ДП. 3. Завтра приедут ребята с малышнёй

Конкурс Копирайта -К2

(ностальгический этюд)


Автор - Наталья Козаченко http://proza.ru/avtor/natkoz57 


Вступительное слово от К2

Произведение представлено в новом формате «Дружеские посиделки».

Общение с читателями свободное. Никаких критериев, баллов и обязаловки. Для отзывов используем замечательный ёлочный зелёный цвет. Отмечаем исключительно, что понравилось и удалось, говорим о хорошем. Если автор пожелает услышать и критические замечания, он сам скажет об этом в комментариях.



                Электричка ухнула филином, вспыхнула парой красных глаз и запорхала дальше, тормоша лёгкие снега вдоль железных рельс, словно летела низко большекрылая птица.
                Пассажиров сошло немного, со мной пятеро. День пасмурный, серенький. Идти до места два километра мимо маленькой, дворов в пятнадцать, деревеньки с натужно взлаивающими за заборами псинами, мимо новых богатых дач с черепичными крышами и высокими кирпичными трубами. Потом метров четыреста вдоль леска. Сосны кряжистые, стоят на продолговатых буграх – здесь были когда-то окопы и передовая. Сейчас тихо-тихо, ветки едва колышутся, тяжёлые от выпавшего накануне снега.

                Вот и наши полецкие дачи. Огибаю шлагбаум и – торопко по главной дороге, упластанной дядей Серёжей на своём бережно хранимом зелёном «жигулёнке». Прицепом его, в виде массивного треугольника из тёмного, с трещинами времени бруса, снег плотно утрамбовывается, лишь на поверхности мелкая россыпь белых комочков.

                Долго вожусь с замком на калитке: полиэтиленовый пакет смёрзся, нехотя разматывается, выпрастывая холодный скользкий от смазки замочек. Дышу в ладони, согреваю пальцы. На мне толстый пуховик и массивные полиуретановые сапоги для рыбаков и охотников. Классная штука! Удобно и тепло. У всех наших такие, даже у мелких.
                Крыльцо завалено упавшим с крыши снегом, такой длинный треугольный холмик. Распинываю его и взбегаю на террасу – миска пуста. Хорошо! Зову подлую кошачью морду – с нулевым успехом. А что ему, сыт и в мехах, по-зимнему густых. Кот ничейный, совсем дикий, обитает на одной из заброшенных дач. Мышкует: бока толстые, и шерсть – шубам на зависть. Мы его подкармливаем, оставляем сухой корм и в миске, и у сторожа.
                За пять будних дней дом выстыл. Раздвигаю гардины, вожу пальцем по изгибам затейливых узоров на оконном стекле, иней сыплется на подоконник. Двери настежь: впускаю свежий воздух, выравниваю давление внутри дома и снаружи. Печке это надо, не мне. Облагороженная буржуйка, «душегрейка» – моя любимая печка в старом почти летнем дачном домике – строго смотрит на меня прямоугольником чисто вытертого при отъезде каминного стекла. Завитушки фаянсовых коричневых изразцов бликуют: четыре больших оконных проёма щедры и на солнечный свет, и на лунный. Дрова заготовлены перед отъездом, что же, приступим, пожалуй.

                Ручка ледяная, пружина у дверцы тугая, придерживаю коленом, стараюсь не ивозиться в саже. Сминаю газетный лист, кладу посередине комом, на него шалашиком сосновые тонкие щепки и обязательно делаю ещё «сэндвичи»: мелкие щепки заворачиваю в газетные листы, бумага загорится и щепки в ней тоже. Проверено. Ещё один лист скручиваю жгутом и поджигаю.

                Факел сначала горит неохотно, пламя вялое, синеватое. Поднимаю жгут повыше, чтобы в трубе образовалась тяга. Мы не перекрываем трубу, шибер всегда открыт, нет опасности надышаться угарным газом. Огонь мечется в разные стороны, потом, словно спохватившись, вытягивается вверх, начинает гудеть, сперва неуверенно, потом гулко и напористо. Ага, труба немного согрелась. Бросаю наполовину сгоревший факел на подготовленный костерок и прикрываю дверку. Стекло, ещё холодное, теряет прозрачность, туманится, клубится за ним серое, ворочается.

                Закрываю дверцу, внизу рычажок подачи воздуха, нужно до упора отодвинуть, открыть поддувало. Словно огненный ураган взвивается пламя, огибает каминный зуб, облизывает его. Из тонких отверстий идёт воздух, и сажа сгорает дотла. Я любуюсь рыжими живыми огненными трубочками вторичного дожига. Подбрасываю тонкие берёзовые поленца, уменьшаю подачу воздуха. Всё. Минут двадцать и пойдёт жар от стеклянной дверцы.

                Теперь надо согреться изнутри. Нет, речь не о традиционном напитке. Я про чай. Достаю из сумки небольшую бутылку покупной воды и заливаю в чайник. Включаю. Синий огонёк чуть мерцает, но звуков не слышно – чайник греет сначала стенки, и только потом вспоминает о налитой в него жидкости. Вода ещё есть, осталась с прошлого приезда в пластиковой пятилитровой баклажке, она на вид прозрачна, но чуть тронь – мгновенно станет белоснежной, словно уличная метель забралась под синюю крышку. Надо аккуратно вылить из чайника кипяток в эти острые крупинки кристаллов и поболтать, а потом – снова в чайник вдвое увеличившуюся в объёме жидкость. Несколько минут, и лёгкое паровое облако можно осадить в кружке чайным пакетиком. Теперь можно снять сапоги и протянуть ноги к пылающему за безопасным стеклом пламени.

                Печка старается вовсю – гудит, шумит, плавит твёрдое дерево. Вытянешь руку – там тепло-тепло, а ногам на полу ещё долго будет холодно. Пока тёплый воздух наконец-то спустится вниз и станет греть тонкие, не по-зимнему утеплённые стены. Через час можно снимать пуховик и покачиваться в кресле, смотреть на мелькание огненных языков до бесконечности.
                Но я сижу недолго: другая печка, солидная серая дама ждёт моего внимания. Она важно расположилась во втором, большом доме. Серый талькомагнезит строг и чопорен. И алчен: он долго вбирает в себя тепло, прежде, чем решит, что пришло время излишки отдать просторному в два этажа, дому. В нём сейчас тоже прохладно, но немного теплее, чем в маленьком – стены толстые.
                Здесь технология топки иная: верхнее горенье, нет привычных колосников. Я забиваю топку почти под самый свод: снизу толстые комельные берёзовые полубрёвна, затем обычные поленья, сверху всякую мелочь и обязательно – «сэндвичи». Факел из скрученного газетного листа.
                Огонь лениво вылизывает лакомство, как кошка вымывает шкурку. Потом занимается сразу, с гулом и треском уличных петард. Закрываю большую широкую стеклянную дверцу, фиксатор защёлкивает и отгораживает опасную стихию честно и надёжно. Чертыхаюсь – рычажок верхней подачи воздуха неудобен, но с третьей попытки покоряется. Нижняя подача регулируется легче. Всё, можно забыть про эту большую долгоиграющую печь на несколько часов. Теперь на воздух, чистить дорожки.

                Потом, часа через два, когда в низу топки образуются крупные горячие угли, закрываю нижнюю подачу воздуха и любуюсь северным сиянием. Зрелище необыкновенное: на фоне слабо тлеющих головёшек, под самым сводом топочного пространства сама по себе висит, переливаясь от синевы до оранжевости живая дышащая волна. Она становится то шире, то исчезает на мгновенье, то выстрелит искрой, то снова колышется подобно ленте у гимнасток.
                Я смотрю, не отрываясь, но красота красотой, а пора делать вторую закладку.  Придётся, по крайней мере, трижды забивать в жаркое нутро дровяное топливо. Только к позднему вечеру большой дом соберёт и будет удерживать тепло, отдавая его понемногу уличному холоду. Закладываю последнюю партию поленьев, закрываю дверцу и ухожу ночевать в маленький дом.
                На улице темно, но горят фонари, и луна глядит в окна с глубокого чёрного неба. От чистого снега идёт снизу свет, и ночная темнота тушуется, сдаётся, выступает вторым номером в ночном спектакле.
                Я долго не ложусь спать, смотрю телевизор, пью чай с лимоном и имбирём. На душе тихо и покойно. Печка топится, тянутся из верхних сопел огненные столбики прирученного огня.
                …Назавтра приедут ребята с малышнёй. Долго будут носить из машин сумки и пакеты, достанут из сарая санки и снегокаты, выставят возле дверей лыжи. Нарядят вдоль канавы три небольшие ёлки, растянут на веранде разноцветные гирлянды. Большой дом оживёт, в окнах задвигаются человеческие силуэты, послышатся голоса и звуки музыки, мультяшные герои вплетутся в неспешные разговоры. Стол запестрит разноцветными салатами, тонкое стекло бокалов дрогнет от пузырьков холодного шампанского и лимонада. Бой курантов, дружные крики, загаданные желания, прощание с несбывшимся и ожидание чудесных перемен. И главное – подарки! И мы торопимся толпой к ёлкам, за подарками!
                Во втором часу те, кто ещё не уснул, выйдут на улицу, собирая по пути другие компании. Возле главных ворот случится целое столпотворение. Дети будут бегать и шуметь, качаться по очереди на качелях, кататься с маленькой горки и ждать фейерверков на большом поле через дорогу. Взрослые достанут шампанское, разольют по пластиковым стаканчикам, скажут много разных слов ушедшему году и постепенно разойдутся по своим участкам. Сны будут лёгкими, в них каждый увидит самое желанное, может быть именно то, о чём никогда не скажешь вслух.
                Потом наступит утро нового года… за ним потянется и Рождество, и Старый новый год, и много-много других дней, и счастье переплетётся с буднями, и вновь наступит Новый год. И так по кругу, пока существует вселенная.
                Через два дня все соберутся в город, долго будут усаживаться в машины, махать из-за стекол руками, неслышно зашевелятся губы, слова не трудно угадать, они почти всегда одни и те же, как одни и те же не часто исполняемые обещания. Моя рука быстро перекрестит удаляющиеся красные габаритные огни.
               Опустевший дом потихоньку освободится от шума, застрявшего в его стенах, мебели, между книжных полок и ящиков с игрушками. Бокалы спрячутся за надёжные дверцы шкафчиков. Блестящая мишура останется на ёлках до тёплых оттепельных дней, как и игрушки, нелепо болтающиеся на живых зелёных лапах. В тихое сонное царство медленно начнёт сочиться холод.
               Полная свобода и тишина, торжество долгожданного упоительного одиночества свалится на меня. Весь мир у моих ног, а я, его случайная мимолётная владычица, буду вкушать сладостное чувство освобождения от ушедшего времени с его тяготами и радостями, буду напитываться ожиданием новизны, ещё не прожитой и неизведанной. Потом, стоя у последнего предела, вспомню и этот день, и эту минуту, и острую щемящую тревогу за удаляющиеся и почти исчезнувшие из вида красные габаритные огни.
               Маленькая печка-душегрейка согреет и успокоит замёрзшую душу. Спустя пару-тройку дней мой путь ляжет к главным воротам, мимо небольшого лесочка с кряжистыми соснами, мимо новых кирпичных домов за высокими металлическими заборами, мимо деревеньки и собачьих сторожевых лаев. Электричка загудит издали, если помахать рукой машинисту, он ответит быстрым коротким гудком, подъезжая. Улыбнётся сквозь лобовое стекло…
***
                Это будет потом, а сейчас я сижу в старом дачном доме, смотрю на огонь и пью чай с мелиссой и мёдом. Луна плывёт по небесному своду, ветер начинает шевелить ветви яблони, пока почти незаметно, но через три дня обещают ветер и небольшой снегопад, две снежинки, если синоптики не обманут. Это хорошо, что две: обратная дорога будет нетрудной.
                Часы отмеряют минуты, они падают с тихими вздохами в невозвратную бесконечность. Я смотрю телевизор, но не забываю время от времени выбегать на крылечко, и скрипучее, долгое эхо моих шагов катится вдоль пустой тёмной улочки, как и мои крики в темноту опустевших дач: Ёжик, Ёжик! Кис-кис-кис…

                И всякий раз надеюсь, что из-под ступенек покажется пёстрая морда, полосатый хвост спихнёт ком снега и на запорошенных ступеньках отпечатаются тёмные маленькие следы : четыре овала и круглый пятачок.

2021г.


© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2022
Свидетельство о публикации №222012201489

Комментарии http://proza.ru/rec.html?2022/01/23/503