Три пули в подарок

ТРИ ПУЛИ В ПОДАРОК
(рассказ)       
 автор - Елена Лифиц

Сане девять, а старшему брату Даниле – двенадцать. Он чувствует себя уже почти взрослым и о сестре пренебрежительно говорит «мелюзга!» Но Саня точно знает, что, если что, он ее всегда защитит.               
  Данилу назвали в честь деда, погибшего на фронте, и он этим очень гордится. Он и похож на деда – белобрысый, с серо-голубыми глазами. Саня тоже белобрысая, но глаза у нее карие - мамины. И назвали ее в честь Шуры, старшей бабушкиной сестры, приютившей в своем деревенском доме все многодетное семейство бабули. Хоть и тесновато было, но все выжили.
Бабушка и вся семья в Даниле души не чают. А вот про Саню как-то забывают,что ей тоже такого внимания и восхищения  хочется. Или ей так кажется. Она старается не думать, что ее любят меньше, чем брата. Но все равно думается.
Вчера папа пришел из магазина и принес им по мороженному. Шоколадное. Данино любимое. Саня любит обычное белое, можно с орехами. А еще фруктовые ледки по 5 копеек. Этих она хоть сто штук съесть может. Её мечта - найти рубль и купить ледков, чтобы всем хватило не по одному, а с добавкой, если кто захочет. Но в их маленьком городке рубли никто не теряет, только по копеечке или по пятачку иногда повезет найти. И то - радость! Сразу тогда с подружкой в магазин бегут, финики покупать. Саня любит светлые, по 40 копеек за кило, а Маринка шоколадные, по 45.
Вчера Саня плакала, потому что упала со всего разбегу на асфальт и проехалась по нему коленкой. Кожу будто наждачкой содрало. Кровищи было – море! Мама мазала зеленкой, ахала и ругалась.  И снова сравнивала – какой хороший, послушный и аккуратный Даня, хоть и мальчик. И какая она, Саня, вечно во что-то влезет. Все никак не забудет тот случай, когда из-за нее в гости не поехали. Потому что Саня в лужу в белом платьице нарядном плюхнулась. А и лужа-то одна на весь двор была.               
 И непонятно – зачем мама это помнит? Сане тогда три года было. Ну, упала и упала.
Саня маму слушает, когда та ее ругает, и начинает ей казаться, что мама ей не рада, не любит, что девочки мальчикам не чета, так, второй сорт какой-то! Вот с папой совсем другое дело. Он всегда веселый, мастерить всё умеет. Брат почему-то не любит ничего этого, ни столярного, ни плотницкого, а ей, девчонке, интересно. Научилась пилить, гвозди забивать. И уже почти год ездит в тир, учится стрелять. Мечтает, что вот поедут они с папой на охоту, и она его удивит своей меткостью.
В тир ее одну, конечно, никто бы не отпустил, это ясно. Поэтому, эти тренировки – тайна! Приходит из школы, обедает и бегом на автобус «пятерку». Он как раз довозит до старенького вагончика, что за обезглавленным храмом на краю города. Вагончик притулился к нему, как будто ища защиты. И вдвоем им не так одиноко. Внутри вагончика всегда щелкает, бахает и пахнет разогретым машинным маслом, которым смазывают единственную в тире винтовку. А возле печки-буржуйки всегда сидит дед - хозяин вагончика. Зимой в ней трещат поленья и, обугливаясь, нагоняют тепло.
Деда зовут Александр Иванович, он добрый и на одной ноге. Вторую, по колено, ему оторвало на фронте взрывом. И поэтому ходит он на стареньком скрипучем протезе, а когда тот ломается, пристегивает вместо него деревяшку. Дед всегда про себя шутит, что он как табурет колченогий – старый, одинокий и никому не нужен.
Ребятишки в тир забегают часто и Александр Иванович любит с ними поговорить, если в настроении. И всегда с интересом к результату смотрит как малЫе стреляют. Хвалит за меткость и, когда все мишени уже сбиты, говорит «ша, клади оружию!». А потом идет выставлять фигурки и жестяные банки из-под консервов, похожие на самодельное железное сито для песка, заново. Иногда, когда банки приходят в полную негодность, он просит ребятню принести новых и даёт за это одну дополнительную пулю.
Основные мишени в тире - железные фигурки животных: зайцы, лиса, медведь, два волка, тушканчик и несколько разного размера и вида птиц. Возле каждой из них, едва заметно серебрятся избитые выстрелами маленькие кругляши, не больше двух сантиметров в диаметре. В них то и нужно целиться.
Сане стрелять нравится и получается у неё это ой, как хорошо! Шесть из десяти – это худший результат за год. А за прошедшие три месяца, она ниже восьми из десяти ни разу не опустилась.
Александр Иванович ее приметил и радовался как родной. Однажды спросил, как зовут и услышав имя, сказал
- Тезка мой, значит! Ну, хорошо, стреляй, тезка! Молодец! Я за родину спокоен, когда такие стрелки растут.
Саня поняла, что дед не признал в ней девочку, принял за мальчишку, но промолчала. И даже как-то воодушевилась, что в отцовской куртке неузнаваема. И с этого дня внутри нее поселилась еще одна тайна. 
Стреляя, Санька всегда представляла себе, что она мальчик-разведчик, который готовится к выполнению важного задания на территории врага. Иногда ей очень хотелось побыть мальчиком. Почему-то казалось, что в них больше героизма и смелости. Потому, рассказывая деду о своей детской жизни, Саня так про себя и говорила «я пошел, я попал, я целился, я упал…» Старик слушал всегда внимательно, кивал и улыбался.
Сегодня Саня приехала в тир с Данилой и чуть не попалась.
- О, внучок пришел! –радостно поприветствовал ее Александр Иванович. И она тут же ощутила, как внутри живота что-то ёкнуло от страха близкого разоблачения. Но Даня подвоха не заметил, решив, что дед обращается к нему и, достав из кармана пригоршню мелочи, ссыпал ее на алюминиевое блюдце. Монетки раскатисто зазвенели, и на Саню накатило предвкушение счастья.
Десять выстрелов! Нет, все-таки у нее очень хороший брат, не жадный, всегда все поровну делит.
Старик сгреб монетки, пересчитал их серыми от свинцовых  пуль пальцами и взамен выдал две маленькие плошечки, по десять пуль в каждой.
- Так, Санька, будем соревноваться сегодня! Данила с хрустом переломил винтовку и вставил в маленькое углубление первую пулю.
- Кто проиграет, всю неделю моет посуду, без всякой очереди! Понятно?! Саня кивнула.
- Стреляем по очереди, выстрел я, выстрел ты! – добавил Даня и припал щекой к винтовке.
Целился он долго. Поначалу дуло ходило вверх, вниз, вправо, влево, а потом замерло.
Бах!
Заяц, лязгнув, свалился вниз ушами и закачался из стороны в сторону.
- Ну, что, один - ноль в мою пользу! Давай теперь ты, твоя очередь. Брат снова зарядил винтовку и протянул ее сестре.
-Бей!
Винтовка для девчоночьих рук была тяжеловата, поэтому баланс Саня искала долго. В кого целиться – тоже. Наконец, остановив свой выбор на втором зайце, и увидев, что мушка относительно кружочка встала правильно, Саня нажала на курок.
Бах!
Заяц номер два перевернулся и его железные лапы начали бессмысленный бег в воздухе, нелепо качаясь туда-сюда.
-Один-один! Сказала девочка, победно взглянув на старшего брата.
- Молодец, мелюзга! Даня хлопнул сестренку по плечу и деловито взялся перезаряжать винтовку.
Бах!
Взвизгнув почти как живая, ободранная бесконечными выстрелами фигурка лисы сорвалась со своего места и беспомощно перекувырнулась четырьмя лапами вверх.
- Два-один! Брат передал вновь заряженную винтовку Сане.
Винтовка уже не была такой холодной, как при первом выстреле. Она уже впитала и хранила тепло их щёк и рук.
Девочка затаила дыхание, почувствовав, как закаменели и напряглись мышцы живота. Вот он, этот серебристый кружочек, похожий на монетку. И в тот момент, когда он совпал с прицелом, Саня нажала пальцем на курок.
Бах!
Медведь, оскаливший свою пасть, с грохотом кувыркнулся одни раз и замер под собственной тяжестью.
- Два-два!
Нет, так просто она не сдастся! Даня и знать не знает, сколько раз она ездила сюда тренироваться. Вот было бы здорово выиграть! Было бы тогда чем похвастать папе. Винтовка снова перекочевала в руки брата.
Бах!
Легкий тушканчик, тонко дребезжа, резво закрутился, как флюгер в ветреную погоду.
- Три –два!
И Даня, и Саня впали в азарт от этой игры-соревнования. Но за всем этим скрывалось еще что-то. Как будто нужно было выяснить и утвердиться кто лучше – мальчик или девочка? Санька чувствовала, что щеки ее загорелись жаром от волнения, а зубы стиснула какая-то внутренняя сила. Надо обязательно победить Даню! Сегодня надо обязательно выбить десять из десяти. У нее это получалось уже много раз. Так почему не сегодня? Конечно, она сможет! Она же мальчик-разведчик в лесу, в засаде! Нет, лучше не так, лучше пусть на тетеревиной охоте с папой.
 -Лучший выстрел – в глаз,- учил ее отец, любивший и охоту, и рыбалку,- Ты, главное, дыхание задержи, когда прицелилась, и тогда уже стреляй. Пла-а-а-авненько так нажимай.
Бах!
Три-три! Сраженный метким выстрелом волк упал на спину. И Саня перехватила слегка растерянный взгляд брата. Похоже, он не ожидал встретить в ней достойную соперницу.
-Ну и что, везет тебе просто! – сказал Даня. - У волка кругляшок крупнее, чем у тушканчика, в него легче попасть! В следующий раз стреляй в птицу, чтобы по-честному, там тоже кругляшок маленький. И, вставив в винтовку очередную пулю, брат прицелился.
Бах!
Второй волк сдал свою позицию и перевернулся.
- Четыре –три!
Мальчик перезарядил оружие и положил его на облупленный стол, служивший рубежом, поближе к сестре.
-Давай, стреляй в птицу, вон в ту, в правом углу, как договаривались. Чтобы по-честному!
Саня прицелилась. Какой же крохотный этот светлый кружочек с отбитой белой краской, возле такой большой птицы! Руки у девочки подрагивали от напряжения, и мушка никак не хотела вставать в нужную для выстрела точку. Саня опустила винтовку.
- Мы не договаривались про птицу, это ты сам так придумал! – робко попыталась она возразить брату, чувствуя, как налились тяжестью руки.
- Или стреляешь в кого я сказал, или я тебе пуль больше не дам! Деньги то все равно мои были.
Ну и ладно, подумала Саня, промахнусь дак и промахнусь. Зато еще постреляю. Ведь и правда, деньги Данины, и он вообще мог не брать меня в тир. И то ли от того, что она внутренне приняла и смирилась с возможным поражением, то ли руки отдохнули, но кругляшок был взят в прицел точно и сразу.
Бах!
Железная птица, гремя, завалилась набок и замерла.
Попала! Попала! Заликовало всё внутри Сани.
-Четыре – четыре! Давай дальше! Повернулась она к брату, улыбаясь от счастья во весь рот.
Бах!
Бах!
-Пять-пять!
- Экие вы меткие стрелки! Александр Иванович сморщил лицо в улыбке, глядя на ребятишек.
-Вы вот погодите маленько, я мишени вам налажу. И, скомандовав свое «ну-ка, опустить оружию!», похромал, стуча деревянной ногой, восстанавливать свою железную армию.
- Ну, давайте, палите теперь снова.
А сам, аккуратно опустившись на табуретку возле буржуйки, налил из термоска в помятую алюминиевую кружку крепко заваренный чай, кинул в рот кусочек сахара и осторожно, стараясь не коснуться обжигающего края посудины, шумно отхлебнул.
Бах!
Медведь, сраженный вторично, повалился вперед оскаленной пастью и тут же замер.
- Шесть –пять!
Бах!
Волк, остановленный на бегу метким выстрелом Сани, обрушился на свою плоскую спину.
- Шесть - шесть!
Бах!
Птица, собиравшаяся взлететь, передумала и повисла, упав вниз красным, свежеподкрашенным хохолком.
- Семь – шесть!
Бах!
 Закружился пропеллером заяц.
 Семь – семь!
Бах!
Бах!
Восемь – восемь!
Бах!
Бах!
Девять – девять!
Брат и сестра уже просто молча и напряженно стреляли, передавая друг другу винтовку.
Делая предпоследний выстрел, Саня почувствовала, как из-под шапки потекли на лоб капельки пота. Винтовка в руках у Дани.
Бах!
-Десять – девять!
Все, сейчас ее решающий выстрел! Она взглянула на брата. Тот стоял взъерошенный, кинув на лавку у стены свою ушанку. Глаза у Дани блестели серыми прозрачными, ясными озерками. И, правда, красивые глаза, - подумала Саня, вспомнив, что ее брат очень нравится Маринке, и на минуту испытала чувство гордости, как-будто сама была причастна к этой красоте в его внешности. А Даня думал о том, что стыдно проигрывать, пусть даже вничью, в стрельбе девчонке, даже если это твоя родная сестра, тем более -  младшая! Вот позорище-то будет! Еще и посуду неделю мыть придется, если она сейчас не промажет, сам же вот придумал!
- Знаешь, что – вдруг повернулась к нему Саня, - давай так: если я сейчас попаду, то ты меня больше мелюзгой не называешь.
- Это мы еще посмотрим, попади сначала! Мелюзга! Все равно ты младше меня! Ну, давай, стреляй уже, -заторопил он сестру, - ты в кого бить будешь? В тушканчика слабо?
Одурманенная мыслью о близкой возможной победе, Саня с вызовом бросила:
- В тушканчика, так в тушканчика! И не слабо вовсе!
   Потому что в этот момент она вдруг разозлилась. И на Данины слова, и на самого брата, и на себя. Чувство злости сжало спазмом ее горло, а на глаза навернулись слезы обиды. Она ДЕВЯТЬ раз попала! Так даже не все Данькины друзья могут. Ну и ладно! Саня смахнула, поморгав, накатившие слезы, мотнула головой и прицелилась. Но слезы внезапно выкатились снова, картинка прицела расплылась, как акварельный рисунок от капнувшей на него случайно воды, и палец, предательски дрогнув, нажал на курок раньше времени.
Бах!
Выпущенная пуля звонко ударилась об обитую жестяным листом стену позади мишеней.
- Мазила! Удовлетворенно и победно констатировал Даня. Но заметив, что сестренка расстроилась, сказал,- все равно, ты классно стреляешь! И добавил
-Это потому, что ты моя сестра!
Вывод брата совсем расстроил девочку, и она разревелась в полный голос, всхлипывая и громко шмыгая носом.
-Э-э, бойцы, вы там чего наварзали? Александр Иванович поднялся с табурета и подошел к ним поближе.
-Чего ты ревёшь то? Мужику реветь не положено, это бабье дело.
- Ну и не ревите! – крикнула Саня. - А я буду! Мне можно! Я девочка!

- Вот те раз! Удивился Александр Иванович. - А я-то тебя все внучок, да внучок. Ты чего молчала то? Девочка, а стреляешь как надо!
  И он внезапно отечески нежно прошелся тыльной стороной ладони по мокрым Саниным щекам, отирая ручейки её горючих слёз. Чего плакать то, девочка – это хорошо!
 Александр Иванович тяжело вздохнул. Я ведь вот когда на войне то был, черт бы ее подрал, войну эту проклятущую! Меня ведь девочка то и спасла. Да-а… Снайпером у нас в полку была. Дочь таежного охотника. Аннушкой звали. Ну вот… Тоже все поначалу думали, что парнишка такой меткий.
Наступали мы уже в сорок четвертом то. А тут немец нам кабель перебил. Ну я и пополз, коль связист, восстанавливать. А Аннушка меня прикрывала. Разрыв нашел, проводки скрутил, заизолировал, как смог, обратно ползу. Аннушка фашисту палить много не дает, на мушке его держит. Я уж дополз почти. И тут солнце как на грех из-за туч пробилось. И с той стороны, снайпер немецкий, ровнехонько в переносицу нашей Анюте попал. Погибла она. Стеклышко у нее в прицеле, видать, на солнце блеснуло, вот он ее и выцепил, гад немецкий. Вот и выходит, ребятишки, что цена то моей жизни непомерная для меня.
Александр Иванович часто заморгал и ненадолго отвернулся, делая вид, что смотрит на огонь в печке... Ей бы жить то, Анютке нашей. Ведь я-то что, мужик, солдат, мне бы положено ...  Дед снова тяжело вздохнул… До сих пор, бывает, по ней плачу.
 У меня ведь как получилось то, на войну комсомольцем ушел, в партию на фронте вступил. А в первом же бою в Бога уверовал. И сейчас верю. Молюсь вот за упокой ее души невинно убитой. Да чего уж теперь …
Александр Иванович замолчал… Молчали и Саня с Даней, завороженные его неожиданным откровением о своей боли и рассказом о девочке-снайпере спасшей ему жизнь.
-Разговорился я сегодня с вами,- дед смахнул слезу, катившуюся по его сухой сморщенной щеке с небольшим кривым шрамом, пересекавшим уголок губ справа.
 - Нельзя девочкам на войну. Им жить надо, замуж выходить, ребятишек рожать. А под пули, да защищать, это мы, мужики, должны. А женщина, она жизнь на земле продолжает. Её беречь надо!
 На-ко вот, держи, чтобы не обидно было.
И, поковыряв узловатыми, плохо гнущимися пальцами в заветной для всех ребят банке, Александр Иванович вытащил и протянул Сане на корявой ладони три пули.
- Это тебе премия, за хорошую стрельбу. И за то, что девочка! За то, что через тебя мир любовью дышит.
Переломив винтовку, он сам вставил пулю, защелкнул, приведя оружие в боевое положение, и протянул Сане.
- Ну, что, тезка, стреляй! Не торопись только.
Саня, до конца не веря неожиданно свалившемуся на нее счастью, прижалась все еще влажной от слез щекой к холодному прикладу. И показалось ей вдруг, что идет война, а по полю, от воронки к воронке, к перебитому взрывом кабелю, ползет молодой солдат Сашка. И вот чтобы он дополз и живым вернулся, нет у нее сейчас права промахнуться. От нее сейчас зависит его жизнь, жизнь мамы, папы, брата Дани и всего их маленького, убогого и неказистого, но так любимого ею городка. Саня сжала зубы, крепко прищурила левый глаз, поймала в прицел маленький серебряный кружочек и плавно, почти нежно, надавила на курок.
Бах! Задрыгал лапами заяц. На этот раз девочка сама перезарядила винтовку и снова прицелилась.
Бах!
Тушканчик взверещал жестяным голосом и бешено, будто лопасти пропеллера, завертелся на месте. А Саня все жала и жала на курок пальцем, стреляя в страшное прошлое своей любовью. Чтобы знали те, кто погиб и не вернулся, что она о них помнит. И золотые пули Саниной любви летели сквозь пространство и время туда, откуда никому не под силу вернуться.
- Нет войне! - Билось в ее сердце. - Не хочу, чтобы гибли люди, чтобы погиб Даня и другие мальчишки, а мамы плакали. Пусть все будут счастливыми!

Последнюю, третью пулю, Саня протянула на ладошке брату.
- На! Стреляй! Так будет честно!
                04-05.02.2022г.    Москва