Ружье-таки стрельнуло

До взрыва любви к музыке я баловался. Мама моя пыталась меня пристроить к какой-нибудь творческой деятельности. В изостудии я наделал маленько шума. Сначала я испортил первое задание Зинаиды Борисовны Кунц. Я и еще один мальчик, поступивший со мной одновременно в изостудию, нарисовали друг друга карандашом. Вместо того, чтобы продолжить работу в следующий сеанс посещения студии, я, дома раскрасил портрет и принес его, как героическое личное достижение.  ЗБК совсем расстроилась и я почувствовал, что мои усилия оказались в русле махровой самодеятельности. Потом я покорил всех своим рисунком гуся. Мама моя услышала о моих дарованиях. Дальше – больше. Моя работа – «Вид из окна изостудии», которую я мариновал так долго, что осень плавно перешла в зиму, и сама ЗБ наложила на ветви дерев белой гуашью снег. В результате видок оказался достойным экспонироваться в витрине центрального магазина «Детский Мир».

На замечание педагога по фп в Доме пионеров, что в собачьем вальсе играть dis+fis надо играть не 1(указат.) и 2-м пальцем правой руки, а 1 и 3-м., я среагировал, по всей видимости, так, что он отказал мне в возможности начать мое образование в этом благодатном ремесле. Это большевицкий прецедент.

Восьмой класс я закончил в 88 школе-интернате. Свидетельство содержит среди пятерок лишь одну четверку – по пению!? Многие пятерки дутые (по истории, во время моего расстрела для итоговой оценки, Стрельников задал мне вопрос об Обуховской обороне. Историю я редко готовил, - что запомнил с урока, то и мямлил на следующем уроке, а потом многое забывал, как и эту оборону. Ангелина Федоровна – образец правильности, дала слабину: «Но, но, но…» - и поставила пятак в итоге. По труду дали дополнительное задание – выточить гайку – Пятак. С пением незадача. За первое полугодие мне наш педагог поставил 4. Я чувствовал его настороженность в отношении меня. Я был шустрый и на уроках любил гарцануть своим владением фп – играл солдатиков Чайковского. Я не понимал, что педагог, покалеченный на одну ногу, вполне может болезненно воспринимать такой юношеский выпендреж. Второе полугодие пение у нас, по неизвестным причинам, не преподавалось. Четверочка, явно промыслительно, осталась единственной, сиротой…).
 
А девятый класс был в моей родной 298. Но совершенно новые ребята.
 
Через сорок лет, по возвращении из Сибири, я пошел в театр им. Моссовета. В фойе я увидел лицо – ошибки быть не могло – это Наташа, с которой я учился в 1-4 классах. Почему-то я присвоил ей фамилию – Космодемьянская (бывает же - на самом деле - Константинова. Люда Лавренова - профессор педиатрии, детский инфекционист, моя школьная любовь - звала ее Кызя). На мое приветствие Наташа замешалась – кто такой? Но тут 3-й звонок. Она на ходу говорит, что она осветитель. Удивительно, эта куколка хрупкая, беззащитная (как я, дурак, «играл» - к ее ресничкам подносил чернильное перо – да, мы тогда писали перьями, - она мужественно моргала, и – заплакала) и работает на самой мужской работе. Она дала мне телефон Люды Лавреновой. Нашел я и Лидию Фроловну - первую нашу учительницу. Странно. Так и не узнал, куда пропали остальные мои первые однокашники. Учились в одной школе, но не пересекались??? Плоды специализации классов ("пошив", "математика"...)
 
Так вот в старой-новой 298. Кроме путешествий по пещерам, походам я открыл 6-стиструнную гитару с нейлоновыми струнами. Ми-доминантсептаккорд. Какая сладость. Бархатистый тембр. Да и на ф-но он звучал отнюдь не функционально. В нашей церковной практике этот аккорд затоптан функциональным допотопом (19 век, век любви к германской функциональности). В нашем походе-слете в Калистово-Абрамцево Женя Хазов на гитаре с такими мягкими и пластичными пальцами и подпевающий ему Сергей Проскурин с такими писками. Реплика Сергея: «Я дико извиняюсь…» - была строго осуждена учительницей как дерзкая. И Сережа смирился. Как бы сейчас??!
Учеба пошла вкривь и вкось. После интернатов – свобода. Дома меня не привыкли часто видеть и я спокойно уезжал, решив в одночасье (на перроне Северянки) в поход на два дня, или ночевал у педагога из-за поздноты, и никто не переживал шибко. С урока физики Аркадий Семенович Хорензе меня выгонял сразу («Лазаревский, за дверь»). На любимой математике учительница подменяла основного педагога (Гуськов Борис Иванович) в последнем 10-м классе не могла простить мне мои постоянные поправки в ее преподавании (она явно слаба была в этом предмете) – итоговые мои отметки были крепкохорошие. Гуськов – это эпоха в преподавании. Он совал мне инженерные учебники, 2-хтомник матанализа Фихтенгольца, стереоочки для стереометрических фигур. Многих, особенно девиц, он осмеивал и посылал в пошив. Потешно он потирал свою лысину пальцем выбеленную мелом. В институт (МИИТ, ф-т счетные машины) я влетел по линии МПС (мама работала в аптеке больницы МПС им. Семашко), и отдыхал я всю юность в пионерлагере «Горн» им. Константина Заслонова – героя ж-дорожника ВОВ.
 
Но сердце мое уже возгоралось любовью к музыке. Тут и гитара с ее фантастическими конфигурациями и формой образования у дяди Васи, и увлечение брата Жени с 2-м концертом Рахманинова и 2-й партитой Баха и пр.. И вот, решившись на штурм гитары, я ухожу со 2-го курса МИИТа. Помдекана Вихлянцев так упрашивал меня не творить глупостей, но карикатурная физподготовка в институте перекрыла мне стипешку – хороший повод свалить. Из родных узнали намного позже и была трагедь. Ну а я еще дальше пошел. Арий Михалыч подвигнул меня бросить гитару и серьезно заняться фп. Я срезал с правой руки ногти. Это – как потеря невинности. Потом Владим Владимрыч Славский убедил АМ вернуть меня в лоно 6-стиструнки. Я штурмовал Октябскую революцию. Но после спецпредметов (Спц – 3, другие все на отлично), имея проходной бал, был отсеян. Более того, после экзаменов приняли Чернова Лешу (получается, - по блату). Я обращаюсь в родную «Комсомолку». Та делает запрос и директор Мухин Е.Г. принимает меня на ваканцию балалаечника. И опять незадача. На сольфеджио Нелли Арменовна Шахназарова (в училище завал армян – пед. Фп М.Б. Тертерян, О.Зайонц,  музлит. В.Л. Токмаджян), видя, что я сразу записав диктант, сижу и кукую, пока остальные допишут эту простую мелодию, отправила меня к теоретикам. Там, наоборот, - я потею, а девки сопливые уже руки потирают и ворон считают.