Нетипичные характеры в нетипичных обстоятельствах
Так не бывает, но это произошло на самом деле, когда меня, Лашу Гиоргобиани, всеми уважаемого врача кардиологического диспансера «Ритм», угораздило оказаться не в то время и не в том месте.
Возвращаясь со дня рождения моего друга и однокурсника Гии Гегечкори, я думал о чём и о ком угодно, кроме девушки, шедшей метров на десять впереди меня, поэтому то, что я от неё услышал, повергло меня в изумление.
- Почему вы меня преследуете? - спросила она таким тоном, что я сразу понял: в данной ситуации оправдываться просто неприлично.
- Кто вас преследует? Я? - на всякий случай переспросил я. - Уверяю вас, вы ошибаетесь. У меня этого и в мыслях не было.
- Как же! Вы идёте за мной от самого метро, - девушка глядела на меня большими детскими глазами.
- Ну и что? В метро ездит много людей, - я вынул из кармана удостоверение личности и протянул ей. - У вас, вероятно, мания преследования. Могу дать вам адрес хорошего врача: он мой одноклассник и сам когда-то страдал необоснованной подозрительностью, часто пропуская занятия в школе. Ему казалось, что его преследует директор.
- Вы, наверно, пьяны? От вас пахнет вином.
- Лучше сказать так: я не вполне трезв. Трудно быть тамадой на дне рождения друга и благоухать лавандой.
При свете фонаря я наконец-то рассмотрел её. Обычная девушка: смуглая, темноглазая, с чуть выпячивающейся нижней губой. Немножко, подумал я, недостаёт вкуса: чёлка почти прикрывает глаза, жёлтое длинное кашне не очень-то гармонирует с красной курткой и белыми сапожками с такими длинными носами и такими высокими каблуками, что я всерьёз задумался, как она вообще в них передвигается.
- За мной в последнее время действительно кто-то следит, - сообщила она. - Так что простите меня.
- Давайте я вас провожу, раз уж, судя по всему, нам по дороге, - предложил я. - Несмотря ни на что, вы мне понравились.
- Что значит «несмотря ни на что»? - обиделась она. - Вы, похоже, совсем не умеете разговаривать с женщинами.
- Умею, и вы на самом деле мне чем-то понравились. Но эти ваши сапожки... Сейчас что, такая мода?
- Ах, и вы о том же! Мало мне моего отца!
- Ваш отец прав. А поскольку я вам тоже гожусь, если не в отцы, то в старшие братья уж точно, и к тому же являюсь врачом, то послушайтесь моего совета: ходить на таких высоких каблуках нельзя. Это и на позвоночник действует, и упасть к тому же можно. Да и зачем вам это надо, рост у вас и без того приличный.
- Теперь ещё и это: «рост и без того приличный».... Если вы собираетесь читать мне нотации, то я лучше пойду одна.
- Ну, что вы! Я просто высказал своё мнение, которое, как я полагаю, вас мало интересует.
- Вы правильно полагаете.
- Можно мне закурить? Вообще-то мужчине, сопровождающему даму, курить не полагается, но сейчас уже ночь и можно не обращать внимания на подобные формальности, тем более, что на улице, кроме нас, никого нет.
- Курите, если хотите. А вы на самом деле врач?
- Кардиолог. Специализируюсь по гипертрофической обструктивной кардиомиопатии.
- А я занимаюсь вопросами систематизации раннефольклорной мелодики, в частности, контрастно-регистровым пением.
- Я так и думал. По-всей видимости, - если вы, конечно, согласитесь со мной встретиться ещё раз, - нам будет о чём поговорить.
- Вы хотите назначить мне свидание? Трудно поверить, что такой мужчина, как вы, не женат.
- Когда-то, очень давно, ещё в прошлом веке, я был женат, но потом жена меня бросила из-за моего неуживчивого характера. А вы, по всей видимости, не замужем?
- С чего вы взяли? У меня уже третий муж.
- Ладно, ладно... меня вы не обманете. Да и ваш возраст вас выдаёт. Сколько вам лет? Восемнадцать?
- Десять.
- Тогда я куплю вам конфет вон в том киоске. Какие ты любишь конфеты, девочка?
- Купи мне, дядя, «Баунти» или «Сникерс».
Она рассмеялась:
- А вы умеете, по всей видимости, располагать к себе. Как это вам удаётся?
- На самом деле, я очень скучный человек, просто сегодня в ударе. И вы мне нравитесь всё больше и больше. Кстати, позвольте представиться: Лаша Гиоргобиани, тридцать восемь лет, человек с неопределёнными взглядами и странными мыслями в голове.
- Саломэ Диасамидзе, музыковед, человек со странными взглядами и неопределёнными мыслями в голове. Мы уже почти пришли.
- Очень жаль, Саломэ. Сегодня ночью я буду думать о вас и только о вас. Можно мне вам позвонить? Поговорим о систематизации раннефольклорной мелодики.
- Лаша... вы будете смеяться, но мне кажется, что эта машина... ну, вон та... пока не оборачивайтесь... всё время следует за нами.
- Может, вас хотят похитить? У вас есть жених?
- Да нет у меня никакого жениха, при чём здесь это? Но в последнее время во мне сидит какой-то страх... и это вовсе не мания преследования, как считаете вы.
Я обернулся. «Форд - Пассат» с зажжёнными фарами и с включённым мотором стоял в метрах двадцати от нас, но ничего странного я в этом не увидел.
- Не бойтесь, Саломэ, - сказал я, коснувшись её руки. - Я провожу вас до дома.
2. Я провожу вас до дома
Я проснулся на старой раскладушке от того, что что-то впилось мне в бок, к тому же голова трещала, как старый стул, по которому бьют молотком. Комната с вылинявшими коричневыми обоями в абстрактных цветах была очень маленькой, совсем без мебели, не считая небольшого столика и кровати, где лежала девушка, с которой я вчера познакомился. Это показалось мне весьма странным. Проведя рукой по продолжавшей раскалываться голове, я обнаружил средних размеров шишку, причину появления которой никак не мог себе объяснить. Вообще, у меня было ощущение, что вчера произошли какие-то события, активным участником которых я поначалу был, но потом почему-то сделался сторонним наблюдателем. Я ничего не помнил, даже имени девушки. Я помнил только, что она мне понравилась и перед глазами, как маятник, вертелись её остроносые сапожки.
- Проснись! - настойчиво попросил я, тронув её за плечо. - Вчера я не был таким уж пьяным, зачем же я у тебя остался?
Она с трудом открыла глаза, тоже показавшиеся мне странноватыми. Присев на кровати и с какой-то не совсем обычной грустью взглянув на меня, она глухим голосом произнесла:
- Я уже давно не сплю. Ах, Лаша, ты наверно ничего не помнишь?
У меня ёкнуло сердце:
- А что... что я должен помнить? Разве я тебя вчера чем-нибудь обидел?
- Обидел? - она горько усмехнулась. - Напротив, ты меня вчера защищал.
Теперь уже сердце моё оборвалось и я, вероятно, сильно побледнел, потому что она встала и схватила меня за локоть.
- Тебе плохо?
- От кого я тебя защищал вчера?
Она кивнула на глухую дверь за моей спиной:
- От них. Я ведь говорила тебе, что кто-то за мной следит. Они нас похитили и теперь требуют выкупа.
- Выкупа? - я слабо улыбнулся. - Да за меня и одного лари никто не даст...
- Дело не в тебе, дело во мне. Мой отец один из соучредителей и директор «Золотой долины». Слышал?
- Как же, конечно!.. Только я не понимаю, какое отношение ко всему этому имею я. Ах ты чёрт, голова болит ужасно.
- Один из этих подонков вчера ударил тебя по голове пистолетом. Они пытались затолкнуть меня в машину, ты же дрался, как лев, но их было трое и ты оказался побеждённым.
- Как лев? Это интересно. Со львом меня ещё никто не сравнивал. И всё-таки, зачем им понадобился я?
- Они побоялись патруля, который как раз проезжал мимо, и затащили тебя в «Форд», потом же хотели сбросить где-нибудь на обочине, но я выразила решительный протест, заявив, что ты - мой муж.
- Зачем?
- Лаша, на улице ночью мороз. Ты бы просто замёрз и умер.
Я с раздражением взглянул на неё:
- Лучше бы мне было умереть, чем оказаться в такой идиотской ситуации... Где мы, в каком районе?
- Я не знаю. Мне завязали глаза.
- Сколько денег они хотят?
- Этого я тоже не знаю.
- Говоришь, их было трое? Как они выглядели?.. Абсолютно ничего не помню. Они, видать, так крепко саданули мне по башке, что даже твоё имя вернулось ко мне только сейчас. Ты ведь Саломэ?
- Да.
Я забарабанил в дверь.
- Бесполезно, - с отчаянием в голосе проговорила она. - Их сейчас нет. Да и что бы ты им сказал? Чтобы они тебя выпустили, поскольку ты здесь оказался случайно?
- Не говори глупостей, Сали, отсюда мы выйдем только вместе... Окно зарешёчено, дверь железная. А если, пардон, мне нужно в туалет?
- Они скоро придут, потерпи. Сказали, что через полчаса.
Сев на её кровать, я ударил кулаком по стене.
- Слушай, с чего это дочь учредителя «Золотой долины» поздним вечером шла домой пешком, тем более, при подобных обстоятельствах? У тебя что, мозги набекрень?
Она обиженно выпячила нижнюю губу и положила голову на подушку без наволочки.
- Не говори так.
- А как я, чёрт возьми, должен говорить? И как мне вообще себя вести? Что сказать на работе? Что меня с моей зарплатой и однокомнатной квартирой похитили с целью выкупа? Или, что находясь в бессознательном состоянии, я вдруг обзавёлся женой? Бессмыслица какая-то, абсурд, который даже ненормальному не придёт в голову!
- Не переживай, никто тебе в жёны не навязывается, а женой твоей я назвалась ради твоего же блага. Они сразу же стали относиться к тебе с уважением: как-никак зять Вахтанга Диасамидзе!
- С уважением! Бросили меня на эту дырявую раскладушку с торчащими пружинами!
- На раскладушку тебя уложила я.
- Ну уж спасибо, удружила! А почему не на кровать?
- Не могли же мы спать вместе!
- Отчего же? Ты боялась, как бы я ненароком не согрешил? Вчера, моя дорогая Сали, я находился в таком состоянии, что мне было абсолютно всё равно, кто лежит рядом со мной: ты, главврач кардиологического диспансера «Ритм» Генриетта Кекелидзе или сухое полено.
- Ну вот, ты меня снова обидел. Я - не сухое полено.
- Твой бедный отец знает, что у тебя не все дома?
- Знает.
- Тогда, я думаю, он будет не очень торопиться заплатить выкуп.
- Лаша, ну что я тебе такого сделала, что ты постоянно упрекаешь меня?
- Ничего, кроме того, что я провёл ночь на раскладушке, не могу пойти в туалет, моё будущее неопределённо, и кроме всего прочего, кому-то вчера захотелось проверить прочность своего оружия о мою голову.
Она заплакала.
- Так и знал, что ты не сдержишься, - буркнул я. - Раньше надо было думать, когда пёрлась одна домой среди ночи. Где ты так задержалась?
- У подруги. Она пишет диссертацию, а я...
- Только не говори ничего насчёт контрастно-регистрового пения, а то я сойду с ума... У меня и без того голова раскалывается, а тут ещё этот мочевой пузырь!.. Надо же, имя твоё вылетело из памяти, а контрастно-регистровое пение засело в мозгу, как компьютерный вирус в интернете.
- Это не вирус, это очень важная часть...
- Я знаю, что это очень важная часть, но поговорим об этом позже.
Она встала, прошлась по комнате, заглянула во все углы и извлекла из-под кровати двухлитровую банку.
- Вот... можешь сюда. Я отвернусь... Хватит?
- Ты думаешь, что я слон?
- Я не знаю. Когда ты со мной говоришь, я как-то теряюсь.
- Теряешься до такой степени, что не знаешь, слон я или нет?
- Это я знаю.
- Слава богу, уже наметился прогресс... А теперь отвернись.
- А уши тоже заткнуть?
- Желательно.
Едва я закончил мочеиспускание, раздался стук входной двери.
- Они уже пришли, - радостно произнесла Саломэ.
- Это ещё ничего не значит, - заметил я. - Главное то, с какими новостями они пришли.
- Лаша, ты сердишься на меня?
- Уже нет. На тебя невозможно сердиться.
- Попрошу у них что-нибудь поесть. Ты ведь проголодался?
- Пожалуй. И хорошо бы на похмелье бутылку пива или хотя бы стакан вина.
3. Хотя бы стакан вина
- А, молодожёны, очнулись? - Парень лет тридцати с вытянутым лицом и узкими глазками насмешливо глядел на нас. - Ты как, голова побаливает? Не надо было лезть на рожон.
- Тебе мама в детстве никогда не говорила, что похищать людей нехорошо? - сочувственно спросил я.
- Говорила, но я был непослушным мальчиком, - задумчиво ответил он и, уже веселее, добавил: - Завтра мы вас отпустим. Твой тесть оказался очень сговорчивым, только попросил, чтобы мы с вами хорошо обращались. Кстати, он очень удивился, когда узнал, что его дочь, оказывается, замужем.
- Неделю назад мы тайно обвенчались в церкви, - на удивление быстро нашлась Саломэ. - Папа считал, что мне пока рано выходить замуж.
- А сколько тебе лет? - спросил парень.
- Двадцать семь, - скромно ответила Саломэ.
- Рановато, конечно, - вставил я. - Вот лет через десять-пятнадцать ты бы окончательно созрела, но мы с тобой, как всегда, поспешили.
- Эй, Вахо, чего ты там застрял? - раздался чей-то громовой голос. - Скоро час, надо же людям поесть!
- Не только поесть, но и пойти в ванную, умыться, причесаться, - настояла Саломэ. - Папа ведь сказал вам, чтобы вы хорошо с нами обращались?
- Сказал, - подтвердил тот же голос. - Твой отец, дорогуша, вообще очень милый и понятливый человек, вот только склероз у него, лечиться надо: о зяте своём ну вообще ничего не помнит.
Мы наконец-то вышли за дверь и увидели обладателя громоподобного голоса. Это был высокий бородач с горильими лапами и загадочной наколкой на руке: «На».
- Присаживайся, Рембо, - сказал он мне.
- Вы имеете в виду Артюра Рембо? - вежливо осведомился я. - Я стихов не пишу.
- Какого ещё Артура? - захохотал бородач. - Вчера ты дрался, как Рембо из кино, но мы тебе вовремя дали по шапке.
- Это ты постарался?
- Нет. Я и Вахо здесь абсолютно ни при чём. Там был ещё и третий наш друг, который сегодня просто побоялся прийти, - снова захохотал он. - Ты что, ходил в детстве на бокс?
- Только на баскетбол.
- Ясно. Что жрать-то будем?
- Всё равно. Мне бы сигарет и пива. - Я показал ему пачку, где была всего одна сигарета, которую я тут же закурил.
- Пиво! - фыркнул бородач. - Пиво - не наш напиток, от него только пузо надувается. Вот вино - дело другое, как ты насчёт вина?
- Положительно.
Саломэ вышла к нам и прижалась головой к моему плечу.
- Входишь в роль? - ласково шепнул я ей. - Смотри, не переусердствуй. Однажды Отелло на сцене так увлёкся, что чуть на самом деле не задушил Дездемону.
- Что ты хочешь этим сказать? - удивилась она.
- Сегодня я буду спать на кровати.
Она покраснела и опустила глаза.
Вахо, который куда-то выходил, вернулся с полной сумкой продуктов.
- Странные вы люди, - заметил я. - Или это грузинский вариант ситуации: террористы - заложники?
- Никакие мы не террористы, - с обидой в голосе объяснил Вахо. - И вы тоже не заложники, а просто временно задержанные нами люди, можно сказать - гости.
- Странный метод приглашать в гости, - я потёр ушибленное место на голове. - Если вы и в дальнейшем будете столь же гостеприимны, то я окажусь на Кукийском кладбище.
- Да ладно тебе, - бородач хлопнул меня по плечу так, что у меня затрещали кости. - Настоящий мужчина должен уметь держать удар.
Ввиду несостоявшегося завтрака, мы сразу же приступили к обеду. Пили кахетинское вино, тамадой был бородач Гоги, а ситуация казалась мне то трагической, то комической. Это был какой-то вывернутый наизнанку мир, мир вверх тормашками, где я имел право сказать тост и все умолкали, но не имел право выйти на улицу; мир, где за меня и за Саломэ, о которой я ещё вчера не имел ни малейшего понятия, пили вместе, желая побольше детей; мир, где брали выкуп у моего предполагаемого тестя и угощали нас роскошным обедом.
- Вот ты, Лаша, врач, - говорил мне Гоги, - скажи, разве может быть медицина платной? Они что там, в правительстве, совсем рехнулись? А если у меня денег нет?.. У меня, например, болит здесь, - он ткнул в свою внушительных размеров грудную клетку. - Что мне делать?
- Приходи ко мне, я тебя вылечу, - пообещал я и добавил: - Бесплатно. Впрочем, деньги у тебя в скором будущем будут. Наши деньги.
Похоже, я тоже начинал входить во вкус по поводу наших отношений с Саломэ.
4. По поводу наших отношений с Саломэ
В маленькой комнате с коричневыми обоями нас не заперли, но на сей раз мы с Саломэ заперлись сами. Наши похитители, отпуская двусмысленные шуточки, ржали как ломовые лошади.
- Я вижу, тебя совсем не волнует, сколько денег они вымогают у твоего папаши? - спросил я у неё.
- У моего отца много денег, не это главное, - вздохнула Саломэ. - Главное - вот это, - она осторожно потрогала шишку на моей голове. - Я очень переживаю.
- Может, ты ещё и влюбилась в меня?
- Я не знаю, что это такое. Наверное, влюбилась. А ты умеешь любить?
- Когда-то умел, но разучился. Теперь мы с тобой как бы одного возраста.
- Лаша, это приятно... ну, вступать в половые отношения?
- Интересный вопрос. Я отвечу так: когда как и смотря с кем.
- А мы с тобой... когда-нибудь вступим?
- Конечно, как же иначе: все ведь знают, что мы муж и жена.
- Как это делается?
- Сали, ты меня поражаешь! Тебе же двадцать семь лет, а не вправду десять, как ты неудачно изволила пошутить вчера ночью.
- Да нет же, теоретически-то я всё знаю, но практически...
- Практические занятия отложим на потом, это тебе не раннефольклорная мелодика.
Она сидела на кровати в моих любимых остроносых сапожках, в светло-коричневом платье с блёстками и смущённо глядела на меня. Она тоже немного выпила, что дома ей категорически запрещалось; она немного опьянела, что, по её словам, случилось в первый раз; она, возможно, и на самом деле была немного влюблена, что казалось мне если и не невероятным, то, по меньшей мере, странным.
- Слушай, Сали, может, мне и на самом деле жениться на тебе? - грустно спросил я. - По-моему, ты очень хорошая девочка, только вот крыша у тебя немного едет.
- Разве ты меня любишь?
- Ещё не знаю. Но в тебе определённо есть что-то такое, что мне очень нравится и, даже можно сказать, смутно волнует мою душу.
- Волнует? Я не хочу, чтобы ты волновался.
- Это совсем другое волнение, Сали, как ты не понимаешь!
- Понимаю. Ты симпатичный, Лаша... И как ты вчера сражался!
- Как лев. У тебя получаются очень интересные сравнения. Лев и, скажем, лань. Я и ты. Прямо не любовь, а сюжет для сказки.
- Любовь... на сердце становится теплее от твоих слов.
- Вот и хорошо: если на сердце тепло, то ты никогда не станешь моей пациенткой.
- Лаша, почему ты всё-таки разошёлся с женой?
- Не знаю. Иногда люди забывают, что время, проведённое нами на земле, всего лишь мгновение и не стоит тратить его на ссоры по пустякам, на мелочные придирки, на пустые разговоры.
- На что же можно тратить время?
- Наверно, только на то, чтобы любить друг друга – любить не спеша, тихо, всем сердцем и на всю жизнь... Сали, мне очень нравятся твои глаза и то, как ты на меня смотришь. Ты меня словно ласкаешь и успокаиваешь своим взглядом.
- Я могу и так... поласкать. Вот, посмотри.
Она осторожно провела ладонью по моим волосам и почему-то заплакала.
- Знаешь, Сали, давай-ка мы с тобой поцелуемся. Ты не против?
- Я не против, только я нервничаю и стесняюсь тебя.
- Невеста не должна стесняться жениха.
- Я знаю, но ничего не могу с собой поделать.
Так, наверное, целуются школьники где-нибудь в парке, спрятавшись на укромной скамеечке в тени какого - нибудь дерева. Странно, но и у меня тоже было чувство, что я целуюсь в первый раз: здесь, в этой маленькой комнате с зарешёченным окном, неизвестно в чьей квартире, неизвестно в какой части города.
- Было хорошо, - сказала она. - Оказывается, любить - это совсем даже неплохо. Но, знаешь, у меня внутри как будто что-то оборвалось, когда ты ко мне прикоснулся.
- Это не страшно.
- Мне хочется ещё. Или я не должна говорить таких вещей?
- Должна, Сали.
- Завтра ведь нас выпустят?
- Это зависит от твоего отца.
- Он не подведёт, он меня очень любит. Представляю, как он сейчас нервничает!
- А мама?
- Мама умерла, когда я была ребёнком. У неё был рак.
- Ах, вот оно что! Извини... Я должен обязательно повидаться с твоим отцом и попросить твоей руки. Как ты думаешь, он согласится?
- Конечно же, Лаша, он согласится. Главное, чтобы не раздумал ты.
- В этой жизни, Сали, ничего не имеет смысла, кроме тебя. И как же мы могли раньше жить друг без друга?
5. И как же мы могли раньше жить друг без друга?
Моя московская командировка подходила к концу. В гостиничном номере не было телевизора и я спустился в вестибюль, чтобы посмотреть очередной матч чемпионата мира по футболу. Рядом со мной в кресле оказалась молодая и очень импульсивная итальяночка. Она постоянно дёргала головой, в знак презрения кривя уголок нижней губы, часто махала правой рукой так, как будто стряхивала с пальцев капельки воды и то и дело выкрикивала, поглядывая на меня: «Forza Italia!». Однако, Италия пока проигрывала и черноволосая смуглая девушка с удивительно живыми тёмными глазами всё более и более мрачнела.
- Forza Italia! - повторил я, правда, не столь эмоционально. - Мы всё равно выиграем.
- Ты итальянец? - спросила она.
- Почти, - ответил я по-русски. - Я грузин.
После матча, который Италия всё-таки выиграла, она обняла меня и, поцеловав в щёку, убежала.
Почему это мгновение, которое я запомнил на всю свою жизнь, вдруг вспомнилось мне именно сейчас, когда Сали лежала в постели, расчёсывая длинные чёрные волосы? Чем-то она напоминала мне ту итальянку из гостиничного вестибюля, где все желали победы сборной Бразилии, и только мы с ней болели за команду Паоло Росси.
Миром правила печаль, которая часто оборачивалась тоской, тоской по счастью, которого не было и, хотя в каждом из нас заложена частичка любви, любви не было тоже, мы её просто сами себе придумали.
Сали лежала на постели, с удивлением разглядывая собственное тело.
- Неужели я такая? - спросила она.
Был включён торшер с голубоватым матерчатым ободком. Отсюда, из этой комнаты с длинными занавесками с бахромой было одинаково близко до Кардиффа и Кальяри, до Валенсии и Вальпараисо, до Остенде и Оласрёске. Вся Земля была нашей, только мы ещё об этом не знали.
До этого был разговор с её отцом, высоким, седым человеком с грустными серыми глазами.
- Вы уверены в том, что любите мою дочь? - спросил он, внимательно глядя на меня.
- Да, - ответил я. - Мне и самому это удивительно.
- Ну и доставили же вы мне хлопот! Говорят, что вы сражались, как лев?
- Да, говорят... Что это были за люди, господин Вахтанг?
- Дилетанты. Сейчас они пребывают в местах не столь отдалённых, а для моей дочери это будет хорошим уроком. В её возрасте уже нельзя быть такой наивной. Надеюсь, что вы повлияете на неё с положительной стороны.
Миром правила печаль. За длинными занавесками с бахромой мерцали звёзды, сгоревшие тысячелетия назад. Саломэ лежала в постели и смотрела на меня, я же курил сигарету в кресле и думал, что счастье - это всего лишь та минута, когда ты понимаешь, что нашёл её: одну-единственную.
Свидетельство о публикации №222020500573
Замечательно написано: живой диалог, динамичный сюжет, юмор.
Легко и с интересом читается.
Спасибо автору!
С уважением
Юрий Фукс 08.09.2024 11:43 Заявить о нарушении
Рад Вашему отзыву, все жанры хороши, кроме скучного.
Спасибо!
С уважением,
Георгий Махарадзе 08.09.2024 14:48 Заявить о нарушении