Ночной экспресс

      Вагонные споры – последнее дело, когда даже нечего пить. (почти Макаревич)

Поднадоевшая трехдневная командировка подходила к концу. Оставалось получить кипу документов, прикрывающих срамные места проекта от покушений не в меру озабоченных юристов и чиновников. Процедура муторная, но исключительно формальная. Илья подошел к офису партнеров глубоко после обеда. Подняв голову, взглянул на упирающуюся в облака зеркальную стену небоскреба.  В голове мелькнуло: «Удивительное стремление к равновесию: чем ниже приходится продавать душу, тем выше норовит забраться тело».

В бизнес центре по обыкновению было многолюдно, но довольно тихо. По коридорам, натянув лицемерные маски сосредоточенной озабоченности, деловито сновали молодые не очень эффективные менеджеры в рубашках и галстуках. Они являли чудеса офисного слалома между плывущими туда-сюда серьезными бизнес-девами, осененными королевской надменностью провинциальных везунчиков, сброшенных с Титаника советской экономики, но ухитрившиеся зацепиться за непотопляемую офисную баржу Москвы. Дамы постарше в зависимости от запущенности фигуры напоминали хладнокровием жаб или змей. Молодые же были на одно лицо, как китайцы в Эрмитаже, и различались только буквами на бейджиках. С каких инстакумиров был скопирован их обобщенный бьюти облик Илья не знал, да и не хотел. Несколько напрягало лишь опасение назвать очередную куклу в очках чужим именем.

После серии перенаправлений из кабинета в кабинет, он наконец расположился на гостевом кресле возле стола с типовой красавицей, встретившей посетителя презрительным, несколько раздраженным взглядом помещицы, не ко времени отвлеченной холопом от чтения французского романа. Но уже через пару десятков минут гордая маска покосилась и стекла с находящейся на грани паники девочки. Она лихорадочно ковырялась в компьютере, заискивающе звонила своему начальнику, консультировалась с коллегами за соседними столами. Если бы не низшая ступень офисной пищевой цепочки, королевна тут же отправила посетителя с его делом подальше по коридору. Но делегировать кейс было некому, и свои обязанности приходилось исполнять.

Илья знал, что подготовка нужных документов не простая задача. Поэтому был предельно вежлив, благожелателен, четко отвечал на вопросы и не говорил лишнего. За годы работы в бизнесе он повидал многое и многих, безошибочно определяя характер и статус человека с первых минут знакомства. Ему в какой-то момент стало даже жалко владычицу стола. Вовсе не потому, что первая же ротация руководства, вероятно, вынесет ее прочь из уютного террариума с белыми стенами и блестящими окнами. Огорчало, что за две дюжины лет никто не рассказал барышне о пользе чтения и учения. Даже в сети она, наверняка, выбирала самый мутный и бесполезный поток отупляющего контента, подменяющий знания ничем не обеспеченной верой в собственное величие.

Через пару часов, коллективными усилиями пакет документов был собран. Илья внимательно изучил наиболее важные страницы, расписался в указанных местах, попрощался и вышел в центральный гостевой холл, оставив помещицу собирать себя из руин. Достав смартфон, обнаружил, что на Сапсаны на сегодня билетов не осталось.

Пришлось рассмотреть альтернативы, коротать еще одну ночь в гостинице не хотелось. Перспектива ловли брони на вокзале неприятно напоминала августовскую эвакуацию с советских черноморских курортов. Самолеты он любил, но только от взлета до посадки. Череда унизительных стадных процедур, привнесенных в авиацию коммерсантами, службами безопасности и чиновниками, вызывала брезгливое отвращение. «Заблаговременное прибытие в аэропорт» в купе с добавленными полутора-двумя часами трансфера с каждой стороны превращали часовой полет в долгий и скучный конвейер, безжалостно перековывающий путешественника в зомби. Оставался последний вариант: спальный вагон ночного поезда. Илья еще недолго подумал, вспомнил молодость и задешево купил билет на не очень фирменный скорый до Питера.

До отправления оставалось несколько часов. Поужинав в уютном полупустом ресторанчике, решил воспользоваться ласковой октябрьской погодой, прогуляться по городу и без спешки посмотреть на столицу, где не бывал уже лет пять. Москва действительно похорошела: мощеные тротуары, идеально покрашенные старые каменные фасады, перемежающиеся с модерновым стеклом и алюминием, море разноцветных огней, удобный и радующий глаз общественный транспорт. Но что-то было не так. Город населяли роботы. Спешащие по тротуарам гастарбайтеры строек и зеркальных офисов, усталые пассажиры автобусов и такси, надменные водители майбахов. Почти все были не настоящие. Исключение составляли редкие влюбленные парочки и молодежные компании вокруг уличных музыкантов. Илья ощущал себя случайным чужаком, неторопливым и отстраненным свидетелем дикого вихря в гигантской машине, перемалывающей часы и дни недолгой человеческой жизни в деньги.

Через час прогулки чувство окрепло настолько, что он мог думать только об его истоках, рассеяно бредя по осененному светом золотых крестов и рубиновых звезд циклопическому термитнику. Выйдя за Садовое кольцо, наконец смог вербализовать свои ощущения. Москва напомнила ему успешную блогершу с силиконовыми губами, надутыми формами и сладкой речью, разбросавшей в продуманном беспорядке шикарные волосы своих улиц по ковру из пачек стодолларовых купюр. Все в модели было ухожено и прекрасно, кроме одного: ее глаза не излучали ни доброты, ни мысли. В них зияла пропасть, готовая подобно черной дыре поглотить любые предметы и жизни попавшие в поле зрения.

У города не было хозяина. Во всяком случае, живого. Только бездушный бюджет. А люди, осваивавшие его и пользующиеся результатами, имели совершенно несовпадающие, если не сказать антагонистические интересы и цели. Привычная и другим городам молодой капиталистической России второго отжима картина была успешно доведена до абсурда избыточным финансированием Златоглавой.

Расстроенный своими открытиями Илья зашел в вагон минут за семь до времени «Ч». В купе, разглядывая в окно бурлящую на платформе толпу, сидел примерно его лет мужчина, одетый по-домашнему неброско и практично. На носу поблескивали чуть старомодные очки в золотой оправе. Возраст выдавали выделяющийся под флиской пивной животик, чуть обвисшие пухлые щеки и уходящий за горизонт головы высокий лоб. Зато глаза у пассажира были веселые и живые. Илья поздоровался и стал неторопливо устраиваться: спрятал чемодан под полку, повесил на плечики куртку и пиджак. Пока он раздевался и усаживался, перрон за окном поплыл назад и вскоре послышалось металлическое шевеление в глубинах красно-серой колбасы поезда, лавировавшей между разноцветными огоньками светофоров.

– Кажется, мы вдвоем поедем. Как в СВ, – заметил мужчина. – Я Виталий. Теряют ночные поезда поклонников. А жаль.

Илья согласился и представился в ответ. Начали с нейтрально-вежливого диалога об изменении транспортной моды межстоличных переездов. Привычка настороженного отношения к дорожным разговорам привилась в смутные пьяные 90-е. Но попутчик с каждой репликой все больше нравился и внушал доверие. Выяснилось, что едет он в гости к друзьям на пару дней, дабы отдохнуть от московской суеты и, воспользовавшись неожиданным вторым бабьим летом, погулять по невским берегам.

– Вы учились в Питере? – Уточнил Илья.

– Друзья туристические. А учился поближе к дому, в Москве. Сам родом из Дубны. Слышали наверно?

– Как не слыхать. В СССР о городе ядерщиков знали все. Маленький да удаленький. До сих пор чудеса являет. Даже панки у вас – веганы.

– «Дайте мне белые крылья…», – весьма сносно пропел Виталий. – А ведь занятные ребятишки. На то они и панки, чтобы протест выражать наивным прямолинейным противопоставлением себя общественным ценностям. Когда все молятся на хамон и виски, ничего не остается, кроме как стать непьющим веганом.

– Точно подмечено! – рассмеялся Илья. – Вместо чтобы построить правильный в личном понимании мир в собственной семье, или хотя бы навести порядок во дворе, каждое поколение обычно начинает сразу с борьбы с режимом, а еще лучше – с общемировым злом. Популярность гарантирована, а грандиозность задачи спишет ответственность за провал начинания.

– Не станем ворчать на молодых. Они не виноваты. Недостаток опыта и критического мышления – ключевые причины одностороннего фрагментарного взгляда на любую проблему. Многим и с годами упражнение дается с трудом. А целостному анализу жизненных ситуаций не только не учат, но стараются даже не напоминать о подобной возможности. Воистину, последнее тайное знание… Поэтому со времен Цоя подходы к молодежному протесту в роке ни на йоту не поменялись. Даже во времена раскола державы рокеры скорее озвучивали кухонные настроения и жаловались на жизнь, чем на что-то влияли.

Разговор плавно перетек в обсуждение музыкальных пристрастий и воспоминаний о моде и увлечениях молодости. Илья все больше проникался доверием к попутчику, даже вкратце описал причину попадания на ночной экспресс. Виталий в ответ поведал собственную историю нелюбви к перелетам:

– На границе веков летели с мужиками в Казань. Я забегался по делам, замотался и опомнился слишком поздно. В аэропорт уже не успевал. Был еще следующий рейс, почти ночной, но что-то меня остановило. Двинул вопреки привычкам на вокзал и выехал поездом.

– Что-то случилось с самолетом?

– Нет. Все в порядке. Но в Казани погода внезапно испортилась. Грозовой фронт. Аэропорт закрыли до утра, а самолет посадили на запасной. В итоге добрались до места почти одновременно. С той разницей, что я выспавшимся, а они выжатыми двумя перелетами и ночным бдением в залах ожидания. С той поры полюбил ночные поезда и, главное, стал прислушиваться к случайным знакам судьбы.

– У меня тоже так бывает. Я про знаки. Только не в делах житейских, а в голове. Придет иногда светлая мысль, а через неделю-другую, вдруг услышишь или прочтешь ее. Получается, как бы предвидение. В последнее время все чаще замечаю. Обидно бывает.

– А, по-моему, здорово! Неужто Вас это огорчает?

– Напротив. Очень забавно. Жена говорит, что сегодня богам проще стало с людьми беседовать. Раньше приходилось кусты поджигать, в надежде что правильно поймут. Теперь же достаточно подкинуть ролик в ютубе и, даже такой остолоп как я, воспримет сигнал однозначно. Задумываться стал, каков механизм подобных инсайтов. Не на чертей же и духов списывать.

– И какова Ваша гипотеза? – Виталий чуть заметно подался вперед. Илья по опыту знал, что тело никогда не врет и собеседник проявляет не праздное любопытство и тоже сталкивался с подобными розыгрышами.

– Версий несколько. Сначала подозревал: пришедшая мысль поднимается из полузабытых источников. Прочел когда-то и выкинул из головы. А к случаю всплыло и оформилось как собственное озарение. Бывало, со временем подтверждения находились. Читая книгу или смотря фильм, мы следим за основной канвой, а эпизодические вставки и рассыпанные по тексту рассуждения ускользают от внимания, но в глубинах памяти незаметно оседают. Чем мудрее собеседники и авторы, тем тоньше и многослойнее тексты; тем больше незаметных на первый взгляд смыслов заключено в каждой фразе. В какой-то момент близкая по теме жизненная ситуация задевает сохраненное «на всякий пожарный», вытаскивая на поверхность. Закинул червя, а вытащил язя. Дальше проще: начинаешь повсюду замечать высказывания, созвучные с выведенной в сознание мыслью. Как говорится, человек замечает вокруг себя лишь то, что уже в нем поселилось.

– Разумно, – согласился Виталий. – Ведь все уже написано до нас, и не по разу. Другое дело, мы чисто физически не успеваем соприкоснуться со всеми придуманными человечеством мыслями. Особенно в эпоху интернета, окончательно похоронившего гомо сапиенс в информационной лавине.

– Вот! И я так же подумал. А потом решил, что люди умеют читать чужие мысли. Точнее, не читать, а воспроизводить. Поймите меня правильно: без всякой мистики и фантастики. Достаточно лишь, чтобы человек был нам хорошо знаком. Пусть даже не лично, а, например, автор, произведениям которого мы долго поклонялись, приучаясь мыслить как он. Тогда единого намека хватит для восстановления не сказанной фразы. Так без слов понимают друг друга работающие бок о бок или супруги после десятилетий совместной жизни.

– Дедуктивный метод Шерлока Холмса, основанный на детерминизме Лапласа, – поддержал Виталий. – Начав с известного и продолжая независимо, но синхронно мыслить, попадем примерно в одну точку. И второе объяснение вполне научно. Не столь существенно, кто первым высказал общую мысль. Много важнее оказаться в хорошей компании, разделяющих ее с вами.

– Жаль, что Холмс – выдуманный герой, а теория Лапласа давно опровергнута, – вздохнул Илья. – Тогда я и задумался всерьез о существовании ноосферы. Наш мозг – приемник, а мысли приходят ко всем, настроенным на одну волну и освоившим алгоритм расшифровки. Есть яркое и многажды документально подтвержденное тому свидетельство: многие открытия и изобретения сделаны независимо несколькими учеными в разных частях мира. Таковых случаев в истории – тьма. Учтем, что не все боролись за пальму первенства и признание, кто-то недопонял значимости пришедшей мысли, а часть поленилась ее записать. Выходит, приемников у каждой идеи десятки, а может сотни или тысячи.

– Про ноосферу слышать приходилось, но не углублялся, – покачал головой Виталий. – Деталей не знаю, но не зря же существует выражение «мысли витают в воздухе». Звучит столь же правдоподобно, как круги на воде времени, расходящиеся от каждого события, включая момент рождения мысли. Мысль – она ведь тоже событие. Иногда более значимое, нежели действие.

– Круги на воде – красивый образ. Как в песне, прямо, – обрадовался Илья. – Вы только что предложили заслуживающее внимания четвертое объяснение в мой арсенал. Будет над чем поразмыслить. Но почему круги? Скорее волны. Ведь время линейно. Насколько я помню, даже Эйнштейн считал наш мир четырехмерным и для времени оставил одну ось. И это похоже на правду, подкрепленную веками традиций: четверка – символ земного существования. У японцев четыре – число смерти, у христиан крест тоже о четырех концах. Встречал очень разные символические трактовки креста.

– Любопытно. И каковы они?

– В память запала самая странная. Человек привязан к плоскости земли и четыре стороны света указывают возможные направления движения. Двигаясь на юг, обретаешь комфорт с ленью в придачу; на север идти приходится через тернии, но развивает стойкость; направляясь на восток к точке рождения, остаешься в прошлом и живешь коротко, ярко, но беспомощно; путь на запад дарует долгое тоскливое существование в вечных заботах о будущем.

– Можно еще всю жизнь путешествовать или вообще не суетиться по пословице «где родился, там и сгодился», – добавил Виталий. – Красивая притча, но все же, направления и измерения – несколько разные понятия. Сравнение с крестом мне кажется случайным, или не очень, но чисто нумерологическим совпадением. Но Ваш рассказ рождают любопытные аллюзии. Неискушенному человеческому разуму доступны четыре измерения, что лишний раз подтверждается древними символами. Причем, по теории относительности, координаты и скорости оказываются у каждого свои. Не только у человека, а у любого объекта вообще. И все четыре личные измерения радикально различаются по освоенности и степени доступной свободы.

– Немного не понимаю, о чем Вы. Пространственные координаты равноценны, лишь время заметно отличается от них.

– Не скажите. С точки зрения чистой математики между временем и пространством различий почти нет, но для земных созданий даже пространство ощущается крайне анизотропно. Мы уверенно можем говорить лишь о личном восприятии его. Судите сами. Вперед-назад для нас – ось личной активности. Она явно ассиметрична: ходить и ездить задним ходом человеку не ловко. А корову трудно, подчас невозможно, заставить идти назад. Это координата мужчины, агрессора, хищника. Недаром у всех плотоядных глаза вперед направлены.

– Самое краткое доказательство неестественности вегетарианства для человека, – хихикнул Илья.

– Не любите веганов?

– Они мне безразличны. Не люблю пропаганду в любой форме: политическую, религиозную, диетическую, сексуальную, эстетическую. Жалко времени на анализ ее истоков: то ли сомнения неуверенного в своей правоте агитатора, то ли излишняя уверенность, что меня можно развести… Вернемся лучше к пространству.

– Вернемся. Травоядные смотрят по сторонам. Ось вправо-влево поглощает внимание испуганных, озирающихся и мониторящих сферу личной безопасности. Например, женщины осторожнее нас. Заметили, они даже по тротуару ходят, мотаясь из стороны в сторону.

– За что Вы так о дамах? Мужчины тоже грешат этим. Чаще, когда что-то ищут или пьяны. То есть, потеряли контроль над ситуацией. Дело не в гендере, а в степени концентрации на цели. Хотя периферийное зрение у мужчин действительно уступает женскому… Ладно, замнем для ясности. Извините, что перебил.

– В целом, две не похожие горизонтальные координаты более-менее освоены, – подытожил Виталий. – А вот с вертикалью у человека большие проблемы. Копать, нырять и летать, без инструментальной подмоги нам практически не под силу.

– Причиной тому гравитация, – заметил Илья. – Но она действует только на поверхности планет.

– Так и люди без техники способны жить только на поверхности земли. Единичные случаи полета в невесомости не меняют правил игры. Еще ни один человек или животное не родились в космосе. Хотя, может статься, космических мышей и размножали на МКС. Кто иначе им дыры в обшивке прогрыз, –  попутчики рассмеялись. – Потому любая возможность вырваться за пределы плоскости нас манит, пьянит и пугает. Кто посмелее, занимается дайвингом, прыгает с парашютом или ходит в горы. Альпинистов видеть приходилось? Я не встречал бо;льших фанатиков самоистязания за гранью опасности ради одной панорамы. Есть и менее экстремальные способы: колесо обозрения и смотровые площадки. Кто побогаче, сублимирует, забираясь в пентхаусы. Но поездка в лифте – лишь жалкое символическое подобие личного восхождения. Достигнутое собственными усилиями всегда превосходит по силе ощущений любую имитацию. За деньги можно приобрести почти все, но купленное неизменно оказывается суррогатом и приносит поверхностное удовлетворение. Косметика имитирует красоту, автомобили – путе-шествия. Именно так: шествие по пути пешком…

– Любопытные выводы. Меня уже лет десять подобные подозрения посещали, но к столь категоричной формулировке еще не пришел. На досуге поразмыслю.

– В мире вообще все во все конвертируемо, но по грабительскому курсу. За деньги можно купить чувства, и на чувствах возможно сделать деньги. То же со знаниями и здоровьем. При наличии возможности желаемое лучше обретать непосредственно, а не перегонять энергию из одной в формы в другую. К.п.д. таких операций до обидного низок и результат принципиально ограничен, потому часто разочаровывает.

– Не зря существует поговорка: хочешь, чтобы дело было сделано хорошо, сделай все сам, – согласно кивнул Илья. – Впрочем, иногда и грабительский курс оказывается кстати: удобно сбрасывать негатив. Накопился, например, эмоциональный мусор или заумь – позанимался в зале часок – и почти без остатка превратил его в тепло и пот. А коли хочется красиво при свечах, то стресс можно в лишний вес через пирожные перегнать.

– У людей, вообще, всего две проблемы: где взять и куда скинуть, – подмигнул Виталий и продолжил. – Остается четвертая координата: время. В ней в полной мере проявляется наше бессилие и рабское положение. Только вперед, нельзя даже остановиться. Ось времени нами вообще не управляется на первый взгляд.

– А на второй? Считаете, перемещение во времени нам подвластно? Если без фантазий Голливуда или гипотетических фокусов с нестареющими космонавтами из теории относительности. Нам заповеданы недостижимые прошлое с будущим и эфемерное «сейчас». Прошлое – для кого опора для прыжка, а для кого якорь, мешающий двигаться вперед. Будущее тоже может стать могучим мобилизующим мотиватором, а может обернуться расхолаживающей мечтательностью. Мы слегка управляем событиями только в «сейчас», но оно неуловимо. Правда, все гуру и психологи призывают искать счастья в моменте. Дескать, живите сейчас и обретете истинные покой и наполненность. Лично мне призыв кажется пустой словесной спекуляцией. Может статься, он и ведет к счастью, но уж больно овощному.

– Покой нам только снится, – покачал головой Виталий. – Вы забыли про четвертое время: «всегда». Только в нем и достигается покой. Причем по определению, ибо оно содержит в себе время целиком, а значит, никуда двигаться не может. То есть, находится в искомом людьми покое. Именно к нему, вероятно, и призывают Учителя. А «сейчас» служит недостающей деталью мозаики и лазейкой для проникновения во «всегда».

– «Всегда» – составное понятие, – не согласился Илья. – Сумма вчера, сегодня, завтра.

– Можно и так воспринимать. Но полагаю, вечность неизмеримо больше суммы. Для меня три времени – ограниченные отрезки вечности. А инфинитивная форма глагола существует вовсе не как дидактический материал. Без нее не обходится большинство языков. В русском она носит туманное название: неопределенная форма. В английском, как обычно, все более прямолинейно: инфинитив в буквальном переводе – бесконечное. То бишь, означает «всегда». Он первичен, а остальные глагольные формы из него происходят.

– Смелая аналогия, – воодушевился Илья. – В известных мне языках, действительно, нет форм глаголов, явно означающих «испокон веков» и «во веки веков». Лингвистически прошлое и будущее всегда обозначают точку или отрезок, подобные «сейчас», но сдвинутые по шкале времени в ту или другую сторону. И Вы правы: один только инфинитив несет в себе привкус бесконечности.

– Вот! – Обрадовался поддержке Виталий. – Можно предложить и другие примеры. В науке законы, принципы и абстракции тоже существуют вне времени, в отличие от предметов, поведение которых описывают. Одно дело людское восприятие времени, совсем другое его реальное устройство. В современной физике серьезно обсуждается двумерное время.

– Мне казалось, теории многомерности лишь формальная математическая игра ума, – скептически заметил Илья. – Нечто подобное попадалось, кажется, у Хокинга. Книжка была популярная, поэтому обоснование не удовлетворило, а копать глубже не доставало подготовки. Для субъективного времени и одна координата оказывается чересчур строптива. Как Вы себе представляете жизнь в двумерном?

– Извольте. Вселенная равномерно ползет по одной координате. И Вы правы, остановить бульдозер не в нашей власти. Нас в кабину не пускают. А свобода воли сосредоточена на второй оси, – пояснил Виталий. – Каждый может, прилагая усилия, в некоторой степени двигаться и по ней. Так сказать, поперек основного потока. Личное же ощущение скорости определяется суммарным пройденным путем на плоскости времени. Чем больше мы петляем, тем насыщеннее проживем отмеренный нам отрезок вселенского времени. Как слаломист на склоне. Теория относительности парадоксом близнецов показывает способ успеть больше, маневрируя в пространстве. Что если тот же трюк доступен во времени. За час можно истомиться ожиданием, пассивно сползая в будущее вместе с миром, а можно успеть сделать нечто удивляющее. Если бы время было одномерно, и ощущение его, вероятно, оказывалось бы одинаковым.

– Субъективные оценки плохо пригодны для построения строгих теорий. А различия в восприятии времени – чисто психологический феноменом, не имеющий отношения к ходу часов. Но не могу не согласиться, бывают моменты, когда успеваешь сделать больше ожидаемого. Иногда такое трудно объяснить одними рефлексиями воспаленного ума. Результаты, как вещдоки, убедят даже скептика.

– Именно! При должной фантазии искусством пользования второй степенью свободы можно объяснить рост и деградацию. Если зависнуть или кружиться на месте, то скоро обнаружишь, что время прошло, но кроме состарившегося изображения в зеркале вспомнить нечего. Каждый день занят, а где сел в поезд жизни, там и слез. Как в детском стишке: «А с платформы говорят: это город Ленинград».

– Получается, если упорно идти в выбранную строну, можно и в параллельной вселенной оказаться, – пошутил Илья.

– Скорее в той же, но в другом ее сечении, – поправил Виталий. – Временна;я плоскость хорошо объясняет парадоксальность множественности миров и даже обосновывает моральные кодексы, рекомендующие делать добро, то есть двигаться в сторону, куда стремятся люди, старающиеся делать жизнь лучше не только для себя. Если творить добро, то незаметно оказываешься с подобными себе в одной лодке, плывущей в более дружелюбный субмир.

– Вы сейчас механизм кармы одним махом объяснили! Осталось добавить «гравитацию» в кавычках (а может и без), наделяющую вторую временную ось очевидным направлением. Тогда фантастические рай и ад выводятся из нее легко. Что если верх и низ в священных книгах, не к пространствую привязаны, а ко второй оси времени?

– Не думал о такой трактовке, – почесал подбородок Виталий, – поскольку полагал даже неразумные элементарные частицы свободными в поперечном времени. Вероятно, и принцип неопределенности квантовой механики можно через вторую ось как-то объяснить. Кваркам на мораль плевать. Хотя…

– Вы, наверно, физик? – Поинтересовался Илья.

– Нет. Нравится читать и смотреть об устройстве мира. Начал интересоваться, услышав однажды мнение, что современная наука по сути не опровергла ни одного постулата древних, а лишь уточнила модели в граничных и экстремальных случаях, исчислила и оцифровала материю. С тех пор на досуге знакомлюсь с восточным и западными философскими воззрениями, сравнивая их с выводами науки. В мере, доступной моему скромному пониманию.

– Тезис, приведший Вас на путь познания, устоял?

– Вполне. Более того, выяснилось, что ученые формально все доказывая и экспериментально подтверждая, объясняют гораздо меньше явлений, чем отцы-основатели философских школ. А если сделать поправку на искаженное понимание древних смыслов слов, образов и сравнений, оборачивающееся для нас путанными местами в манускриптах, то позитивистская наука даже бледновато выглядит местами.

– Легко соглашаюсь, – кивнул Илья. – Например, наука доказывает, что общая энтропия в замкнутой системе не убывает. При этом вселенная напичкана энтропийными насосами, перекачивающими беспорядок наружу и уменьшая его в ограниченной части мира. В точности как кондиционеры, немного охлаждая комнату, в разы сильнее греют улицу. Самый эффективный из известных нам насосов – человек. Мы упорядочиваем мир вокруг себя и в себе. Но физика утверждает, что в результате суммарная энтропия вселенной все равно вырастет. Наука вполне успешно защищает свои законы и постулаты, ловко ускользая от неудобного вопроса, зачем и почему такие насосы существуют, причем на всех уровнях: от атома до галактики.

– Полагаю, вопрос просто выходит за пределы физики, – ответил Виталий. – Ученые ограничиваются рассмотрением вещества и энергии. Но любой человек сегодня не может игнорировать роль информации. По мере взросления человечества ее значение в жизни постоянно возрастало, пережив минимум две революции: книжную и цифровую. Книжная заметно изменила уклад жизни, но не легализовала информацию в качестве самостоятельного игрока. А пришедшие компьютеры прозрачно намекнули, что она отнюдь не служанка материального мира, а вполне самостоятельная сущность, готовая в любой момент стать госпожой вещей.

– Сегодня ценность и сила данных очевидны, – согласился Илья. – Однако, они всегда имеют вполне материальные носители. На дисках, флэшках, бумаге, в головах. Вероятно, поэтому физики склонны рассматривать их лишь как измеримую характеристику систем наравне с размерами, энергией, массой.

– А зря! Сохраненный электрический заряд еще не есть информация. Я постепенно прихожу к выводу, что в мире есть еще пара измерений. Информационные. Очень скромные пока по размерам, но стремительно разбухающие. Расширение пространства по информационным координатам стало заметно уже в мимолетных масштабах наших жизней.

– Вселенная тоже расширяется в физическом пространстве, но в земных масштабах это не ощутимо. Описываемый Вами процесс скорее напоминает эпоху великих географических открытий, когда люди отправлялись за горизонт в поисках новых земель. Закончилось это кругосветкой, обозначившей кольцевую границу возможного.

– Информационные координаты всего лишь моя фантазия, –  кивнул Виталий. – Сейчас попытаюсь объяснить, откуда она взялась. Покритикуйте. Итак, расширяющаяся физическая вселенная отдаляет галактики. Ваша поправка заменяет объективное расширение на рост освоенных областей. Но следствия остаются прежними.

– В целом, да.

– Расширение доступных инфо земель приводит к забавным последствиям: раньше люди содержимым мозгов различались незначительно. Разница ограничивалась профессиями и социальными статусами. Зато все друг друга неплохо понимали, а степень охвата человечества представлениями о мире была примерно одинаковой. С появлением компьютеров произошло взрывное увеличение размеров освоенного. Чуть ли не каждый оказался в личном смысловом контексте. Два случайных человека все хуже понимают друг друга без посредников. Люди не столько расходятся по отдельным квартирам, сколько разлетаются в разные углы ментального пространства. Освоение информационных координат происходило всегда, сейчас же последствия заметны невооруженным глазом.

– Почему Вы говорите о множестве информационных координат? По аналогии с плоскостью времени?

– Не только. При наличии единственной оси все неизбежно должны пройти по одинаковой цепочке состояний. Но если во времени это хоть как-то совпадает с практическим опытом, то в информационном подпространстве замысловатые пути людей пересекаются лишь точечно.

– Понимаю, – почему-то с грустью вздохнул Илья. – К одномерности нас лет тридцать уже приучают, пытаясь все многообразие проявлений жизни посчитать в денежном эквиваленте и настойчиво внушая, что для управления автомобилем достаточно одной педали газа, а тормоза, руль и остальное – для дураков и трусов. Но даже самый тупой и зацикленный на деньгах гражданин скоро убеждается, что мир устроен заметно сложнее. Может оказаться, есть три или более информационные оси.

– Двух вполне достаточно для объяснения всего известного.

– А если пофантазировать и назвать координаты осью разума и осью интуиции, – Илья незаметно для себя подключился к развитию заинтересовавшей его концепции. – Вы же не станете отрицать существенное различие между двумя проявлениями нашего сознания?

– Не стану, ибо целенаправленно не знакомился с современными представлениями об устройстве мышления. По-дилетантски интуиция представляется мне эдакой библиотекой знаний, наполняемой эволюцией начиная с простейших животных и передаваемой поколениями по наследству.

– Нейросеть мозга очень сложна и объемна, – заметил Илья. – Трудно объяснить, как она наследуется. Формально, информационная емкость ДНК человека меньше одного гигабайта. Если отбросить нежизнеспособные сочетания и прочий генетический брак, то на несколько порядков меньше. Несопоставимо скромный объем по сравнению со сложностью алгоритмов нейросети. С точки зрения современной информатики даже передача реликтового знания мухи или лягушки посредством ДНК представляется делом трудно осуществимым.

– Есть же жизненный опыт, воспитание, – предположил Виталий.

– Может и так. Хотя даже детдомовцы, живущие с малолетства вместе, вырастают очень разными. Однояйцевые близнецы по характеру и уму с раннего возраста становятся непохожими друг на друга. Без привлечения понятия вечной души в бренном теле подобные различия почти не объяснимы. Кстати, душу вполне заменяют предложенные Вами информационные измерения.

– Благодарю Вас, – улыбнулся Виталий. – Я, кажется, обрел новый вектор для продолжения своих исследований. Однако, полагаю, Ваша модель мира объясняла все и без привлечения информационного пространства. Люди не оставляют открытыми собственные вопросы. Пусть даже ответом станет «божья воля», любой человек старается поскорей заткнуть брешь в коконе своего миропонимания.

– Разумеется. Я придерживаюсь взгляда, что наш мозг – довольно мощный автономный компьютер с самообучаемой нейросетью. Она подстраивается под личный жизненный опыт, включающий события, наблюдения, логические рассуждения. Однако программы-модификаторы нейросети мы принимает из ноосферы – общечеловеческого хранилища опыта и знаний. Какие передачи ловим зависит от настройки приемника нашего мозга. Жизненные ситуации время от времени крутят ручки, меняя волну и изменяя чувствительность. Предметные знания мы в состояния получить исключительно через материальные носители: книги, компьютеры, кино, общение. А ноосферный эфир является источником алгоритмов, приготавливающим нашу персональную нейросеть ко все более утонченной обработке поступающих через органы чувств данных о фактах.

– Вы сейчас говорили о довольно высокоорганизованных проявления человеческого мозга. А инстинкты и прочие глубокие программы подсознания тоже в ноосфере витают?

– Почему бы и нет? По мере успешного истребления человеком живых существ и наши способности к автономному выживанию заметно выродились. Можно это объяснить ненадобностью, а можно снижением содержания в ноосфере животных программ, формирующих полезные инстинкты в том числе и у людей.

– Выходит, нет нужды бороться и искать? Достаточно сидеть в позе лотоса и ловить мысли, распушив бороду-антенну.

– Вовсе нет! Саморазвитие позволяет принять, распознать и интегрировать большее количество лучших передач. Искушенный слушатель способен получить несравненное удовольствие от музыки, из которой юный балбес оценит лишь ритм. Да и бисер перед свиньями не мечут.

– Как по-вашему, все человечество вкладывается ноосферу или только лучшие умы?

– Полагаю, каждый вносит скромный вклад. Лучшие умы – лишь самые совершенные приемники. В ноосфере всегда коммунизм: от каждого по способностям, каждому по потребности. В отличие от экономики в инфомире властвует непривычный закон: чем больше делишься, тем совершеннее становится результат.

– Религия утверждает, что полезно делиться и материальными ценностями, – задумчиво добавил Виталий. – Но инстинкты протестуют. Оно и понятно: в реальном мире ценностью обладают предметы, а в виртуальном – знания о технологии их производства.

– По делу, – согласился Илья и продолжил. – Механизм роста знаний в процессе распространения неплохо иллюстрирует интернет. Рукотворная инфосфера пока примитивна, но необходимо похожа на свой естественный прототип. Прозвучит парадоксально, но люди вообще ничего не изобретают, а лишь создают модели приглянувшихся природных фишек. Обычно творения получаются топорными: невероятно мощные, но в той же степени глупые. Франкенштейн – не сказка о слепленном из кусочков существе, а метафорический образ окружающей нас техногенной среды.

Виталий согласно улыбнулся и заключил:

 – Должен признать, Ваша гипотеза о ноосферном происхождении прозрений в будущее самая элегантная. Больше скажу: она включает в себя первые три, как частные проявления. И тем похожа на четыре времени.

– Она объясняет почти все, – пожал плечами Илья. – Подрывает ее лишь базирование на целиком вымышленных почти фантастических аксиомах.

– Теория относительности в момент создания тоже считалась чистым вымыслом, что не мешает ей по сию пору предсказывать и объяснять почти все экспериментальные результаты.

– Если честно, немало удивлен, что нашли мои взгляды не совсем уж безумной ахинеей, – помедлив признался Илья. – Надеюсь, не только из вежливости.

– Со своими координатами инфопространства я тоже выгляжу безответственным сказочником. Поэтому мы квиты, – отшутился Виталий. – Надеюсь, теперь в наших обновленных нейросетях будут рождаться более стройные мысли, способные полоснуть бритвой Оккама по праздным фантазиям.

– Безусловно! – Улыбнулся Илья. От его наметанного взгляда не ускользнуло, что собеседник уже трижды на несколько секунд смыкал веки, не смотря на очевидный интерес к беседе. – Пора ложиться. Прибываем рано.

– Пожалуй, да, – согласился Виталий, достал из сумки умывальные принадлежности, неуклюже поднялся и вышел в коридор.

За окном замелькали станционные огни. Поезд плавно сбавлял ход под аккомпанемент колесных перестуков на стрелках. «Тверь. Пару часов проговорили», –  мелькнуло в голове. Два десятка подсаживающихся пассажиров с разномастным багажом торопливо сновали по перрону, всматриваясь в таблички прибывающего поезда в поисках нужного вагона. Неторопливо прохаживались встречающие, пряча невольную улыбку предвкушения радости скорого свидания. Строгие команды усталого диспетчера весело разбегались из громкоговорителей по закоулкам станции, чтобы, вернувшись эхом, смешаться в неповторимую железнодорожную полифонию. Подобный огромному дремлющему коту, по-домашнему уютно мурчал маневровый тепловоз, устроившийся на соседнем пути.

Илья внезапно ощутил себя пацаном, расплющившим нос о вагонное стекло в желании не упустить ни единой детали в сказочном королевстве очередной станции. Похожей на десятки других, но вместе с тем неповторимой и завораживающе загадочной. Светом перронных фонарей на него обрушилась давно забытая волна мальчишеского восторга первопроходца, которому открывались неизведанные дали. В этой вселенной всё снова было впереди, а каждое движение и звук пробуждали в сердце теплые лучики бескорыстного любопытства, пробивавшиеся сквозь слежавшуюся толщу прожитых лет. «Не иначе, во времени заблудился», подумал он и неохотно начал готовиться ко сну.

                EuMo. Сентябрь 2021.