Николай Руденко. Политрук, писатель, заключённый

  Николай Руденко
  Киев. 1947 год

     НИКОЛАЙ РУДЕНКО. ПОЛИТРУК, ПИСАТЕЛЬ, ЗАКЛЮЧЁННЫЙ
               
   Могу предположить, что НИКОЛАЯ (МИКОЛУ) ДАНИЛОВИЧА РУДЕНКО– его творчество и как личность – хорошо знают и помнят на Украине. У него была бурная, активная жизнь, наполненная интереснейшими событиями. Как положительными для него, так и отрицательными.
   Поэт, прозаик, редактор разных журналов; правозащитник, диссидент, политзаключённый…

   О Николае Даниловиче написано много разного жанра литературных произведений. Меня это радует. Вот такая есть информация о начале его жизни и последующих событиях  в «Википедии» и на сайте «Архив фантастики»:
   Родился Николай (Микола) Руденко 19 декабря 1920 года в Юрьевке Екатеринославской губернии; теперь – это Луганская область. Его отец работал в шахте; погиб, когда мальчику было 7 лет. Потом случилась ещё одна беда: из-за травмы Микола ослеп на левый глаз.
   В 1937 году его призвали в армию. Он скрыл от медицинской комиссии, что не видит одним глазом. Откомандирован в Москву; служил в кавалерийском полку отдельной мотострелковой дивизии особого назначения НКВД имени Ф. Дзержинского.
   Стихи начал писать ещё до службы в армии. Они публиковались в газетах, и он даже получал гонорары.

   Отслужив, приехал в Киев и поступил учиться на филологический факультет Киевского университета. Но студентом был лишь несколько месяцев.
   Началась Великая Отечественная война. Микола Руденко мобилизован и ушёл сражаться с фашистами. 4 октября 1941 года юный боец был тяжело ранен в боях под Ленинградом. По мнению врачей, раздробленные кости таза и позвоночника не давали никакого шанса Миколе ходить. Ему предрекли инвалидность.
   «Но он не только выздоровел, но и стал политруком прифронтового госпиталя СЭГа 290» («Архив фантастики»).

   Из биографии в «Википедии»: «В 1941-1945 годах – участник Великой Отечественной войны, политрук роты, участник обороны Ленинграда, был тяжело ранен, инвалид 2 группы. На протяжении года лечился в госпитале. Закончил войну в Пруссии в звании капитана. Демобилизован в 1946 году».
   Микола был тяжело ранен, предрекали инвалидность. Возникают вопросы: «Как же он «закончил войну в Пруссии» и демобилизован лишь в 1946 году?»

   Вот сейчас я и дополню биографию фронтовика Н. Д. Руденко. Не знаю, рассказывал ли кому-нибудь Николай Данилович о своих фронтовых путях-дорогах после боёв под Ленинградом и ранении, об однополчанах; известно ли об этом его биографам.
   Из того, что я на сей момент прочитала, никаких подробностей о военных годах нет.
   В перечне его изданных (есть и не изданные) прозаических и поэтических произведений есть мемуары. В переводе на русский язык: «Величайшее чудо – это жизнь». Изданы в 1998 году.
  В мемуарах человек, конечно, рассказывает подробности всей своей жизни, называет людей, с которыми сводила его судьба; о своих убеждениях. Не уверена, глядя на год издания, что эта книга существует и на русском языке. 

                КАК ПАРЕНЁК ОКАЗАЛСЯ В СЭГе 290

    В журнале «Наш современник» (№ 5, 1965 год) были опубликованы воспоминания начальника сортировочного эвакуационного госпиталя (СЭГ) №290, полковника медицинской службы Вильяма Ефимовича Гиллера (1908-1981) - «СЭГ-290. Записки военного врача».
   Из названного произведения:

  «1943 г.
ВЯЗЬМА – ПЫЖОВКА
   …Раненые, особенно тяжело раненые, требуют не только неусыпного внимания медицинского персонала, но и тёплого человеческого отношения. Иногда живое слово – от сердца к сердцу – значит не меньше, чем сильнодействующее лекарство.
   Вот почему, когда в нашем сортировочно-эвакуационном госпитале 290 в Пыжовском лесу под Вязьмой были созданы палаты для обожжённых и для раненых с повреждением позвоночника, замполит Георгий Трофимович Савинов (профессиональный военный; между своими - комиссар – Л. П.Б.) воспринял это как ответственный участок партийной работы.

   - Ваше дело – хирургия, медикаменты и прочие средства, - говорил он. – Наше дело – человеческая забота. Вовремя сказанное доброе слово – это психотерапия. Главное: внушить раненым бодрость, веру в исцеление.
   Партбюро поручило инструктору пропаганды Миколе Руденко взять под особое наблюдение палаты с тяжело ранеными. Да он и сам не ждал указаний сверху.

   Как-то ночью я неожиданно натолкнулся на Руденко – он шёл в окружении девушек из швейной мастерской, прачечной и центрального пищеблока.
   - Микола! – окликнул я. – Куда ты их ведёшь?
   - Да вот вызвались в свободные часы помогать раненым.
   - Спасибо, девушки!
   - Не стоит благодарности, - чуть насмешливо ответила мне Леночка Ильина.

   С этого дня Леночка, по-прежнему работая в пищеблоке, все свои свободные часы проводила в палатах тяжело раненых. Не было у врачей лучших помощниц, чем дружинницы Лена Ильина, Мария Ушакова, Сима Зверлова и санитарка тётя Маша. Передовая работница московской фабрики, Леночка и на фронт принесла желание быть лучшей…
   Что касается Миколы Руденко, то он попал в наш госпиталь после тяжёлого ранения в ногу под Ленинградом в июне 1942 года. Его подлечили. Хуже было с дистрофией, от которой Микола долго не мог оправиться. Он рвался на передний край, но комиссия признала его «ограниченно годным», и политуправление оставило его в госпитале».

   НЕОБХОДИМОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
   Каждый рассказ о тех, кто служил или лечился в годы Великой Отечественной войны в СЭГе 290, - это отдельная страница из летописи об уникальном в то время госпитале. Поэтому я должна повторять историю появления СЭГа.
   Иначе не будет понятно, где госпиталь находился в годы войны, как формировался состав его персонала, кто и с какими ранениями поступал в его отделения. В книге такие повторы невозможны, а в отдельных рассказах – уместны.

   О том, какие кровопролитные сражения вела Красная Армия (название Советская Армия введено лишь в 1946 году – Л. П.Б.) с фашистами, которые рвались к Москве, написано много литературы; есть военные мемуары.
  Санитарное управления Министерства обороны СССР приняло решение сформировать на Западном фронте особого вида госпиталь – сортировочно-эвакуационный.
   О сортировке поступающих в госпитали раненных солдат и офицеров говорил русский врач, участник разных войн, основатель военно-полевой хирургии Николай Иванович Пирогов (1810-1881).

   Зачем нужна сортировка? Чтобы в первую очередь врачи могли оказывать помощь тем, кто в ней срочно нуждался: с кровотечением, газовой гангреной (список тяжёлых увечий длинный) … Именно сортировка и срочная помощь сокращала смертность среди раненых.
   А слово «эвакуационный» предполагало, что в том госпитале раненые задерживаться не будут. Им окажут всю необходимую помощь и отправят дальше. С лёгкими ранениями - в специальные медицинские подразделения недалеко от фронта, а с тяжёлыми, требующими длительного лечения, - в тыл.   

   С 11 июля 1941 года в прифронтовом тогда ещё городе Вязьме (Смоленская область) и появилась основная медицинская база Западного фронта – СЭГ №290. Он был уникален в начале войны по масштабам и профилю работы, по количеству и составу персонала.
   Без преувеличения, СЭГ 290 можно назвать «госпиталем на колёсах», так как он шёл за фронтом, а потому большая часть его жизни – это переезды в огромных обозах. Всё своё госпиталь возил с собой; быстро разворачивался, будь то полуразрушенное здание, цеха заводов; или ставил палатки, рыл и обустраивал землянки.
   Раненых в сутки принимали по нескольку тысяч. Рабочая смена персонала длилась по 16-18 часов, а у операционных бригад – дольше.
 
    В госпиталь поступали не только раненые, но и обожжённые, обмороженные (зимой), контуженные и больные. Персонала разного профиля было от 1000 до 1500 – в зависимости от ситуации на фронтах. Принимал он раненых не только с Западного, но и с других фронтов.
    В разные периоды войны раненых доставляли на санитарных поездах, самолётах, автомашинах разного типа, повозках и даже… трамваями (в Москве).
   Задерживались в СЭГе лишь те, кто не смог бы перенести дальней дороги в тыловой госпиталь; без сознания, с угрозой обильных кровотечений; если предполагались повторные операции …

   Здесь, на литературном портале, опубликовано уже много материалов о работе этого госпиталя; можно прочитать и узнать подробности его биографии.
   Поэтому я лишь коротко пишу о его пребывании в Вязьме и о том, что было дальше. Иначе не будет понятно, как в СЭГе оказался Микола Руденко.
   Как вспоминал В. Е. Гиллер (см. выше), раненный боец Руденко поступил в госпиталь в июне 1942 года. В это время СЭГ 290 находился в Москве.

    В одном из материалов в Интернете написано: «4 октября 1941 года юный боец был тяжело ранен в боях под Ленинградом». А у В. Е. Гиллера названа дата «июнь 1942 года». Возможно, военврач говорил именно о дате поступления юноши в госпиталь, а не о времени ранения. Эту его фразу в «Записках…» можно читать по-разному.
   С ранением Н. Руденко мог лечиться в другом госпитале. А потом на каком-то этапе лечения врачи решили, что ему нужна более специализированная помощь, и он был отправлен в Москву. В столице, конечно, было больше возможностей для сложных операций и восстановительного лечения.
   Немало было случаев, когда именно в СЭГ 290 самолётами доставляли солдат и офицеров с ранениями, требующими лечения в профильных отделениях. К тому же, здесь можно было привлечь для консультации корифеев российской и советской медицины – из научных институтов, клиник.
               
                «МОСКВУ, БЕЗУСЛОВНО, УДЕРЖИМ»
               
    Как известно, в первых числах октября 1941 года фашисты находились чрезвычайно близко к границам Москвы. Есть информация, что с каким-то своих позиций немцы в бинокли рассматривали золотые купола Московского кремля.
  Чтобы СЭГ 290 не попал в окружение врага, решением Санитарного управления фронта из горящей и разрушенной Вязьмы он был (8 октября) отправлен в столицу.

   Очень подробно, по дням, а где-то – и по часам – о том, как немецко-фашистская армада рвалась к Москве, рассказал в своих военных мемуарах маршал Советского Союза Г. К. Жуков «Воспоминания и размышления» (Агентство печати Новости. Москва. 1990 г.).
   Мемуары в 3-х томах. Именно этот выпуск сопровождается припиской: «Десятое издание, дополненное по рукописи автора». Оно вышло после смерти маршала. «Дополненное» - то есть в рукописи восстановлено то, что раньше вымарывалось цензурой; здесь восстановленный текст набран курсивным шрифтом.

   1941 год. Без волнения и скорби невозможно читать о тысячах вражеских вояк, танков, разного рода орудий, самолётов на русской земле. Всё это орало, лязгало, изрыгало огонь, поднимало в воздух живое и не живое. И двигалось к Москве.
   Кто захочет, тот может прочитать обо всём этом в главе мемуаров «Битва за Москву» (том 2). Здесь названы советские армии, противостоящие фашистам; командующие фронтов, которые с честью вписали свои имена в историю Великой Отечественной войны; о десятках народных ополчений; о помощи местного населения, беженцах…

   Я возьму лишь немного информации из этой главы.
   «С 13 октября разгорелись ожесточённые бои на всех главных оперативных направлениях, ведущих к Москве.
   Это были грозные дни».
   «… враг, хотя и медленно, но приближался к Москве».

   «Не помню точно какого числа – это было вскоре после тактического прорыва немцев на участке 30-й армии Калининского фронта – мне позвонил И. В. Сталин и спросил:
   - Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас об этом с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.
   - Москву, безусловно, удержим. Но нужно ещё не менее двух армий и хотя бы двести танков.
   - Это неплохо, что у вас такая уверенность. Позвоните в Генштаб и договоритесь, куда сосредоточить две резервные армии, которые вы просите. Они будут готовы в конце ноября. Танков пока у нас нет».
   В последней строчке слова «у нас нет» набраны курсивов.

   В общем, операцию «Тайфун» - молниеносный захват Москвы – фашистам осуществить не удалось. По мнению немецких генералов, помешал «суровый русский климат», ошибки Гитлера.
    В мемуарах Г. К. Жуков вынес тому провалу свой вердикт.
   Очень жалко погибших советских солдат и офицеров. Тысячи молодых тел были зарыты в землю. А с ними: жажда жизни, любви, идеи, планы, не родившиеся дети.
   
                «ДЕЛА О НАГРАЖДЕНИЯХ». УНИКАЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ
   
    В октябре 1941 года СЭГ 290 разместился в старинном районе Москвы – в Лефортово, в корпусах военного госпиталя, который к тому времени был эвакуирован в тыл. Многие годы там работает Главный военный клинический госпиталь имени академика Н. Н. Бурденко. Кстати, предок этого госпиталя появился по указу русского императора Петра Первого, то есть в 18 веке.

   Именно в Лефортово с железнодорожных вокзалов и трамваями (не только) доставляли раненых в СЭГ. По решению московской власти, от рядом проходившей (и сейчас существует) трамвайной линии на территорию госпиталя были проложены рельсы. Зимой вагоны утеплялись. Всё это и разное другое делалось для того, чтобы, как можно быстрее, раненым оказывали медицинскую помощь.
   О пребывании (октябрь 1941-март 1943 гг.) в тех корпусах фронтового госпиталя напоминает Мемориальная доска, установленная там 6 мая 1989 года по инициативе Совета ветеранов СЭГа 290.

   Н. И. Пирогов назвал войны «травматической эпидемией». Именно потому в военных госпиталях главенствующее звено – хирургия. В СЭГе 290 были десятки профильных хирургических отделений: для ранений грудной клетки, черепа, брюшной полости, верхних и нижних конечностей, глаз… 
   Можно сказать, что хирурги священнодействовали – вырывали у смерти тяжело раненых, делали всё возможное для того, что сохранить бойцам руки, ноги, глаза. Костяк хирургической службы этого госпиталя составляли хирурги-асы.

   У Миколы Руденко была ранена нога, как написал В. Е. Гиллер. А в другом источнике: «раздроблены кости таза и позвоночника». Врачи считали, что боец не сможет ходить.
   На сайте Яндекс Переводчик опубликована статья, переведённая с английского языка(Военная Вики), о Н. Д. Руденко. В ней, в частности, написано: «4 октября 1941 года под Ленинградом ранен разрывной пулей, которая раздробила кости таза и вошла в позвоночник».
   «Вошла в позвоночник» - куда уж серьёзнее!

   Как говорят, перед глазами военврача В. Е. Гиллера за годы войны прошли десятки тысяч раненых. Конечно, он не мог помнить подробности ранений всех.
   Почти год Микола Руденко лечился в госпитале. Вероятно, ранение ноги было высоко, а там рядом кости таза и позвоночник. И если медицинская комиссия посчитала его не годным к пребыванию на фронте, следовательно, повреждение было тяжёлым.
   Начальником отделения, в которое поступали с ранениями верхних и нижних конечностей, был хирург-москвич (остался в госпитале после тяжёлого ранения) Николай Иванович Минин (о нём есть рассказ здесь же, на Прозе.ру – Л. П.-Б.).
   Миколе Руденко чрезвычайно повезло, что он оказался именно в СЭГе 290 (в Москве он был далеко не один), «в руках» хирурга Н. Минина и его коллег.

   В архиве Совета ветеранов СЭГа 290, который есть у меня, нет ни воспоминаний Николая Даниловича, ни писем однополчанам. Только его анкета. О ней чуть позже.
   Поэтому я собираю по крохам то, что рассказывает о его службе в этом госпитале. Увидела в Интернете, что о нём написаны книги, статьи, есть интервью. Наверное, там есть его рассказы о войне. А, может, и нет. Я всё это не читаю, потому что у меня другая задача.
   Я не биограф Н. Д. Руденко. Пишу лишь о том, что связывало его с названным госпиталем.

   Возможно, он хромал, ходил с палочкой. Ведь медицинская комиссия определила ему инвалидность 2 группы. Но это не мешало ему быть политруком. Если кого-то удивляют слова «политрук, замполит», объясняю: СЭГ 290 был воинской частью; его полевая почта – 43177 Д.
   Его персонал, приняв воинскую присягу, становился военнообязанным, подчинялся уставу, носил военную форму.
   Госпиталь строго охранялся; в минуты затишья на фронте проводились строевые занятия. Есть фотографии: в полном обмундировании в шеренге стоят хирурги (женщины и мужчины; какая-то часть – уже в «серебряном» возрасте) и другие врачи, медицинские сёстры, санитарные дружинницы, повара, швеи, шофёры, электрики, ремонтники, музыканты (был свой оркестр) …
   И совсем не важно, что не на всех обмундирование «сидело, как влитое».

   А политруки «поднимали дух» раненых; проводили в палатах беседы о положении на фронтах и разных событиях в стране, читали газеты, писали письма по просьбе раненых. Уверена, что те, кто физически мог, помогали медсёстрам в палатах – то есть работали санитарами.
   В большинстве случаев, политруками, инструкторами пропаганды становились раненые – те, кто по состоянию здоровья не мог вернуться на фронт и не хотел уезжать на долечивание в тыловой госпиталь.
   Подлечившись, в госпитале оставались также врачи, фельдшера, строители, инженеры, шофёры…

   Ещё из воспоминаний В. Е. Гиллера в «Записках военного врача» (напомню, что они опубликованы в 1965 году):
   «Сейчас Микола Руденко – известный украинский писатель. Живой, весёлый, с украинским юморком, он и в информацию о положении на фронтах вкладывал много душевности. Часто разговор шёл о героизме.
   Примеры   героизма были тут же, перед глазами: каждый раненый вписал свою страницу в историю Великой Отечественной войны.

   Однажды к нам доставили юношу без всяких документов. Предполагали, что его зовут Колей – это имя было вытатуировано у него на руке. Коля автоматически повторял слова, ничего не выражая ни голосом, ни мимикой.
   Если ему давали хлеб и спрашивали: «Что это?», Коля молчал. Ему говорили несколько раз: «Хлеб, хлеб», он повторял: «Хлеб» и снова умолкал. Его обучали, как маленького ребёнка. Иногда какой-нибудь предмет вызывал у него какие-то ассоциации, и тогда он начинал улыбаться.

   Прошло ещё немного времени. Коля уже называл некоторые предметы. После долгих, мучительных усилий он запомнил сотни две слов, тянулся к журналам с яркими рисунками, но, когда его просили рассказать о прочитанном, Коля с большим трудом повторял последние фразы и конфузливо, по-ребячьи, улыбался.
   Начальник нейрохирургического отделения Александр Архипович Шлыков всё же не терял надежды, что Коля поправится. Если вы хотите узнать описание операции – как хирург убирает из мозга пулю – прочитайте воспоминания здесь о А. А. Шлыкове.

   Помог узнать его фамилию случай.
   Однажды, как обычно, Микола читал газету. Когда он в числе других, удостоенных звания Героя Советского Союза, прочитал имя рядового Николая Степановича Ануфриева, наш Коля словно проснулся.
  Он тихо подошёл к чтецу и, показывая на себя и на газету, произнёс: «Я…Ануфриев… Николай…». Кто-то недоверчиво засмеялся, кто-то махнул рукой – отвяжись, мол, дай людям спокойно слушать.
   Бледный и улыбающийся, Коля ходил по палате и, показывая на себя, повторял: «Николай Степанович Ануфриев!».

   Проверкой занялся Руденко. Колины слова подтвердились. Выяснились и обстоятельства его ранения: во время ночной контратаки он подбил противотанковым ружьём несколько наседавших немецких танков и был тяжело ранен в голову. Ануфриева сочли убитым, но сообщили о его единоборстве с танками и представили к награде.
   Часть ушла вперёд, а его подобрали санитары из другого полка и принесли на медпункт. В горячке ночного боя никто не обратил внимания, что у Ануфриева нет при себе никаких документов. Так и получилось, что звание Героя Советского Союза он получил «посмертно».
   Радовался Коля Ануфриев, пробудившийся к жизни, радовались врачи, вернувшие в строй героя, радовалась вся палата, словно отсвет славы Ануфриева ложился на каждого из них.

   А Микола Руденко думал о другом.
   Случалось, что, выписавшись из госпиталя, солдаты попадали не в свою часть или подразделение. А там – новое ранение, и они не успевали получить заслуженного ими ордена или медали. Возникали обиды.
   Микола Руденко завёл папку: «Дела о награждениях». Десятки раненых обязаны были этому деятельному юноше своими наградами. То и дело, в период между боями, в госпиталь приезжали командиры из соединений и частей вручать своим раненым правительственные награды.
  А раненному в грудь миномётчику Павлову вручили два ордена сразу - командиры из разных армий».
 
                В ПЫЖОВСКОМ ЛЕСУ

   Пыжовский лес (близ г. Вязьмы и деревни Пыжовка) – особая страница в биографии фронтового госпиталя – СЭГа 290.
   В опубликованной выше части «Записок военного врача» В. Е. Гиллера есть дата и адрес событий: 1943 г. Вязьма-Пыжовка. И именно там упоминается Микола Руденко.
   Значит этот юноша продолжал служить в госпитале.
   Как госпиталь оказался в Пыжовском лесу? В начале 1943 года Красная Армия начала оттеснять фашистов на запад. В марте 1943 года штаб СЭГа получил приказ: направиться в район действия Западного фронта. Погрузив всё госпитальное имущество, он вернулся туда, где формировался в июле 1941 года - в Смоленскую область.

   Город Вязьма и всё окрест её было разбито и сожжено. Чтобы принимать раненых, нужны были здания с крышей. Ничего подобного там не было. В марте было ещё холодно, лежал снег. В конце концов, приняли решение: построить подземный медицинский городок, рассчитанный на приём 5 тысяч раненых. Ради безопасности раненых и персонала госпиталя.
   Вражеская авиация яростно бомбила те районы; лётчики охотились за каждым человеком, за каждой машиной. Поэтому был выбран дремучий Пыжовский лес.

   И превратился персонал (в его штате большинство было женщин) госпиталя в лесорубов, строителей. Уже опубликованы воспоминания «сэговцев», которые были среди тех строителей. В них рассказы о том, как валили деревья, тащили на плечах к лесопилке; как рыли котлованы для землянок и затем их обустраивали.
   Вспоминали и о том, как мало спали и как было холодно в палатках; о скудном питании; и о том, как промокали сапоги и как хлюпала в них вода. А в тёплое время их ели комары и разные другие букашки.
   Это не помешало им за март-апрель 1943 года построить подземный госпиталь. В землянках были оборудованы десятки сортировочных, операционных, перевязочных и других отделений; конечно – и палаты для раненых. Сделали всё, чтобы там было тепло, сухо и светло. Госпиталь имел свою походную электростанцию.

   А ещё были построены прачечная, пищеблок, клуб (наземное здание); протянута узкоколейка от железнодорожной станции, куда приходили санитарные поезда. В лесу были болотистые места, река. Там построили мостики. А весной на клумбах появились яркие цветы.
   В суровое военное время находилось место и для романтики.
   Когда через много лет после войны ветераны СЭГа приехали в Пыжовский лес, они увидели лишь остовы землянок; с трудом узнавали места, где было родное кому-то хирургическое, а кому-то – терапевтическое отделения.
   Зато на клумбах цвели, посаженные ими, многолетние цветы.

   В марте-апреле 1943 года на фронте было некое затишье. Этим и воспользовались. А в мае уже принимали раненых. Тысячи!
   Есть фотографии. Врачи, медицинские сёстры, политруки, водители, повара, санитары, санитарные дружинницы в сапогах, фуфайках, шапках-ушанках. На плечах (или волоком тянули) брёвна, в руках – топоры, пилы, вёдра с гудроном. Чуть позже штаб фронта прислал им на подмогу бригаду из легко раненных солдат.
   Тяжёлый труд. А на лицах строителей – не профессионалов улыбки.

   На каком-то участке того грандиозного строительства в Пыжовском лесу был и Микола Руденко. Не знаю, что позволяло ему делать здоровье, как владел он раненной ногой. Но работа в госпитале находилась для всех. Даже для подростков, которые были в госпитале с родителями или числились в воспитанниках.
   Например, с 1942 года в СЭГе 290 жил Владимир Нарушевич; на ту пору ему было неполных 15 лет. Его мама, фельдшер-акушерка, была направлена в госпиталь военкоматом. Мальчик помогал раненым в палатах, работал в швейной мастерской.

    А в Пыжовском лесу его научили делать гвозди из стальной немецкой проволоки. И он нарубил их несколько ящиков. Гвозди были очень нужны при строительстве подземного медицинского городка.
   Владимир Михайлович Нарушевич живёт в Москве. Рассказ о его фронтовых и послевоенных дорогах опубликован здесь же.
   А кто-то из персонала все военные годы стирал окровавленные бинты, сушил их и гладил (если была возможность). Перевязочного материала в госпитале требовалось всегда много. Делали резервные запасы – на тот случай, если машины, подвозившие из тыла медицинский груз, застревали из-за бездорожья или вынуждены были где-то пережидать  вражеские бомбёжки.   
 
   В Пыжовском лесу СЭГ 290 находился до 19 июня 1944 года. Свидетельство, что в том лесу в годы войны персонал госпиталя спасал раненных советских солдат и офицеров, - Обелиск на обочине шоссе около деревни Пыжовка. Установлен 9 мая 1974 года.
   В 1974 году многие из «сэговцев» ещё были живы. Есть фотографии об открытии Обелиска. К сожалению, они не подписаны. Вполне возможно, что на открытии этого памятного знака был и возмужавший к тому времени Николай Руденко.

                ДАН ПРИКАЗ ЕМУ: «НА ЗАПАД!»

   Когда Красная Армия начала наступление, персонал вновь погрузил всё своё госпитальное имущество на автомашины; огромный обоз двинулся за фронтом. На тот момент Западный фронт разделился и госпиталь оказался в структуре 3 Белорусского фронта.
   Следующий этап работы – деревня Шеревичи Смоленской области. Затем – г. Минск (с 4 июля 1944 года).
     Из книги В. Е. Гиллера «И снова в бой…» (Военное издательство Министерства обороны СССР. Москва - 1981):

   «Минск встретил нас багровой осыпью разрушенных домов, фабрик, заводов. Комендантский патруль предупредил: «Будьте осторожны. С дороги ни в коем случае не съезжайте – подорвётесь на минах» …
   На улицах – заграждения из подпиленных столбов, опутанных паутиной проводов, сожжённые «тигры» и «пантеры». В глаза бросаются вывески: «Только для немцев!» На перекрёстках уцелевшие немецкие названия улиц, а под немецким текстом мелкими букашечками по-русски: «Гитлерштрассе», «Геринштрассе»… Будьте вы прокляты!
   Наконец, поздно вечером мы заняли чудом сохранившиеся на восточной окраине Минска здания клинического городка медицинского института».

   О том, что Николай Руденко оставался в СЭГе 290 и после того, как госпиталь покинул Пыжовский лес, сужу по воспоминаниям В. Е. Гиллера в «Записках военного врача». А именно - о прибытии в Минск:   
    «Днём у ворот послышались гудки машины. Прибыла колонна начальника хирургического отделения Николая Ивановича Минина. Узнаю нерадостную весть: на десятом километре восточнее Минска на колонну напали немцы, человек шестьсот.
   - Хорошо, что у нас на каждой машине был дежурный, - взволнованно рассказывал Минин. – Первый заметил фрицев Руденко. Оружие у нас было, стали отбиваться, стрельба поднялась ужасная…
   Палили из винтовок, из автоматов, из ручных пулемётов. Может быть, не так метко, в темноте не увидишь, зато шум подняли большой.
   - Вот и пригодились занятия по боевой подготовке. А сколько было разговоров… Раненые среди наших есть? – спросил я.
   - Погибла лаборантка Стокова, легко ранена санитарка Прибылева».

    Также начальник СЭГа 290 вспоминал, как большая группа фашистов, прорвавшись из окружения, вошла в Минск в том районе, где уже развернулся госпиталь. Политруку Руденко вместе с другими «сэговцами» пришлось с оружием в руках защищать и персонал, и уже поступивших раненых.
   Ситуация была очень серьёзной; все могли бы погибнуть. Выручил партизанский отряд (по другой информации – воинская часть).
   Да, потери были среди персонала СЭГа 290. Несколько человек погибло в Москве во время ожесточённых вражеских бомбардировок города. Были раненые и контуженные. Как правило, своих никуда не отправляли, лечили в госпитале. Кто-то вернулся домой с инвалидностью ещё до окончания войны.

                ИЗ АНКЕТЫ

    Выше в биографии Николая Даниловича написано: «Закончил войну в Пруссии в звании капитана. Демобилизован в 1946 году».
   Также в воспоминаниях «сэговцев», уже здесь опубликованных, есть подробности дальнейших фронтовых дорог СЭГа. Тяжелейшие бои были за Кёнигсберг (с 1946 г. – г. Калининград). Победу над фашистской Германией и её многочисленными союзниками персонал госпиталя встретил в городке Тапиау – близ Кёнигсберга; Восточная Пруссия.
   Следовательно, Н. Руденко был с госпиталем до конца войны. Вероятно, есть где-то информация о том, где он находился до 1946 года.

   СЭГ 290 почти в полном составе из Восточной Пруссии был отправлен в белорусский город Бобруйск и стал там базой для военного гарнизонного госпиталя, куда поступали раненные фронтовики. А потому демобилизация персонала (не только медицинского) СЭГа шла медленно. Примерно 20 «сэговцев» остались в Бобруйске жить и работать.
   Возможно, Николай Данилович до 1946 года продолжал служить в Бобруйске. Служил или восстанавливал раненную ногу?

   Из АНКЕТЫ участника встречи бывших работников СЭГа 290 Западного, 3 Белорусского фронтов, заполненной 16 марта 1966 года:
   Руденко Николай Данилович. В СЭГе 290 – инструктор пропаганды, капитан (сейчас майор).
   Возраст – 45 лет. Член КПСС с марта 1941 года. Образование до службы в армии – 10 классов.
   Место жительства: г. Киев, улица Коцюбинского (есть полный адрес).
   К моменту заполнения анкеты: писатель. Союз писателей Украины.

   Научные или литературные труды: издано 15 книг стихов, прозы на украинском языке. На русский язык переведены романы «Ветер в лицо» и «Последняя сабля».
   Награды: Орден Красной Звезды (9.10. 1944 г.); медали «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
   Женат. Трое детей.
   Приписка на анкете: «В банкете, конечно, участвую, но плохо вижу адрес сберкассы. Деньги сдам лично накануне, 8 мая».

   Анкета заполнена Николаем Даниловичем синими черниками. Бумага имеет сгибы, что говорит о том, что анкета в Совет ветеранов СЭГа 290 была отправлена почтой. Это было обычной практикой для тех однополчан, кто жил не в Москве.
   Орден Красной Звезды Николай Данилович Руденко получил 9.10. 1944 г. Интересно бы узнать, где ему вручили эту награду.  Когда госпиталь был в столице, то награждённых «сэговцев» приглашали в Московский кремль. Об этом есть в книгах В. Е. Гиллера.

   А ещё в каком-нибудь военном архиве хранится приказ командующего фронтом о награде политрука Руденко. Я видела копии подобных приказов.
   И также где-то хранится представление к Ордену Красной Звезды, которое писал В. Е. Гиллер, начальник СЭГа 290. Вот в таких представлениях есть малоизвестные страницы биографии, перечислены заслуги фронтовика, отмечаются разные интересные подробности о характере, отношении к делу и товарищам. Жаль, что такого документа нет в архиве Совета ветеранов госпиталя. Я бы его здесь привела.
   Ещё его награды: Орден Отечественной войны I степени (23.12.1985 г.); Орден Герой Украины (19. 12.2000 г.); Орден «За заслуги» III степени (29.11.1996 г.). Получал фронтовик и разные премии за литературное творчество.
   Получал, пока не испортил отношения с политическими чинами Украинской ССР.

   Значит Николай Данилович в 1966 году к 9 мая – Дню победы приезжал в Москву на встречу однополчан – «сэговцев» (так называли себя ветераны СЭГа 290).  Пока нет информации о том, бывал ли он ещё на таких встречах, а именно с 1966 года они стали ежегодными.
   В Интернете я вычитала, что в посёлке городского типа Юрьевке Луганской области есть (с 2011 г.) Литературно-краеведческий музей имени Н. Д. Руденко. Открыт он в школе (теперь – Белянская школа-гимназия), где учился Микола-Николай. Искренне этому рада. Возможно, там есть копии представлений к боевым наградам фронтовика. И многое другое о его жизни.
   К 90-летию со дня рождения писателя (в 2010 г.) выпущен почтовый конверт. Здесь Микола Руденко с бородой; правая рука его подпирает голову; на лице лёгкая улыбка. Фотография конверта есть в коллекции Яндекс Картинки.

                ДУШЕВНАЯ ЩЕДРОСТЬ

   Начальник СЭГа 290 Вильям Ефимович Гиллер после войны написал о госпитале, однополчанах несколько книг. «Во имя жизни» - это документальная повесть (Военное издательство Министерства обороны Союза ССР. Москва – 1956 г.). В ней много фамилий тех, кто служил в госпитале. Конечно, автор не мог рассказать обо всех.
   Зато есть вот это: «Друзьям и товарищам по Западному фронту посвящает свой скромный труд автор».
   Среди «друзей и товарищей» подразумевается, безусловно, и Николай Данилович. Я пролистала всю повесть, в ней он не упоминается.
   В книге «Во имя жизни» описан путь СЭГа 290 лишь до марта 1943 года, когда, свернув госпитальное имущество, он выехал из Москвы и двинулся за Западным фронтом.

    А в воспоминаниях «И снова в бой…» (см. выше) рассказано о всех боевых пунктах, где он работал до Победы: после Минска – Вильнюс, Каунас, Кибартай; города Восточной Пруссии – Инстербург, Бартенштайн, Кёнигсберг, Тапиау. А ещё: Вержболово, Эйдткунен…
   И везде: погибшие, раненые, контуженные; кровь, страдания, не гаснувший свет и ночью в приёмо-сортировочных, операционных, перевязочных отделениях.
   В этой книге весь персонал (только персонал) госпиталя назван под псевдонимами. Я их уже расшифровала. Именно здесь бывший начальник СЭГа 290 интересно рассказывает о Николае Руденко. Весь этот текст относится к тому времени, когда госпиталь работал под землёй в Пыжовском лесу (1943-1944 гг.)

   Чтобы было понятно, почему В. Е. Гиллер упоминает здесь детей, короткое предисловие. Двое несовершеннолетних детей – брат и сестра - «прибились» к госпиталю в Пыжовском лесу. Родители их погибли. Дети убежали в лес, где их нашли партизаны и взяли в отряд. Это случилось в самом начале войны.
   Позже во время боя партизанского отряда с фашистами мальчик был ранен. Его привезли в СЭГ. С ним была и сестра. Понятно, что детей лечили, утешали, кормили.

   Из книги «И снова в бой…»:
   «Но не только дети войны требовали к себе внимания и доброты. Порой и раненый, особенно раненный тяжело, из-за физической своей беспомощности, а иногда и в результате психической травмы, становился таким же ребёнком, чувствительным к любой мелкой обиде, к ничтожному признаку невнимания.
   Быть может, самым терпеливым из нас и самым отзывчивым на чужую боль был политрук Руденко. Он обладал даром доброго отношения к людям и словно бы магически оттягивал на себя часть боли того раненого, у постели которого сидел.

   Замполит Георгий Трофимович Савинов не раз говорил, что искренне завидует душевной щедрости Николая Даниловича. И как человек практичный, он посоветовал нам приставить Руденко к наиболее тяжёлым – к раненным в позвоночник, к обгоревшим в танках…
   Он знал о раненых больше, чем кто бы то ни было, потому что умел расположить человека к беседе, а главное – обладал довольно редкой способностью – способностью слушать».

   И ещё в этой книге рассказано об одной истории, «лучше всего иллюстрирующей многообразие тогдашних обязанностей нашего молодого политрука». В хирургическом отделении Николая Николаевича Письменного работала медицинская сестра Раиса Минакова. Товарищи стали замечать, что женщина расстроена; как говорят, «всё валилось у неё из рук».
   Из расспросов выяснилось, что, по решению военкомата, ещё в июле 1941 года она была мобилизована и направлена в этот госпиталь. А свою трёхлетнюю дочь вынуждена была оставить у родственницы в г. Смоленске.
  С тех пор никаких вестей о ребёнке женщина не имела. И когда СЭГ 290 в марте 1943 года оказался в г. Вязьме, медсестра хотела найти дочь.
   
   Сначала руководство госпиталя решило дать ей отпуск. Но появились сомнения, сможет ли женщина без опасности для себя находиться в разорённом фашистами городе.
   «А тут выяснилось, - вспоминал В. Е. Гиллер, - что Руденко предстоит поездка в наградной отдел фронта. Вот он и решил воспользоваться этим случаем, остановиться в Смоленске и попытаться разузнать что-либо о судьбе ребёнка…
   Долго он бродил по улицам города, вконец разрушенного и сожжённого фашистами, и, когда с трудом нашёл место, где некогда была улица и дом, указанные в адресе, глазам его предстали чёрные печные трубы и груды битого кирпича – словом, всё то, что можно было в ту пору обнаружить в каждом городе, освобождённом от немцев».
   
   Есть подробности, как ходил политрук Руденко по Смоленску, расспрашивая всех, кого встречал. Он нашёл старушку-родственницу и Леночку - голодных, в рванной одежде.
   Они вышли на шоссе. Остановился сердобольный водитель и разрешил им забраться в кузов грузовика.
   А дальше: «Сняв шинель, Микола Руденко укрыл Леночку. Пересаживаясь с одной попутной машины на другую, он, продрогший до костей, прибыл с девочкой в Пыжовку».
   Ребёнка сначала вымыли, переодели. Мама её ещё ничего не знала. Политрук отправил к медсестре гонца с просьбой принести обед на двух человек. Женщина принесла еду. Не сразу, но вот она увидела дочь. Девочка уснула, устав от дорожной тряски и переживаний.
   Что было дальше, понятно: слёзы, объятия, поцелуи. Встрече матери и дочери радовались все в госпитале. Много благодарных слов услышал тогда и политрук Руденко.   
   
                УКРАИНСКИЙ ДЖОРДАНО БРУНО

   И ещё одно свидетельство того, что Николай Данилович не порывал связи с однополчанами, с которыми прошёл тяжелейший путь до Великой Победы. Из упомянутой книги В. Е. Гиллера «И снова в бой…»:
   «После войны я встретился с Николаем Руденко.
   - А ведь в нашей профессии (имеет в виду политработу – Л. П.-Б.) немало было формализма, - сказал он с горечью. – Сколько устраивалось всяких совещаний агитаторов в госпитале и пропагандистов в политотделе! Инструктировали мы; инструктировали нас.
   Когда я вспоминаю, что по характеру своей работы утверждал конспекты пропагандистов, я и сейчас испытываю чувство неловкости…

   - Разве только это было в вашей работе?
   - Нет, конечно. Но сухие схемы, обязательные тезисы, конспекты – всё это порождало схоластику. А в палате, в землянке происходила настоящая политработа, подсказанная самой жизнью и интересами тех, ради кого она проводилась.
   В какие отчёты её уложить, как учесть? А мокрый снег по пояс, а наши девушки, изнемогавшие от тяжёлой, мужской работы, а бессонные ночи суточных дежурств – разве всё это было предусмотрено какой-нибудь инструкцией?
   Нет! Это было от щедрости сердца и ума работников СЭГа; это было проявлением веры в необходимость самоотверженного отношения к своим обязанностям. Пропагандистам не надо было им об этом напоминать»

   В книге нет даты, когда В. Е. Гиллер и Н. Д. Руденко встретились и говорили о формализме в политработе. Я ухожу от этой темы. Военные историки больше бы рассказали о многочисленной армии штабистов, которые в годы войны разрабатывали аспекты политработы в армии, в госпиталях – те «обязательные тезисы».   
   Мне ясно, что у фронтовика Руденко после войны болела не только раненная нога, но и душа. Демобилизовавшись, он приехал в Киев; окончил филологический факультет Киевского университета.

   Беру из его биографии в Википедии вот такие подробности:
   С 1947 года – член Союза писателей Украины; редактор поэзии в издательстве «Советский писатель»*
   В 1948 – 1950 годы – главный редактор журнала «Днiпро».
   В 1950-1975 годы – на творческой работе.
   *Редакция издательства «Советский писатель» находилась в Москве. Не знаю подробностей: то ли в то время Николай Данилович жил и работал в Москве; то ли в Киеве было украинское отделение этого издательства.

   А теперь ВНИМАНИЕ!
   В 1963 году написал письмо в политбюро ЦК коммунистической партии Украины с критикой марксисткой теории.
   В 1974 году исключён из КПСС «за антимарксистскую деятельность».

   Портреты немца Карла Маркса висели на стенах кабинетов всех партийных чиновников СССР. Для советских коммунистов это была своеобразная икона. Портреты носили на всех демонстрациях во время разных государственных праздников.
   Редко кто из советских партийных чиновников читал литературные труды Маркса. Пользовались цитатами, подготовленными секретарями и референтами. Советская власть должна была на чём-то держаться. Вот она и держалась на «марксизьме-ленинизьме». Не имея своей теории, КПСС взяла чужую. Ужасно, что именно немца Маркса.   

   «Капитал» Маркса я пыталась добросовестно прочитать. Любопытства ради. Не осилила. А вот его «Манифест коммунистической партии» (Ф. Энгельс, указанный как соавтор сего произведения, подчёркивал, что «Манифест» написал Маркс) знаю очень хорошо.
   «Манифест» сеял вражду между странами и народами, пропагандировал террор. Достаточно прочитать вот это: «Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путём насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя».

   Как вам призыв к «насильственному ниспровержению»? Это расшифровывается так: осчастливить людей под дулом нагана. А ведь никто людей, назвавших себя коммунистами, не уполномочивал вершить судьбами государств и народов! Большевики, коммунисты - самозванцы.
   Марксизм – страшная и ложная теория; совершенно чужеродная для России. Но вот, поди же ты, подхваченная Владимиром Ульяновым-Лениным и его единомышленниками, протянула много лет – сначала в России, а потом – в СССР.
   И где он, марксизм, теперь? Испарился. Но за время своего существования в Советском Союзе успел загубить, исковеркать судьбы огромного количества людей, которых судили «за антимарксистскую деятельность».

   Война с Германией и её многочисленными сателлитами (так назвал её союзников Г. К. Жуков в своих мемуарах) закончилась. Уцелевшие фронтовики вернулись домой. А там коммунисты, как сидели, так и сидят. Со своими инструкциями, в которых строгие правила: что говорить, как жить. А если шаг влево, вправо – уже враг.
   Я понимаю протест и гнев Николая Руденко. Он едва не погиб в боях под Ленинградом; и там, и во время тяжёлого и долгого пути СЭГа 290 до Тапиау он видел столько погибших – в основном, таких же молодых, как он; дикие разрушения городов и сёл!
    Участникам Великой Отечественной войны казалось: после окончания войны в стране начнётся новая жизнь – радостная, свободная, сытая. Они, разбив врага и защитив свободу СССР, имели на это право.
   Не марксизм они защищали, а своё Отечество, свои семьи.

   Николая Даниловича дважды арестовывали за «деятельность по защите прав человека»; он стал руководителем и одним из основателей украинской Хельсинской группы.
  Именно за это он был арестован 5 февраля 1977 года. В июле того же года осуждён «за антисоветскую агитацию и пропаганду» (ч.1 ст.62 УК УССР) на 7 лет лагерей строго режима и 3 года ссылки.
   Я была поражена жестокости тех, кто осудил фронтовика, инвалида войны 2 группы. Уверена, что судьи действовали строго по инструкциям власть предержащих в то время в УССР, а может, по указаниям ЦК КПСС. В 1977 году руководителем СССР был Л. И. Брежнев. Кстати, фронтовик.

   Долго искала и всё-таки нашла того, кто был в те годы главой на Украине: В. В. Щербицкий (1918-1990). На партийной работе на Украине с 1946 года. И вот главное: в 1972- 1989 гг. 1-й секретарь ЦК КП Украины.
   Лауреат Ленинской премии. Может, получил он её (1982 г.) именно за то, что так расправился с диссидентом (инакомыслящим) Н. Д. Руденко и его товарищами по общему делу (в Интернете есть их фамилии). Не знаю, участвовал ли в Великой Отечественной войне В. В. Щербицкий. Возраст призывной.

   Вы даже не представляете, куда отправили после суда инвалида войны 2 группы Н. Руденко! В Мордовию! В лагерь для военнопленных. Лагерь для военнопленных?
   Неужели в 1977 году, то есть через 32 года после окончания Великой Отечественной войны, там были советские солдаты и офицеры, испытавшие все ужасы фашистских концлагерей? Или в том лагере находились немцы и фашисты других мастей? Тот лагерь существует и сейчас?
   Ответа на эти вопросы у меня пока нет. Из разной литературы знаю, что взятых в плен фашистов из СССР довольно быстро отправили по домам.

   Затем Николая Даниловича переправили в лагерь в Пермской области. Его жену арестовали и сослали в те же – климатически суровые – края. А три года ссылки фронтовик Руденко провёл в селе Мамай Республики Алтай.
   Заступился ли кто-нибудь за него? Да, были такие люди – из числа его единомышленников. Есть фамилии. В Википедии написано: «В 1987 освобождён под давлением общественности». Но Николай Данилович, как говорят, от звонка до звонка, провёл впаренные ему 10 лет. Или его кто-то хотел и дальше держать подальше от Киева?
   Нет пока информации и о том, знал ли В. Е. Гиллер и остальные однополчане об аресте Николая Даниловича. В Киеве жили «сэговцы». Они не могли не знать о том громком судебном деле.

   1987 год! В СССР руководит М. С. Горбачев; провозглашена перестройка; главный советский коммунист братается с народом на улицах, а также – с руководителями зарубежных стран.
   А у одного из победителей фашистов – фронтовика Н. Д. Руденко конфисковали после ареста всё имущество, лишили крыши над головой. С болью в душе я думала о его детях. В анкете (1966 год; см. выше) он написал: «Трое детей». Где и с кем они были, когда арестовали их родителей, не знаю. В разных статьях есть информация о его жёнах и ещё детях. Я ухожу от этой темы. Это личная жизнь.

    Как политический эмигрант, Н. Д. Руденко жил в Германии (Мюнхен) и в США (с января 1988 г.).
   В Германии? Известно, что не только писатель-фронтовик Н. Д. Руденко, но и некоторые его собратья по перу, участники войны, уехали жить в Германию. Мне это не понятно.
   В 1988 году он был лишён советского гражданства.
   «Николай Руденко – украинский Джордано Бруно 70-80-х годов» - так его называли.
   Вычитала в энциклопедическом словаре: «Бруно Джордано (1548-1600) – итальянский философ-пантеист и поэт. Отстаивал концепцию о бесконечности Вселенной и бесчисленном множестве миров. Обвинён в ереси и сожжен инквизицией в Риме». Пример палачества.
   (Пантеизм – религиозное и философское учения, отождествляющие Бога и мировое целое).
   Да, трудная и опасная стезя – отстаивать своё мнение.

   Людям, пережившим ад войны, всё остальное не было страшно.
   Ничто не вечно. Незадолго до распада СССР Николай Данилович вернулся в Киев. Был восстановлен в советском гражданстве. В апреле 1991 года реабилитирован. Предполагаю, что за его мытарства никто не был наказан. Хорошо, что не угробили в лагерях.

   Николай Данилович написал много произведений разного жанра. Назову лишь некоторые.
   Сборники поэзии: «Из похода» (1947), «Несломленное племя» (1948), «Ленинградцы» (1948), «Перекличка друзей» (1954), «Крест» (о Голодоморе; 1976) и другие.
   Романы: «Последняя сабля», «Волшебный бумеранг», «Орлиное ущелье». Опубликованы также его романы с фантастическими сюжетами; много публицистических статей.
   Труд по философии «Энергия прогресса» (1974). В нём критика работ К. Маркса.
   
   Расскажу о чуде, случившемся в его жизни. Выше было рассказано, что ещё в детстве из-за травмы Микола-Николай перестал видеть левым глазом. И не видел он этим глазом 63 года!
   Когда Николай Данилович ослеп на правый глаз, то… вернулось зрение в левом глазу. Травмированный глаз "открылся"!
   Уверена, что это была ему награда за мужество!   
   Умер Н. Д. Руденко 1 апреля 2004 года. Похоронен  на кладбище в Киеве.

    Возможно, не все знают, в том числе и спортивные болельщики, что советский журналист Вадим Святославович Синявский (1906-1972) также не видел на один глаз. В марте 1942 года в боях в г. Севастополе он был ранен в голову. В глаз, потерявшем зрение, врачи поставили линзу.
   Мог бы остаться в тылу, но он вновь вернулся в Севастополь. 21 ноября 1945 года в Лондоне состоялся футбольный матч. Комментировал его журналист В. Синявский.
   Из подробностей я знаю, что был сильный туман и что Бобров (наверное, имелся в виду Всеволод Михайлович Бобров, чемпион разных игр, тренер) на последней минуте забил решающий гол. Выиграла команда «Динамо» со счётом 4х3.
   Комментатором Всесоюзного радио В. Синявский был с 1924 года; основатель советской школы спортивного репортажа.   

                КОНСТАТАЦИЯ ИСТОРИЧЕСКИХ ФАКТОВ

      Дальше лишь факты из истории. А из истории, как и из песни, ничего не выкинешь.
      Пишу здесь имя Микола, но не известно, что было записано в «Свидетельстве о рождении» (или в справке) этого луганского мальчика, появившегося на свет в Екатеринославской губернии.   
       Город Екатеринослав основан русскими в 1776 году. Так он назывался до 1796 года; с 1796 по 1802 гг. – Новороссийск; в 1802-1926 годы – вновь Екатеринослав, а затем – Днепропетровск. Сейчас, если не ошибаюсь, Днепро или Днипро.
   Город Луганск основан русскими в 1795 году – при Екатеринославском (с 1797 г. – Луганском) чугунолитейном заводе.

   Именно в Екатеринославе в 1820 году остановился передохнуть на пути в ссылку на юг русский поэт Александр Сергеевич Пушкин. Искупался в реке Днепре (по древне-гречески – Борисфен). Вода была холодной, молодой человек сильно простудился… Другие подробности о том случае есть в биографии поэта.
   
   Украинская ССР образована в декабре 1917 года. В составе СССР республика была с декабря 1922 года. По решению В. И. Ульянова-Ленина, всё, что было до 1917 года частью Российской империи в Екатеринославской губернии и не только, передано Украинской ССР.
   Я читала в литературе, что некоторые соратники «вождя пролетарской революции» были против такого щедрого дара. Донбасс* - огромный угольный бассейн оторван от РСФСР. Топливо! А ещё разного профиля заводы и многое другое. Но доводы противников того подарка Лениным услышаны не были.

   *Донецкий угольный бассейн (Донбасс) открыт в начале 18 века. Донецк основан в 1869 году как шахтёрский посёлок; до 1924 г. – Юзовка; до 1961 г. – Сталино.
   Донецкий металлургический завод основан в 1872 году. Назывался при рождении «Завод Новороссийского общества каменноугольного, железного и рельсового производства».
 
     Есть историческая монография «Битва за Крым. От Крымского ханства до возвращения в Россию» писателя Александра Борисовича Широкорада (Москва. Издательство «Вече». 2014 г.). Глава 17 в ней названа «Крымская война в топонимике».
   Топонимика – наука, изучающая географические названия, их происхождение и так далее. Кто только не упражнялся в переименовании городов, улиц, крепостей, гор, рек, скал…
   Даже фашисты, оккупировавшие Крымский полуостров в годы Великой Отечественной войны, назвали его Готенландом – «Землёй Готов». Чтобы доказать, что Крымом когда-то владели готы, там копались немецкие археологи. Греки, а не готы. А ещё скифы…
   Когда Крым в 1954 году незаконно был оторван от РСФСР и передан Украинской ССР, новые хозяева также занимались переименованием всего и вся.

    Упоминаю я эту книгу не ради Крыма.
    Здесь вот такая интересная, историческая подробность: «Рассматривалось даже переименование Крыма в Тавриду. Замечу, что после присоединения Крыма к России указом императрицы Екатерины II от 2 февраля 1784 года была образована не Крымская, а Таврическая губерния.
   Таврическая губерния просуществовала до 18 февраля 1921 года. Три уезда губернии – Бердянский, Мелитопольский и Днепровский – располагались на материке, а остальные пять – на Крымском полуострове.
   От Екатеринославской и Херсонской губерний Таврическая губерния отделялась реками и речками Бердой, Токмачкой, Конкой и Днепром. Дальше граница шла лиманом, а затем остальная часть её – морская».

   И ничего плохого нет в том, что следы созидательного труда русских (русов) можно найти во многих районах планеты Земля. Славян – предков русских – так и называли древние историки: «строители городов». Строили, а не разрушали!
   Прошу прощения у читателей за этот экскурс в историю Екатеринославской губернии, где родился Николай Данилович Руденко. Очень может быть, что в его документе о рождении записано имя Николай, а не Микола. Не знаю, кем он себя считал: русским или украинцем.
   Важно другое: фронтовики не делили себя и своих боевых товарищей по национальностям.

   Хочу упомянуть ещё земляка Николая Даниловича Руденко - Владимира Ивановича Даля (1801-1872). Русский врач (датчанин по отцу, но считал себя русским), автор замечательного творения «Толковый словарь живого великорусского языка», родился в Луганске.
  Не важно, что между их появлением на свет разница примерно в 120 лет. Они - земляки, товарищи по перу, воины, патриоты.
   4 февраля 2022 года
---------------
  Опубликованная фотография взята из коллекции Яндекс Картинки


Рецензии
Лариса, Здравствуйте.

#Жаль, что фронтовик, орденоносец, политрук встал на этот путь#, - считает предыдущий рецензент.
Однако же, не он один, Николай Руденко, в Поле Воин.
Василь Быков, тоже уважаемый мной политрук, по мнению власти, стал диссидентом.
По её, Власти, мнению-хотению, "по щучьему велению".

Нравятся мне такие ЯРЫЕ коммунисты, как Ваш герой Коля Руденко. Они не могут "встать на другой путь".
Они просто всю жизнь идут СВОИМ путём, как научила их внутренняя убеждённость, природная истинность.

Такие люди, настоящие, живые - не допустили бы развала Союза Советских СР.
Если бы КомВласть не селекционировала бы 70 лет "мертвечину"(помните? у Маяковского:"ненавижу всяческую мертвечину. Обожаю всяческую жизнь"?!)

С уважением,

Евгений Пимонович   30.11.2022 08:52     Заявить о нарушении
Евгений, благодарю Вас за доброжелательный отзыв. И мне очень нравятся такие люди, как политрук, фронтовик, писатель Николай Руденко. У него яркая биография.
Хоть таких, вроде бы, мало, но они есть - кто подставляет себя "под пули", идёт по не хоженой дороге.
Помните это Осипа Мандельштама:
Мы живём, под собою не зная страны,
Наши речи за десять шагов не слышны.
Слышно только кремлёвского горца -
Душегуба и мужеборца... (один из вариантов стиха).

Мог бы промолчать, чтобы жить. Не промолчал.
Всего доброго!

Лариса Прошина-Бутенко   30.11.2022 20:12   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.