Часть вторая

* Я ПЫТАЛАСЬ УБЕРЕЧЬ ДО ПОСЛЕДНЕГО СВОЮ ЗВЕЗДОЧКУ ЗА МАЛЕНЬКИМ ОБЛАЧКОМ *

    Имя я сменила накануне своего отъезда из Бриттании. Тесса Хилл перестала существовать, и вовсе не потому, что за мной, как в дурацких авантюрных историях гонялась могущественная мафия. Решившись на столь отчаянный шаг, я отдавала себе отчет в том, что люди не сумеют понять меня в полной мере, - для этого им потребуется влезть в мою шкуру, прожить там хотя бы несколько дней и только тогда, возможно, некоторые из них могли бы сказать:
    - Да, это действительно вынужденная мера.
    Но эмпатия, к сожалению, явление крайне редкое; поддержки от многих знакомых я не дождалась, и это стало еще одной причиной моего бесславного бегства из туманного Рондона, пьющего мою душу и иссушившего нутро бедной Тессы до такой степени, что та была вынуждена отбросить от себя old life словно бессмысленный, наполненный воздухом муляж и полностью обнаженной предстать перед стопкой страниц белоснежной бумаги для того, чтобы попытаться написать все заново - с чистого листа.
    Единственным человеком, который протянул свою руку и не оставил меня в этой звеняще-чернильной пустоте, была младшая сестра Никки, которая со свойственной ей бесхитростностью заявила, что доверяет мне безоговорочно.
    - Я уверена, ты знаешь, что делаешь, - провозгласила она с лучезарной улыбкой на устах. - Не имеет значения, что думаю я. Коль ты полагаешь, что идешь верной дорогой, я, darling, всецело на твоей стороне.
    Моя милая, преданная Никки, в шутку твердящая о том, что будет моей союзницей даже если я объявлю войну целому миру, и я без преувеличения могла сказать: если бы мне довелось убить себе подобного, то сестреночка, несомненно, помогла бы мне спрятать тело, не задавая лишних вопросов. В отличие от матушки, которая была ко мне более чем равнодушна, Никки, воспитанная в любви, с ранних лет поняла, что ее старшая сестра вниманием обделена, и изо всех сил пыталась это исправить, заставляя меня чувствовать себя нужной, однако невзирая на стремление сестренки удержать меня возле себя, из дома, в котором выросла, я уехала как можно раньше, не желая мозолить глаза и без того нервной матери, которая всела себя так, будто я представляла из себя предмет интерьера. К тому же, Тесса мало походила на склонную к полноте невысокую женщину с копной вьющихся рыжеватых волос и усыпанным веснушками лицом. Моя шевелюра была жесткой аки проволока, а миндалевидные глаза практически черного цвета намекали на то, что внешность я унаследовала не от maman.
    В общем, видя вечно пьяную родительницу, которая не появлялась на родительских собраниях, но исправлно баловала пятилетнюю Никки конфетами, я, ощущая исходящую волнами усталость со стороны отчима, который, помимо регулярно скатывающейся в пучину алкогольного опьянения жены, должен был следить за крошечной дочерью, заботиться о нелюдимой и замкнутой сверх меры падчерице, витающей в собственном мире, желая облегчить существование изможденному сверх меры мужчине, перевелась в интернат и больше домой не возвращалась, поддерживая связь с сестрой и мистером Хиллом посредством еженедельных хвонков и регулярных писем в Хейсбуке.
    Окончив школу, я поступила в университет. Никки, с которой у меня была разница в семь лет, частенько приезжала ко мне в общежитие и нередко оставалась на ночь. Я учила с ней уроки, объясняла ей теорию относительности, в общем, старалась быть примерной старшей сестрой, и вроде бы все шло хорошо, пока по окончании высшего учебного заведения во время прохождения практики в рондонской ветлечебнице в один «распрекрасный» вечер у меня не произошла гребаная попытка суицида. Нет, я не страдала от неразделенной любви и покончить с собой хотела не потому, что была эмоционально нестабильна. Это не было импульсивным порывом, рефреном которого могло являться что-то вроде «вот как лягу в гроб, и вы все поймете, какая я несчастная». Я долго готовилась к тому, что в скором времени убью себя. Позвонила отчиму, написала завещание, согласно которому принадлежащая мне квартира отца, которая сдавалась в аренду, обеспечивая мое стоящее немалых денег обучение, переходила в собственность Вероники Хилл.
    В какой-то момент я задумалась о попугае, которого оставила мне моя однокурсница. Отправившись в кругосветное путешествие, она попросила меня трепетно относиться к ее ненаглядной крошке по имени Черри, и я не хотела, чтобы мое тело медленно разлагалось, оджидая приезда труповозки, пока ни в чем не повинная живая душа подвергается риску умереть в страшных мучениях из-за стресса и голода, однако даже наличие питомца меня в конечном итоге не остановило: я подумала о том, что моя добросердечная сестренка непременно позаботится о говорунье до возвращения ветреной Диларам, так что, удалив архив со всеми фотографиями, я очистила историю поисковика на компьютере, раздала почти все предметы своего скудного гардероба знакомым и, выбросив лишний хлам, прикрепила магнитом к дверце крошечного холодильника заверенное нотариусом завещание и предсмертную записку. Тот факт, что после моего «отбытия» я оставлю максимально пустое пространство, согревал меня неимоверно.
    Причина того, что я задумала покончить с собой, была достаточно проста: меня буквально раздирало от боли. Если вы полагаете, что депрессия - это всего лишь плохое настроение и потеря аппетита, то вы, прошу прощение за категоричность, глубоко заблуждаетесь. Сей недуг конкретно в моем случае рождало до такой степени невыносимую pain, которую можно сравнить разве что с давящей на тебя сверху бетонной плитой весом в тысячу тонн, и сия жгучая, пробирающая до мозга костей пульсация преследовала меня every fucking day, являясь единственным спутником, заполняя собой все пространство, и я просыпалась с ней, пыталась хоть как-то продраться сквозь эту обволакивающую пелену, стараясь быть сильной, но попытки - одна за другой - проваливаются, и в какой-то момент я опустила руки. Меня охватила дичайшая усталость оттого, что я трачу колоссальные силы, дабы продержаться хотя бы час и не выйти в маняще приоткрытое окошко.
    У меня не оставалось внутренних ресурсов, чтобы посетить уборную, ибо пожирающий изнутри спрут причинял гораздо больший дискомфорт, нежели собравшаяся в мочевом пузыре жидкость, посему я, сутками лежа на кровати, пялилась в стену напротив, окончательно потеряв ориентацию в пространстве и не различая, где право, а где лево. Однако, невзирая на то, что Тесса пыталась не допустить мыслей о самоубийстве, пичкая себя утешениями вроде того, что это - самый очевидный выход, который я успею сделать всегда, истончившаяся со временем сила воли, держащая меня на плаву, угасла окончательно, и даже принимаемые в огромных количествах антидепрессанты облегчения не приносили, даря только побочные эффекты в виде сонливости. К слову, я старалась спать как можно больше, потому что только таким образом можно было защититься от неласковой и липкой аки рыбья чешуя боли, покрывавшей все мое нутро.
    Помнится, читая интервью известной поэтессы Моники Пигфорд, я поражалась тому, с какой нежностью и любовью она относится к своей депрессии, признаваясь журналистке о том, что без нее не написала бы ни единой строчки. Госпожа Пигфорд утверждала, что именно разбитое сердце и сгустившиеся над головой тучи побуждали ее творить шедевры, и потому она ненавидела быть бодрой и веселой и всячески старалась вызвать эту болезнь искусственно, чтобы погрузиться в тревожное состояние, в котором ее поджидало вдохновение. Не знаю, сколько на свете людей, разделяющих точку зрения взбалмошной Моники, прославившейся своей поэмой об утонувшей в водопаде девочке, убитой злобной мачехой, но я в их чисто точно не входила. В какой-то момент мне стало до такой степени хреново, что накатило безразличие ко всему. Я уже не задумывалась о чувствах Никки, которая обнаружит мое остывшее тело, нагрянув в гости. Единственное, чего жаждала моя томящаяся в тисках душа - это покончить наконец с этими страданиями, заглушить чертову боль, получить хотя бы минутный отдых для того, чтобы иметь возможность отдышаться.
    На протяжении двух недель я примеряла на себя роль спящей красавицы, запивая антидепрессанты успокаивающим липовым чаем и пребывая в наркотическо-сладких объятиях Морфеуса по восемнадцать часов. Конечно, все мои уловки, которые я использовала в борьбе с depression, на какой-то момент отсрочили принятие рокового решения, но настал миг, когда pain победила, и Тесса Хилл, сдавшись, взяла канцелярский нож и направила дрожащие от предвкушения стопы в ванную комнату.
    Читатель, поверь, в тот страшный миг я отчаянно желала ощутить жажду жизни, вновь стать улыбчивой и веселой, испытать ни с чем не сравнимую радость бытия, но одного хотения вылечиться было недостаточно, и, полагаю, нет смысла ссылаться на статистику, которая красноречиво указывает на то, что поразивший меня недуг является смертоносной болезнью, по числу жертв уступая разве что коварным дорожно-транспортным происшествиям и различного рода эпидемиям.
    И вот тогда, надавив тонким лезвием на кожу запятья, я внезапно была охвачена поистине сумасшедшей мыслью. Тесса Хилл должна умереть, и это было единственным решением, которое заставило меня отступить от первоначального плана и, отправив в небытие госпожу Хилл, дать жизнь другому человеку, - в моем покоцанном теле, с изрезанным бесконечными шрамами сердцем с высасывающими последние краски воспоминаниями может появиться некто другой. Я должна была отречься от собственного имени ради того, чтобы сохранить my life, и поэтому, раз уж Тессочке написано на роду проиграть депрессии и кануть в ледяные воды Стикса, пускай так и случится. Я собственноручно столкну ее с обрыва, а после похороню осколки старой сущности и, подобно птице Феникс возрожусь новым человеком, который займет место госпожи Хилл.
    Все это, разумеется, звучит красиво, но не отменяет факта, что смена имени в  моем случае стала панацеей, и, успешно просуществовав еще несколько дней, я отправилась в ЗАГС и начала процедуру changing of name. Мною было принято решение зваться Корой Ризер. Дело в том, что Ризер - фамилия моего родного отца. Когда моя мать вышла замуж за господина Хилла, тот удочерил меня, и я безумно благодарна этому мужчине за все, однако, видит бог, я походила на папу не только внешне, так что была, как мне кажется, обязана носить его surname. Father мой был известным в узких кругах музыкантом и покончил с собой за три месяца до моего рождения, повесившись на дереве в лесу, так что суицидальные наклонности я, видать, получила в наследство именно от него. Мне не так много известно об отце, поскольку мамаша не горела желанием обсуждать сво мной своего жениха, с которым не успела даже расписаться, однако на просторах Интернета мне попалась крошечная заметка, посвященная Герберту Кейну, основателю группы «Кора», в которой выступал мой отец, и я подумала о том, что имя богиня плодородия неплохо сочетается с фамилией of my daddy.
    Моя вера и надежда были исчерпаны, так что я не могла жить ради Никки, Черри, мистера Хилла, самой себя в конце концов, но на самом дне еще осталось стремление продолжить путь из-за Александра Ризера, который, в отличие от меня, до своего двадцатичетырехлетия так и не дожил. Присвоив his surname, я поставила перед собой задачу дожить до глубочайшей старости и мирно умереть, сидя в кресле-качалке, окруженной детьми и внуками. Тесса Хилл сломалась и умерла в двадцать пять, но Кора Ризер так просто не сдастся и приложит все усилия, чтобы «гибель» Тессы не оказалась напрасной. Отказавшись от себя старой и придя к себе новой, я ощутила, как с моих плеч постепенно сходит бремя тяжких страданий, и с первым днем весны в моей голове появились мечты, которые покинули меня еще в ранней юности.
    Получив новые документы, я попрощалась с сестрой и отчимом и отправилась в Элладу, после чего обосновалась в Цверинге, где все меня знают как Кору, и я сама достаточно быстро приноровилась к новому имени и уже не могла более ассоциировать себя с лежащей в саркофаге Тессой. Я собственными руками вонзила в спину бедняжке нож, сознавая, что это единственный выход из ловушки, в которую она угодила.
    Я всегда была склонна к аутоагрессии, пытаясь заглушить в себе негативные эмоции, однако даже не подозревала о том, что именно злость подарит мне второе дыхание. Я наполнилась безумной злостью на ситуацию, которая загнала меня в темный угол, и эта бурлящая энергия способствовала окончательному исцелению. В моих чуть не погасших навеки глазах зажегся яростный огонь, а с тонких губ не сходила полунасмешливая улыбка. И пусть я выглядела воинственной и вела себя слегка высокомерно, я была жива, и это было моим главным достижением. Если мне вручат красную кнопку и скажут, что я могу сохранить свою не шибко dolce vita, отняв жизнь у сотни людей, я безо всяких колебаний нажму на нее, - не потому, что ненавижу человечество, а по той простой причине, что my life для меня дороже всего на свете, и я никогда не откажусь от нее, пребывая в здравом уме. Кора Ризер - не героиня, готовая пожертвовать собой во имя высокой цели, я - девушка, которая хочет постить в своем Тристаграме фоточки с видом из окна, подписывая их емким «la vie st belle» и наслаждаться каждым днем так, словно завтра наступит Апокалипсис.
    Моя любящая заложить за воротниу mamasha была безбожницей, и, я подозревала, что старая ведьма тайно поклоняется Мефистофелю. Я же, наблюдая за излишне религиозным отчимом, долгое время считала себя верующим человеком, а теперь размышляла о том, что Вселенная, скорее всего, являет собой гигантский организм, и, стало быть, мы - крошечные микробы внутри нее, и оттого, что наши сущности столь ничтожны по сравнению с необъятным Космосом, которому нет ни конца, ни края, this life is more beautiful именно потому, что она хрупка, бессмысленна и скоротечна. Если бы еще до рождения мне дали выбор, я бы с превеликим удовольствием вообще не появлялась на сет, но раз уж I’m here, я буду делать все, что заблагорассудится, ограниченная лишь рамками свободы других живых существ, не тревожа себя напрасным беспокойством по поводу того, какой меня видят окружающие люди.
    Оторва Ризер настолько самодостаточна, что ей нет дела до того, как ее воспринимают people. Ей нравится, поддавшись минутному порыву, сделать короткую стрижку, а затем полгода отращивать волосы. Эта странная девица, смотрящая на представителей человечества с пренебрежением, не раз ловила себя на мысли, что готова пуститься в пляс голышом, не заботясь о том, насколько смешно и неуместно эти действия будет выглядеть со стороны. Я постепенно раскрывала перед ней свою истерзанную душу, сродняясь с кажущейся поначалу инопланетянкой девочкой, твердыми шагами двигаясь к тому, чтобы полюбить ее и признаться себе в том, что она - это я.
    На данном этапе большая часть моих эмоций была пока заморожена, и все, что я испытывала чаще всего - интерес. Мне было до ужаса любопытно узнать, какой я буду лет через пять, и встречу ли наконец молодого человека, которому могу подарить свою девственность, так тщательно оберегаемую сначала из религиозных побуждений, ну а с приходом депрессии у меня попросту не было возможности заниматься обустройством личной жизни. И вот теперь я, Кора Ризер, двадцатишестилетняя девушка без прошлого, ощущала тревогу за молодого человека, которого вижу четвертый раз в своей жизни, понимая, что он до ужаса напоминает мне беспомощную Тессу Хилл. Поэтому, когда мужчина потребовал счет, я, вручив купюры администратору, не стала терять времени и, натянув на себя сарафан в течении рекордно короткого времени, выскочила на улицу через черный ход, обогнула «Ганимед» и заметила удаляющуюся на восток фигуру Блэкфорда.
    Вздохнув с облегчением, я последовала за ним, держась на почтительном расстоянии. Не отдавая себе отчета в том, что творю, я просто позволила острой необходимости преследовать Саймона толкать меня вперед. Не терзаясь законами этики и морали, я брела за ним, полная дурных предчувствий, судорожно пытаясь заглянуть в расплывающееся разноцветными пятнами будущее, известное лишь всевидящей Кассандре.