Шарик

Владимир Рогожкин

ШАРИК

(КРАТКИЙ ЭКСКУРС В СОБСТВЕННОЕ ПРОШЛОЕ)


Очень хотелось мне в детстве крупную собаку завести.  Хотя, собаки в нашей семье и водились всегда. Как и все деревенские собаки - голосистые и лохматые. Но это всё не то. Кавказца или на худой конец овчарку хотелось.  Зачитываясь рассказами Джека Лондона, не мог я тогда не представить себя в романтическом образе первопроходца далёких северных земель управляющего собачьей упряжкой, мчащейся по бескрайней, снежной пустыне. А какая, простите, упряжка из низкорослых, да и ещё коротконогих дворняжек...
  Жили мы тогда в деревне, в самом центре Пензенской области. Мои родители, сельские учителя, как в послевоенные годы приехали туда по распределению, так навсегда там и остались.
Окончив шесть классов, как и обещал отцу без троек, да, в общем, то и почти без четвёрок, получил в подарок долгожданного щенка. Наверное, никогда больше в жизни так не радовался. В детстве всё искреннее, наверное. Маленький медвежонок, совсем ещё малыш, а уже размером с соседскую Булку. Так звали собаку соседей - всё той же породы деревенских пустобрёхов. Да и лапы, чуть ли не с кулак. Знающие пацаны, заглянув в рот щенку, авторитетно заявили:
 - Нёбо чёрное - злющий будет!
Сразу же скажу - как лает моя собака на кого-то или кусает, я так ни разу и не увидел. Добрейшим пёс оказался. Мы с друзьями просто угорали со смеха, когда рано утром, или поздно вечером, в зависимости от времени обнаружения пропажи, появлялась в дверях нашего дома очередная опечаленная соседка. Причина печали всегда одна и та же - пропал сапог, или ботинок, или калоша. Но обязательно поновее, и обязательно левая. Пропажа обычно находилась под крыльцом нашего дома. Но со временем и эти шалости прекратились.
Вы когда нибудь видели, как собаки грызут орехи? Обыкновенную лещину. Это нужно было видеть, как мой Шарик грыз орехи! С сосредоточенной какой-то философской, что ли ухмылкой, долго катал орех во рту. Потом, с чувством неимоверного счастья, разгрызал и хрумкал ядрышко. А когда он со смачным – тьфу, выплёвывал скорлупу, можно было надорвать животики.
 За лето Шарик подрос, к зиме вырос, по выражению моего отца, с телёнка. А где-то в конце февраля, как раз накануне праздника, заглянули к нам в село собачники - пара алкашей, занимающаяся отстрелом бродячих животных. Хотя о бродячих собаках я тогда и слыхом не слыхивал. Все собаки кому-то  принадлежали. И контактировать, с бешеными волками и лисами видимо не собирались. Нашим доблестным красноармейцам и героическим полярникам требуются унты из тёплой собачьей шкуры? Нет, я ничего не имею против доблестных красноармейцев и героических полярников. Но зачем же, так зверствовать на глазах детей? Не по-людски это!
 - Работа у них такая - наверное, скажете. Но, заявление о приёме на работу, они, наверное, писали сами…
Возвращаясь из школы, увидев кровь на снегу и алый след от уползающей собаки, рассвирепел не на шутку. Хотя до этого злобностью характера не отличался, скорее наоборот. Залетел в дом - родители были на работе. Старший брат из школы ещё не пришёл, и стал лихорадочно искать патроны от мелкокалиберной винтовки. Она хоть и называется мелкокалиберной, но оружие довольно-таки опасное. Тем более в руках разъярённого подростка. Школьную винтовку, спортивный реквизит, отец хранил дома, под диваном - «для надёжности». После этого инцидента она, конечно же, исчезла. Но охотничьи ружья, были, в то время, почти в каждом доме. А об охотничьих билетах знали понаслышке. Пылились себе ружья где-то в кладовках. Так, на всякий случай. Наподобие театрального реквизита. А согласно учению великого Станиславского - если в первом действии спектакля висит оно на стене, то в следующем, должно выстрелить. Почти так оно и вышло.
Дорога в райцентр, прежде чем свернуть к лесу, делает большой крюк полем, огибая деревню.
Я, чтобы немного сократить путь, бросился вдогонку, наперерез. Через овраг и поле. И, конечно же, безнадёжно отстал. Сильная лошадь бодро уносила сани с живодёрами.
Но, то расстояние, что отделяло меня от обидчиков, позволяло выстрелить довольно таки прицельно. Расстояние в пятьдесят метров для винтовки пустяк. Но как выстрелить в человека? Хотя в то время таковыми они мне не казались. И испуганные лица их в прицеле видел. И видел как один из них, видимо уже протрезвевший от страха, лупил прикладом почти такой же винтовки как у меня, по крупу лошади, пуская её в галоп. Видел! Но нажать на спусковой крючок так и не смог.
И стоял я, не по годам высокий и широкоплечий, четырнадцатилетний подросток, почти по пояс в снегу среди огромного и такого не ласкового поля. Чувствовал, как коченеют вздетые в промокшие валенки босые ноги. Посиневшие руки, сжимающие винтовку, уже давно ничего не чувствовали и громко ревел, смотря как теряются на фоне лилово-красного солнца сани, с двумя красномордыми мужиками, до самого верха загруженные убитыми собаками, увозящие моего Шарика, может всё ещё живого и всё ещё надеявшегося, что ему помогут…
Всю последующую неделю валил снег, мела метель, заметая следы моего уходящего детства. И ни разу с той поры я не ревел в голос. Слезы, конечно же, иногда подпирали - как без них. Но это только слёзы…
Считается, что каждый человек, за свою жизнь, должен «выплакать»  ведро слез. Женщины плачут открыто, никого не стесняясь. У мужчин слезы остаются внутри. Что ж, в тот злополучный, февральский день, в последний раз заплакав и сделав выбор – стрелять в человека или не стрелять – я стал мужчиной…