Непонятый гений

Помнится, водила я маман на "Идиота" в постановке Някрошюса  в областной театр.  Всемирно известный театральный литовец почтил нашу заштатную сцену своей легендарной  постановкой. Во времена моего студенчества имя Эймунтаса гремело не меньше, чем имена  Виктюка, Товстоногова или Ежи Гротовского. У нас, студентов театрального, была завидная халява: мы могли бесплатно посмотреть абсолютно любой спектакль, ретроспективу, сходить на театральную или кинопремьеру. Когда в начале 90-х в Киев приехал Някрошюс с "Идиотом", мы с подругой в это время были в московском Ленкоме в гостях у нашего большого друга и бывшего сокурсника,  перешедшего из киевской альма-матер  в школу-студию МХАТ. Постановку Някрошюса в тот раз мы не посетили и долго сокрушались: легенда же!  Прошло с тех пор много лет.  И тут на афише провинциальной Рязани вижу три слова: "Достоевский. Някрошюс.Идиот." Пошли. С матушкой. Нет, я, конечно, люблю эксперименты. И в "Идиоте" тоже поработала в студенческом театре. Играла Настасью Филипповну. "Едем, Рогожин, едем!" —Это когда она пачку 100 тысячную в камин бросает, а Ганя своими ручонками испуганными и жадными купюры выхватывает из пламени. Ну, в общем, пришли мы на Някрошюса. Сидим в вечерних платьях.  На глазах  "смоки айс" старательно нарисованы, в первом ряду сидим и зрителей рассматриваем. В основном интеллигенция пришла, те, кому  за..., ну и немного молодёжи, видимо, студентов. Когда раскрылся занавес, под ложечкой неприятно так засосало: вся сцена была увешана спортзальными канатами, что не предвещало ничего хорошего. Предчувствия, как обычно, меня не обманули. Настя Филипповна и Ко, казалось, парили над сценой,карабкались по канатам, катались, кувыркались  на столах и общались исключительно на литовском. И вся эта фантасмагорическая какофония  на протяжении пяти часов! Несмотря на то, что детство прошло в Прибалтике, словарный запас на Достоевского в литовском переводе явно не тянул. Во втором антракте я плюнула и пошла в буфет за коньяком, в третьем - ко мне присоединилась маман, в четвёртом - обе уже вливали армянский в кофе с соседом, сидящим справа. В начале каждого нового действия зал подсчитывал зрительские потери: ряды поклонников Достоевского заметно редели, а сосед справа,  отметившись в очередной раз в буфете, сладко и довольно выразительно посапывал под муки Ганички и шиканье тётушки с соседнего ряда. Мы с маман оказались таки крепкими орешками: вышли из зала, как и подобает театральным, после поклона и финального занавеса. Желания обсуждать все эти пять часов «эстетической дисгармонии» не было от слова совсем: ни она, ни я из увиденного ни черта не поняли. А Фёдор Михалыч, как заметила покинувшая зал после первого действия чопорная соседка слева, «наверняка в гробу раз десять перевернулся».  Маман же потом долгое время на коньяк грешила: не дал, зараза, оценить идею легендарного режиссёра.  Но с тех пор мы с ней взяли за правило: никогда не ходить на громкие премьеры, даже если в афишах легенды мирового театра. Пора уже и о здоровье подумать.