Езда

* * *

     – Она убежала...
     – Он. Экспериментальный образец. Вы упустили экспериментальный образец, это – понятно?.. И куда, по-вашему, «она убежала»?
     – На все четыре стороны, полагаю. Она же... он же не знает, что он экспериментальный образец... Полагаю, всё из-за Оди. А я говорил: не опирайся на консоль, не опирайся на консоль. Чистая случайность, один шанс на тысячу, но ангар открылся...
     – Полагаете? Оди – инопланетный холодец, студенистая херь, отвечать будете – вы, это – понятно? Что ещё вы полагаете?
     – Что у неё антипеленг, а сама она не прибежит. Он. Он не прибежит. Образец...
     – Дебил. Кретин. Имбецил. Вы правы!!


Восемь недель спустя

     Фоминник Олай был совсем ещё молод. У него были прямые волосы и вдумчивые глаза с бодрой поволокой и белёсыми ресницами. В данный момент он переводил свой взгляд больших белёсых глаз с призрачно тонкого монитора на рабочий люк с триплексом. И там, и там наблюдалось одно и то же: десяток ждущих, когда их выпустят, круглых, как собачья миска, машин. Фрисби. А выпустить их должен он, Олай, координатор-шлюзатор третьей категории.
     Всего два месяца назад он получил удостоверение Всекосмических курсов – и вот он здесь, на Третьей Орбите, в парке-дроме «Развлекись погоняя». Живёт прямо в координаторской со своим животным-другом, собакой ездовой породы Ездой.
     Фоминник в основном работает. Езда, согласно породе (по всей видимости, это Canis backseatis, выведена специально для езды на задних сидениях), в основном лежит. Впрочем, бегать было бы всё равно негде, координаторская – помещение небольшое, только для работы и жизни.
     Фоминник потёр руку об руку и приступил к работе.
     По кнопке открытия шлюза – хрясь. Делать это надо аккуратно, но сильно, кнопка сенсорная, она всё чувствует. Чутка промахнёшься или недожмёшь, створки шлюза застопорит. Наш шлюзатор такого ещё ни разу не допускал, всё-таки третья категория.
     Есть, пошло. Расшлюзено. Золотистые толстые фрисби чинным гуськом направляются к закрученным хитрыми баранками трекам.
     – Пошкандыбали... – озвучивает впечатления шлюзатор. И кажется ему почему-то, что неплохо бы, чтоб они отвечали. То ли кивали, то ли мигали, то ли другое.
     Как же они похожи на юных утят или на лунных котят, всё ползут и ползут. Фоминник наблюдает их исход и вздыхает.
     Доползли. Хрясь (кнопка, шлюз, клоуз).
     В меру удовлетворённый координатор присаживается на край мультистолика, снова вздыхает и закуривает экоко. Однако экоко всегда такие короткие («минимум вреда», что-то там тра-та-та, «экокосмика навсегда!»), что вздыхая ещё раз, он закуривает ещё раз.
     Откровенно говоря, несмотря на хорошую работу и хорошую собаку, здесь немного скучно. А ещё откровеннее, никакая эта работа не хорошая. Хорош только пёс, да и тот – та, Езда – всё время дрыхнет. Платят гроши. И скучно не немного, а зверски, зверски. И фрисби даже не леталки, так, быстроездилки на индуцированной геомагнитной тяге, очень, очень быстро, но... Но. В общем, одна у Олая мечта – когда-нибудь удалиться на n световых годков от этого трекового гадюшника. Живут же люди по-людски. Живут, а не киснут в орбитальной каморке с триплексовым люком.
     Совсем рядом (Фоминник даже видит эти влекущие, пульсирующие отсветы) выход на Четвёртую Орбиту, сквозной – на Пятую. Оттуда – в бескрайний космос, на Бетанку, на Центр, мимо всех этих ровненьких лучистых звёздочек и кривобоких каменных планеток, мимо-сквозь искривления-спрямления пространства-времени, через прекрасные, как флауэр-скринсейвер, интра- и эксгалактические штуки.
     Да, Фоминник романтик. И как все романтики, думает, конечно, не только о звёздах. Он хотел бы перевести свой романтизм в более интимное, лирическое русло. Ещё и поэтому наш координатор-шлюзатор вздыхает и курит так часто.
     И именно поэтому несколько веселеет, когда видит, как одну из фрисбин (шестую) заносит, потом ещё и ещё, потом она трижды подпрыгивает, проскальзывая, продолжая дрифтовать и явно пытаясь взлететь, а потом он – раз – и идентифицирует этого любителя адреналина как женщину (возможно, девушку – женский половой знак «Ж» такой насыщенный!). В голове у него вереницей проносятся всяческие образы, в подавляющем своём большинстве приличные, а некоторые даже и поэтичные.
     Тресь – вдарил наш Олай по блокатору шестой фрисбины. Та резко вылетела в прозрачный простенок трека и, быстро потеряв линейную скорость, некоторое время крутилась вокруг своей оси; но и это кручение замедлялось. В конце концов незадачливая шестёрка замерла и повисла в пространстве приплюснутой маслиной, ожидая, по всей видимости, координаторской взбучки.
     Потерев ладонь о ладонь (низачем, привычка), Олай, согласно инструкции, п.6.4, наладил связь координатор – клиент путём двухсторонней визуализации лазерных образов.
     – Приветствую. Нарушаем?
     – Нет, – как будто даже удивилась нарушительница.
     Ею оказалась довольно юная и довольно симпатичная особа – глазки сиреневенькие, волосики вьются, голосок приятный (ну, насколько можно понять по одному удивлённому «нет») – но отобразилась она почему-то только наполовину и стояла перед Олаем в каком-то нелепом, обезноженном варианте, пригодном разве что для приветственного минетика (это всё образы, образы).
     Даже Езду такое полу-появление заинтересовало. Собака-друг слезла с тахтушки и, деловито цокая когтями по ферромолибдену, направилась к подрагивающей лазерной половинке человека.
     – Езда, фу! Не мешай... Почему нарушаем? – чуть глубже прогнул профессиональную линию Олай.
     – Ой, а у вас что, собака? – вопросом на вопрос кокетливо заметила девица. – А можно посмотреть?
     – Можно. – Олай цифранул Езду.
     – Какая она... красавица, – восхитилась сиреневоглазая. – А я, кстати, и не нарушала. У меня карт-бланш. Там, в билетике, всё есть. Вы что, не смотрели?
     – Смотрел, – почти не соврал Олай. Он смотрел, но мельком. – И снова посмотрю.
     Он вывел на монитор шестой билет-лицензию.
     Никакого карт-бланша.
     В целом ситуация не очень. Штрафовать-то не хочется. Или, наоборот, очень?..
     – Видите, да? – птичкой наклонила голову девушка. – Всё нормально?
     – Любите риск?
     – Очень, – захлопала ресницами девица, как крыльями две бабочки.
     («Очень!»)
     Повисла пауза. Координатор-шлюзатор не то чтобы мучительно, но с ощутимым усилием соображал, как бы ему продлить эту, такую замечательную, такую... сиреневоглазую беседу и дальше.
     Девица не была похожа на усиленно соображающую, но тоже, просто и как бы аккуратно, помалкивала.
     Пауза продолжала висеть как подмороженная, зато активизировалась Езда. Обойдя лазобраз по кругу, она уселась рядом. Секунду помедлила и улеглась.
     – Езда, – укорил Фоминник просто чтобы что-нибудь произнести.
     – Уау, – отозвалась та.
     – Но ты мешаешь.
     – Нет, ну что вы, – заступилась девица. – Она же ничего такого не делает.
     – Наверно, вы ей понравились, – обрадовался Олай.
     – Да? Вы так думаете?
     – Угу.
     – Зачем вам, кстати, ездовая собака? Вы куда-то ездите?
     – Друг... – пожал плечами Олай.
     – Вам не хватает друзей?
     – Мне всего не хватает, – запросто признался шлюзатор. Не особо-то зазорно признаться в том, что очевидно. Усмехнулся: – У меня только собаки много. Она крупная.
     – Уау, – опять подала голос псина, уловив, что речь о ней.
     – Всё-таки вы ей понравились, – снова предположил Олай.
     – А вам? – оживилась девица. – Ну, вам я понравилась?
     – Да как-то... Как-то да. – Фоминник даже не понял, слишком прямой это вопрос или слишком кривой, с подвохом.
     – Как вас зовут?
     – Фоминник.
     – А знаете что? Знаете что, Фоминник? Я приглашаю вас и вашу милую собачушку в путешествие. В большое такое космическое путешествие. Огромное. Хотите?
     – Какккогда? – неожиданно для себя выдал сразу два вопроса координатор.
     – Прямо сейчас.
     – Меня?
     – Вас – и вашу собачушку.
     – Так уж прям и собачушку, – застеснялся он. – Собачище. Собачилло... – Но в душе шлюзатора расцвели невиданные растения, то ли розы, то ли лотосы. На розы они были похожи, будучи нежными и живописно искривлёнными, как любая неизвестно откуда вывалившаяся надежда, а на лотосы – потому что так разнонаправлено торчали своими лепестками во все галактически возможные стороны. Неужели ему повезло?
     Наконец-то ему повезло!
     Но как такое может быть?
     Но может, может, может, может!
     Или не может?
     И что всё это значит? О чём речь? О чёрт. Очень замечательно. Очень странно. Всё очень, очень. Но как, зачем и почему?.. Да, да. Или нет. Да – или нет. Но девушка!.. Ох девушка – осенило его – что, ну что будут делать в этом доходяжном парке те, кто может отправиться в настоящее космическое путешествие, туда, к звёздам?.. Скепсис захлестнул и не схлынул. Взгрустнулось.
     – Ох девушка... – досадливо выдохнул Фоминник. Но в досаде всё ещё валялась надежда.
     – Что? Что-то не так? – штокольно-пластиковым колокольчиком заволновалась девица.
     Поднялась, потянулась и попробовала лизнуть её в лазерный носик Езда. Девица хохотнула и сделала вид, что отмахивается.
     – Вы не полностью отобразились, вот она и лезет. Ей так непривычно, – пояснил координатор.
     – Не полностью?
     – Ну да. Ног нет. Баг какой-то...
     – Ног? Баг? Яснааоууу... – нечеловечьим вибрирующим политоном вдруг взвыла девушка и, где-то на низкой басовой ноте, принялась расти. Из вполне симпатичного тулова появились тонкие, ровные как трубы, в цвет её пепельно розового комбинезона, ноги.
     Доросла до роста Фоминника, остановилась и, улыбнувшись, распределила по этим своим трубам все необходимые объёмы, выпуклости и впадины. Бёдра, колени, тымс! – и сапоги. Синие. Примерно как небеса, когда ты на поверхности.
     Фоминник разочарованно цыкнул.
     Девица поняла это по-своему и отрастила сапогам каблуки-шпильки. Подкорректировала объёмы и выпуклости.
     – Так ты ройху. Понятно... – с глухой досадой проговорил координатор.
     Какая глупая история. Какой неудачный день. Ройху – просто мерзкий космический мусор, бродяжки, никтошки, тупышки. Изоморфы, но не конструктивные, как орхиторы, а типа «желе-желе», то есть даже не мусор, а кляксы, гельки, сопельки. Ничего не имеющие и не могущие поиметь – а какая карьера может быть у сопли? Уборщица, подсобница? Ну да, вот такая – может. Заработный доход три и один в лучшем случае. Какое там «путешествие»! Погонять в этом убогом парке на нелепых машинках с тягой от дешёвых устаревших индукторов – их потолок. И высокий. Не каждая ройховская желейная конечность до него дотянется. Это первая ройху за всё время работы Фоминника. Может, поэтому и как-то не подумал, как-то не разглядел, как-то не ожидал.
     – Как понять «понятно»? Что понятно? Фоминничек! – Ройху пыталась кокетничать и дальше, но разочарование шлюзатора было слишком велико.
     – Свободна, – махнул он рукой, не глядя на кляксу в синих сапогах.
     – Моё предложение в силе!
     Олай только повёл плечом. Многое мог бы сказать, но надо сдержаться. Её предложение! Он видел ройху четвёртый раз в жизни, и каждый раз это убожество, попрошайничество, расползающаяся киселём тупость, а этот голосок... штокольно-пластиковый колокольчик, да, да, это он, ну как можно было не узнать!
     – Свободна, – повторил Олай.
     – Но я действительно...
     – Достаточно, я сказал, – сипло продолжал сдерживаться координатор.
     – Рогнетта, – невпопад представилась ройху.
     – Без разницы, – почти прошептал Олай, попутно, на чистом автомате, ставя себе зарубку, что по-хорошему имя-то давно надо было спросить. Сейчас уже не важно, но на будущее. Будет же у него будущее. Не всегда же, не обязательно же милая девушка, предлагающая прекрасный космос, – просто сопля.
     – Рогнетта, говорю, зовут собаку. А не Езда.
     – Уау! – согласилась бывшая Езда, быстро-быстро подметая хвостом молибден.
     – Что? – не понял координатор.
     – И это не собака. Не совсем собака.
     – А кто?
     – Челнок в пальто. Рогнетта, ко мне! – И лазобраз погас.
     Когда Фоминник, позже, раз за разом, снова и снова вспоминал всё случившееся дальше, почему-то вспоминалось оно в каком-то замедленном, ирреальном режиме. Как низкоскоростная руф-графика. И даже немножко как умеренный мультик. Может, это так от изумления. Может, лёгкий шок и тяжелый пролёт работают так, когда совместно.
     Езда-Рогнетта по кнопке открытия шлюза – хрясь. Створки пошли. Рогнетта помчалась. Фоминник видит, что она помчалась по её стремительному виду, но не по времени. Она исчезает из виду совсем не в миг, хотя преодолеть ей нужно расстояние совсем крохотное, координаторская вряд ли больше, чем парочка-тройка хороших её прыжков.
     Он успевает вспомнить, как она приблудилась – он только прибыл на дром, и они буквально дуэтом вышли к воротам.
     Как он решил, что это рука судьбы – появилась работа, появился друг.
     Как рассудил, что она ездовая – такой экстерьер...
     Такой экстерьер менялся на глазах. Фоминник переводил свой взгляд больших белёсых глаз с призрачно тонкого монитора на рабочий люк с триплексом, и там, и там наблюдая одно и то же: биотехтрансформацию высокого уровня.
     Господи боже галактический, Езда-Рогнетта летела, раскинув лапы, прямёхонько по направлению к фрисбине шесть.
     Из её холки вырастала серебряная пластина и медленно сворачивалась в воронку измеренческого радара.
     Раскинутые передние лапы вытягивались и закольцовывались в бампер-фокусировщик, задние – в бампер-хемотестер (кажется, в хемотестер; похож).
     Туловище удлинялось, ширилось и, как волнами, шло выскакивающими по всей поверхности завитками уловителей. Хвост уже напоминал их конечный отдел, фильтр-капсулу.
     Морда тоже вытягивалась...
     Господи боже всея галактики, это же гиперпространственный челнок! Челнок-трансформер!
     Но разве это не фантастика? Разве не чудо? Разве челнок не в стадии мечталок, артинговых картинок?
     – Езда! – срываясь на фальцет, выкрикнул Фоминник.
     – Она не Езда, – отозвалась невидимая желейная девица (и сколько Фоминник ни стучал по лазобразователю, всё равно невидимая). – Я же говорю, она – Рогнетта. А я – Оди. Нетупая ройху. У меня получилось! И я нашла её. Нашла раньше, чем эти... Я нашла её, слышите?!
     – Слышу...
     – Я не тебе, дурко ты орбитальное.
     – Не мне? А кому?
     – Кому? ЗВЁЗДАМ!
     Фоминник судорожно вздохнул. Челнок подлетал к фрисби, только что он выкинул зелёную стрелку стыковочного коридора. Правая сторона этой грустной картинки привычно пульсировала отсветами выхода на Четвёртую Орбиту, сквозного – на Пятую. Олай закурил. Однако экоко.