Мать солдата

Владимир Рогожкин

МАТЬ СОЛДАТА.

Светлой памяти воина, Евгения Родионова, посвящается

Уроженец Пензенской области Евгений Родионов погиб в Чечне. Его обезглавили боевики за то, что он не снял с себя нательный православный крест и не принял их веру.


Лил бестолковый, долгий, нудный дождь, превращая в болото лагерь федералов. Низкое мертвенно-серое небо, словно в издёвку притянутое горами,  источалось ледяными колючими струями, которые то и дело стегали по лицу. Пронизывающий до самых костей,  безумный горный ветер, будто говорил:
- Вам нужны наши горы. Берите, берите! Но, часом, не многовато будет? А мы еще посмотрим! Поторгуемся…позлорадствуем.
Расстояние в десяток метров между палатками превратилось в полосу препятствий. Еле тлели в буржуйке сырые чурки, затягивая палатки едким дымом и совершенно не давая тепла. Все отсырело и пропиталось водой. Чавкала грязь под ногами, противно лип к спине холодный, сырой камуфляж. Воистину, дождь в горах — особый катаклизм.
Мотострелковая бригада, разбив  хорошо укрепленные дудаевские блоки и засады, заняла Веденский район. Сердце древней Ичкерии. Но настроение было, ни к черту!
Ведено, на чеченском - плоское место. Сразу бросается в глаза запущенность земли, сел, дорог. Ни клочка вспаханной земли.  Ни лозы виноградной. Ни сада. Грязные, покосившиеся заборы. Труд здесь явно не в традиции и не в почете. Но здесь, в Ведено, воевать не дают. Открыто ходят, поплевывая сквозь зубы вслед бэтээрам, бритые наголо бородачи, в глазах у которых застыла волчья тоска по чужой крови. Они нынче «мирные», с ними подписан «договор». Уйдет дивизия, и вслед за ней уйдут в долину и они. Уйдут убивать, грабить, мстить. Но сейчас тронуть их не моги — миротворчество. Их бы, миротворцев этих, сюда — под бандитские пули.
 В воинскую часть, находящуюся в Нижнем  Ведено,  с трудом пришла растерзанная, израненная русская женщина. Представилась, как Любовь Васильевна,  мать пропавшего без вести Жени Родионова.
Двумя днями раньше,  в канун православной пасхи, они вместе  с Сашей Форосковым из Йошкар-Олы, отцом другого пропавшего в Чечне воина,  пришли в дом к Шамилю Басаеву, в Ведено. Представились. Сообщили, что разыскивают  пропавших без вести сыновей.
Мать Шамиля неохотно накрыла на стол. Пришел Шамиль. Все правила мусульманского гостеприимства он выполнил. Чаем напоил. Сам пил с ними чай. Сказал, что их детей у него нет. Пленных он не берет. Это большая обуза. Их он убивает. А деньги ему не нужны. Задерживаться дальше и вести бесполезные разговоры не было смысла.
Буквально за калиткой,  за полтора километра, не больше, догнали всадники. Подхватили за одежду и поволокли. В каком-то заброшенном сараюшке, скорее всего птичнике, зверски избили. Сашу застрелили на ее глазах. Говорили, что ни какие они не родители, а ФСБ. Что они добывают  и передают информацию о расположении банд формирований. И что после их ухода всегда приходят федералы.
Да и чего скрывать! Многие передавали! Как же, иначе? Хотя за это получали сполна.
Сутки пролежала на мертвой Сашиной руке. Потом выползла. Перелом позвоночника. Сотрясение мозга. Повреждение легкого. Гематомы, синяки - это не полный перечень травм, нанесенных ей боевиками, а  точнее, братом Шамиля Басаева, Ширвани Басаевым.
Евгений Родионов был взят в плен в феврале 1996 г., когда в горах Ингушетии на их блокпост напали боевики. Бандиты передвигались на машине «скорой помощи». Кроме Жени в плен попали ещё трое однополчан. Кровавые следы неравной борьбы оставались на снегу, даже спустя некоторое время. И Любовь Васильевна увидела их собственными глазами, после того, как получила ничем не подтвержденное сообщение из части, где он служил, о самовольном оставлении места службы. Не раздумывая, бросилась на поиски сына.
Никогда никто не спрашивал, на что она живет. На какие средства существует. Все деньги, которые она привезла с собой, у нее давно уже закончились. Хорошо еще устроилась в генеральской гостинице уборщицей. Трещина в позвонке со временем,  зажила. Защемление нерва осталось. Никуда не делось и воспоминание о пресловутом кавказском гостеприимстве. Она целый месяц ходила в госпиталь на Ханкеле. Потому, что без обезболивающих, из-за постоянного головокружения и онемение рук и ног, почти не могла двигаться. А ей еще нужно было мыть полы. Она шла на работу и молила. Пусть кто-то в меня выстрелит. Я больше не могу. Я упаду и не буду ничего больше знать. Ничего не буду больше видеть. Если бы она не чувствовала на себе груз ответственности за судьбу сына, возможно бы и не выдержала. Ведь этот груз она взвалила на себя сама. Но ей помогали люди. Помогал Бог. А без этого,  кто знает, как бы она все выдержала.
В Чечне после заключения Хасавюртовского соглашения был праздник.  Двадцать первого сентября были скачки в Гельдигене. На скачках, как правило, собирается вся элита, все полевые командиры самого высокого ранга.
К тому времени она находилась в Чечне почти семь месяцев. И не присутствовать на этих скачках не могла. Подходила к полевым командирам с вопросом:
- Что же дальше? Времени прошло много. Деньги уплачены. Вы же обещали.
 В этот день несколько известных полевых командиров почти одновременно сказали:
- Среди живых его больше нет. Ищи в Бамуте!
Поверить она не могла. Но и не обратить внимания на эту информацию не могла тоже. Потому, что это были известные в Чечне люди. Шамиль Басаев, Доку Умаров,  Ширвани Басаев, тот самый, что  ей ломал позвоночник.
Часто снился сон. Почти каждую ночь, один и тот же сон. 
Кабина большого армейского грузовика. Взрослые бородачи держат за руки маленького десятилетнего мальчика в солдатской шапке с  отцовской кокардой.
И он кричит  ей:
– Мама помоги.
Она просыпалась в холодном поту. Не могла ни спать, ни есть.
Сделав семьдесят ксерокопий фотографии сына, раздавала их  по всем селам, по всем воинским частям и дорогам.
 -Может где-то, кто-то видел? Я живу в Ханкеле.
 Порою это давало положительный результат. Пленные военнослужащие, живые, или тела погибших, это своеобразный товар.  Поиски живых и погибших для некоторых людей прибыльный бизнес. Они приходили на КПП в Ханкеле. Женщина платила деньги. Чеченцы предоставляли имеющуюся у них информацию. Если она узнавала, что где-то имеется не известный ей лагерь пленных, она незамедлительно ехала туда. Через посредников можно было проникнуть куда угодно. Есть фотографии с Хаттабом, с Басаевым. Они-то и были своеобразным пропуском на территории, где безраздельно властвовали боевики.
Отношение мирного населения было двояким. Если война обошло селение стороной, как правило, и приютят, и обогреют, и накормят.
Если же, в результате авиа налетов или действия артиллерии федералов, были разрушены дома, или имелись жертвы среди мирного населения, заходить в эти селения не имело смысла.
Записка Р. Гелаеву от одного из начальников штаба бандформирования.
- Руслан! Её сын в твоем районе. Помоги ей. Деньги она заплатила. 
Она шла к Руслану Гелаеву. В то время, по словам женщины, он был еще более-менее вменяемым.
- Образованный. Внешне интеллигентный. Не думалось тогда, что из него вырастет палач.
С Доку Умаровым она встретилась на его свадьбе. Женился он на девушке, которая его не любила.
Просто принародно поцеловал. И все! Добычу он брал любыми путями.
А при встрече с Р. Хайхороевым увидела, сколько же в его лице  было гордости, сколько самодовольства. От природы он был очень маленького роста. (Комплекс Наполеона)
- Ты вырастила борзого сына! — заявил ей боевик в присутствии представителя ОБСЕ -
- он дважды пытался бежать. Мы предлагали ему снять крест, принять нашу веру и воевать против неверных. Он отказался. Таких, мы убиваем. Придёшь ещё раз — и тебе конец, не испытывай судьбу!
Боевиков, к тому времени, потрепали достаточно. Требовались новые силы. Деревенские, крепкие парни были как раз кстати. И всего-то перейти в ислам! И всего-то повязаться кровью под прицелом кинокамер и под прицелом автоматов, одновременно! Или! Или!
В день гибели Жени, 23 мая 1996 г., Церковь отмечала праздник — Вознесение Христово. И ещё, это был  его день рождения. В день казни ему исполнилось 19 лет.
Семнадцать раз общаться с убийцей сына и при этом выслушивать подробности издевательств! Это выше человеческих сил. Притом, что она не просто человек, она женщина, она – мать.
Это противостояние порою переходило все рамки человеческих сил и возможностей. Даже сотрудник ОБСЕ, которого никак нельзя было заподозрить в сочувствии к потерявшей надежду женщине, закрыл ее плечом, после того как Руслан Хайхороев поднял на нее автомат.
После откровенных, циничных  рассказов Руслана (как издевались, как мучили, как убивали) она хотела уйти из жизни.
Владислав Пелипенко, полковник ГРУ,  присутствующий на одной из встреч, видя, что она на грани прижал ее к себе и сказал
- Пожалуйста, не делай с собой ничего. Потому, что некому будет хоронить. Некому будет ухаживать за могилой сына. Ты все перенесла. Ты все выдержала. Переживи и это.
Хайхороев постоянно выдвигал новые требования. Решающим стали деньги, которые Любовь Васильевна заплатила боевикам, заложив собственную квартиру. Бандитам она поклялась молчать. Молчать о том, что был заплачен выкуп, что тела казнённых ребят лежали не закопанными две недели. Масхадов издал приказ, чтобы обезображенные тела наших солдат не выдавать до тех пор, пока невозможно будет опознать следы зверств боевиков. Они хотели выглядеть перед ОБСЕ и в глазах мировых СМИ не палачами, а воинами. Ждали, когда время скроет следы преступления, и они смогут сказать, что Женя и трое его однополчан, Андрей, Александр и Игорь, погибли при бомбёжке федералов.
Была ночь, когда   при свете фар армейского Урала производились раскопки. Вокруг хаотично раскиданные  минные поля боевиков и федералов. Разминирование производилось в спешке. Полной гарантии никто не давал. Уже давно стемнело. Их, до этого,  мурыжили более пяти часов, выдвигая все новые условия. Отчаявшись, они уехали на свой страх и риск.
К месту предполагаемого захоронения подъехали по пойме реки Фортанга. Порою отказывался двигаться даже армейский Урал, для которого, кажется, не существует никаких естественных преград.  Ехали, не надеясь выбраться обратно. Было важно добраться до места захоронения и откопать тела ребят. А там уж как получится! Расстояние до дороги, в любом случае, они бы преодолели. Даже неся тела на руках.
И когда кто-то из солдат крикнул –
Крестик! - она, потеряв сознание,  тихо опустилась на дно воронки. А солдаты продолжали копать.
Этот крестик Женя самостоятельно отлил в четырнадцатилетнем возрасте из бабушкиного серебряного обручального кольца.
Но, когда привезли в Ростов завернутые в фольгу пакеты, к своему ужасу обнаружили, что у двоих солдат отсутствуют головы. Одним из двоих был Евгений Родионов. И именно ей, предстояло снова проделывать, только что пройденный путь. Кого винить! Солдат срочников, производивших раскопку? Военфельдшера, такого же срочника?  Все, что было в захоронении, было завернуто в фольгу и с большой осторожностью уложено на носилки.
Оставлять головы без погребения было нельзя. И кто, если не она?
Шестого Ноября, Щербаков Владимир Владимирович, заведующий криминалистической лабораторией, верующий человек, не пуская ее обратно в Чечню, говорил
- Не езди, ты не вернешься. И куда я дену потом тело твоего сына.
(Его сняли с занимаемой должности сразу же после того, как он рассказал о фактическом количестве погибших в  Чеченской войне)
Она вернулась в Бомут. После того как она заявила боевикам, что ее обманули, хотя все условия она выполнила, деньги заплатила. Имея очень хорошие информационные возможности, они давно бы размазали ее по стене. Вся их беда в том, что это правда. А правды они боялись больше всего.
 Много времени не потребовалось. Минут через тридцать ей принесли несколько фрагментов человеческого черепа. По их суевериям, черепа казненных людей разбиваются прикладом. Для того, чтобы казненные не преследовали их на том свете.
Спустя несколько лет жители Бомуда, в основном мусульмане,  на месте расправы над  российскими воинами водрузили большой деревянный православный крест. Но это спустя годы. Хотя! В день, когда были откопаны тела убитых, один из жителей Бомуда, зарезал свою, единственную, на тот момент, корову, для выполнения обряда поминовения
Много разного здесь переплетено. Вера. Суеверия. И обыкновенная алчность, которая часто стоит во главе угла всех их поступков.
Голова не была закопана вообще. Когда стаскивались тела в воронку, головы Евгения Родионова и Андрея Трусова, умышленно или случайно, мучители отбросили в сторону за большое бревно.
Обратно она не могла улететь. Был праздник, и вертолеты не летали. Солдаты подбросили ее до Прохладного. На тот момент она не работала. Без копейки в кармане, не на что было купить кусок хлеба. В прочем, о еде, тогда думалось меньше всего. Там она подошла к военному коменданту, объяснила ситуацию. Кроме того, у нее была справка о том, что предъявитель находится на территории, где происходят  военные действия, по розыску своего сына. Просят оказать содействие. Комендант посадил ее на поезд.
Она вцепилась в свой пакет  обоими руками. Подошла проводница.
 - Все спят, ночь. Что вы вцепились в этот пакет? У вас там, что, золото?
Ответ женщины -
- Дороже. Там голова моего сына! - поверг проводницу в шок.
Посчитав, что пассажирка тронулась умом, она опрометью бросилась в штабной вагон за доктором. Привела заспанного врача. Когда она открыла пакет,  и врачу и проводнице стало плохо. Что делать, война штука страшная. Но самое страшное в том, что у людей вырабатывается привычка. Привыкание к чужому горю. Такой своеобразный иммунитет! Хотя будь иначе, можно просто сойти с ума.
Несколькими днями ранее,  ночью привезли тела в Моздок, в Ханкеле им добавили еще четыре тела. На вертолетном поле поставили носилки с завернутыми в фольгу телами и ждали вертолет, который должен лететь в Ростов. Это было мучительно долго, более шести  часов, светило солнце. Дул ветер. От ветра шелестела фольга. Мимо проходили люди. В основном военные, и было ощущение, что ничего не происходит. Ну, подумаешь, сидит какая-то женщина. Ну, подумаешь, лежат на носилках тела погибших, завернутые в фольгу. Привычная картина.
Как это страшно. Тогда ей казалось, что она сходит с ума. Что это все не правильно. Дети Адама убивают друг друга. Господи! Все ты видишь! Почему не наказуешь? Никто не подошел не спросил -
- Мать, может тебе воды принести.
Или просто
- Ты почему здесь сидишь? Кто это?
Никому не было интересно. Светило солнце. Было небо. Дул ветер. Жизнь была. Вот только места в этой жизни ни для неё, ни для ее сына, ни для других солдат, лежащих завернутыми в фольгу на брезентовых носилках, не было. И в тоже время это была жизнь, которую не приведи Господи никому. С одной стороны люди, занятые какими-то своими делами. С другой стороны сидит мать. Отгороженная от окружающего мира восемью носилками, с убитыми солдатами.
И очень важно в этом случае не сойти с ума. Это, намного страшнее, чем когда ты    ходишь по горам и ищешь. Это страшнее, чем когда ходишь по минному полю, как в окрестностях Бомута. Это страшнее, чем разговаривать со звероподобными боевиками. Потому, что тогда была надежда. Теперь этой надежды нет. Ее сын на этих, таких страшных и в тоже время таких родных, носилках.
Матерей, у которых на этой войне погибли дети, много. Но, им привезли цинковые гробы, к порогу. А ей пришлось все время быть на войне. В самом горниле. Не где-то там, под охраной, среди своих солдат. И даже не среди мирных, местных жителей. А среди боевиков.
Когда она, преодолев все свалившиеся на нее трудности,  и возникшие на ее пути преграды, наконец-то привезла Женю в свой посёлок, был вечер. Была жизнь, но только, ни за быстро покрывающимися непроницаемой чернотой, давно не мытыми окнами её домика.
Собрались все те, кто его знал. А ночью она осталась с ним одна. И не могла наговориться…. Она так долго его искала!
Евгений Родионов – русский солдат и мученик, святой юноша, который сложил свою голову за русский народ и за свою страну. Сегодня его могила, которая находится под Подольском, не остается заброшенной. К ней приходят невесты с женихами, воины, искалеченные в боях, и отчаявшиеся люди. Здесь они крепнут духом, утешаются, а также исцеляются от недугов и тоски.
 Евгений Родионов является .местночтимым святым в Сербии
В мае 2011 года включён как «новомученик Евгений Воин» в воинскую панихиду, рекомендованную православным капелланам армии Соединённых Штатов Америки для совершения поминовения погибших воинов.
2016 в Москве, было подписано обращение к Святейшему Патриарху Кириллу с просьбой запустить процесс подготовки канонизации (прославления в лике святых) Евгения Родионова, поскольку 23 мая 2016 года исполнялось ровно 20 лет со дня его гибели. Как было сказано в обращении, фигура воина-мученика Евгения Родионова является образцом героизма и подвижничества, мученичества за Веру и Отечество, столь необходимого нашему народу, в первую очередь, молодому поколению.
«Страстотерпче Российский, воине Евгение! Милостиво приими молитвы наша с любовию и благодарением тебе приносимые пред святою твоею иконою. Услыши нас, слабых и немощных, с верою и любовию поклоняющихся пресветлому образу твоему. Не остави нас на этом пути.»