Четверо. Механические Земли. Глава 24

      Лаверу редко доводилось посещать шумные заведения Ветреных Земель, а Глоун на этот раз и вовсе отличился по части оригинальности оформления таверны. Один вычурный фасад чего только стоил. Невооруженным глазом в нем узнавались первичные признаки высокопробного борделя, который, как назойливый камушек на мостовой города, так и норовил попасть под носок ботинка и заставить жителя выругаться во весь голос, дабы за нецензурными выражениями скрыть свое сочувствие. Как говорят на континенте: «Чем дряннее мостовая, тем сильнее город погряз в пороках». На широкой табличке с резными завитушками было высечено название – «Глас крыльев». Неудержимому путешественнику или наемнику с простыми, так сказать, запросами сгодилась бы любая кровать с крышей над головой, а искушенных завсегдатаев не отпугнет замысловатый орнамент по дереву, изображающий полноценные перекрещенные крылья. Под ними, через лиловое мозаичное стекло, напоминающее некое подобие небесного светила, висел огромный овальный светильник, направляющий свое сетчатое пятно света на землю, повторяющее его форму полукруглыми осколками, словно использованными от колотых винных бутылок. Впрочем, владельцу нескромного заведения показалось недостаточным несуразных признаков нескромного обиталища тайных услад. Он пытался прыгнуть выше головы, увешав летнюю веранду сферическими фонарями из плетенного разноцветного бисера, спускающегося хвостиками к полу, будто вцепившимися в него, как цепи в подвесные чаши с маслом. От обилия мягких спальных оттенков, коими обустраивают свое первое гнездо влюбленные до слепоты парочки, огромное строение с покатой черепичной крышей напоминало вывернутые наизнанку покои публичного дома, чей дурной вкус оформления привлекал посетителей, не разбиравшихся в любовной экзотике. Лавер лицезрел это претенциозное богатство и не понимал, что его до сих пор удерживало от желания повернуть назад.
      – Ты уверен, что мы свернули на нужную улицу? – с сомнением в голосе спросил он, усаживаясь на хвост. Подняв вновь глаза на высотное великолепие, он нервно кашлянул. – «Глас крыльев?» Кому вообще взбрело в голову дать таверне такое вычурное название?
      – Согласен, дружище, – кивнул Дэк, водружая руки на пояс. – Я слишком стар и консервативен в любовном вопросе, чтобы вот так просто зайти в бордель со своим кошелем, в котором древесные личинки прогрызли дырку. – Он самозабвенно усмехнулся. – Я предпочитаю прибиться к группе богатеев, чтобы они платили за женщин со вкусом и финансовыми запросами. Сам подумай: в долг просить неприлично, а вот склонить купцов в шелковых накидках платить за меня… Да, задачка не из легких, но она мне под силу, мой пернатый друг. Я не люблю бахвалиться, но язык у меня неплохо подвешен.
      Лавер с удивлением посмотрел на долговязого врачевателя. С каких это пор он открыто позволяет себе говорить в тоне бесстыдного нахлебника, чьи запросы удивительным образом совпадают с запросами разбогатевших на торговле и спекуляциях господ в вопросах плотских утех? Как вообще ему удается втереться в доверие? Неужели его знакомства основываются на противоречивом природном обаянии и красноречивом словоблудии за кружкой выпивки? Быть может, Дэк и вовсе имеет определенное родство с кем-нибудь из высших кругов, а богатеи, в свою очередь, угощают его, дабы упрочить свое положение через долговязого весельчака с лохматым веником на голове вместо волос. Лавер убеждал себя, что за это продолжительное время достаточно хорошо изучил характер и повадки своего спасителя, но определенные события и догадки давали ему повод усомниться в своих наблюдениях. Однажды садовый кудесник совершенно случайно сболтнул, что обедал за одним столом с правителем Людских Земель, Бламбалтином. Он рассказывал, что они беседовали как старые друзья, между ними не существовало сословных преград. Дэк заявил, что знает Блама (прежде никто его так не называл) едва не с самого детства, утверждая, что некогда они – совсем еще мальчишками – пускали деревянные кораблики по ручьям и гоняли палками голубей у стен дворца, мечтая, что судьба когда-нибудь пустит их внутрь величественного строения.
      Кто знал, что их пути разойдутся. Дэк стал веселым пьяницей, дамским угодником, заботливо ухаживающим за саженцами остролистных, а Бламбалтин занял место правителя честным голосованием совета, как уверяли книги историков – выходцев Людских Земель. Дэк выглядел простодушной, фривольной душой компании, в то время как Бламбалтин взял на себя ответственность целого народа. Дэк одинаково любил общение как с людьми, так и с драконами, а властелину Людских Земель приходилось считаться с мнением своих подданных, дабы бремя власти легче переносилось на плечах, а в личные покои не подбрасывались записки с угрозами расправы.   
      – Что-то мне подсказывает, что это место заслужило твою нескромную оценку, – сказал Лавер. – Только не говори, что напивался здесь на пару с драконами-землевладельцами, восседающими в пещере на горе золота.
      Дэк вскинул надбровья и невинно замотал головой, будто оскорбленный его заявлениями.
      – Нет и еще раз нет, пернатый! – возмутился рыжий врачеватель. – Я здесь никогда не был! А если и был, то в таком невменяемом состоянии, что свиньи приветственно мне хрюкали, пока я извергался за углом. Знаешь, мой чешуйчатый скептик, у меня дурные вкусы, но чтобы настолько… Ни одна приличная женщина в ситцевом платье не способна настолько вскружить мне голову, что я…
      – Ты можешь избавить меня от подробностей? – с некоторым раздражением прервал Лавер. – Я очень рад, что у тебя богатая личная жизнь, но я устал от твоих намеков.
      Мимо них прошел бескрылый дракон, чьи плечи украшали костяные наросты, напоминающие латы. Пластины налегали друг на друга, протянувшись вереницей до бедер и сливающихся на хвосте в единую прочную линию. Он мимолетно посмотрел на Лавера, задержав взгляд на его перебинтованном крыле, и гордо зашагал к заведению необычайной твердой походкой, будто он шел туда не ради развлечений, а на любимую работу. Дэк посмотрел вслед незнакомцу и пожал плечами, возвращаясь к разговору.
      – Да полно тебе, дружище! – примирительно улыбнулся он, невинно разведя руки в стороны. – Каких еще намеков? Я безумно рад за ваше воссоединение, пока Физалис не пытается отгрызть мне ногу. Представляешь? Мне снится, что я пирую с тобой за одним столом, лакаю пенистую дробь, как из речки, а твоя возлюбленная грызет мою лодыжку как заправская гончая, которую не кормили неделями! Жуткое зрелище, но осознание внутри сна ощущения ее зубов пугают меня еще больше.
      Лавер хотел было посмеяться, но что-то заставило его поежиться, как от холодного пота, сбегающего по спине. Очевидно, от чувства, незнакомому большинству драконов, прикрытых шерстью, чешуей или перьями. Но почему? Дэк не держал на Физалис зла, а та, в свою очередь, часто напоминала себе, что стыдится своей выходки, которую в тот вечер не могла контролировать. Лавер беспокоился, что возлюбленная способна потерять голову в любой момент и напасть на первого встречного, попытавшегося по неосторожности пробудить ее воспоминания. Вайзерон рассказывал о скрытых способностях Физалис, ее даре телепатии, который обременял в путешествии, когда они направлялись в Людские Земли. Она ничего не знала об оружии, с которым не умела управляться. Она думала, что ее попытки вторжения в чужое сознание помогут быстрее отыскать его, Лавера, но в итоге Физалис заполучила головную боль. Прошлые впечатления, окружение, ошибки и радости наваливались на нее, как расплавленная бронза из горна, и Физалис пряталась внутри себя, оставляя настоящему, текущему миру свое хрупкое тело, приводимое в чувство объятием того, кто ей дорог. Никто не знал, что не один Лавер способен спасти Физалис от саморазрушения. Никто не догадывался, какое значение для нее имели все, с кем она виделась не одно утро в подряд.
      – Тем не менее, я беспокоюсь за нее больше, чем за тебя, – заключил Лавер, опуская здоровое крыло на землю. – Ее сны тесно переплетаются с реальностью, она не отдает себе отчета в том, что делает. Она ступила на неизведанную тропу, не имея подготовки. – Лавер вздохнул. – Прости, я не должен был поднимать эту тему.
      Дэк задумчиво почесал затылок. Он, конечно, не хотел обидеть Лавера своим безразличием к проблеме его подруги, но время поджимало, да и вид этого светящегося, как ярмарочная вывеска в день урожайного праздника, здания мешал сконцентрироваться на серьезных разговорах. Разве они не пришли сюда отвлечься от забот? Завтра они расстанутся, их пути разойдутся и неясно, когда им представится возможность вновь перекинуться парочкой язвительных шуточек. Если на минуту как следует призадуматься, Дэка лишали одной из привычных радостей жизни! И не кто-нибудь, а однокрылая дама с мелкими, но острыми зубами, которые совершенно не хотелось ощутить на своей филейной части. Уж лучше бы он подписался на сухой закон в Болотистых Землях. Любопытно… Они действительно не употребляют горячительные напитки? Как им вообще там живется, где трудно отличить землистые оттенки окружения от зеленых, утопающих в ряске болот?
      – Ну и что, – осторожно начал Дэк, – ты теперь скажешь, что мы зря сюда пришли?
      Лавер нахмурился, шлепнув охвостьем по пыльной дороге, но безобидный вид Дэка заставил его примирительно втянуть ноздрями воздух и перевести взгляд на провожатого.
      – Может быть. Только мы до сих пор торчим здесь. У нас назревает очередной спор о нравственности. 
      Дэк поправил засученные рукава и гордо выпрямился, как подсудимый перед трибуной, которого только что оправдали в деле о крупной краже. Широкая улыбка расползлась на его лице. Если он не вернется к первоначальной теме, то кто? 
      – Чем раньше ты узнаешь о моих пороках, тем больше начнешь ценить мои достоинства, – изрек он, демонстративно прикладывая ладонь ко лбу, как моряк, высматривающий с мачты сушу. Только он смотрел в сторону здания, наблюдая, как драконы разных мастей и красок входят внутрь. – Будем тут болтаться – так и останемся с носом. Давай, пернатый меланхолик, поднимай свою большую задницу и тащи за мной. Выкинь из головы все проблемы на один вечер, хватит мне тут нюни разводить. 
      Лавер удивился его вызывающему тону, но и не подумал оспаривать его решение. Он принялся спешно осматривать окружение перед диковинным строением, возвышающимся над открытым пространством, не обремененным тесными городскими улочками. На Глоун опускались сумерки, но дорога до парадной двери была освещена многоугольными полупрозрачными масляными лампами на кованых столбах с кольцеватыми основаниями, от которых в землю расползались драконьи когти. Фонари как будто стояли на тоненьких драконьих лапах, где посередине, когда Лавер тщательнее присмотрелся, он разглядел некое подобие локтевых суставов. Вот уж поистине творческий подход к обращению с металлом! Такой столбик явно вышел не из рук дилетанта. Он окончательно сразил пернатого скептика наличием резьбы в форме чешуи по всей длине опорного приспособления. Разве такие творения по карману таверне с дешевой снедью и кислым, вездесущим ароматом пенистой дроби? К черту стереотипы, что богатый и старый, драконий город, Глоун, располагал средствами на Храм Решений с золоченым орнаментом фасада и исполинскими колонами, подпирающими выносную крышу над входом. Разве столица могла себе позволить стальные лапы вдоль аллеи к месту трапезы, разве, как предположил Дэк, бордели допускали мотовство, являясь специфичными заведениями, где каждая медная монета тратилась на внутреннее убранство? Каменная дорожка, направляющая к дверям, не выделялась до тех пор, пока Лавер не заметил на них странные, едва проступающие символы, которые прежде он нигде не встречал. Он силился припомнить устаревший людской и утерянный драконий языки, некогда существовавшие до Слияния континента, но пернатый мало что о них знал, не имея познаний в области языковедения.   
      – Укуси меня… Матерь! – не сдержался Дэк подчеркнуть вслух, но запнулся, так как едва назвал имя Физалис. Он произнес с преувеличенным удивлением, словно до этого момента не замечал фонарной дорожки. – Ты представляешь, пернатый, что там может быть внутри, раз у них один столб по моим оценкам стоит больше, чем породистый жеребец с Равнинных Земель!
      Лавер не оценил его театрального изумления. Напротив, он был все еще настроен поспешно развернуться и стремительно зашагать прочь, пока этот потенциальный рассадник похоти не затеряется среди скучных мирских домишек, вплотную подступающих друг к другу, словно спасающихся от ночных ветров. Но он знал, что Дэк не сдастся и не отступит. Имея необыкновенное любопытство, втягивающее его в опасные неприятности, стоящие отеков глаз и потерянных зубов, рыжий пройдоха намеревался заглянуть за ширму театра падших душ. Во всяком случае, так он  был убежден. Неужели на месте таверны образовалось… это?
      – Ни за что не поверю, что ты ошибся дорогой, – осуждающе проговорил Лавер, вздернув полусогнутым, здоровым крылом. Пока он этим движением выражал свою позицию, поврежденная конечность вновь сползла до земли, напомнив ему об отголосках тупой боли. – Понимаю, что ты надумал развлечься, но я не разделяю твои методы. Мы собирались… поужинать.
      – Я не знал, что его перестроили! – защищался Дэк, беззащитно разведя руками. – Когда я был тут последний раз, этому заведению не было равных по части разнообразной выпивки и обслуживания! Да я самолично откупоривал каждую из бочек шести видов эля!
      Лавер поджал нижнюю губу и нахмурился. Он до конца не желал внимать жалким попыткам кучерявого кудесника прикрыть извращенные желания чистыми дружескими побуждениями, совместной трапезе перед их с Физалис отбытием в Равнинные Земли. Быть может, Дэк и был одним из тех немногочисленных друзей, которых не стоило в каждом вопросе воспринимать так, будто он решил свергнуть властелина с престола Земель, но его намерения явно нацелены на испытание терпения Лавера. Интересно, как себя поведет пернатый, если ему подкинуть какую-нибудь вертихвостку, пока он ненавидит себя за легкомысленное общение с противоположным полом? Как утайкой плеснуть ему в кружку рома, пока он из уважения пьет дробь? Как вынудить дракона показать язык пламени, пробуждающего в чешуйчатом чудовище древний инстинкт пещерных предков? Чем дальше его заводили рассуждения о скрытой стороне характера рыжего врачевателя, тем больше он ужасался, куда его вела драконья гордость. Лавер вздохнул и поводил плечами, круговыми движениями разминая суставы. Да что это, собственно, на него нашло? Дэк спас ему жизнь, он единственный, кто пришел ему на помощь! Его не испугало переломанное крыло, в то время как он, Лавер, попятился назад, завидев причудливое заведение. А что насчет Физалис? Разве она осудит его, если он сопроводит Дэка, не принимая участия? Откуда эта тяга к возведению проблем на пустом месте? Из-за осторожности или боязни ослабления уз? Если он боялся, что его воссоединение с Физалис рассыплется в пепел, тогда почему он до сих пор не ушел? Нет, это больше не могло так продолжаться. Лавер поднялся с земли и поправил крылья. Он спешно отбросил посторонние мысли и решил войти в положение Дэка. Разумеется, используя свой, насмешливый подход.
      – Я надеюсь, что ты прихватил мешочек с монетами, потому что я не собираюсь мыть посуду. – Он улыбнулся краешком рта и прищурился. – Хорошо, если придется мыть только посуду.
      Дэк рассмеялся. Он остался доволен ответом Лавера и его мгновенным перевоплощением.
      – Время идет, города меняются, а пороки… объединяются. Выпивка и доступные женщины… – Он поскреб подбородок. – Я не силен по части истории – меня тянет выпить на подобных лекциях, – но бордель явно первыми придумали люди.
      – Ты так смотришь на меня, – усмехнулся Лавер, – будто я сейчас соглашусь играть в обмен любезностями, мол, драконы тоже алчные, порочные грешники, жуткие змеи, выползшие из преисподней… Можешь не надеяться. Безусловно, бордель – плод фантазий вашей расы.
      – Но за все это время, что мы тут околачиваемся, внутрь не вошел ни один человек! – защищался Дэк. – Может, дружище, это вовсе библиотека, а мы подняли панику из-за каких-то помпезных столбиков? Время-то хоть и нестабильное, но все же мирное, оружейникам тоже надо как-то выживать и кормить семью. – Он потянулся обеими руками к Лаверу, а затем указал ими в сторону двери. – После тебя, мой ранимый друг. Время развеять сомнения. Ставлю три серебряных монеты, что это помещение арендуют какие-нибудь сухопарые клерки или гильдия ткачей, вяжущих теплые носочки для драконят.
      Лавер пошел вперед, оглядываясь на Дэка, убеждаясь, что тот не решит сбежать, оставив его круглым дураком. Зря он надеялся, что долговязый садовник возобладает над своим любопытством и спрячется за ближайшим кустом, как пронырливый мальчишка, стащивший чужую порцию сладостей со стола многодетной семьи. Дэк шагал так уверенно, что у самого входа не только поравнялся с пернатым, но и оказался впереди. Его нелепый артистизм лился через край, и он не отказал себе в удовольствии раскрыть перед Лавером высокие двойные двери, сбитые под стать взрослым драконам, и пригласить его внутрь. Он держался молодцом, его глаза не смотрели в образовавшийся проем с густым желтым столбом света, выплеснувшимся наружу, как из долгосрочного заточения. Лавер храбро кивнул Дэку в знак одобрения и вошел. Спутник также не заставил себя ждать и нырнул за ним.
      Но это был не бордель. Даже не таверна. Разочарованию Дэка не было предела, когда он не обнаружил стеллажей библиотеки – последнее, на что он уповал. Никто не вязал драконам носки, и не шелестел книгой учета и не постукивал по счетам. Обменявшись с Лавером взглядом, он медленно потер морщинистый лоб. Он испытывал неприятное чувство, сопоставимое наказанием матери на глазах у друзей, которая повела своего ребенка домой, держа за ухо.
      – Матерь всемогущая! – воскликнул он. – Дружище, какие же мы идиоты.
      Лавер некоторое время молчал, он напряженно вглядывался в дальний угол помещения, а затем рассмеялся. Здесь было не меньше дюжины драконов, застывших на ковриках в одной позе: они растянулись на животах, вытянув передние лапы вперед и откинув задние назад, расположив хвосты ровной линией. На лицах – неподдельное недоумение. Они лежали в шахматном порядке, а в центре, среди живых фигурок, стояла молодая девушка в плотных обтягивающих штанах с россыпью карманов на бедрах и заправленной в них свободной полотняной рубахе, освобожденной от шнуровки до самых грудей. У нее были темные, как уголь, глаза, узкое лицо с острым подбородком, детским носом и серебряной, как зола, косой, свисавшей до самой поясницы. Она сурово взирала на незваных гостей, но не произносила ни слова, будто ожидая, что нарушители покоя сами додумаются спешно убраться на улицу. Давящая тишина заполнила обширную комнату. Лавер в определенный момент решил, что все затаили дыхание, терпеливо ожидая развязки. Казалось, что могло быть проще извинений и целеустремленной поступи в сторону выхода… Но нет. Дэк решил, что неловкое положение не заслуживало его внимания.
      – Вы позволите записаться к вам на упражнения? – сказал он, обращаясь к девушке. – Нам стало интересно, чем вы тут занимаетесь. 
      Лавер подтолкнул его плечом.
      – Это не смешно.
      Дэк краешком глаза посмотрел на пернатого и туманно улыбнулся.
      – Нас прогонят, не волнуйся, – полушепотом успокаивал он мигающего друга. – Я не раз так делал. Понимаешь, они…
      – Почему бы и нет. Присоединяйтесь!
      Дэк изумленно уставился на хрупкую даму, повелевающую медитирующими драконами, застывшими на полу, как шкуры трофейных животных. Она, засучив широкие, растрепанные рукава рубахи, деловито положила их на пояс и снисходительно опустила голову. Свет падал сверху на ее лицо, и тени его очертаний обрисовали острый подбородок и впалые щеки, будто ножом, подготавливающим деревянную фигурку к первоначальным, грубым формам детской игрушки. Дэк смотрел в ее бездонные темные глаза с острыми уголками бровей, и не мог ни о чем думать. Он попался в сети в отличие от Лавера, который ткнул спутника в спину целым, не тронутым ветрами бури, крылом.
      – Ты что творишь?
      – Я… не знаю, – не двигаясь, ответил Дэк. – Я ждал другой ответ.
      Девушка улыбнулась.
      – Какие потерянные лица, – сказала она. – В первый раз все с этим сталкиваются. Но когда вы направите свое тело, вы всегда сможете контролировать свои эмоции.
      Лавер хмуро уставился на Дэка.
      – Ну, спасибо тебе за ужин.
      
***



      Физалис добралась до городского парка и забралась на лавку, освещенную масляным фонарем, едва не подпирающим ее закругленную, как ручка плетеной корзинки, спинку. По дорожкам, среди фигурных кустов, бродили редкие парочки, одинокие драконы и не по сезону тепло одетые люди, сливавшиеся в своих размеренных движениях с неспешным приходом глоунской, вялотекущей ночи. Ее сгущавшийся мрак овевал нескончаемый ветер, умеряющий под вечер свой пыл, но играющий музыку шелеста листьев и трубочных колокольчиков у торговых лавок с расписными стеклянными витринами. Иногда длинных, чуть вздернутых к кончикам ушей Физалис достигали далекие разговоры и мягкий смех, кто-то кричал с соседней улицы, направляя домой своих детей, тоскливо завывал чей-то пес, чей голос был редкостью в драконьей столице и прихотью людей, жаждущих общения с четвероногими питомцами. Удивительно, но в отличие от собак, Физалис ни разу не видела в Глоуне кошек. Пушистые создания редко попадались на улицах города, будто вели свою тайную жизнь вдали от чужих глаз. Однокрылая никак не могла понять, боялись ли они встречи с чешуйчатой расой или попросту не приживались в местах, где некому было о них заботиться. Удивительным образом Физалис сейчас, именно сейчас захотелось понаблюдать за ними, так как Лавер часто приписывал ей их необычайное самобытное поведение, осторожное, гордое, но вместе с тем переменчивое, податливое, заслуживающее ласк и пробуждающее внутри маленьких зверей успокаивающие вибрации. Зеленоглазая драконица поймала себя на том, что она улыбалась, ее мысли о редких обитателях грели ее изнутри, словно кто-то ее убаюкивающими движениями гладил по спине, нашептывая незатейливые слова, которые окутывали ее тело, как теплое перьевое крыло. Фантазии уносили Физалис в чудесный сон наяву, который она не хотела прерывать. Этот вечер наполнился необыкновенным волшебством короткого одиночества, где свет фонарных столбов был готов в любую минуту указать ей дорогу назад, в объятья нелетающего пернатого дракона, подменившего собой мир реальный, мир осязаемый, переполненный красками и бесчисленными запахами. 
      Перед лапами Физалис лежала записная книжка Вайзерона. Драконица не торопилась ее открывать, она не хотела нарушать необыкновенное чувство душевного равновесия. Зачем Физалис вообще ее взяла? Вайзерон сказал, что лучше прочесть ее в Равнинных Землях, когда рядом не будет Лавера. Что он этим хотел сказать? Он хотел, чтобы над его влюбленностью не насмехался ее спутник? Лавер не из тех, кто принимал откровение за слабость. Тогда почему молодой советник пытался ее предостеречь? Быть может, содержание этой книжонки было вовсе не о походе в Брог? Сжечь… Странная просьба. Прочти или сожги. Но Физалис не могла этого сделать – она не умела дышать огнем. Этот дар обошел ее стороной в отличие от дара чтения чужих мыслей, после чего у нее кружилась голова, а тело дрожало, будто на плечи опускались хлесткие удары взвизгивающего кнута. Она не умела с ним обращаться, пытаясь действовать в угоду любопытству и во вред самочувствию. До сих пор она ничего не знала о своих способностях, ни одна книга не говорила об этом ни слова, но, строго говоря, Физалис никогда нарочно не искала в них ответ на свой проблемный вопрос, а сюжетные романы, повести и притчи не внушали доверия, что ее проклятие встречалось чаще одного раза. Из-за недостатка знаний однокрылая убеждала себя, что ее уникальный случай был ничем иным, как неизлечимой болезнью, которую она не в силах победить.
      Книжка Вайзерона. Мягкий переплет, слегка потрепанные углы, мятые края страниц… А что, если в ней были ответы на все ее вопросы? А что, если она содержала рецепт лекарства от ее болезни? Почему она до сих пор медлила с ее прочтением?
      Почему он предлагал ее сжечь? Или он надеялся, что это сделает Лавер?
      Физалис глубоко вздохнула и открыла рукописное послание. С первой страницы ее встретил на удивление аккуратный почерк для трехпалого дракона, ее поразило, с каким усердием Вайзерон выводил первую букву абзаца. Физалис бегло пробежала глазами по строчкам, жадно глотая отдельные слова, пока не заставила себя с замиранием сердца вернуться к началу. Моргнув, она провела раздвоенным языком по сухим губам и перекинула хвост на другую сторону, расположив его во всю длину лавки. Оранжевый хохолок встал торчком, а одно ухо дернулось, как от падения холодной капли с крыши после утреннего дождя. Физалис до последнего откладывала момент, когда она погрузится в размышления Вайзерона, который так бережно хранил их совместные переживания. В конце концов, она сдалась.

      «Дорогая Физалис. Ты читаешь это, потому что тебе хочется узнать о себе больше. Ты хочешь проследовать по натоптанной тропинке, которую я проложил для тебя, когда мы шли в Людские Земли. На этих страницах ты не найдешь ничего, что пошатнет вашу связь с Лавером, но твой дар вы сможете обуздать совместными усилиями. Я знаю, что ты жаждешь получить короткий ответ на злободневный вопрос, терзающий тебя со дня первой неудачи вторжения в чужие мысли. Тебя тревожит, что эта болезнь распространится на окружающих, как чума, пожирающая все на своем пути и оставляющая после себя привкус горького одиночества. Боюсь, у тебя нет выбора. Тебе придется балансировать на краю пропасти, но рядом всегда будет тот, кто удержит тебя от падения.  Твоя дальнейшая жизнь напрямую связана с тем, как быстро Лавер будет приходить на помощь. К сожалению, твоя любовь имеет цену, за которую ему придется платить. Но это того стоит. Вы построите свое счастье и понесете его сквозь сезоны, невзирая на препятствия. Что бы ни случилось, вас никто не сможет разлучить. А твой дар… Что ж, когда-нибудь я наткнусь на ветхий фолиант или пожелтевший свиток, где долгожданный ответ не заставит себя ждать. Я не верю, что это тупик, ибо любая дорога ведет к определенной цели, и наша заключается в том, чтобы дать отпор бесконечным попыткам сохранить разум целостным. Ты все правильно поняла, твое волнение вполне обосновано. Мне попались на глаза сомнительные записи, косвенно описывающие твои симптомы, которые приводят к потере восприятия окружающих оттенков, а затем к утрате рассудка. Я отказываюсь верить, что под описание попадает под твой случай. Но если это так, то Лавер окажется лучшим и единственным на сегодняшний день лекарством, способным облегчить последствия дара, так как в тексте упоминается лечение сильными возбуждающими факторами. А что может быть сильнее любви? Что может быть сильнее желанной близости? Я сомневаюсь, что Лавер об этом не знает.
      Ты удивлена, что до сих пор не наткнулась на записи о нашем путешествии? Видишь ли, я просил тебя сделать выбор. И ты его сделала – схватила в порыве эмоций другую книжку. Можешь считать это случайностью или счесть оплошность как первый шаг на пути выздоровления. Тем не менее, на один из вопросов, терзающих тебя на данный момент, я поспешу дать ответ: книжку придется сжечь. И раз это не сделал Лавер, который не открыл бы здесь для себя что-либо нового, то сделает кое-кто другой».

      На следующей странице, которую Физалис перевернула с голодным нетерпением, она обнаружила одну единственную строчку:

       «Я забыл кое-что добавить: это была последняя страница».

      Физалис принялась отчаянно листать бумажный хранитель их с Вайзероном путешествий, но остальные страницы были абсолютно пустые, разве что сохранили на себе оттенки безответственного хранения в ненадежном месте, пожелтев от сырости, скукожились на краях, как стручки спелой фасоли. Недоумевая, как Вайзерону пришло в голову так обвести ее вокруг пальца, однокрылая, обуздав свое негодование, медленно подняла взгляд и испуганно отшатнулась, едва не столкнув тетрадку задней лапой. Перед ней стояла Лиссис, с теплотой взирая на читательницу своими серыми, как известняк, глазами. На ее плечи была накинута длинная черная накидка с вышитой серебристой символикой Ветреных Земель, не скрывающая ее прекрасных перьевых крыльев, но прикрывающая спину до самой середины хвоста. Физалис осмотрела нежданную нарушительницу покоя с кончиков когтей до самой головы и недоверчиво прищурилась.
      – Теперь я понимаю, – сказала она, – кто причастен к этой игре не меньше, чем Вайзерон.
      Лиссис улыбнулась и взобралась на скамью по одно плечо с Физалис, которая, словно опасаясь ее странного поведения и возможных попыток проявления фамильярности, отсела подальше и прижала к груди свое ромбовидное охвостье.
      – Я сама придумала ее правила, – промурлыкала гостья, безобидно повернув голову на бок. – Можешь мне не верить, но ни Вайзерона, ни тебя мне не хочется терять. Можешь считать, что я лукавлю или пытаюсь втереться в доверие. Но мы смогли сделать первый шаг, когда неподалеку гремел вулкан. А сейчас я пошла на крайние меры. Полагаю, вполне результативные. 
      Физалис изумленно заморгала, не совсем понимая, что она имеет в виду. Почему этот поздний вечер, прекрасный, поздний, глоунский вечер перестал быть таковым сразу, как только объявилась Лиссис? Зачем Вайзерон ввязался в эту эмоциональную аферу и пошел на поводу у пернатой пассии, устроившей проверку его чувствам? Почему он так старательно примерял на себе шкуру отчаянного романтика, когда мог напрямую сказать, что не станет мешать им с Лавером? Эта фальшивая подмена книжек была направлена на выявления побочных явлений ее общения с даром телепатии? Он хотел убедиться, что ее эмоциональное состояние стабилизировалось перед их отбытием с Лавером в Равнинные Земли? Неужели Физалис рисковала потерять себя? Эти вопросы множились в голове однокрылой, как пчелиный рой, который вот-вот вырвется наружу и будет жалить всех, кто по чистой случайности оказался рядом, не задумываясь о ее раздувающемся негодовании. Физалис, стиснув зубы, сражалась с нарастающей злостью, искоса поглядывая на пернатую гостью, высокомерно смотрящую вперед, на аккуратные ряды декоративных самшитовых кустов и сохраняющую странную улыбку, кажущуюся донельзя противной. О чем она сейчас думала? Молча репетировала очередной красноречивый ответ? Праздновала победу, отомстив за перепалки на вулканическом архипелаге? Неужели за этой приторной улыбкой пряталось обидчивое и злопамятное создание, гордившееся своим нынешним положением при Храме Решений? Вайзерон, очевидно, станет приемником властелина Мирдала, а она добьется места в его совете. Неужели их отношения строились на банальном расчете?
      – Почему бы мне не прогнать тебя, – процедила сквозь зубы Физалис, – пока с твоих крыльев не упали драгоценные перья? – Лиссис повернулась и раскрыла рот для парирования, но однокрылая пресекла ее попытки одним резким пренебрежительным движением лапы и продолжила, источая саркастичный яд: – Я обожаю, когда мне читают нотации. С тех пор, когда       мы собрались в один умилительный дружеский клубок, каждый считает своим долгом преподнести мне ценный совет, как я себя должна вести и чем чревато пренебрежение истинными чувствами, с которыми что-то не так.
      Лиссис нашла возможность вклиниться в ее осуждающий монолог, сохраняя при этом свою подслащенную улыбку на губах.
      – С твоими чувствами все в порядке, – промурлыкала она. – Ты так хочешь сплестись с Лавером хвостами, что сторонишься самых незначительных намеков на свое томное желание броситься в ураган страстей. – Однокрылая фыркнула, будучи уязвленной опрометчивой дерзостью. – Но ты права, – добавила она нотками сожаления, – я перегнула палку. Это не мое дело, но я хочу, чтобы мои друзья были счастливы. – Настал ее черед не дать Физалис возможность вставить свое острое замечание, она проигнорировала ее вопрошающие от возмущения звуки, перекрыв их своих хрустальным голосом. – Ты можешь мне не верить, но я всегда хотела обзавестись самой настоящей семьей. После встречи с отцом в Механических Землях, который дал ясно мне понять, что ему не нужна дочь, я только и думала о том, как свести счеты с жизнью. Я так хотела его увидеть… Но он улетел, бросив свою дочь среди пепельных стервятников, только и ждущих мгновения, когда они смогут вонзить в меня когти, как в результат кровосмешения, которое они презирают тысячи сезонов, слепо следуя своей ограниченной культуре и правилам. Сидя у лавовой реки, я хотела подняться в воздух и спикировать в ее раскаленные воды, но от этой малодушной затеи меня остановил всплывший образ Вайзерона. Он остался с Мирдалом на площади, убежденный, что его доверие не будет предано, что он не ошибся на мой счет. Жаль, что он до сих пор не знает, что именно Мирдал перед вашим с ним путешествием послал за мной весточку, осведомленный подопечными, что я могу пригодиться ему в дипломатической миссии. Но…
      – Не пригодилась, – вставила Физалис, блеснув недобрым огоньком изумрудных глаз. – Никто из нас не пригодился. Мы были нужны Мирдалу не как страховка, а потенциальные советники. Вайзерон окружит себя нами, потому что у него нет иного выхода, потому что знает, кто мы.
      Лиссис смотрела на нее с робкой надеждой, от ее дежурной милой улыбки не осталось и следа. Хвост вяло сполз на мощеную площадку под скамью, а крылья опустились на сиденье, как два огромных листа бумаги, только что извлеченные из-под пресса.
      – И кто же мы? 
      – Птенцы, возомнившие, что готовы войти во взрослую игру, – констатировала Физалис, выпрямляясь. Она несколько поубавила пылавший внутри огонь и сосредоточилась на отвлеченной теме. – Мы думаем, что весь мир ляжет у наших ног? Черта с два! Вайзерон продержится советником до окончания срока и только. Его выкинут из Храма Решений, как бездомную собачонку, снимут с поста первого советника сразу, как только уйдет Мирдал. Птенцам не место на верхушке власти, потому что по нескромному мнению матерых драконов, взрослые имеют больше прав занять место Отца континента. А о Людских Землях ты думала? Они презирают драконов. Представь, что будет, если место почтенного Мирдала займут подростки с манией величия?   
      Лиссис, приспустив перьевые надбровья, несколько призадумалась, увлеченная необычной темой. Впрочем, она догадывалась, что настал черед Физалис водить ее за нос, и та попросту не хотела возвращаться к щепетильной теме ее с Лавером отношений. Неожиданно предприимчивой и нескромной Лиссис стало любопытно, а Физалис вообще была в плотской близости? Но дух драконьего авантюризма часто угасал в этом вопросе, так как большинство драконов были наделены отменным обонянием. Лиссис была тому не исключение. Она уже знала ответ, а потому с огромным трудом не подавала вида неловкого смущения, принудительно возвращая себя к ниточке разговора. 
      – Ну и что? – сказала она. – А мы возьмем и докажем обратное. Старики поймут, что будущее за нами. Мы дадим им шанс высказаться, выслушаем и постараемся прийти к единому соглашению. Мы докажем, что они ошибались на их счет.
      Физалис нахмурилась, внимая словам глупой мечтательной девочки, впервые вышедшей на свет из заточения, которую мама берегла от порочного света. С чего эта перьевая смутьянка так отчаянно беспокоится за свое положение, вознося на алтарь свое откровение об отце? Физалис было известно, что она едва не помутилась рассудком после неприятного отречения, но разве это делало ее подходящей кандидатурой на роль советницы? И что это она так ноздрями вздергивает? Вечера в глоунском саду пахнут одинаково – цветами и отделкой фасадов домов богачей, разместившейся на окраине этого живительного сгустка зелени.
      – Ты вообще о чем? – усмехнулась Физалис, вздыбив хохолок. – Ни у кого из нас нет многосезонной родословной, мы вообще ничего не знаем о нашем происхождении. Ни заслуг, ни умений, ни богатства. Нам нечего предложить досточтимым властелинам, сезонами окружающих себя должной репутацией, советниками, прислужниками и шпионами. Мы только умеем болтать. И ты болтаешь больше, чем кто-либо из нас.
      Лиссис не оскорбило прямое заявление Физалис. Напротив, она гордо выпрямилась, переминаясь на передних лапах, и лучезарно улыбнулась однокрылой. Почему-то ее умилял вид разозленной Физалис, так и не решившейся перейти от слов к делу и подкрепить свою позицию направленным действием, где она, обезумев от ярости, бросается на нее и кровожадно клацает зубами воздух, норовя добраться до жизненно важных частей тела перьекрылой. Пределы головы гостьи никак не хотел покидать тот факт, что Физалис ни разу не была близка к самцу настолько, насколько это возможно. Она всячески отгоняла прочь вопросы по этому поводу, дабы не испытывать терпение собеседницы, которая на удивление весьма успешно держала себя в лапах, но соблазн был так велик, что Лиссис заранее готовила себя к ситуации, выходящей из-под контроля. Она не очень-то опасалась нападения фиолетовой хищницы, которая была на целую голову ниже ростом, а ее худое тело скинуть с себя было вопросом нескольких мгновений. Впрочем, Лиссис всегда могла сделать предупредительный плевок жарким пламенем перьевых драконов, от которого плавились камни и металл.
      – Почему бы и не поболтать? Иногда для создания империи больше ничего делать не нужно, – она заговорщически улыбнулась. – А нам и не придется. Мирдал сделал все за нас. Все, что от нас потребуется, так это не дать всему развалиться.
      – Как тебе на этой скамье, – съязвила Физалис.
      Лиссис вскинула надбровье и собрала губы в колечко удивления.
      – Тебе не нравится, как я сижу?
      Физалис оскалилась, издав легкий клокочущий язык сквозь сжатые зубы, но затем, словно поспешно опомнившись, протяжно вздохнула и помотала головой, будто осуждая себя за неприемлемое поведение. Лиссис отчасти сделала все правильно. Она недурно все придумала. Сместить бремя неловкого разговора с Вайзероном на злость, пробужденную ее появлением, речами и поведением, при этом испытав ее сомнительный дар на прочность… Лиссис способна удивлять, когда хочет, однако некоторые действия смутили догадливую Физалис, не упустившую из виду целенаправленную попытку перьекрылой принюхаться к окружающим запахам. Почему она это делала? Физалис стремительно осмотрела свои лапы и поднесла нос к плечам. Нет, этого не могло быть, она всегда скрупулезно относилась к своему внешнему виду, стараясь не пропускать ежедневные водные процедуры, которые иногда были как по утрам, так и по вечерам. Ей стало не по себе. Внутри теплилось необычное ощущение, будто она телом прислонилась к натопленной банной печи, в которую раз за разом подкидывали поленья. Оно нарастало у подтянутого живота, скрытого под пластинами, отзываясь легкими спазмами. Однокрылая, не теряя самообладания, подавляла существенные изменения самочувствия, но лапа предательски опустилась на проблемную часть тела и вернулась на исходную позицию, надавив когтями на скамью.   
      – Почему ты так на меня смотришь? – не выдержала Физалис, не сдерживая любопытства. – Только говори прямо, обойдемся без высокопарных речей.
      Лиссис очень мило улыбнулась, подняв круглые щеки, покрытые мягкой лоснящейся чешуей, но затем смущенно потупила взгляд. Если бы она могла покраснеть, то наверняка сейчас ее лицо зарделось от краски. Физалис с прищуром изучала ее разыгравшиеся эмоции и не могла уличить гостью в фальши. Быть может, суть недоверия со стороны однокрылой крылась в ее неосознанном намерении уличить Лиссис в притворстве, так как сама была исключительной актрисой по части эгоистичных постановок? Но она вела себя естественным образом, ее дежурные, ничем не обремененные улыбки были частью ее самой, да и стоило отрицать тот факт, что Лиссис претендовала на звание обворожительной драконицы, сошедшей с портретов в мир смертных, чтобы те могли насладиться ее обществом? Физалис моргнула дважды. О чем она вообще думала? Ее привлекала внешность Лиссис? От этой мысли однокрылая раскрыла рот и снова моргнула. Живот становился невыносимо горячим, будто наполнялся кипятком.
      – С тобой явно что-то происходит, – промурлыкала Лиссис. – Что-то изумительное, новое, прежде незнакомое чувство овладевает тобой, поэтому ты так смотришь на Лавера, словно хочешь его съесть.
      Физалис вдруг испуганно отшатнулась к спинке скамьи, ее глаза еще больше округлились от удивления. Она испытывала… стыд? Физалис испытывала стыд? Что-то неслыханное. Этот вечер становился еще более вялотекущим и напряженным. Вайзерон, Лиссис, а теперь мысли о Лавере, навеянные справедливым замечанием пернатой гостьи… И что осложняло и без того непростое положение Физалис, так это принятие будоражащей правды – она хотела стать ближе к Лаверу. Хотела настолько, насколько раньше не была. Тело определенно жаждало его ласковых прикосновений и нежностей, уже мало что имеющих общего с былыми дружескими забавами. 
      – Неужели все это заметили? – спросила Физалис, застенчиво прижимая уши к затылку. – Теперь я понимаю, чем пропитан воздух. Только я этого не чувствовала, пока ты не сказала…
      Лиссис потянулась к застежке, намереваясь расстегнуть теплую накидку, но несчастная Физалис едва не взмолилась от этого действия:
      – Нет-нет, не делай этого! Прекрати!
      Лиссис, мигнув, остановилась и кивнула в знак согласия. Физалис сконфуженно смотрела на застежку и дрожала всем телом, словно ее обдало пронизывающим холодом Мерзлых Земель. Попытка Лиссис добраться до накидки скомпрометировала Физалис настолько, что, увидев прерывание этого ритуала снятия верхней одежды, едва не заскулила от облегчения. Какого черта?! Драконы по своей заложенной природе и сковывания ходьбы вообще редко носят элементы человеческого одеяния, но от воображаемой картины шершавого соскакивания крючка с узловатой петельки у основания гибкой шеи Лиссис, где ее прикрывала самая первая, еще не окрепшая пластина, у Физалис перехватило дыхание. Последующий глоток воздуха последовал в легкие таким увесистым и раскаленным грузом, будто она пила расплавленную сталь.
      – Извини, – добавила Лиссис, уловив ее взгляд на застежке. – Я просто хотела отдать ее тебе. Думала, что ты замерзаешь.
      – Мне совсем не холодно! – простонала Физалис, смотря исподлобья измученными глазами. Немного помолчав, она уставилась на фигурные самшитовые кусты, которые теперь были отвратительными на вид, уродливыми порождениями глупых садовников. – Неужели все это… чувствуют?
      Лиссис снова одарила бедную Физалис улыбкой, но в этот раз она изобразила ее на своей мордочке легкой, едва заметной, без нотки двусмысленности, проникаясь сопереживанием.
      – Не все, ты держишься отстраненно, ни с кем из незнакомцев не говоришь на улице, но…
      – Что «но»?
      – Я удивлена, – отметила Лиссис, – что никто не навязался к тебе в партнеры, пока ты добиралась сюда из Храма Решений.
      – То есть, все ощущали мое…  присутствие по запаху?
      – Ну…
      – Никаких «ну»! – стенала Физалис, судорожно оглядываясь по сторонам. – Если хочешь мне помочь, говори прямо! Я не знаю, что мне делать… Такое чувство, что мне прижгли живот клеймом…
      – Успокойся, дыши ровнее, – утешала Лиссис, сочувствующе нависая над ее головой. – Ты столкнулась с тем, с чем сталкивается каждый из нас.
      Физалис сглотнула, и окружила себя перед лапами единственным крылом, насколько хватило его гибкости и длинны. К глазам подступали безнадежные слезы. Стыд затуманивал разум, а единственная назойливая мысль отдавала в висок тупой болью, которая кричала только об одном – избавиться от этого незнакомого ощущения тела, которое буквально выворачивалось наизнанку. Она вновь подумала о Лавере. Где же он? Почему он ее не защищает, когда так нужен? Почему не прижимает к себе, не обдает согревающим дыханием, не поглаживает по спине, не шепчет на ухо заветные слова, не сливается с ее губами в долгожданном поцелуе, не исследует пленяющие изгибы ее тела… Физалис теряла над собой контроль. В это мгновение она хотела увидеть нависающего над собой Лавера, его плотное тело, связанное узелками плотных мышц, переливы его багровой чешуи, его прекрасные глаза, чистые, как небо… В отчаянии она взглянула на Лиссис, словно моля ее о прощении своего состояния.   
      – И… ты тоже сталкивалась? – чуть ли не всхлипывая, вопрошала Физалис, вжав голову в плечи. – К-к-когда это было?
      – Уже давно, я не стану посвящать тебя в подробности, – сказала она. – Это только спровоцирует твои желания.
      – Я боюсь, – отрешенно прошептала Физалис. – Я не знаю, что мне делать, мне страшно, мое сердце так колотится… А эти желания… – Она оборвалась на полуслове и замолчала.
      Что Лиссис вообще могла ответить в этой ситуации? Физалис сама прекрасно знала, чем являются эти желания. Последние дни однокрылая действительно вела себя странно. Лиссис не считала своим долгом ходить за ней по пятам, но ее очень настойчиво просил Вайзерон, дабы избежать неприятных выходок со стороны фиолетовой страдалицы. Лиссис незримо сопровождала ее по утрам, когда однокрылая выходила за стены города к озеру, наблюдала из укрытия за их разговором с Лавером, когда они прогуливались по узким улочкам города… И да, как жадно Физалис впивалась взглядом в бордового спутника… Неужели он сам этого не замечал, как она перекрывала ему все пути отступления одними только пылающими глазами, но сдерживаясь от прямого излияния на него выдержанных страстей? А что насчет запаха, этого ни с чем не сравнимого аромата взрослой, окончательно сформировавшейся драконицы? Лавер и это старательно игнорировал? Или он был значительно глупее, чем казался Лиссис, когда неумело спасался в Людских Землях от свиданий?
      Не дождавшись поддержки, Физалис с дрожью в голосе нарушила молчание:
      – Что мне делать?
      Лиссис было откровенно жаль ослабшую собеседницу, которая, кажется, теперь не совсем понимала, где она находится. Этим будничным вечером, не обремененным заботами рядовых горожан, Физалис в конец потеряла власть над своим телом, жаждущим жарких объятий. Не теряя время, перьекрылая спрыгнула со скамьи, выхватила одним резким движением книжонку, позабытую у лап Физалис, и, подкинув ее в воздух, выпустила на нее небольшой язычок пламени. Бумажный элемент игры на чувствах однокрылой вспыхнул в мгновение ока, и на холодный камень упала горстка пепла. Ее подхватил ветер и понес по дорожке. Парочка гуляющих людей в широкополых соломенных шляпах и расписных пончо из плотной шерсти, как раз проследовавших мимо дракониц, остановились, как по щелчку пальцев. Они перепугано уставились на Лиссис, лихорадочно соображая, что им делать – бежать трусцой или стремглав нестись в противоположную сторону и в панике стучатся в первую попавшуюся дверь.
      – Простите, я сожгла странную книгу, – извинилась перьекрылая обладательница накидки. – Я не хотела вас останавливать.
      Тем не менее, парочка так шустро засеменила ногами прочь, что они проигнорировали ряд самшитовых кустов и помчались без оглядки, перепрыгивая клумбы пуще оленей, взлетающих над поваленными деревьями. Лиссис повернулась к Физалис и в недоумении пожала плечами. Однокрылая, к счастью, отвлеклась этим импровизированным представлением и едва видимо улыбнулась, не прекращая шмыгать носом.
      – Ты куда? – спросила она.
      – Заодно с тобой. Я отведу тебя в комнату, где ты отдохнешь и восстановишь силы. – Лиссис как никогда прежде чувствовала ответственность за чужое благополучие, хотела проявить заботу и защитить. Неужели это были отголоски материнских чувств? – Ты сегодня ела?
      Физалис нерешительно сползала со скамьи, борясь с непослушанием своих лап. Когда она, наконец, опустилась на свои четыре, ее крыло так крепко вжалось к боку, что коготь пальца надавил ей на плечо, что только наличие плотной чешуи на этом месте спасло ее от увечья. Ее хвост упал на мощеную дорожку и волочился следом. Физалис смотрела на Лиссис с опущенными ушами и хохолком, ее грудь быстро раздувалась, но яркие, изумрудные глаза, блестящие от слез, источали невероятную внутреннюю силу. Именно они кричали на Лиссис, нещадно обжигали бушующим пламенем и манили в ловушку, из которой был только один обоснованный выход. Лиссис шла впереди, беспокойно оглядываясь на подопечную, двигающуюся как в потерянном сне, как в плотном тумане шагают странники, освещая себе путь гаснущим светом лампы в вытянутой руке. Не выдержав этого ее безнадежного вида, Лиссис дождалась, пока Физалис поравняется по одно плечо, она расправила мягкое перьевое крыло и накрыла им собеседницу. В глазах разомлевшей Физалис отразилась самая искренняя благодарность, будто в этом мире только она могла протянуть ей лапу помощи, оберегая от всех напастей континента, поджидающих в темном углу. Лиссис не показала смущения на ее реакцию и, ведя подругу под крылом, попыталась возобновить прервавшийся диалог:
      – Ты так и не ответила – ты сегодня ела?
      Физалис дала ответ с задержкой, силясь вспомнить события уходящего дня:
      – Я… не помню. Я не чувствую сейчас голода. Он… – Она говорила с паузами, выуживая дрожащие слова из разомкнутых в бессилии губ. – Мой… желудок не тревожит, но сам живот… Он чужой, он жжется изнутри. – Чуть погодя, она обреченно спросила: – Я больна?
      – Тебе нужен покой, – нейтрально ответила Лиссис, несколько пугаясь ее состоянию, – немного питья и еды. Я все принесу, когда мы доберемся до комнаты.
      Физалис покорно кивнула. Лиссис направила свой взор вперед. Они как раз миновали ворота городского сада, а это означало, что их тяжелому шествию скоро наступит конец. Домик, куда почтительный властелин Мирдал определил Физалис и Лавера в просторную комнату, сдаваемую состоятельным гражданам, находился неподалеку от буйства зеленых красок природного островка алебастровой столицы, поэтому Лиссис возлагала особые надежды на их скорое возвращение к границам убежища, где она сможет позаботиться о подруге, сломленной требованиями собственной плоти. Однако, Лиссис не оставлял в покое один многозначительный вопрос: да какого черта?! То есть, она знала, что чертей не существует на континенте, что они воплощали собой один из тысяч мифов, рассказываемых детям матерями, но это ругательство являлось упрощенным вопросом, сформированном на основании вечерних наблюдений. Тело Физалис достаточно окрепло, чтобы овладеть самым распространенным видом магии на континенте – даровать жизнь. Но Лиссис не могла смириться с ее поведением. Она никогда раньше не видела подобных губительных последствий, воздействующих на разум настолько, что обладательница теряла ориентацию в пространстве и бездумно брела вперед, не думая ни о чем, кроме как о способе унять природное влечение. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Рассказы Вайзерона о скрытом даре Физалис оказались куда полезнее книжных сказок о драконах-чародеях, способных превращаться в камень и метать молнии из пасти. Но кто знает, может они являлись приукрашенной правдой? Лиссис не хотела обременять голову вопросами истории, пока перед ее глазами вершилась еще одна, красочная, эмоциональная и волнительная сцена подруги, вздрагивающей под ее крылом, невольно сокращающей мышцы спины, словно она поднималась к вершине по отвесной скале.
      Глоун никогда не славился многолюдностью, ибо практически полностью был населен драконами. Улицы практически молчали, изредка Лиссис встречались одинокие драконы, шедшие навстречу, склонив голову в бесконечных раздумьях. Но по своему опыту Лиссис знала, что в положении Физалис две драконицы прямо-таки напрашивались на неприятности. Один из драконов, увенчанный парой огромных бараньих рог и с россыпью шипов на скулах, остановился, когда они прошли мимо него. Он заинтересованно посмотрел им вслед, но Лиссис только шикнула ему, посмотрев через плечо, и незнакомец обидчиво пригнулся. Впрочем, Лиссис не могла не отметить, что дракон был неплохо сложен, а его нефритовая чешуя играла всеми оттенками зеленого в свете масляных фонарей.
      – Он тобой заинтересовался.
      Лиссис встрепенулась. Это говорила Физалис? С того момента, как они направились к выходу из сада, Физалис не проронила ни слова. В иной ситуации, где драконицы соревнуются по части насмешек и пытаются друг друга «поставить на место», Лиссис, не задумываясь, бросила бы в ответ, что этот незнакомец за милю учует несносный характер Физалис, но сейчас это только бы спровоцировало однокрылую на неприличные шуточки, формирующейся в помутневшем разуме, заточенном в непослушном теле.
      – Забудем о нем, – непринужденно заявила Лиссис. – Лучше сосредоточимся на твоем возвращении домой.
      Физалис многозначительно улыбнулась, прижавшись к округлостям бока подруги (та скрыла свое свою тревожность). Она высунула кончик раздвоенного языка, передразнивая этим детским действием сердобольную собеседницу.
      – Ты стала такой важной, деловитой самкой, – сказала она, самодовольно облизнув верхнюю губу. – Гляди, уронишь лавровый венок и затопчешь его в пыли. Вайзерон подбежит и услужливо поднимет его с земли, а ты задерешь перед ним хвост в знак благодарности. 
      – Я не собираюсь с тобой пререкаться. – Лиссис дежурно улыбнулась, чтобы скрыть легкую обиду. – Тебе нужен покой. Потерпи немного, мы скоро придем.
      Физалис толкнула ее плечом, но вышло не слишком эффективно в ее ослабленном состоянии и встреченным сопротивлением существенной разницы в весе. Живот жегся, сжимался, пульсировал в такт разболевшимся вискам. Труднее всего приходилось переставлять задние лапы. Пальцы уже онемели, потеряли всякую чувствительность, а лодыжки покалывало, словно она только что вышла с сеанса иглотерапии. Хвост так и волочился по земле, как трофей гигантского питона, которому отрубили голову.
      – Можешь не повторяться, – лениво сказала она. Тембр ее голоса опускался до вкрадчивого шепота. – Ты так старательно пытаешься выглядеть любящей мамочкой… Не хочу лишать тебя этого удовольствия, но я в ней не нуждаюсь. Ее не было у меня раньше, зачем она мне сейчас?
      Лиссис опешила от такого утверждения, но вновь поспешила выбросить из головы обидные слова. Физалис не понимала, что говорила. Перегибая палку, она защищалась от бремени тела, прикрывала свою слабость. Ну и дела! Несколькими минутами ранее Физалис не боялась показать слезы, а теперь перешла в опрометчивое наступление, о котором почти наверняка будет потом жалеть. Ну, так думала Лиссис. И чего это однокрылая не отстранялась от ее крыла? Раз из нее вырывались такие изречения, она должна была с остервенением скинуть со своей спины перьевое покрывало и зашипеть от злости. Правда заключалась в том, что Лиссис была совершенно не готова к такому поведению.
      Внезапно Лиссис уперлась лапами в мощеную дорожку, как на бегу и содрогнулась от волны мурашек. Что? Что происходит!?
      Физалис длинно терлась щекой о шею перьекрылой, игриво пуская в ход скользкий, но горячий раздвоенный язык и следуя по его влажному следу вверх, к ее скулам, до которых ей было уже трудно добраться. Она не растерялась и встала на задние лапы, упершись передними в ее плечо, что позволило без труда преодолеть проблему своего скромного роста.
      – Ты такая… мягкая, – снизошла она на откровенный шепот. – Ты как шелковая подушечка – не хочется выпускать из объятий!
      – Физалис, одумайся! – запротестовала Лиссис, отшатнувшись в нарастающей тревоге. – Мы на улице города, на нас смотрят!
      – Тебя это не заботило, когда ты кувыркалась с Вайзероном, – парировала она. – Некоторые обрывки мыслей я все же могу прочесть. Негоже пропадать таким ценным сведениям!
      Сколько это могло продолжаться? Лиссис так и собиралась терпеть бесконечные унижения весь вечер? Не раздумывая, она скинула с себя Физалис и свирепо зарычала. Ее обозленный рык прервался так же быстро, как и вырвался из распахнутой пасти, полной острых, кинжалообразных зубов. Выдвижные клыки показались во всю длину, растягивая вязкую слюну, а в глубине глотки формировался огненный шар, все нарастая и нарастая, освещая язык, нёбо и в считанные мгновения – неукротимый и обжигающий – вырвался наружу струей ослепляющего пламени, окутав несчастную Физалис…
      Лиссис встряхнула головой. Наберись терпения, наставляла себя она. Как хорошо, что это всего лишь подстегнутое воображение, которое не станет явью. Ее передернуло от страха – неужели она могла так поступить? Ей, собственно, плевать, что могли о них подумать жители города, которым посчастливилось нарваться на увлекательный концерт с Физалис в главной роли (кто ее вообще тут знал?). К счастью, они не кидались тухлыми помидорами, негодуя и синхронно топая, все как один требуя вернуть уплаченные деньги. Лиссис было наплевать на окружение в ту ночь с Вайзероном, однако… Все менялось. Менялась Физалис, чьи приставания выглядели не столько зовом непреклонного голоса природа, сколько предупреждением приближения по-настоящему взрослой и осмысленной жизни. Менялась и сама Лиссис, прежде упивавшаяся празднествами и грехом среди многочисленных партнеров. Сегодня Лиссис дрогнула сердцем, что-то в нем шевельнулось, сжалось и вновь расправилось, как цветочный бутон. Перьекрылая считала своим долгом оказать Физалис поддержку и позаботиться о ней. Они не были хорошими подругами, но, похоже, вялотекущий вечер определенно сдвинул с мертвой точки их связь. Мир тоже менялся, но, не имея возможности на него влиять через государственное управление, Лиссис едва ли что-то знала о положении дел на континенте. Как и с кем велась наиболее продуктивная торговля? Где был самый богатый урожай? Какие дворянские дома вставляли друг другу палки в колеса и плели интриги за спинами властелинов? Как зажиточные купцы Людских       Земель относилилсь к драконам, сосредоточив в своих руках две трети всего существующего флота? Или эта цифра уже изменилась? Лиссис глубоко вздохнула. Что ж, на все эти вопросы придется найти ответы, если однажды она попадет в круг советников Отца континента.
      – Ты обиделась? – нарушила Физалис поток размышлений перьекрылой. Она опустилась на свои четыре и прижала уши. – Я… Прости меня, – виновато моргая, добавила она. – Я сама не знаю, что говорю. Эти изменения во мне… они…
      – Тебе не надо ничего объяснять, – искренно улыбнулась Лиссис, кротко взглянув себе на лапы. – Я понимаю, как неловко ты себя чувствуешь. Не будем топтаться на этой теме – пойдем дальше. – Она приглашающим жестом подняла крыло. Физалис нырнула под него, словно ласка под скат крыши курятника, восприняв это как прощение. – Все наладится, когда мы вернемся в твою комнату.
      Лиссис преувеличивала количество зевак, смущенных ухаживанием Физалис. Их наблюдала разве что группа перешептывающихся драконов, покрытых густой длинной шерстью до земли и человек из паланкина в шелках с крошечными зыркающими глазенками. Он о чем-то переговаривал со слугой, косясь в сторону дракониц, но не проявлял к ним острого интереса. Во всяком случае, он очень старался изображать беспристрастие. Лиссис и Физалис пошли вперед, одурманенные своими мыслями и скоро достигли крыльца огромного дома с двойными дверями и бронзовыми кольцами на их горизонтальных ребрах жесткости с причудливыми кузнечными завитушками и образами лесных зверей. Постучав из вежливости пару раз, Лиссис толкнула массивные створки и повела Физалис внутрь. Внутри их ждал владелец дома, физически хорошо сложенный человек, с косматой бородой и длинными косичками по ее краям. Он коротко стрижен, морщины стягивали его маленький лоб, как швы у подмышек кожаного камзола, а близко посаженные, серые, мутные глаза расположились так близко друг к другу, что ненароком создавалось впечатление, что он не видел ничего, кроме собственного носа – в буквальном смысле. Мужчина стоял за барной стойкой, в естественной манере протирающий тряпочкой стаканы. Когда он увидел зашедших в его обитель дракониц, он отвесил добродушный поклон, положив одну руку на грудь, а другую, отведя в сторону, по- прежнему сжимая тремя толстенными пальцами стакан.
      – Что будет угодно дамам? – услужливо осведомился он. – Нужна комната? – Смерив ослабевшую Физалис взглядом, он поднял густые брови. – А, это вы, госпожа! Право, не сразу вас признал. – Он сунул руку под стойку и вынул оттуда ключ, который с соответствующим звяканьем шлепнулся вместе с ладонью на стойку. – Вот, прошу. Седьмая комната. Это я так, напоминаю. Не серчайте, это моя обязанность.
      Глоун беден на людей, но не отпугивал находчивых авантюристов, стремящихся заработать на драконах, так как те щедро платили серебром и золотом, накидывая сверх цены. Властелин Мирдал, очевидно, был из этого числа драконов, но Лиссис, обремененная вопросами судеб друзей, силилась сейчас понять, почему Отец континента не жалел средств. Почему он мертвой хваткой вцепился за Вайзерона, сделав его советником? За красивые речи или в данном случае было что-то еще? Не став затягивать паузу, Лиссис поблагодарила хозяина пристанища и протянула лапу за ключом. В то же мгновение она была остановлена хмурым взглядом человека, звучно стукнувшим кулаком по столу.
      – Что это вы делаете? – заявил он. – Этот ключ предназначается не вам, и будь я проклят, если вы попробуете его взять!
      Лиссис не хотела препираться с домохозяином, поэтому спешно извинилась. Физалис не сводила с нее глаз, вернее, с ее щеки. Под таким пристальным взглядом перьекрылой было непросто сосредоточиться, хотя когда-то она считала себя вершиной невозмутимости в противостоянии пожирающему страстью взгляду.
      – Я хочу отвести ее в комнату, ничего более, – пояснила перьекрылая. – Она неважно себя чувствует, я веду ее под крылом с самого сада.
      – И что, госпожа за себя не может ответить? – не уступал здоровяк. – Я приютил сотни драконов, некоторые накидывались в стельку до полуобморочного состояния, но ни один – слышите? – ни один не доводил себя до состояния лежачей свиньи, которые, как известно, только хрюкают.
      – И куда только делось ваше воспитание? – пожала плечами Лиссис. – Физалис не пьяна, а я пришла не ради воровства медных подсвечников, а сопровождаю подругу до комнаты.
      Перьекрылая моргнула, ощутив прикосновение Физалис к шее. Еще больше смутило, что она отнюдь не собиралась на этом останавливаться. Она провела лапой по всей длине, останавливаясь для изучения впадинок между чешуйками и пластинами, оценивая расстояние между ними.
      – Сопровождаешь? – тихо переспросила Физалис. – Я думала, ты немного задержишься. Я даже разрешу тебе что-нибудь своровать из моей комнаты.
      Удивительно, но хозяин пристанища не изменился в лице. Он отреагировал, как подобает цинику, который повидал в этой жизни все. Или практически все, но профессиональная выдержка не давала ему выказать признаки пренебрежения.
      – Что-нибудь еще? – интересовался он, натирая до блеска очередной стакан. – Могу плеснуть что-нибудь для бодрости духа, а на ужин отменный пирог из лосиного языка под соусом тофинад. Это, знаете ли, такой соус из толченого сладкого перца, томатов и пряностей из Пустынных Земель.
      Физалис (о, слава Матери!) покинула крыло Лиссис и схватила со стойки ключ, но не спешила менять стоячее на задних лапах положение, удерживая вес своего скромного тела. Она со спины посмотрела Лиссис в глаза, указала носом на свой извивающийся кончик хвоста, и обратилась к человеку:
      – Люблю, когда люди держатся за свои принципы, – мягко констатировала она. – Похвально, что вы заботитесь о постояльцах. Впрочем, я настолько голодная. Вернее, голодная, но вам об этом лучше не знать. Соберите что-нибудь съедобное на поднос и доставьте в комнату. – Она кивнула на Лиссис. – А ее не пугайтесь, она со мной. Я ручаюсь за нее. Угостите ее за мой счет.
      Бармен с прищуром уставился на перьекрылую, сохранявшую на лице одну из непринужденных дежурных улыбок. Прошло немного времени, и он сменил гнев на милость, учтиво покачав головой.
      – Вы не гневайтесь, госпожа, – сказал он, но тон его оставался прежним, с оттенками подозрительности. – Тяжелые времена за окном, а я всю жизнь работал портовым грузчиком, чтобы пустить корни в этом просторном доме. Налить вам что-нибудь в уплату вашей терпимости моей скромной личности?
      – Не стесняйся, – подстегивала Физалис. – Я пойду наверх, я справлюсь. Ты зайдешь потом?
      – Да, наверно, – неуверенно ответила Лиссис, переминаясь с лапы на лапу. – Скоро зайду.
      Физалис неспешно направилась к широкой винтовой лестнице, держа ключ в зубах, покачивая бедрами и волоча за собой извивающийся хвост. Скоро она скрылась за пределами первого этажа. У Лиссис появилось немного времени, чтобы оценить обстановку дома. На стенах картины в резных рамках, чередующиеся с медными канделябрами, под ними несколько круглых столиков на выпуклых ножках, окруженных креслами с мягким бархатным сиденьем под стать габаритам перьекрылой, а в конце одиноко возвышались стоячие ветвистые вешалки, на которых была чья-то шляпа и коричневая накидка. Первый этаж хорошо освещался не только за счет свечей, здесь нашлось место для фитильных масляных ламп, томящийся за стеклом огонек сдерживался заурядным корпусом, но выполненным все из той же благородной меди, придающей особый шарм помещению. Мельком переместив взор в сторону окна, Лиссис удивленно отметила про себя, что на улице уже стемнело. Да, в Ветреных Землях приход ночи не заставлял себя ждать. Грань между вечером и сумерками весьма расплывчата.
      – Итак, госпожа… – начал хозяин, довольный ее одобрительным принятием убранства. – Могу я предложить вам что-нибудь выпить?
      Лиссис вздохнула. Она редко употребляла горячительные напитки, но что-нибудь терпкое, с кислым послевкусием так и напрашивалось в свернувшийся желудок. Физалис… К ней придется подняться, зайти в комнату… Почему она так этого боялась? Куда подевалась ее смелость? В голове вертелась только одно решение проблемы – возвращение Лавера. Но где его предстояло искать? Он проводил время в компании Дэка, а значит… Неужели, все проще, чем ей казалось!
      – Подайте белого вина, пожалуйста, – попросила перьекрылая.
      – Сию минуту, госпожа! Вы пока займите место за столиком, – попросил бармен. – Что предпочитаете – Глоунское молодое Дэкапе прошлого урожая или, быть может, белое Арт-багост пятидесятисезонной выдержки?
      – Любое, на ваш вкус, – Лиссис устроилась за столом напротив окна. Кресла были необычайно мягкие и удобные даже для физиологии сидячей драконицы. – И не суетитесь с закуской, я совершенно не голодна.
      Вскоре бокал вина стоял перед Лиссис, наполненный чуть ниже половины, поблескивая в мирном свете настенных свечей. Что ж, хозяин дома претендовал на звание знатока в культуре потребления благородного нектара. Лиссис аристократично взяла лапой напиток, так, что у любого дворянина отпала бы челюсть от ловкости ее пальцев, легко звякнувших коготками по поющему стеклу, и поднесла к носу, вдыхая аромат изысканного букета, не торопясь прикоснуться к высвобожденному из дубовых бочек вкусу. Она поднесла к губам и сделала крошечный глоток, почувствовав приятную прохладу настоявшегося аперитива и вовлекая язык в ритуал расторопного возлияния нарастающего вкуса томленого сока ягод. Лиссис не считала себя избалованным дегустатором, но она была в состоянии оценить приятные нотки отборного винограда.
      – Мне нравится, очень ярко играет на языке, – заключила она и решила разрядить себя незатейливой шуткой: – Я зашла в правильное место.
      Владелец дома гордо улыбнулся.
      – Возможно, вы захотите продолжить, распробовав еще бутылочку, но уже не здесь. Я принесу вам в комнату. – Он пожал плечами. – Я вас не осуждаю, я буду держать язык за зубами и дам вам знать, когда вернется ее спутник. Я все продумал. У меня под столом настроена самая современная система оповещения постояльцев. Я только дерну за ниточку, а вы услышите звон колокольчика в своих покоях. Таким образом, мы выиграем время, вы сбежите через черный вход по задней лестнице, а я…
      – Что-что? – перевела на него изумленный взгляд Лиссис. – Вы вообще в своем уме?
      – У меня большой опыт в этом деле, – развел руками бородатый бармен. – Только слепой не заметит, зачем вы пришли в мою умиротворенную обитель. Я видел, как госпожа Физалис оказывала вам знаки внимания, как она грациозно двигалась по лестнице, не поднимая хвоста…
      Лиссис возмущенно вскинула надбровья с филинскими перьями.
      – То есть, вы запрещаете сопровождающим прикасаться к ключу, но при этом готовы содействовать их недвусмысленному уединению? Вам, часом, не ударило в голову собственное вино, это ваше Дэкапе?
      А домовладелец, поглаживая длинную бороду, широко улыбнулся, пропуская мимо ушей раздраженный тон перьекрылой гостьи.
      – Негоже пить дорогое вино постояльцев, – констатировал он, – но ваше замечание справедливо. Противоречивость правил моего дома поощряется звонкой монетой, что оказывает мне не только честь, но и способствует взаимовыгодному существованию в стенах этой обители. Если хотите, я принесу вам в комнату больше цветастых подушек и добавлю к ним свежих, только что собранных лепестков роз, благоухающих ветрами этих Земель. Только скажите, я организую вам пену для ванны и накрою стол с экзотическими фруктами. Поверьте на слово – это будет лучший…
      – Лучше помолчите, – огрызнулась Лиссис, пустив две струйки едкого дыма через ноздри. – Вы себя-то слышите?!
      Удивительно, но очевидное драконье предупреждение не сработало на распалявшемся хозяине. Этот самодовольный сводник действительно не лыком шит, полностью уверенный, что ему ничто не грозит, учитывая текущую напряженную обстановку между расой людей и драконов. Вероятно, он ранее сталкивался с подобными ситуациями и выходил из них неприкосновенным победителем, оставляя оппонента бороться мыслями с непростыми последствиями политических разногласий и нарастающей неприязни. Понимая, что Лиссис более нельзя медлить с поисками Лавера, она осушила светское вино из бокала, будто дешевую дробь из придорожной забегаловки, и поспешила к дверям. Перед тем, как проскользнуть на улицу, она услышала голос развеселившегося бармена:
      – Возвращайтесь поскорее, госпожа, если передумаете!

***



      – Куда мы идем? – нарушила молчание Фрумели, шагающая за Никелем по глубокому снегу, местами проваливаясь по самую грудь. – Надеюсь, мне не придется жалеть, что я согласилась на эту авантюру. – Шаг – и снег обнял драконицу. – Слушай, я хочу быть уверена, что это не связано с тем разговором…
      – Про чью-то смерть? – обернулся Никель, подавая лапу спутнице, чтобы та выбралась из холодного плена. На его шее красовались стальные пластины на ремнях с застежками, изображающие примитивную часть драконьих доспехов, а на груди наспех отлитый нагрудник, кое-как подвязанный к его телу веревками. На плече – та самая ленточка, знак досточтимого гостя на грядущем празднике. Фрумели не понимала, для чего он облачился в броню, но ее не покидало дурное предчувствие. – Да брось, никто из нас не пострадает, даю тебе слово. Но если найдется глупец, преграждающий нам путь, я… Ох как я ему не завидую.
      Впереди Никеля неуклюже шагали Пут и Перт, два матерых моряка, сошедших на сушу. За стенами кузни, с ее горячей плавильней и каменной печью, занимавшей треть мастерской, двое закадычных друзей ощущали на своей шкуре приветливый край Морозных Земель, закутавшись в оленьи шкуры с головы до пят. Пут периодически останавливался, чтобы перевести дух, несмотря на свою прекрасную физическую форму великана. Как ни крути, а его опыт преодоления беспокойных штормов великого Маир сказывался на движении через необъятные сугробы. Того и гляди необхватный добряк с косой саженью в плечах повалится на бок, что потом его ни один дракон не поднимет на ноги. Перт, опытный юнга, похоже, тоже оказался не готов к снежной стихии. Он ковылял наравне с исполином, стараясь сохранить равновесие. На его груди висел масляный фонарь на ремешке через плечо, бросая крошечную лужицу света на белое покрывало. Несмотря на наступление белых ночей в Мерзлых Землях, Перт считал своим долгом уберечь источник света на случай столкновения с дикими животными, которых, впрочем, вряд ли отпугнет ничтожный огонек, мерцающий в стеклянном коконе.
      – Я вот чему удивляюсь, – пожаловался юнга. – Вроде ночь, метель утихла, а идти тяжелее, чем днем.
      Пут, задыхаясь, остановился, вытянув указательный палец в жесте, мол, погоди, сейчас отвечу, дай только глотнуть воздуха.
      – И не говори, – подтвердил здоровяк. – Лучше бы остались в кузне и откупорили бочонок дроби, протянув ноги к теплой печи. Не кузнечное это дело – бродить по таким пустошам, на холоде и мучая себя голодом, правда, Перт?
      – Помолчали бы уже вы, оба, – раздраженно отозвался Никель. – Вы сами навязались, сами изъявили проклятое желание содействовать беглецу, наследнику Механических Земель. А что касается этой шерстистой плутовки…
      – Госпожа Эрунта оказала нам радушный прием, – справедливо заметил Пут. – Вот вам теплый дом, вот кузница, вот работа… Да, я бесконечно счастлив нашему положению! Ни соленого моря, ни квашеной капусты на обед, ни дешевого рома, разбавленного водой, вот… Ох! – Пут накренился в сторону, увлекаемый провалом по пояс в сыпучий снег, но услужливый Перт вовремя подоспел, чтобы удержать здоровяка от падения, хотя ему стоило это нечеловеческих усилий. Добродушный великан, очевидно, весил не меньше трехсот фунтов. – Спасибо, дружище. Так о чем я? Ах, да, радушный прием. Ну… эта драконица знает себе цену, как и своим гостям, то бишь нам, разве нет? Она всегда будет за нами приглядывать одним глазком. Ты видел, дорогой мой Никель, как она общается с подданными, а? Они как одна большая семья. Эти огнедышащие ребятки стоят друг за друга горой. Их взгляды на моральные принципы немного отличаются, да. Не знаю, как там устроено у драконов, но люди осуждают такое… разностороннее поведение. Сегодня один партнер, завтра другой, послезавтра партнерша или… все сразу. – Пут захихикал в ладонь, как подросток. – Какое нам до этого дело, если подумать? Это их земли, пусть воротят, что хотят. Вот так вот.
      Фрумели вспомнила тот день, когда Никеля увели в темницу, а она осталась наедине с Эрунтой. Память – необыкновенная способность для всех времен и народов. Это дар всех и каждого приукрашивать факты, какими блеклыми и сухими они не казались на первый взгляд, но в случае с правительницей Морозных Земель… Тот самый случай, когда приукрашивать нечего, воображение отказывало в содействии, так как его влияние сошло на нет, приглушенное вздохами и ласками Эрунты, необъяснимым образом оказавшейся под Фрумели, которой только и оставалось густо покраснеть. Впрочем, она не обладала этим физиологическим изъяном, драконья чешуя – как часто поговаривали люди, – все стерпит. Жар, холод, стыд… Откуда вообще возникла эта поговорка? Фрумели боялась грохочущего вулкана, крылья и хвост онемели от пронизывающего ветра, когда они добрались с Никелем до этой Матерью забытой деревни, Скатура, а местная госпожа, как выразился Пут, ухитрилась возлечь с ней на мягкие шкуры. И теперь все, от чего спасала хваленая драконья чешуя, так это от смущения, которое, впрочем, Никель способен прочитать на ее лице, но он был слишком увлечен спором, затрагивающим его гордость и верность собственному мнению.
      – Но это не означает, что я обязан кланяться ей каждый раз, когда она вильнет своим хвостом, – упрямо проговорил Никель. Его полужелезное крыло поднялось выше, чем другое, чтобы как-то компенсировать дисбаланс в весе. – Да, она меня приютила, не выкинула за порог на холод, как слепую собаку, но ежу понятно, что ради личной выгоды. А вообще неплохо придумано для мохнатой девочки с севера. – Он прочистил горло и попытался изобразить голосистый тон Эрунты. – Вот тебе, Никель, теплый лежак, кузница, вот сталь, помощники, укромное место для твоего проекта, после воплощения которого ты заплатишь за каждый пуд стали. Только не шали и не настраивай пепельных драконов против моего народа, ладно? Давай плечом к плечу свергать властелинов и делить охотничьим ножичком власть. Как запахнет жареным, рыцари Людских Земель наденут на себя доспехи, а мы вместе засунем их мечи им в задницы и подергаем за рукоять.
      – Ты что-то совсем разгорячился, – отметил Пут, в очередной раз провалившись по пояс в снег. – Уф, совсем жестоко рассуждаешь, приятель. Бьюсь об заклад, ты нарвешься на неприятности, Эрунта не даст тебе спуску.
      – Вот видишь? Видишь?! – Никель разозлился, найдя в речах моряка подтверждение своим подозрениям. – Ты и сам понимаешь, что все это чушь собачья. Все ее гостеприимство сдует как пыль, когда я встану поперек ее горла!
      – Так вот зачем тебе эти… доспехи, – тихо произнесла себе под нос Фрумели.
      Она полагала, что ее слова не достигнут ушных перепонок Никеля, но тот только сильнее вспылил:
      – Я буду пробиваться с боем! – прорычал он. – Я готов!
      – При всем уважении, мой чешуйчатый друг, – благодушно заметил Пут, – ты не готов. Ты совсем один. А один в поле не воин, как говорится. Даже дракон. Даже наследник вулкана. – Он вдруг остановился и указал огромной рукавицей на Фрумели. – Подумай о ней. Забери меня дьявол, если ты станешь ею рисковать. Мы готовы на все ради тех, кого любим.
      Фрумели была польщена замечанием Пута, которое произвело впечатление и на Никеля. Железнокрылый вздохнул и смягчился. Он дождался, пока спутница поравняется с ним и улыбнулся ей.
      – Прости, – сказал он. – Иногда я похож на мальчишку с кризисом среднего возраста. Просто пообещай мне, что будешь держаться в стороне, когда у меня зачешутся когти, хорошо? Я постараюсь не делать глупостей.
      Фрумели с готовностью кивнула, и они под крылом друг друга побрели за моряками. Заснеженный пейзаж долгое время не менялся. Ночь оставалась светлой, но ясному взгляду мешало странное ощущение серебристого тумана, который на самом деле был крошечными частичками льда, будто сам воздух промерзал насквозь. За время пребывания в холодном краю Фрумели научилась противостоять неудержимому холоду, регулируя температуру своего тела, но даже сейчас она не могла скрыть легкого постукивания зубами. Она отнюдь не превращалась в ледышку со смерзающимися ноздрями, но напористый мороз пощипывал ее за лапы, крылья и хвост. Восприятие местного климата усугублялось их совместным путешествием, в конце которого их ждал… Кто ждал? Что ждало? Фрумели так и не добилась прямого ответа от спутника. Потерпи, сказал он, ты сама все скоро увидишь. Она терпела.
      Они шли в молчании, но скоро Фрумели увидела под покровом белой ночи небольшое возвышение в окружении карликовых деревьев и кустарников, будто гора, вершину которой сдуло беспокойными ветрами Мерзлых Земель. Фрумели прищурилась: ничего особенного не бросалось в глаза, иные прошли бы мимо, не придав значения природному «горбу», но их случай оказался исключительным, так как они целеустремленно направлялись к холму, разве что проваливаясь и выбиваясь из сил в неравной борьбе со снежной стихией. Когда они подошли достаточно близко, Никель убрал свое целое крыло со спины Фрумели и приблизился к подножию искусственной, как теперь догадалась драконица, насыпи, не впечатляющей своими размерами. Странно, это обман зрения? С дистанции возвышение казалось больше. Разве не должно быть все по-другому?
      – Наконец-то! – торжественно воскликнул Никель. – Как долго я ждал этого дня!
      Пут и Перт переглянулись, будто не проникшись ликованием железнокрылого.
      – Ты уверен, что эта… штуковина, – сказал Пут, – вообще заработает? Ох, как бы не хотелось думать, что бессонные ночи на пролет мы пустили коту под хвост!
      – Всегда так, – хихикнул юнга, – шутки про хвост, когда рядом драконы.
      Никель нахмурился, не оценив шутливый тон юноши. Он сунул лапы в снег у подножия бугра и пытался что-то нащупать под холодным покровом.
      – Смейтесь, сколько влезет, – пробормотал железнокрылый. – Я сам разберусь с этим стальным малышом. Вы оставайтесь здесь. В случае неудачного запуска я останусь крайним. Если котел снегохода взорвется, то мне не придется искать себе могилу.
      Что?! Взорвется? Котел? Снегоход? Что это такое? Фрумели бросило в ощутимую дрожь. Она поспешно сделала шаг к Никелю, но тот оказался невозмутимым, приказав ей резким жестом остаться на месте.
      – Но, но…
      – Я пошутил, Фрумели, – успокоил ее Никель. – Сама видишь, у нас тут непризнанная гильдия шутников с тысячей чертей и грохочущим вулканом на заднем плане. 
      Он, наконец, отыскал в снегу веревочную петельку и одним ловким движением дернул на себя. Снег начал осыпаться, и под его завесой взору путников открылся приличных размеров вход в пещеру. Никель энергично перепрыгнул через образовавшийся порог, словно он совершенно не ощутил на себе тягот путешествия, и помчался внутрь, в черную глотку разверзнувшейся бездны. Фрумели беспокойно смотрела ему вслед, прижав ушные гребни.
      – Может и мне завести девушку? – горько заявил Перт. – Я завидую Никелю, о нем беспокоятся, любят его…
      Простодушный великан уставился на юнгу, как сельдь на повара.
      – Ты чего это раскис? – Он похлопал юношу по плечу. – Полно тебе, морской волк, печалится о таких делах. Все знают, что матросы рано или поздно отдают морю свое сердце.
      – Утешил, – обиженно всплеснул руками Перт. – Сам-то, небось, нагулялся за свою жизнь, а теперь потешаешься над молодым поколением.
      – Имею на это полное право, – с улыбкой заявил Пут. – На правах такого же неудачника. Я ни разу не влюблялся. Хотя, погоди... – Он задумчиво почесал подбородок с обледеневшей бородкой, выросшей с момента возвращения на сушу. – Была одна рукодельница из Брога, милая и славная девушка, красивая, как летний цветок и стройная, как лань, длинные ножки, прекрасные кучерявые волосы до плеч, тоненькие брови и вздернутый носик, очерченные границы линии губ…
      – Я не хочу дальше слушать, – насупившись, отмахнулся Перт. – Я уже понял, что тебе противопоказано рассказывать истории на трезвую голову.
      Пут только расхохотался, извергая изо рта столб пара. Фрумели, искоса наблюдая за моряками, не прониклась весельем матроса. Она с трепетом смотрела в пасть снежного грота и готовилась по малейшему звуку сорваться с места навстречу Никелю. Почему он так долго? Тягостное ожидание отрывало от Фрумели кусочек за кусочком, внутри все сжалось в мокрый бумажный комочек; она боялась, что эта штуковина, названная «снегоходом», растопчет Никеля, как крошечного жучка, случайно перебегавшего мостовую. Фрумели перестала чувствовать холод – каждая клеточка тела вторила бесконечной фразе в голове «только бы он вернулся, только бы он вернулся!» Она переминалась с лапы на лапу и на короткий миг она обратила внимание на протез. Он работал без нареканий, сгибался, разгибался, хотя до сих пор Фрумели с ним не свыклась. Клепаное устройство выглядело неказисто, но Никель регулярно обслуживал механизм, смазывая подвижные части маслом, что только при беге он легко поскрипывал, оповещая о своем безупречном функционировании.
      Из пещеры раздалось грозное шипение. Тембр змеиных звуков был неровным, колебался, то усиливаясь, то утихая. С края пещеры посыпался пушистый снег, а гулкие вибрации пронеслись по земле, добравшись до лап Фрумели. Бедняжка не заставила себя ждать, почувствовав, что ее сердце вот-вот остановится. Она сорвалась с места, как стрела с тетивы.
      – Никель! Никель! – кричала Фрумели.
      Но забежать внутрь ей не удалось. Оглушительный свист раздался из черной бездны, два огромных желтых глаза уставились на бедную драконицу, которая в страхе попятилась назад. Ей навстречу двигался огромный монстр, чьи звуки перемещения отдаленно напоминали… ее протез. Отступая назад, спотыкаясь, с навернувшимися слезами на глазах, Фрумели истошно кричала невиданному зверю, бросая ему вызов.
      – Что ты такое?.. Где Никель?.. Ты его съел?.. Отвечай!
      Пут и Перт стояли, выпучив глаза. Они принимали участие в создании снегохода, но до последнего момента не верили, что стальное чудовище оживет, загрохочет и заскрипит механизмами, опровергая всякие утверждение об неодушевленных предметах. Нет, это существо дышало и двигалось, оно имело глаза и внушало страх любому охотнику, в один миг ставшему обреченной добычей.
      – Забери меня дьявол! – только и смог произнести Пут.
      Перт молчал, разинув рот. У него не нашлось слов, чтобы описать свое неподдельное удивление. Эта штуковина… передвигалась? То есть, все это было взаправду? Он думал, что все эти чертежи Никеля были ничем иным, как развлечением беспечного изобретателя, впервые получившего в пользование все необходимые ресурсы.
      Вскоре монстр показал свою треугольную голову. У него не было рта, из ушей валил густой пар, а вместо лап были стальные ленты из пластин, что напоминали доспех Никеля, если их выпрямить. Они вращались на восьми огромных колесах, несколько выступая за края. Спина чудища по форме напоминала лежачую шестиугольную призму со скошенными с торца углами, а позади нее возвышались две изогнутые трубы, извергающие такой черный дым, что он сливался со сводчатой пастью темной пещеры. Стальной зверь утробно гудел, лязгая металлическими «ногами» и шипел, через уши, выпуская добротные порции клубящегося пара.
      Фрумели продолжала отступать, шаг за шагом, проваливаясь в глубокий снег… Но что-то внутри надорвалось, лопнуло, и драконица, обнажив ряд зубов, бросилась навстречу огромному чудищу.
      – Верни мне Никеля! – взревела она, растопырив когти. – Верни его, тварь!
      Неожиданно зверь остановился, а голова, где могла проходить линия скул, разошлась по шву и с грохотом опустилась на землю, раскидав снег по сторонам. Оттуда выбежал Никель.
      – Фрумели! – крикнул он. – Ты…
      Он молниеносно среагировал и прыгнул навстречу Фрумели, которая норовила вцепиться мертвой хваткой в снегоход. Это неописуемое зрелище. Никель повалил Фрумели на снег, сделал кувырок, чтобы драконица оказалась на его груди. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, после чего спутница, расплакалась, принявшись беспорядочно водить языком по его носу, и щекам.
      – Живой! Живой! – верещала она. – Ты вернулся!
      Пут, наблюдая сладостное воссоединение, толкнул Перта плечом.
      – Слушай, наверно тебя больше привлекают драконицы, – засмеялся он. – Я не осуждаю, континент так пестрит красками, кого-то привлекают…
      – Замолчи, – сквозь зубы процедил юнга. – Ни слова больше.
      Никель помог подняться Фрумели. Драконица светилась от счастья. Как? Этот монстр проглотил ее спутника, а потом выплюнул его совершенно здорового? Как такое возможно? Впрочем, Фрумели было достаточно, что с ним ничего не приключилось.
      – Так это…
      – Снегоход, – подсказал Никель. – Мое изобретение, но без Пута и Перта ничего бы не вышло.
      – Да, хороша жестянка, – согласился Пут, обводя рукой стального монстра, монотонно урчащего и терпеливо ждущего приказов. – Вот только больно великовата для беженцев вроде вас. Сколько? Шестнадцать футов?
      – Семнадцать, – поправил Никель и похлопал по колесу зверя, словно послушного пса. – А теперь попрошу все внутрь. Тесновато, но мы поместимся.
      Фрумели, сглотнув, окинула «питомца» сомнительным взглядом.
      – Он нас точно не съест?
      – Он питается углем и маслом, – успокоил Никель. – Я отвечу на все вопросы по пути обратно.
      – Обратно?
      Никель выставил плечо с ленточкой и потряс за один из кончиков двумя пальцами.
      – Видишь ли, милая, нас уже заждались на празднике.