Часть 1 - Чехословакия. Глава 13 - Жизнь - не поле

   Северо-восток Словакии, весна-осень 1942 года.

   Время шло. После похода на поиски места для базы партизанского отряда минуло несколько месяцев. Янко не раз ездил в краевой город на встречу с руководством подпольной организации по борьбе с правящим режимом. Там решались организационные вопросы, касающиеся создания небольшого партизанского соединения. Янко просто горел этим. Ему не терпелось побыстрее начать диверсионные действия против спокойного жития нацистов на его малой Родине. Но правила борьбы диктовали иные условия. Надо было тщательно обговорить все моменты этого непростого дела. Собрать людей, обдумать правящий состав соединения. Выбрать ответственных за сферы обслуживания жизни отряда. Не говоря уже о начинке его всем необходимым, в том числе оружием. Всё было нелегко. Но, как говорится лиха беда начала.
   Дело спорилось. Сбор людей происходил в усадьбе Новаков. Было организовано несколько подвод нагруженных вещами и трофейным оружием, добытым в стычках с нацистами. Лошадей Янко намеревался взять своих.Эвка не возражала, ведь хозяйство уменьшилось до минимума, и лишний транспорт был уже не нужен. Она с пониманием относилась ко всем действиям сына, так как доверяла ему, да и в политике особо не разбиралась. Девочку еврейку тоже приняла спокойно в семью, как и предполагал Янко. Но не потому что не знала об опасности, сопряженной с этим, а потому что чувствовала правду за сыном. Только вот по прибытию Лии с Янко, сразу же после знакомства с девочкой, принесла ей целый ворох своей девичьей одежды. Она не могла равнодушно смотреть на лохмотья в которые была одета девчушка. Чистые, выглаженные и аккуратно сложенные красивые блузки, юбки плиссировки, теплые кофточки и болеро восхитили Лию.Эвка не мешкая отвела гостью в свободную комнату и показав место нового проживания, предложила ей переодеться. Так, почти молча, они и поладили. Лия, умная строго воспитанная родителями, не докучала Эвке разговорами и расспросами. Видя необычную натуру женщины, она умело подстроилась под ритм жизни хозяйки. А Эвка, в ответ, оценила это внутренним движением своей души. Ей нравилась рыженькая, сдержанная евреечка. Красивые, огненные кудряшки весело обрамляли чуть вытянутое, веснушчатое личико девочки. Черные угольки округлых глаз сверкали наивным блеском. Маленький, всегда чистый носик, похожий на клювик заморской птички, несколько забавлял своим видом. Тонковатые губы бантиком выдавали породу родившихся под звездой Давида. То что Эвка была не общительной и не имела подруг, близких знакомых для Лии стало спасением и провидением Божиим. Ведь девочке не приходилось лишний раз прятаться от любопытных глаз. Она спокойно жила рядом с Эвкой. Они дружно выполняли все дела по дому. Убирали, готовили кушать и т.д. Вечерами молча вязали носки для будущих партизан.
   Пришло время и настал конец этой идиллии. Завтра Лия вместе с отрядом уйдет в лес. Так было решено всеми, и Янко и начальством. Времена становились все смутнее и тревожнее. Нацисты, уверенные в незыблемость своей победы, наглели и свирепствовали. Появившиеся партизанские отряды в лесах Словакии не давали им спокойно жить. Разведка Вермахта уже ведала, что на территорию Европы, в леса забрасывались самолетами из страны Советов разведывательно-диверсионные группы. Они помогали антифашистам организовываться в отряды и вести борьбу против властного режима. Поэтому все горные поселения подвергались бесконечным проверочным рейдам вооруженных до зубов немецких военных групп. На мотоциклах, иногда на лошадях фрицы внезапно врывались в деревни и, озверев от безнаказанности, шерстили каждую усадьбу. Тщательно обшаривали дома и хозяйственные постройки в поисках партизан или прячущихся от мобилизации в Словацкую армию, местных парней Если кого-то находили зверству не было предела. В связи с этим девочку еврейку нельзя было оставлять в доме Новаков.
В конце концов оставалось лишь назначить срок выступления активистов к месту дислокации будущего партизанского соединения.
   Ранней весной 1942 года группа примерно из пятидесяти человек вышла в путь. Все делалось тайно, ночью. Небольшим отрядом люди двигались по весеннему, распускающемуся лесу. Солнце уже пригревало землю. Поляны пестрели первоцветами. Шли тихо, молча. Если разговаривали, то шёпотом. Телеги были тщательно смазаны, поэтому ехали без скрипа. Люди были задумчивы. Даже пробуждающаяся природа не открывала их души к радости и веселью. Ведь они покидали дома, родных, уходя надолго, быть может и навсегда, отдаваясь всей душой борьбе за правое дело - свободу своей Родины.
   Партизанский отряд из местных жителей небольших деревень восточной Словакии был создан. Он разрастался не по дням, а по часам. Приходили, сбежавшие из поездов, везущих их в гетто, евреи, прячущиеся в лесах от службы в Словацкой армии, молодые словаки, преследуемые нацистскими карательными отделами, чехи. Немцы, покинувшие армию Вермахта по анти нацистским убеждениям, блукая по лесу и наткнувшись на караул партизан, тоже просились в отряд. Поляки сбежавшие из концлагерей, русские и украинцы забрасываемые самолётами как диверсионные группы, приходили в маленький партизанский отряд и пополняли, его ряды.
   К осени 1942 года, это было уже приличное партизанское соединение. Но, в связи с таким быстрым расширением состава отряда, возникало немало проблем. Вопрос оружия, стоял на первейшем месте. Его не хватало. Лишь половина людей отряда были вооружены. Требовались также одежда, обувь, лекарство и еда. Если мясо и рыба добывались в лесу, то хлеба катастрофически не хватало. За ним отправлялись местные в свои деревни. Частые рейды фашистских патрулей в поисках партизан колошматили жителей горных поселений как минимум раз в неделю. Но приходилось всё же рисковать.
   Один такой поход домой, за хлебом, стал незабываемым для Янко,Гонзы и Эвки на всю оставшуюся жизнь. Людмила не раз вспоминала рассказ отца и бабушки Эвы об этом. Как правило, мы до конца своих дней помним моменты, когда побывали между жизнью и смертью.
   Дело было осенью. Бесконечные дожди тогда размыли все дороги, подступающие к деревне, где жила семья Новаков. На тот момент Эвка одна обитала в огромной фермерской усадьбе.Пэтрушка, иногда наведывалась, но это было очень редко. Да Эвка особо и не звала её. Ведь была всегда на чеку. В любой момент могли прийти Янко с Гонзой. Зачастую, они приходили раз в две недели для того, чтобы всем вместе напечь побольше хлеба для партизанского отряда. Замесив гуртом много теста, раскочегарив печь они напекали кучу огромных буханок. Потом на следующую ночь, сложив всё в мешки возвращались в отряд. А Эвка оставалась снова одна, ухаживала за небольшим подсобным хозяйством, чтобы было что есть и детям собрать в отряд.
   В тот памятный день ребята пришли поздно вечером и стали не мешкая работать. Они планировали испечь половину того, что могли унести. Потом хотели немного отдохнуть, пока будет подходить новая партия теста. Затем днём испечь её. А ночью двинуть в обратный путь. Всё способствовало такому плану. Особенно погода. Ведь была, как говорится, нелётной для немецких рейдовых подразделений. Так и сделали. Десять больших буханок уже стояли на столе накрытые клетчатыми шерстяными шалями, а другое тесто, замешанное в большущей кастрюле, подходило укутанное в тёмном углу за печью когда парни не раздеваясь прилегли по лавкам и тут же провалились в крепкий сон.
- Янко-о-о! – тормошила за плечи спящего сына Эвка, пытаясь разбудить. Она, выйдя на крыльцо, случайно услышала гул мотоциклов, несущийся с другого конца деревни. Ясно было, что это немцы, а приедут ли они к их дому, не известно. Но женщина не мешкая стала будить хлопцев. Наконец-то Янко, приоткрыл сонные глаза. Увидев взволнованную мать, моментально среагировал. Вскочив начал быстро всё убирать. Хлеб в мешки и под лавку. Тесто на улицу и в подвал.Гонза помогал ему. Но мотоциклы уже гудели совсем рядом. Раскисшая грунтовая дорога к дому тормозила их движение. Слышно было как они буксуют на пригорках. Но видимо их целью была все же именно крайняя усадьба около леса. Убегать в лесные заросли времени уже не осталось. Прятаться в хозяйственных постройках тоже, было поздно, могли заметить и расстрелять. Укрыться в доме негде, чердак и подпол, как правило, тщательно проверялись. Они все трое остановились в растерянности. Но тут у Янко мелькнула мысль и он, не объясняя ничего матери и Гонзе, сказал:
- Слушайте меня! Делаем так! – на ходу захватив ладонью золу из поддувала, он нанёс её на лицо и белую блузку Эвки. Клетчатой старой шалью накрыл ей плечи. Выложил две буханки горячего хлеба на стол. Затем усадил мать, загородив столом подход к ней. И полез под лавку, на которой сидела перепуганная Эвка, увлекая за собой Гонзу. Расправив пошире складки материной юбки плиссировки, тихо сказал:
- Мам, ты сиди и молчи. Чтобы они тебе не говорили, молчи. Можешь и не смотреть на них, смотри на фото отца на стене. Не вставай ни в коем случае! Поняла?– спросил Янко и услышал лишь короткое:“Угу”.Эвка замерла. А фрицы уже гремели сапожищами по крыльцу, открывая дверь в дом. Они галдели на своём лающем языке не переставая. Первым зашёл, по всей видимости, офицер, но Эвка даже не взглянула на него. Она сидела как кукла и смотрела не моргая на фото Яна, висевшее напротив, на стене. Бледное от испуга лицо женщины, привлекло внимание немцев. Они стали спрашивать на плохом словацком о том, есть ли кто в доме кроме нее.Эвка даже не шевельнулась. От испуга она была в шоке. Фрицы шарили по углам. Проверяли подпол, чердак. С улицы доносились автоматные очереди. Там немецкие солдаты простреливали сено и хозяйственные постройки. Офицер подошёл к Эвке и стал кричать на неё, спрашивая кому она напекла хлеб, не партизанам ли. Но она как статуя, сцепив зубы закрытого рта, упорно молчала. Солдат поднял автомат и хотел ударить, но офицер остановил его.
- Да ну её, эту дурную замарашку! Видишь она в шоке! Наверное в штаны наложила! – хохоча горлал он на своем. Янко под лавкой, всё понимал что они говорили, ведь хорошо знал немецкий язык. Он понял, что офицер не так жесток, как бывают некоторые нацисты и не станет вредить матери. Фрицы ещё с пол часа порыскав, уселись на мотоциклы и отправились назад, преодолевая грязь и лужи на раскисшей от дождей дороге.
   Эвка долго не могла прийти в себя. Уговоры сына и Гонзы не действовали. Они обнимали и целовали её, а она всё сидела на месте, правда уже опустив голову. И тут слёзы градом полились из ее глаз. Душа Эвки плакала, истекая морем слёз, что с годами накопились в её одиноком сердце. Янко не отговаривал мать.
- Пусть поплачет - говорил он Гонзе - пусть! Она давно не плакала.
И Эвка плакала, вытирая размазанную по лицу золу. Ей вдруг пришло понимание горькой истины, что жизнь может изменить человека до неузнаваемости.  После этих слёз она больше не станет по жизни лишний раз применять слово"никогда”. Как когда-то сама себе твердила:”Никогда никто больше не увидит моих слёз...” Ведь в конце концов нам всем однажды становится очень даже ясно, что жизнь прожить не поле перейти.

Продолжение в главе 14 - Партизанская юность.

Фото из родового архива автора.