Уроборос. Гл 5

5.
    Встроенный в незаметной нише медицинский модуль по мановению голографической руки выдвинулся и приготовился к оценке повреждений. Капитан положил на фиксатор ладонь и несколько тонких манипуляторов занялись чисткой, обработкой и обезболиванием поврежденных тканей. Несколько уколов, и основной манипулятор принялся за штопку, укладывая аккуратные, ровные стежки.
    - Мила, - решил развлечь себя беседой Воронцов, пока модуль возился с ранением. – Вот смотрю я на тебя, и мне кажется, что я тебя встречал прежде, в реальной жизни.
    - В каком-нибудь фильме? – мило улыбнулась голограмма. – И видимо в голливудском, потому что, в наших я не снимаюсь из принципа, – презрительно фыркнула она.
    - Ты и шутить умеешь? – улыбнулся капитан. – Серьезно, я откуда-то помню твое лицо. Такие милые ямочки на щечках невозможно забыть.
    - Вы встречали эти ямочки в нашем медцентре. По моим данным вы бывали у нас двенадцать раз за восемь лет.
    - Точно! – припомнил, наконец, он. – Медсестричка, вертлявая, веселая такая хохотушка.
    - Я являюсь репликой внешности и нейромозговой активности одного из сотрудников данного медицинского учреждения, – подтвердила Мила.
    - Реплика говоришь, - помрачнел капитан. – Значит…
    - Она погибла в автомобильной аварии.
    - Как жаль.
    - Она тоже помнила вас, – грустно улыбнулась Мила. – Вы рассказывали ей про свою службу. Ей это нравилось. И ваше внимание.
    - Ты так отстраненно говоришь, будто ты не она.
    - Я не она, - согласилась голограмма, пожав плечиками. – Я машина. Я всего лишь эмоционально ограниченная копия, созданная для удобства общения между человеком и электронной составляющей системы помощника. Я интерфейс.
    При последней фразе ее электронный голос заметно дрогнул. Но Воронцов этого не заметил. Он опустевшим взглядом смотрел, как манипулятор укладывает последние стежки, а после покрывает рану спайдэриновым спреем.
    Реплики всегда нагоняли на него грусть. В отличье от цифровых аватаров, обычного ИИ, они казались слишком живыми. Многие его погибшие товарищи становились репликами, они вполне разумно могли общаться с сослуживцами, служили успокоением скорбящим семьям, но у самого Воронцова они вызывали лишь душевную боль.
    Слава Богу, в нашей стране практика репликации на уровне законодательства попала под жесткий контроль и массу ограничений. Как только это богопротивное явление пошло в массы, то понеслась не просто волна, настоящее цунами самоубийств с целью последующей репликации. Ее тут же взяли на вооружение новоявленные церкви и секты, спонсируемые из «оплота человечества».
    Вечная жизнь, долгожданная реинкарнация, вознаграждение смертникам-террористам, плюс эксклюзивное DLC c виртуальными девственницами. Фашистская шваль активно пользовалась репликой как посмертной наградой за успешные акции по усмирению несогласных с их «истинными ценностями».
    Здесь же всем этим сектам и церквям быстро перекрыли кислород, запретив реплику для самоубийц, а жаждущих репликации стали подвергать жесткому психиатрическому обследованию. Психов после этого прибавилось, а вот желающих стало заметно меньше.
    Но, как и вся дрянь, приходящая из-за океана, мода на репликацию постоянно поддерживалась подпольем. «Исключительная Нация» неустанно спонсировала ячейки запрещенных сект, с целью физического изничтожения славянских народов, что будто кость в горле встали пред вожделенными богатствами родины, плодородными нивами, и богатыми урожаями братских, Азиатских народов.
    Товарищам из Азии, особенно соседствующим с Европейским Национал Демократическим Альянсом доставалось, несомненно, больше бед, от фашистов, которых на них без конца натравливали все те же спонсоры из-за океана. Но ребята молодцы, держались. И репликация у них не получила развития вовсе. Ее признали проклятием и позором для всего рода.
    Они то и аватаров старались использовать исключительно в посольствах и высших госструктурах. А в приемных мелких учреждений вас по-прежнему встречали статные поджарые мужчины и милые девушки в хиджабах. Настоящие, живые люди.
    Нравилось Воронцову в Азии. Казалось там остались последние настоящие люди, чтившие предков и честь. Там не так давил гнет всей этой виртуальной дряни и потока информационной грязи, бесконечно льющейся в уставший бороться с нею мозг. К сожалению, бывать там приходилось только по работе. А отдых под жарким восточным солнышком с сочной дыней в руке, давно стал несбыточной мечтой.
    - Алексей, - вывел его из задумчивости голос Милы. – Вам плохо? Может применить развернутое сканирование?
    - Нет, спасибо, - улыбнулся он голограмме. – Понимаешь Мил, хочется мне дыню, как перед смертью. Да и устал я совсем. В Азию хочу! Не раз приходилось бывать, но все что я там видел, это перестрелки, кровь и фанатиков.
    - Может, расскажете?
    - В доступе отказано, - изобразил он сухую, деловую интонацию Милы, а после рассмеялся, оценивая качественно зашитую и обработанную ладонь. – Расскажу, если пообещаешь никому не пересказывать. Иначе нас обоих посадят. Хотя, - оглядел он мрачный бокс, - мы уже сокамерники.
    Капитан сдвинул в кучу несколько ящиков, расстелил найденный до этого пыльный плед и собрался моститься для отдыха.
    - Погодите, - остановила его Мила, и выдала очередной батончик.
    - Спасибо, но я сыт.
    - Вы попробуйте.
    Без особого энтузиазма капитан откусил кусочек и заурчал от удовольствия. Батончик был сладким, сочным, с ароматом дыни. Мила, отлично рассчитала все добавки, он не был приторным, без навязчивого химического послевкусия. Сплошное удовольствие.
    - Благодарю, Мила, - довольно улыбнулся капитан голограмме. – Порадовала. Будто настоящая дыня.
    - Мне очень приятно, что я смогла вам угодить.
    - Ну что, готова слушать? – спросил он, укладываясь на ящики и с удовольствием откусил от батончика.
    - С удовольствием.
    - Было это в позапрошлом году. Я только собрался в отпуск, но, не доезжая до аэропорта, получил приказ прибыть в штаб. Группа из фашистского подполья захватила мечеть в одном из государств Азиатского Содружества. Наши друзья запросили группу экспертов, то есть мою…