Часть первая

* УБЕЖАЛА БЫ КУДА-НИБУДЬ, ДА РАЗВЕ ПОМОГАЕТ ПЕРЕМЕНА МЕСТ? *

    На первый взгляд город казался райскими кущами в благословенных садах Эдема. В отличие от моего родного Рондона здесь почти круглый год стояла чудесная погода, и я очень надеялась, что распростертая над головой голубизна хелльманского неба дарует мне долгожданное умиротворение и успокоит мятежную душу. Климат в беспечно цветущей оливковыми деревьями Элладе ожидаемого воздействия не оказал: добродушно улыбающиеся люди вызывали у меня стойкую неприязнь, а не ведающие о субординации жители Ирлиона вселяли стойкое ощущение того, что я здесь - чужая, поэтому мое хмурое лицо мозолило глаза горожанам столицы Эллады несколько месяцев, после чего я, поняв, что стоит перебраться подальше от приторного и знойного экватора, раскрыла купленный в «Книжном мире» за бешеные деньги атлас и после длительных размышлений решила посетить Цверинг, являющийся столицей Хелльманской Демократической Республики, которую после отгремевшей более века назад Второй мировой оккупировали элозийцы. Проигравшая сражение некогда великая держава распалась на две части и поначалу пришла в упадок. Инфраструктура Хелльмании была полностью разрушена, гражданская экономика отсутсвовала напрочь, однако сей непростой период стал, по мнению историков, шагом к переосмыслению своего прошлого и формированию нового future. В то время как находящаяся под покровительством Элозии ХДР поднималась с колен, представляя собой образец парламентского режима, в южной ее части, взятой под опеку эвропейцами, установился тоталитарный режим, и бывший некогда столицей Герлин то и дело сотрясали протесты недовольных правительством граждан. С началом  нового тысячелетия Южная Хелльмания стала стремительно пустеть - люди перебирались на Север или вовсе эмигрировали в Гомерику. На данный момент в южной столице проживало чуть больше тысячи человек, и если рассуждать логически, лет через двести она опустеет окончательно.
    Вообще-то назвать меня путешественницей было затруднительно, - по своей натуре я домоседка, не шибко жалующая резкую перемену мест, однако судьба не предоставила мне выбора, и, спасая самое ценное, чем располагала, я навсегда покинула Великую Бриттанию, продав за гроши убогую квартирку на окраине Рондона. Я надеялась, что что большое количество ультрафиолета благотворно скажется на моем здоровье, и я смогу наконец излечиться от страшной болезни, преследующей меня с юных лет. Лежащие в банке деньги, вырученные за продажу апартаментов, я решила пока не трогать и для начала сняла уютную комату у фрау Шнайдер, проживающей в чудесном особняке в самом сердце утопающего в зелени Цверинга.
    Диплом ветврача, полученный полтора года назад, я забросила в самый дальний ящик, поскольку моя мечта выручать беззащитных зверей, попавших в беду, перестала таковой являться. Я самой себе помочь не в состоянии, так что глупо брать на себя ответственность за чужие жизни. В общем, оставив пустующей графу, в которой надлежало указать наличие высшего образования, я разместила свое резюме на сайте с вакансиями и, пройдя парочку собеседований, отправилась работать официанткой в ресторан при отеле «Ганимед», названном, судя по всему, в честь любовника похотливого громовержца.
    Добродушная фрау Шнайдер, более десяти лет назад похоронившая супруга, имевшая проживающую в далекой столице заснеженной Элозии дочь, вышедшую замуж и обосновавшуюся в Мосскау и переехавшего на постоянное место жительство в Ниппонию сына, испытывала острый дефицит общения, и я, не смея перечить пожилой даме, проводила в ее компании вечера, сидя под красным абажуром за игрой в покер или раскладывнием пасьянса «Синяя вдова». Говорливая Эдит Шнайдер, потчевавшая меня домашним вином и историями давно минувших дней, сама того не ведая, стала моим спасением, ибо, слушая ее приправленные ноткой юмора рассказы, я напрочь забывала о гнетущем меня недуге и чувствовала себя более-менее сносно.
    Конечно, стабильным мое состояние назвать было нельзя, но я радовалась тому, что ужасные мысли покинули мою черепную коробку, поэтому даже резкие перемены в настроении не мешали мне наслаждаться жизнью. В моменты особо сильной хандры я вспоминала про известную певицу Аврору, харизматичную и невероятно талантливую девушку, боровшуюся за право быть собой. Она не носила лифчиков, объясняя это тем, что ее крошечная грудь попросту не нуждается в такого рода «поддержке». Аврора красила свои волосы в зеленый цвет, забила большую часть своего тела татуировками, являлась поклонницей пирсинга. На мой взгляд, выглядела эпатажная артистка сногсшибательно, и образ дерзкой пацанки шел ей неимоверно, однако изверги, являющиеся приверженцами «натуральной» красоты, затравили девушку, обзывая ее «развратницей» за то, что он случайно засветила соски или вышла на пробежку в обтягивающих берда лосинах. Никто не воспринимал всерьез оскорбления в сторону певицы, - в конце концов, так называемые «хейтеры» есть у каждой знаменитости, однако огромное количество негативных комментариев и критики, видимо, «сломали» Аврору, потому что ранним утром в первых числах сентября, менеджер девушки, не дозвонившись до нее, почувствовал смутную тревогу и, нагрянув в квартиру к своей подопечной, обнаружил ту бездыханной в постели. На прикроватной тумбочке валялся пузырек из-под каких-то таблеток, и было очевидно, что ранимая Аврорушка, пребывая в мрачном состоянии духа, добровольно ушла из жизни.
    Кончина известной певицы всколыхнула весь мир. Еще вчера поливавшие грязью артистку злобные комментаторы пели мертвой девушке дифирамбы, называя ее «особенной», однако далее началось самое интересное. Недели через две в своем бассейне утопилась лицедейка Ронда Риччи, являвшаяся близкой подругой Авроры, и СМИ посчитали, что актриса последовала за своей товаркой, не в силах игнорировать многочисленные скандалы, которые трепали ее имя. А когда месяц спустя солист бойз-бэнда перерезал себе сонную артерию и скончался в карете скорой помощи от кровопотери, стало ясно, что самоубийство экстравагантной певицы запустило волну суицидов средь подвергающихся гонениям знаменитостей.
    Аврора и Ронда являлись моими ровесницами, и мне было искренне жаль, что они никогда не увидят красок закатного неба, не почувствуют дыхание ветра, гуляя по безлюдному пляжу, не насладятся нежнейшими пирожными, политыми вкуснейшим вишневым сирпопом. Мне неизвестно, по какой именно причине девушки покинули этот мир, однако всякий раз, вспоминая о них, я наравне с грустью испытывала ни с чем не сравнимое обегчение оттого, что жива и могу, выглянув утром в окно, любоваться на снующих в воздухе стрижей и ласточек, или, закутавшись в теплое одеяло, слушать шелест ночного дождя, предаваясь глупым, ванильным мечтам.
    Возможно, Аврора и Риччи были правы, выбрав вечный покой, ведь еще жившие в далеком Средневековье философы и поэты отмечали тот факт, что смерть намного милосердней жизни, наполненной страданиями, но чаша лично моих весов склонялась к отметке «la vie», ибо, один раз оказавшись слишком блико к краю пропасти, я осознала, насколько my life ценна для меня.
    Дни шли своим чередом, и вскоре я уже воспринимала Северную Хелльманию как вторую родину. Мне было в кайф гулять по узким улочкам старого Цверинга, изучая город, прокладывать для себя новые маршруты и заполняя memory воспоминаниями о красивых местах, которые планировала посещать в погоне за хорошим настроением. Памятью на лица я, признаться, не отличаюсь, к тому же, часто пребывая в недрах своего внутреннего мира, на людей вокруг внимания я почти не обращала, однако в какой-то момент заметила, что один из постоянных посетителей «Ганимеда» не дает мне покоя. То был невысокого роста парень с темно-русыми волосами, серой радужкой проницательных глаз и соблазнительными пухлыми губами. Он был излишне красив, и на мой взгляд, столь очевидная наружная привлекательность могла считаться недостатком, потому как из-за чрезвычайно броского «фасада», выходящего на первый план, труднее всего различить характер. Люди, оценивающие друг друга по внешности, не замечают, увы,  того, что сокрыто inside. Исходя из личного опыта, могу смело сказать, что имеющие от природы смазливое личико представители рода человеческого зачастую воображают себя чуть ли не центром мироздания. Лишь в редких случаях можно было наблюдать прекрасную душу, заключенную в красивейшем сосуде, поэтому я, невольно провожая взглядом сероглазого юношу, гадала: является ли заинтересовавший меня молодой человек обладателем глубокого внутреннего мира, или же он всего лишь пустоголовый мальчуган, не прочитавший за свою жизнь ни единой книжки.
    Моя приятельница Берта Свифт, с которой мы работали в одну смену, во время перекура поведала о том, что сегодня ей довелось обслуживать молодого человека, коего она подцепила как-то в ночном клубе. Я, вспомнив, что стол, за которым восседал в компании эффектной блондинки пригнлянувшийся мне незнакомец, принялась с неподдельным интересом слушать коллегу, не гнушаясь задавать наводящие вопросы, так что мне несказанно повезло не только удовлетворить свое любопытство, но и составить полную картину происходящего.
    Низкорослого крепыша звали Саймон Блэкфорд, и он работал стриптизером, а также оказывал услуги сексуального характера. Никто в городе толком не знал, почему он зарабатывает на жизнь столь экстремальным способом, и был ли это осознанный выбор, или же принять подобное решение его заставила нужда. Свифт нахваливала горячий темперамент своего случайного любовника, уверяя меня, что трахается Саймон как бог, однако заводить с ним отношения Берта не планировала, и когда Блэкфорд попытался пригласить ее на свидание, отвергла ухаживания красавчика, заявив, что вступать в долгосрочные отношения с общедоступным парнем в ее планы не входит.
    - Это было довольно грубо с моей стороны, - призналась Свифт, раздавив в пепельнице окурок от сигареты, - но я не могла рассматривать его как спутника. Саймон годится только на роль секс-партнера, не более.
    Я мнения коллеги не разделяла, считая, что смешивать работу и личную жизнь - не comme il faut. Возможно, я не слишком принципиальная, но меня, правда, не смутило, если бы мой бойфренд оказался эскортником или порноактером. Ревновать своего молодого человека к работе, какой бы она ни была, - удел неуравновешенных истеричек с заниженной самооценкой, а я, хоть и не могла похвастаться здоровой психикой, умела смотреть на многие вещи непредвзято благодаря тому, что меня воспитывал чрезвычайно милосердный отчим, относящийся ко мне во сто крат луше, чем родная мать.
    Похожий на прелестного ангела Блэкфорд не выходил у меня из головы, и, хоть я отдавала себе отчет в том, что влечение сие - всего лишь игра гормонов, бушующих в крови, все равно не могла избежать глупой участи каждой женщины романтизировать острое желание сесть на член, возвышая свои чувства до небес. Дошло до того, что Саймон приходил ко мне во снах, и, плавясь под его обжигающими прикосновениями в мире грез, я окончательно лишилась покоя и всякий раз, завидев объект вожделения в vip-зале «Ганимеда», чувствовала, как бешено колотится в горле сердце и розовеют щеки. Пару раз я замечала, как Блэкфорд, приобнимающий за талию свою очередную спутницу, идет в сторону лифтов, и тогда я отчаянно завидовала женщине, которой посчастливится провести ночь в объятиях этого парня.
    Недели две назад я посетила стрип-клуб «Огненный лебедь» и, наблюдая за извивающимся у шеста в такт музыке Саймоном, разглядела вытутаированные у него на груди розы. Прикрыв глаза, парень всецело отдавал себя явно любимому делу, не обращая внимания на страстные выкрики сидящих в за столиками людей. Несколько дам бальзаковского возраста, подходя к танцору, засовывали поз резинку его трусов крупные купюры, а длинноногий подросток, вдруг запрыгнув на сцену, под возмущенные визги толпы поцеловал Блэкфорда в ухо, после чего к нему подбежали охранники и, аккуратно взяв нарушителя порядка под острые локоточки, выволокли прочь. Возвращаясь домой в тот вечер, я подумала о том, что, наверное, нет ничего плохого, коль я, накопив нужную сумму, воспользуюсь услугами Саймона. Если он действительно так хорош в постели, как говорила Свифт, то эти деньги на ветер выброшеными определенно считать будет нельзя. Плевать на то, что за один час этот красавчик берет немало. Я ведь дала себе обещание брать от жизни все, не думая о последствиях. Часов до двенадцати мы с фрау Шнайдер гадали на картах Таро, попивая византийский кофе. Слушая сладкоголосые речи своей собеседницы, я нет-нет да и ловила себя на том, что my thoughts то и дело возвращаются к Блэкфорду, и все мое существо было наполнено сладостным предвкушением предстоящего свидания.
    Нужная сумма была накоплена в рекордно короткий срок, и я, собравшись с духом, отправилась в данный мне Бертой адрес агентства, дабы заключить сделку, но каково же было мое разочарование, когда толстая, похожая на мячик тетка, услышав мой запрос, покачала головой и проинформировала меня о том, что Саймон мальчиком по вызову более не работает. Мне предложили взглянуть на других кандидатов, однако я, отклонив сие предложение, попрощалась с тучной особой и, выскочив на улицу, топнула ногой в досаде, злясь на свою медлительность. Ведь, если бы мою баранью голову посетила мысль взять лежащие в джаннадском банке деньги, что я выручила за продажу своего жилища, я бы не упустила Блэкфорда, который, быть может, уже покинул Хелльманию.
    Чувствуя себя раздавленной, я слонялась по Цверингу до четырех, после чего отправилась на работу. Хмуро кивнув Свифт, завязывающей галстук, я торопливо облачилась в униформу и, выйдя в зал, отключила brain, сказав себе, что обдумать сложившуюся ситуацию я смогу на сон грядущий, лежа в кровати. Когда моя смена уже почти заканчивалась, закрепленный за мной столик занял мужчина в надвинутой на лоб бейсболке, и я, выждав положенные пять минут, подошла к нему и едва сдержала ликующий крик, потому что моим клиентом оказался не кто иной как Саймон Блэкфорд. В мешковатой спортивной форме и скрывающим половину лица головном уборе он совсем не походил на похитителя женских сердец. Я обратила внимание на лишенные блеска глаза молодого человека, и, задавив в себе желание поинтересоваться, все ли у него в порядке, водрузила на столешницу графин с водой и, отвесив поклон, приветливо улыбнулась. Мазнув по мне незаинтересованным взглядом, Блэкфорд рассеяно открыл меню, ткнул пальцем в бифштекс из кенгурятины с лимонным соком и застыл словно мраморное изваяние, понуро таращась в пустоту. Я прилежно обслужила его, чувствуя, как на душе скребутся кошки. Потухшие, лишенные всякого выражения глаза я, откровенно говоря, созерцала не так давно, вглядываясь в собственное отражение, так что совей интуиции, вопящей о том, что с Саймоном что-то не так, я была склонна верить безоговорочно.