Однажды в городе N...

Крупные хлопья снега, обезумевшей толпой, бились в темное окно.

Под старыми растоптанными валенками тонко поскрипывали половицы:

"Чего ему там понадобилось? И в такую-то метель..."- пальцы с покрасневшими, опухшими суставами, снова и снова тянули концы, повязанной  под пучком седых волос, ситцевой косынки,
-"Ох, идет! Сынок!.."

Нет, обманывал колючий зимний ветер глуховатые уши...

- Вот чего мается опять? Как метель, так ждет. Уже который год  одно и то же, - остывающая печь протяжно, со свистом в трубе, вздохнула, - привыкнуть пора бы, что семья у него...

  - Так пришел бы хоть раз. Считай, пятый год не появляется, - хлопнула с новым порывом ветра, кособокая дверь.
 
  - Мудрее быть надо было. Чай, не девочка, чтоб такие финтиклюшки выделывать! А то, выдала: "Ноги, чтоб, твоей не было!" И из-за чего? Что любовь свою встретил?
 
  - Так у этой "любви" на лбу красными буквами, что за птица! - еще сильнее скривилась дверь, - а это, ведь, мать...
 
  - Вот пережгла бы ты с мое всяких дров, разбиралась бы, - печь снова вспыхнула язычками пламени над углями, осветив всполохом старушку, - а она, вот, по своей горячности теперь с ума сходит каждую метель.
 
***
 
За десяток кварталов, застывшей речкой, с перекинутым железо-бетонным мостом, в облупленной многоэтажке со звоном, во всех уголках кухни, билась посуда:

- Ты...Ты опять говоришь, что все из-за меня! А что именно? Что у тебя опять галстук новый откуда-то или парфюм? И не ври, что сам купил! Твой вкус даже рядом не стоял с этой крикливостью!

  - Не заводись и не заводи! И галстук не приплетай! Февраль на календаре! Это ты мне даже пары носок ни разу не подарила, а на работе скидываются, дарят... - Стул затрещал под неожиданным грузом, а рубашка, на этом самом грузе, натянулась и лишилась прозрачной пуговички, оголив кратер мужского пупка.
 
  - Ой, а ты мне много цветов подарил? А на работе, явно, регулярно  "скидываешься"! Или персонально даришь? - завитые пружинкой белокурые волосы снова взлетели и опали на острые плечи так, что показалось, будто зазвенели не осколки, а они.
 
  - Слушай, я говорю, что с матерью из-за тебя поссорился! И ты еще смеешь упрекать меня в чем-то? Цветы, говоришь? Да я ей пять лет ни то, что цветы, слова не подарил ни одного! - тяжелый пухлый кулак глухо бухнул по лакированной крышке стола.
 
  - Так иди и дари! Иди! Я-то что? В кандалах тебя держу что ли? - из-под изогнутых накрашенных ресничек, блеснула осколком хрустальной салатницы, слеза.
 
  - Ну и пойду! - стул облегченно собрал ножки, лешившись груза. Щелкнули раздраженно замки стальной двери.
 
 ***

  Робкий стук разбудил покосившуюся дверь, остывшую печь и старушку, задремавшую на табуретке у окна:
  - Сынок, ты?
  - Я, мам... Ты прости, меня, дурака непутевого...
  - Ну, чего тебя в такую метель понесло туда? Я уже три раза суп разогревала!..