Похищение младенца

   Девочка с самых малых лет мечтала стать режиссёром. А когда чуть подросла и перешла в седьмой класс, решила воплотить свою мечту. Собрала всех ребятишек с нашей маленькой улицы. Объявила.
   - Будем театр делать! И играть разные роли!
   Поначалу никто не соглашался стать артистом, звездой сцены. Но, напор убеждения был настолько сильным, что пришлось принести себя в жертву искусства. Причём всем.
   За основу спектакля новоявленный режиссёр взяла сюжет слезливого индийского фильма. Других, пощипывающих душу житейских картин и сюжетов, она просто не знала.
   Убеждённые нашим неугомонным режиссёром в том, что мы величайшие артисты всех времён, народов и даже соседних улиц, затеяли трудные споры при раздаче ролей. Но, драк, как ни странно, не было. Обошлось на этот раз!
   На улице нашей было всего две девочки. Мальчиков чуть больше, раза в три. А персонажей много. Поэтому одни и те же должны были играть по нескольку ролей.
   Мне, как самому старшему, досталась роль уже ставшего взрослым похищенного младенца, который разыскал свой источник рода. В финале спектакля я должен был выйти на сцену и, обращаясь, к безутешной все прошедшие годы женщине трогательно и радостно крикнуть.
   - Мама! 
   Всего одно слово! Но, нужно было так прокричать, чтобы все поверили. И зрители, и другие артисты, а главное наш режиссёр!
   Репетировал я почти неделю. Даже охрип немножко. Пугал своим диким воплем соседей. Что делать – искусство жертв, говорят, требует.
   А так как младенец был похищен из богатой семьи, то потребовались драгоценности для спектакля. Я сходил на работу к знакомому токарю и выпросил у дяденьки необходимое количество блестящей и разноцветной металлической   стружки.   
   Сделали   небольшой   сундучок из картона и заполнили его златом-серебром. Получилось очень эффектно. Мне даже захотелось забрать эту стружку себе. Жалко стало отдавать такое богатство другим.
   Репетициями себя особо не утруждали, да и режиссёру не терпелось скорей представить своё творение публике.
   На главную роль с трудом уговорили четырёхлетнего карапуза. Он должен был играть роль младенца. За это, на время спектакля, получил игрушечное ружьё и большой капустный пирог. Малыш явно на аппетит не жаловался, а потому был весьма упитанным. Если скромно сказать.
   Хотя и согласился он на роль, ни в какую не желал заворачиваться в пелёнки. Во время единственной репетиции с большим трудом упаковали упирающегося малыша в простыни, изображавшие эти самые пелёнки, вместе с ружьём, которое он не выпускал из рук. Мальчик, который пожертвовал это ружьё на время спектакля, теперь горько пожалел об этом. И понимал, что больше у него нет оружия.
   Наступил день триумфа. Оборудовали сцену. Между деревьями натянули верёвки и развесили простыни и одеяла. Расставили стулья и скамейки. Проезд по улице перекрыли. Пригласили зрителей, жильцов со всей улицы. И с соседних улиц тоже люди подтянулись. День воскресный.
   И вот спектакль начался.
   Как было сказано ранее, актёрам приходилось исполнять по нескольку ролей. И чтобы персонажи не путать, новоиспечённый режиссёр посоветовала зрителям обращать внимание на головные уборы артистов. Объяснила. Если на голове платочки белые, то это врачи. Если кепки – полицейские. У похитителей шапки-ушанки. Моряки в бумажных пилотках-лодочках. А вот родственники госпожи и слуги вообще без головы, то есть ничего на них не надето. Голые совсем головы.
   - Смотрите внимательно, и тогда будет ясно, кого в данный момент изображают эти четыре мальчишки.
   Вкратце рассказала сюжет. Заранее, чтобы во время спектакля не переспрашивали. И распахнула занавес.
   Все присутствующие дружно зааплодировали. Режиссёр засмущалась, но, тоже похлопала в ладошки.
   Сцена, ярко освещённая прямыми лучами полуденного солнца, наконец, приковала к себе пристальное внимание.  Взору, затаивших дыхание зрителей предстала интересная и интригующая картина.
   Богатая молодая женщина сидит на облезлой табуретке перед большим осколком зеркала, увлечённо перебирает свои драгоценности и прочие украшения. На другой табуретке, гордо именуемой столом, стоит банка с солёными огурцами в роли изобилия. Рядом ржавая раскладушка, изображающая спальный гарнитур. Под ногами госпожи лоскутное одеяло – ковёр из Персии, присланный ещё более богатым дядюшкой.
   Вбегает запыхавшийся слуга и объявляет новость.
   - Госпожа, у вас сын родился!
   От неожиданности женщина роняет драгоценности.
   - Где, когда?
   И, взяв себя и эмоции в руки, госпожа всплескивает ими, изображая радость и, восторженно восклицает.
   - Как я рада! Как я рада! Несите его сюда, моего долгожданного первенца! Скорей! Скорей!
   Четыре акушера в белых косынках с большим усилием вкатывают тележку, на которой брыкается с трудом закутанный в простыни младенец. Ставят тележку рядом с матерью. Из пелёнок зловеще торчит игрушечное ружьё.
   Женщина заглядывает в пелёнки, пересчитывает родинки. Достаёт тетрадку в косую линейку, сверяет количество. Убеждается, что это именно её любимый ребёнок. Благодарит акушеров и отпускает вон.
   - Точь-в-точь, всё сошлось! Моё дитя!
   Довольная событием госпожа поворачивается к зеркалу, поправляет причёску и продолжает перебирать украшения.
   Режиссёр, прохаживаясь перед сценой, объясняет зрителям, что какие-то злодеи собираются украсть ребёнка.
   Похитители не дремлют и появляются вовремя. Они крадучись входят в комнату. Это были уже успевшие переодеться в шапки-ушанки акушеры.
   Госпожа, не обращая на них внимания, всё также увлечённо, перебирает свои любимые украшения.
   Похитители осторожно, чтобы не привлекать внимание, катят тяжёлую тележку к выходу.
   И тут, младенец засуетился и выронил ружьё. Завопил. Его мать быстро хватает эту игрушку и суёт в простыни. И также быстро отворачивается, явно не желая замечать ужасных похитителей. Снова принимается с увлечением разглядывать несравненные фамильные драгоценности.
   Когда, наконец, похитителям удаётся выкатить тележку со сцены, госпожа, отложив своё приятное занятие, поворачивается к сыну. Делает удивлённые и испуганные глаза. Вскакивает с места и мечется по комнате-сцене.
   - Ай, ай, ай! Украли, похитили! Где теперь моё самое драгоценное сокровище? Полиция! Полиция!
   Вбегают полицейские. Это, как вы уже догадались, были переодетые похитители. В кепках набекрень.
   Безутешная от горя мать обливает полицейских ручьём слёз из двух маленьких розовых чайничков.
   Полицейские клятвенно обещают изловить злодеев и вернуть ребёнка. Доверчивая женщина успокаивается.
   Все уходят со сцены.
   Похитители, они же бывшие полицейские, оглядываясь, вкатывают на сцену тяжёлую тележку.
   - Хорошо поработали! За этого младенца нам выкуп большой дадут. Пойдём письмо писать, денежку требовать.
   Удаляются сочинять письмо, оставив тележку.
   Быстро переодевшись, появляются полицейские.
   - И где теперь искать? Всё уже проверили, осмотрели!
   Ходят вокруг тележки, заглядывают под неё.
   Младенец высовывается из простыней. Полицейские мимоходом засовывают его обратно, отвесив подзатыльник.
   - Успели скрыться эти негодяи, спрятались. И младенца упрятали так, что не отыскать!
   Похищенный младенец снова роняет ружьё и пытается за ним слезть. Полицейские отдают ружьё ребёнку и грозят ему пальцами.
   - Нет нигде! Упустили, успели скрыться, злодеи. Не догнать теперь!
   Полицейские уходят. Появляются похитители или полицейские, уже трудно разобрать, так как актёры уже и сами запутались, что надевать себе на голову. Кто что успел, то и надел. Подходят к тележке, собираясь укатить её, но, передумывают и удаляются. Видимо вспомнив о каких-то неотложных делах.
   Появляется заплаканная мать младенца.  Следом за ней плетутся   родственники –   успевшие   быстро   переодеться злодеи. Утешают женщину. Успокаивают, как могут. И с чувством выполненного долга уходят.
   Снова выбегают полицейские. Один из них изображает собаку. Принюхивается. Незаметно пытается вытянуть из пелёнок своё ружьё. Не удаётся. И с выпавшими из глаз слезинками убегает, обиженно крича.
   - Я маме всё расскажу!
   Оставшиеся полицейские продолжают свою нелёгкую работу втроём. Они верны своему долгу.
   Малыш, устав лежать в тележке, освободившись от простыней-пелёнок, соскакивает и бежит со сцены. Все начинают его ловить, чтобы водрузить на место. В том числе и я, хотя появляться на публике мне было рановато. Не вырос ещё до взрослого мужчины. Бегают за карапузом и режиссёр и мать и совсем теперь непонятно кто. Толи акушеры, толи полицейские.
   Новорожденный мальчуган стремительно носится по импровизированному зрительному залу. Зрители, хохоча до упаду, тоже пытаются поймать сорванца. Он же показывает чудеса резвости.
   Наконец, всеобщими усилиями удаётся изловить беглеца и усадить на тележку. Режиссёр немного подумала и разрешила не закутывать младенца в простыни.
   - Пусть так сидит!
   Кто-то из зрителей подарил главному герою конфетку. Малыш немного успокоился, сообразил, что к чему и выпросил ещё две конфетки и яблоко.
   И так, спектакль продолжился.
   Полицейские усердно ведут поиск. Но, как это часто бывает, не находят. Усталые и грустные они уходят, махнув на всё рукой!
   Вразвалочку на сцене появляется группа моряков дальнего плавания. Подходят к тележке, разглядывают.
   - О, кто-то такую хорошую тележку выбросил! Давайте заберём её с собой в наши далёкие, далёкие страны.
   - Конечно, заберём, что добру пропадать!
   И они укатывают тележку со сцены. Младенец, соскочив с неё, плетётся за моряками следом.
   И где-то за сценой слышен плеск волн. Это я шлёпаю ладошками по воде в тазике….
   Возникает классическая пауза, задуманная режиссёром. Чтобы дать возможность зрителям проникнуться и понять всю глубину трагедии.
   Чуть позже режиссёр разъяснит зрителям, что прошло много, много лет, младенец вырос, разыскал свою мать.
   И снова внимание зрителей приковано к сцене.
   В комнате, возле зеркала, всё на той же скрипящей табуретке, рядом с раскладушкой сидит пожилая женщина, тщательно перебирает свои драгоценности и причитает.
   - Уже двадцать лет прошло, а я постоянно думаю и плачу о первенце своём. А слёзы мои всё не кончаются.
   Тут вхожу я и произношу своё коронное слово.
   - Мама!
   Зрители аплодируют. Спектакль закончен.