О конунге Мерине 3 - Вышивальщик

Долго ли, коротко, пройдя мельницу, засеку лопаря-пасечника, обтыканную рогатинами от ушлых, миновав погост и пристыженно жавшееся к нему кружало, раскрашенный воеводин знак, за которым начиналось бескрайнее неизведанное нечемье, зашли Петька с Огарком в лес.

Лес, надо сказать, был тогда – не чета нынешнему-то лесу, где коза не вильнув пройдет, а за нею цыганский табор. Тесный, темный и полный нечисти.

Нечисть эта, легкая на помине, тут же себя явила.

Сперва будто безобидно – маленьким старичком в широченной шляпе, что зовется в иных землях сомбреро, а у нас никак не зовется, потому что в ассортимент не входит.

Старичок как бы невзначай сидел на выгнутом дугой корневище и что-то шил, напевая себе под нос странно тонким и свежим голосом:

Как да поля на краю
Глядь на девок я стою.
Изберу себе невесту,
Буду с нею как в раю.

Развеселые побудительные слова тронули сердце юноши и даже пустую грудь чурбана Огарка, хотя вроде б ему-то какие девки? Однако, справедливости для отметим, что Петька не орудовал абы как, но по всем канонам, и Огарка оснастил в анатомическом плане вполне достойно, если не сказать щедро.

Оба остановились.

– Шалом, дед! – приветствовал старичка Огарок, у которого в башке все сплелось.

– Шалом, коли не буэнос, – ответил старичок, продолжая свое шитье.

Песня между тем не остановилась, хотя петь больше было некому, разве белке, глядевшей из дупла на скитальцев.

Будет ночка коротка,
Да как грешный мед сладка.
Так бы мне тогда и сделать,
Не сваляй я дурака.

Фабула баллады обескураживала. Требовалось узнать, что именно помешало ее герою добраться до романтического финала. Но тут акапелла вдруг прекратилась, оставив путешественников в неведении, а может быть и без рассудительного совета.

– Куда путь держите? – игриво вопросил старичок, откладывая шитье.

Длинная иголка с суровой нитью блеснула пробившимся сквозь листву лучом.

– Странствуем, пока ноги держат, – абстрактно ответил Петька, силясь рассмотреть, чем старик украшал кисет, и тут же похолодев, ибо вместо бисера в дело шли человечьи зубы – малые и большие, белые и не очень.

– To whom it may concern, – добавил невпопад полиглот Огарок, сам не соображая, о чем сказал.

– Хум – не хум, путь в сансару – ум, – пикировал вышивальщик, слезая с корня.

Был он ростом мал, но проворен, в миг оказавшись на краю тропки, почти скрытой колдовским папоротником. Еще шаг – и рядом.

Огарок не нашел, что ответить. Только пучил немигающие глаза, пытаясь сообразить, как это у того выходит столь шустро двигаться.

Петька же, явив сим преимущество природного интеллекта над рукотворным, плюнул через плечо и накрыл ладонью нательный крест.

С громким «блоб!» и отчетливым непечатным словом старичок под шляпой исчез. И шитье исчезло. А шляпа, вот те на, осталась.

И возьми на грех ту шляпу примерь Огарок…