11. Немка
Было 8 мая 45 года. Под Прагой бой был страшный. До окончания войны оста-
валось чуть-чуть. В доме с оскобленными от пуль стенами засел снайпер.
18 наших положил. Ну, никак его не возьмешь, и так и этак. 4 этажа. И положе-
ние, сволочь меняет. Особняк старинный, словно родину свою защищает. А может
его это и дом? Остановились, перекурили.
- Ну, что, ребята - я самый смелый оказался - А может возьмем его с верти-
кали?
- Это как это?
Я в геометрии хорошо разбирался, еще до войны учителем арифметики был. Эх!
Где это до войны? Писал своей жене, двум девочкам. Сосед ответил. Бомба шаль-
ная положила их всех на месте. Нет в Рязани теперь на Вокзальной улицы, ни
дома, ни жены, ни детей моих. Эх! Чего уж теперь! Положу я этого фрица с
вертикали.
Спустили канат на 3-й, я вниз, аккурат поодаль над фашистом, флажком
махнул, чтоб стрельнули, чтоб его обнаружить.Стрельнули. Он, сука, ответил.
Вот я тебя и прижму! Подкрался намного тише, чем задумал. Сидит. Ждет выстре-
ла.Тут я его и сзади, прищучил. Пистолет к виску. И все бы! Оборачиваю. А!
Девка! Глаза голубые, цвет волос льняной. Ну, точно моя жена в молодости.
- Ну что? Прихлопал ты его, гада?
- Да-а - отпуская пистолет ответил я - Открывай ворота!
Она лежала обмякшая белая, как листок бумаги, встречающая свою смерть, легкая,
снежная и я не смог ее убить.
Похлое мое тело взяло ее и больше не отпускало.
На другой день объявили Победу! Все гуляли, радовались, отмечали. Она,
немка-то, сидела у меня взаперти. Я капитаном был. Пошли тут дела да разборки.
Кто шманцы собирал, кто гармошку трофейную, кто пожадней "камушки" искал. А я
вот одёжу искал для своей Клары. Она по-русски ни фе, ни ме. И я по-немецки
только "Ауфидерзейн" да "Хонде хох".
Но она поняла. Снял я с нее шмотки.
- Жить! Хочешь?
- Я! Я!
- Ну вот! - все у вас только о себе думаете.
Одевайся! Вот юбка, сапоги. Жена ты мне! Тро-фей-ная! В Рязань поедем.
Как мы добирались домой? Всё в цветах, казалось и земли не хватило бы,
чтобы цветы эти родить да отдать возвращающимся домой солдатам.
Она сидела угрюмо в самом закутке вагона. Молчала. А внутри ее журчал мой
ребенок. Хоть и немка, фашист, а понимала она, что везет из Германии что-то
свое, родное и хотелось ей это сохранить, пусть от этого неумытого, но явно
неглупого капитана.
Когда она проезжала мимо хат, сожженных деревень что-то странное незнако-
мое просыпалось в ней, но тут же и угасало под паутиной тревоги и неизвест-
ности того, что предстояло ей пережить.
Рязань так сильно война не охватила. Был оружейный склад, несколько
заводов. Бомбили, но не так, как Москву и Горький. А все-таки одна залетела
в этот дом напротив железнодорожного вокзала.
Я прошелся мимо обугленных бревен, поднял то, что осталось, эаписную
книжку, в которой только и было, что дата - 1938 год, вспомнил, как с
детьми и женой ездил в Крым и стало невыносимо больно.
- Ничего! - похлопал меня комендант района - Твоя? - глянул на эту
беловолосую.
- Моя!
- На немок непожожа.
- Да они разные...
- Ну, живи, капитан, дом мы тебе построим. Вон орденов-то сколько!
Зажили. Говорила она мало, но потихоньку выучила русские слова. Родила девоч-
ку, потом мальчика, потом еще девочку. Но Рязань город небольшой.
- Немка! Немка! - кричали мальчишки и кидали камнями.
Дали мне квартиру, с соседями, конечно, не особняк. Но, когда она смотрела на
эти обездоленные русские лица, у которых по 2, у которых по 3, а некоторые
до сих пор еще ждали, казалось, что жизнь ее еще не так плоха.
Я не напоминал ей о тех 18-ти убитых солдат, да и она как-то забылась и
жила детьми. Что-то материнское проснулось в ее груди и она считала, что все
это было лишь во сне.
- Клара! Ты там посмотри за меньшой! А то хитрюля стала - крошек хлеба за
собой не собирает, вытряхивает.
- Птичкам-то тоже надо.
- Ну, ладно! Я на "разведку" Жди!
- 2 -
Вот так ушел Олег как-то ночью и не вернулся. Ладно бы на фронте от пули.
А то шпана собачья недострелянная, в 49-ом.
И осталась она одна. С тремя. Работать пошла - куда ж деваться? Вытянула.
Сосед помогал. Комендант тот. То хлеба принесет, то пшена.
Замуж звал, да не пошла.
Выросли ее дети, вышли замуж девочки, женился сын.
Счастье это? Может и счастье.
И под семьдесят съездила она с сыном в Чехию, подошла к тому особняку.
Отец ее, она никому не рассказывала, из Германии прикомандирован был в Прагу
и купил ей этот особняк. Потрогала стены, взошла на 3-й этаж, где взял он ее,
Олег-то. Вспомнила, как пистолет к виску приставил.
Но не убил.
- Ну что ты, мама? Пойдем! Мы еще Влтаву хотели посмотреть.
- Подожди, сынок - она вспомнила тех 18-ть убитых ею русских и слезы,
словно капельки росы ее жизни, текли по морщинистым щекам.
2016 г.
Свидетельство о публикации №222020300832