того, что я словно предвидел будущую свою влюблённость и неотвратимую гибель жены моей ради начала. Видел Её, склонившуюся над колыбелью. Она не находилась одновременно и там и здесь, нет, она сама была некой границей. И понималось в ней что-то, чего я не знал. Совсем незнакомое. Нас было трое, сидящих у колыбели.