Ч. 310 Впроголодь по Амуру

Предыдущая страница  http://proza.ru/2022/02/03/997

Генерал-губернатор Муравьёв сообщил Ефиму Васильевичу Путятину, что ему высочайше разрешено вернуться в Петербург. Вице-адмирал решил следовать не по суше, а подняться вверх по Амуру.

Муравьёв выделил в распоряжение Путятина баржу и маленький пароходик «Надежда» - творения рук сибирских инженеров и мастеровых. Плотники оборудовали баржу для проживания на ней офицеров и команды.

Машину парохода полностью перебрали, поскольку предстояло длительное плавание, и 4-го июля Ефим Васильевич Путятин со своей свитой отправился в путь по Амуру из Мариинского поста.

Его сопровождали пять офицеров: Посьет, Лосев, Колокольцев, Пещуров, Литке и два юнкера, Лазарев и Корнилов, сыновья черноморских адмиралов. Команда парохода и баржи насчитывала 18 человек, в основном, из числа матросов «Дианы» и нескольких казаков.

Мичмана Литке Путятин взял с собой по просьбе Муравьёва, которого тот отправил курьером в Петербург.

Это была первая попытка пройти вверх по Амуру. Ефим Васильевич был верен себе. У него никто не бездельничал и не чувствовал себя свободным путешественником, а все были заняты делом.

Муравьёв снабдил Путятина картой Амура, которую составил подпоручик корпуса топографов Андрей Никитич Попов. Большая часть каждого дня плавания приходилась на остановку, чтобы нарубить дрова для машины парохода и для приготовления пищи.

Большой запас дров они не могли сделать из-за отсутствия необходимого места на пароходике и на барже. Во время остановок офицеры производили астрономические наблюдения для определения координат места.

Вносили дополнения в карту Амура, определяли долготу многих пунктов с помощью двух прекрасных хронометров, которые Путятин не забыл забрать с «Хеды», а также лунных и звёздных наблюдений.

Во время движения измеряли глубины русла реки. Как отметил вице-адмирал, «душой этой работы был Алексей Алексеевич Пещуров».

По протяжённости Амур уступает только Оби и Иртышу, входя в десятку самых больших рек мира. Он начинается от слияния двух рек - Аргуни и Шилки.
 
Ширина реки меняется на всём протяжении.  Точно так же меняется и глубина. Когда-то по количеству видов рыб, и уж точно во время плавания Путятина, она была самой богатой в этом отношении рекой России.

Но адмирал допустил непростительную оплошность, он не позаботился о том, чтобы распорядиться взять с собой принадлежности для ловли рыбы, что потом аукнулось его отряду.

Как там сейчас с рыбой, наверное, могут рассказать нам читатели, живущие в Приамурье.

Плавание проходило не только медленно, но и было сопряжено с огромными трудностями и лишениями. Никаких постов вдоль реки не было, где можно было бы запастись продовольствием и дровами.

Продовольствия взяли из расчёта на полтора месяца плавания, да больше и не могли взять, поскольку у Муравьёва и Завойко не имелось никаких излишков, на счету был каждый фунт продуктов.

Как вспоминал один из участников: «То вдруг воды в реке нет, и плыть нельзя, то сильно несёт течением, то дрова в изобилии, то один мелкий хворост по берегам, негодный и на лучину; нечем пищу варить и топить пароход!
 
В иных местах у туземцев можно было выменивать сушёное оленье мясо, просо на бисер, гвозди и прочее, а в других местах было или совсем пусто, или жители, завидев, особенно ночью, извергаемый пароходом дым и мириады искр, в страхе убегали и прятались».

Вскоре бисера и прочей мелочи, которую взяли с собой для обмена с жителями Приамурья на продовольствие, не осталось. Менять было нечего, а есть хотелось. Предлагали аборигенам нательное бельё, но тем не нравилось, что оно белое.

Они носили одежду из китайской материи, синюю. Тогда, по словам участника плавания по Амуру, «пришлось прибегнуть к своего рода насилию: одного из них, захватив, одели в белую рубашку и белые брюки и с сигарою в зубах выпустили на свободу;
 
от него, как от чумы,  разбежались по сторонам туземцы, но потом, присмотревшись, нашли, что это не так дурно, вследствие чего последние рубашки моряков пошли в ход на дневное пропитание».

Встречалось много банок и мелей, с которых приходилось стаскивать пароход и баржу. Когда на берегу нельзя было заготовить дров, приходилось искать деревья далеко от реки.

Тяжёлые условия, в которых все находились, стирали сословные и должностные различия. Матросы рубили дрова, а офицеры и юнкера их носили на пароход и баржу. Путятин тоже стал носить дрова, но этому все энергично воспротивились.

Думаю, что роль сыграли даже не его звание и должность, а возраст - все остальные были моложе. Согласились, несмотря на стремление адмирала «разделять общие заботы», чтобы его высокопревосходительство выполнял более лёгкую работу: накрывал на стол, мыл тарелки и чашки.

«28 июля, - написал в отчёте Путятин, - мы достигли одного из самых быстрых мест реки, где она пересекает хребет гор и где берега её состоят почти из отвесных скал. Силы парохода оказывались недостаточными, чтобы, имея на буксире баржу, успешно преодолевать течение до 5 узлов;

между тем, взятая нами провизия приходила к концу. По всем этим обстоятельствам я решился, оставив баржу и предоставив ей, по возможности, подвигаться вверх по реке бичевою, отправиться на пароходе вперёд, чтобы добравшись до первых маньчжурских деревень, запастись в них какою-нибудь провизией».
 
Продолжение http://proza.ru/2022/02/06/1360