Приключения Маши и Миши или одни дома

Приключения Маши и Миши или одни дома.
Из жизни маленьких людей.

Не в тридевятом царстве, не в тридесятом государстве, а на нашей земле, в славном городе К. жили-были муж да жена. И были у них две дочери, две  умницы-разумницы. Жили они, поживали, да добра наживали. Но вот однажды…. Так начинаются почти все сказки, а может быть, только, самые волшебные из них.
И так однажды….

Михаил вернулся домой с работы раньше жены и детей. Лег на диван и уставился в экран телевизора, но отдых был не в радость – очень хотелось есть. Он время от времени поглядывал на улицу в окно, уговаривая своего «червячка», просящего заморить его, погодить малость.

Наконец, калитка скрипнула,  и он увидел, как по дорожке к дому несутся его  любимые чады: пятилетняя Машенька и маленький трехлетний Лизок.
Маша громко кричала:
- Папа, ура! Наш садик сломался!  Нам отпуск дали! Ура! Свобода!
Лиза, подражая старшей сестре, тоже пищала:
- Уя! Уя! Сябода.
Подбежали к отцу и повисли «гроздями» у него на шее. Он подхватил дочерей и замер, наслаждаясь мгновениями счастья, причем, абсолютного. Ох уж эта, не имеющая границ, отцовская любовь к дочерям. Сколько о ней написано да рассказано, а все мало будет.

Отцы, в основной своей массе, как известно, хотят и очень ждут рождения сыновей и, как настоящие мужики, они об этом заявляют громко вслух. Но вот, как еще более настоящие мужики, отцы ждут появления на свет дочерей, и после рождения оных – обожают их, об этом они почти никогда и не кому не рассказывают. Степень этого чувства можно иногда оценить, заглянув в глаза отца, направленные на свою крошку дочурку. Градус обожания зашкаливает, и из его глаз так и брызжет фонтаном безграничная любовь. Со временем, когда дочери подрастают, у пап появляются и другие чувства: восхищения, гордости, тревоги. Но пока  дочурка маленькая – отца переполняет именно чувство беспредельного обожания.
В эти мгновения в глазах мужчины всплывает его чистейшая душа. Такой чистоты у женщин, как бы они не были хороши, наверное, и не найти.

Отдав дочерям частичку своего тепла и получив от них взамен частицу их любви, Михаил аккуратно опускает их на землю, расплываясь в широченной улыбке. Смотрит, как по дорожке к дому с сумками в руках идет его вторая половина Маша-большая. Вид у этой половины, в отличии от первой, был не веселый.
- Что случилось?- спросил Михаил.
- В садике ремонт и девчонок надо оставлять дома. А у меня, как назло, срочная работа. Что делать-то, не знаю? - устало сообщила она.
- Ерунда, не волнуйся, разберемся, делов-то, - сказал глава семейства и полез в сумку, в надежде отыскать там что-нибудь вкусненькое.

После ужина Маша напомнила мужу, что пора разбираться, кто будет брать отпуск. Он сделал робкую попытку уговорить ее плюнуть на эту срочную работу, но она надула губы и отвернулась от него, всем своим видом показывая отношение  к такого рода   предложениям.
- Ну вот, - обреченно проговорил Миша,- все мои хочухи, все мои мечты рухнули. Их и было-то всего три.
Подумав, добавил удивленно:
- И все они почему то на букву «ПЫ» начинаются.
- Так хотелось "пыспаться" вволю, "пысмотреть" телек с пивом, "пылежать" на диване с книгой.
- Что ж я один раз в год не могу себе это "пызволить"? - простонал он в заключении.

Машу так и "пыдмывало" спросить у супруга о том, что же он, по его мнению, делает каждые выходные. Разве не он спит до обеда, смотрит телек с пивом и валяется с книгой на диване. Но, как мудрая женщина, она умоляюще сложила руки и так улыбнулась, что  ему ничего не оставалось, как согласиться побыть с детьми в отпуске без нее. Так сказать: пожертвовать своими хочухами во благо семьи.

 Вечером  муж, впав в крайнее беспокойство, устроил жене викторину под названием
 «Что? Где? Когда?». Михаил с интересом спрашивал:
- Что дают детям на завтрак?  Где лежат девчачьи колготки? Когда укладывать детей спать?
Маша отвечала, улыбалась и удивлялась ему, но больше себе.
- Какая я способная, - думала она, - за такой-то короткий срок из взрослого тридцати летнего мужика воспитать мальчишку удалось.
- Молодец! Вот теперь сама и кушай - воспитательница чудная моя-Мариванна Поппинс, - с усмешкой укоряла себя Маня.
Но, перевоспитывать,  не было времени. И она успокоила прежде всего свою душу, а заодно и мужнину тем, что обещала написать подробную инструкцию по уходу за собственными детьми.

- Ты бы пошел, - посоветовала  она супругу, - посмотрел с детьми мультик про Машу и Медведя. За одно и поучишься у Мишки приемам выживания в среде обитания маленьких детсадовских атаманов в юбочках. Его Маша - вылитые наши девчонки.
Михаила  это наглядное пособие очень заинтересовало,  и он с большим удовольствием присоединился к своим красавицам.  Маша на кухне слышала громкий смех дочек и  хохот мужа, доносившийся из комнаты.
- Чисто дете, - думала она про отца семейства. - Как этих несмышленышей оставлять без присмотра. Но делать нечего, придется.

Когда муж вернулся на кухню, супруга поинтересовалась:
- Ну, как, Михал Потапыч, все понял? Теперь не страшно оставаться с Машей в квадрате?
- Да пустяки, легко, - сообщил глава семьи: - люби, оберегай, все разрешай, молчи – делов-то.
- Ну-ну, -поддакнула Мария, - посмотрим завтра.
А папа Миша, погружаясь в свои детские воспоминания,  мечтательно произнес:
- Каждому человеку в жизни такое существо, как этот мишка, не помешало бы.
- А в детстве особенно: всепонимающее, всепрощающее, тебяпростотакобожающее!
- И желательно, что бы у этого существа было лицо папы, - добавила мама Маша.
- Постараюсь не подвести Потапыча,- заключил Миша и отправился читать на ночь сказку своим принцесскам.

Спал глава семейства беспокойно,  ворочался и даже бредил. Утром Маша с трудом растолкала его и вручила предписание по уходу.
- Пока дети спят, отдыхай,-  прошептала она, - если что звони – прибегу.
И отправилась на работу.

 В доме была тишина, и Михаил погрузился в сон. Но через пять минут, так ему показалось, он сквозь дрему услышал крики: девчонки звали маму. А еще через минуту, они обе сидели у него на груди и, дергая за нос и усы, громко вопили:
- Папа, вставай, мы есть хотим, мы выспались, поиграй с нами!
Папа с трудом открыл глазья и уставился мутным, не выспавшимся взглядом на своих чад.
- Девчонки, - взмолился родитель, - всю ночь не спал. Дайте покемарить  пол часика.  Потом я весь ваш. Все вам разрешу, только сейчас посидите возле меня тихо: почитайте, порисуйте, мультики посмотрите…
- Яяяяя сейчас, - и «отрубился», провалился в этот коварный утренний сон.
Ах, как сон  утром сладок, и сладость его возрастает, если как раз в это время надо вставать.

Снилось ему что-то очень приятное, легкое, солнечное – он улыбался. Но вдруг солнце заволокло темными тучами, трудно стало дышать. Миша с трудом очнулся, попытался открыть глаза, к его ужасу, они не открывались.
- Господи, что со мной? – в страхе думал он:
- Неужели паралич?
 В панике дрожащей одной рукой, другая рука не подчинялась его воле, он  стал ощупывать  лицо, в надежде обнаружить глаза на прежнем месте. Они не прощупывались, пальцы тонули в чем-то очень мягком и сыпучем.

- Уж, и присыпать успели.  Во,  дают!, - обреченно заключил мужик.
Но тут, к несказанной радости, ему удалось, все-таки, нащупать один глаз. Он судорожно стал разгребать то, что не давало ему открыться. Слегка освободив глазницу, Миша поднял веко. И как циклоп обвел безумным взглядом комнату, пытаясь понять, что с ним происходит.
Пред его одиноким оком открылась такая картина. Одна дочурка сидела у него на груди и колдовала над волосами, завивая его кудри на бигуди. Онемевшая правая рука, согнутая в локте и поднятая вверх, оказывается просто "замлела", красуясь розовым перламутром, на ее ногтях.

Михаил перевел взгляд  в ту сторону, где должны были находиться его ноги, по крайней мере,  перед сном, он видел их там.
Слава Богу, они были на месте.  Ногти,  правда, на них тоже переливались, но  почему то бриллиантовой зеленью, как потом выяснилось, причиной тому была нехватка маминого лака. Там у его задних конечностей стояла другая дочурка. Она замерла, увидев, что папа проснулся, зажав в кулачках что-то белое, как тоже позже выяснилось - манку. За дочей виднелась белая дорожка, проложенная ее стараниями от кровати и, видимо, до того места на кухне, где находились семейные закрома.

- Так, - подумал радостно папа.
- Слава Всевышнему! Не паралич и то ладно.  Но что с ногами-то, они не отделяются друг от друга?
- Ба, да они же связаны!  Шарфом что ли? Ну, понятно, чтобы не брыкался во время процедуры  называемой, кажется, педикюром.

- Спасите, помогите, мамочки! - затянул папа жалобно.
Девчонки замерли и хором заголосили:
- Папочка, нам скучно было, а ты все спал и спал.
- И я тебя будю, будю, а ты все не встаешь и не видишь, что солнышко давно встало, а юна и зезды  улетели куда-то, - причитала Лизочка.
- На юг, навелное, куда же еще, - уточнила она уже шепотом.
- Мы очень хотели сделать тебя класивым, как мама. Мы все исплавим, только не лассказывай ей.

- Девчонки,-  взмолился папаня,- развяжите хоть руки с ногами!
Сестрички дружно принялись освобождать его из плена. А он, почувствовав свободу, резко сел в постели, сбрасывая с себя все то, что мешало дышать, слышать и смотреть. Чего тут только не было: и мука, и манка, рис и гречка… вплоть до гороха и фасоли.
- УХ, - сказал отец,- вот я и побывал в шкуре овоща.
 
Резво спрыгнув с кровати, родитель опрометью бросился в ванную. И через минуту оттуда раздался душераздирающий крик. Девчонки стремглав помчались спасать папочку.
Открыли дверь и в страхе обе присели, закрыв лица ручонками. Перед зеркалом стояло чудище все в красной помаде и зеленке.  Пересыпанные мукой волосы на голове  страшилища торчали дыбором, а на макушке красовались три штуки маминых бигуди. На лбу и щеках цвели «тютечки», старательно выведенные фломастером, а над этой цветущей клумбой порхали разноцветные бабочки-бантики, заботливо вплетенные в усы. На пальцах рук и ног блестел-переливался лак и зеленка, а в майке на животе топорщились крупяные запасы.
Проказницы, боясь вновь посмотреть на это чудо-юдо, сидели на корточках, закрыв глаза.

- Вот это картина маслом,- пробормотал папусик.
- Разукрасили так, что мать родная не узнает. Благодарствуйте, доченьки. Уж, порадовали отца, так порадовали.
- Ты, Лизочка, никогда не слушаешь старших, - прошептала Маша, обращаясь к младшенькой,- говорила тебе: не вываливай папку в муке,  а то он, бабушке пожалуется.
Чудо сунуло голову под кран – вода окрасилась в цвета радуги и проявилось такое родное лицо любимого папы.
- Папочка, мы больше так не будем, мы даже всю кашу съедим, - заверещали сестрички.
- Ладно уж, мир, - ласково произнес отец,- мойте руки, сейчас будем завтракать.

Приняв душ, он поспешил  на кухню, откуда раздавался громкий стук ложек об стол и милые голоса, подражая Маше из мультика, требовали:
- Кашу, кашу, кашу…
Михаил поставил перед каждой из девчонок по полной тарелке манной каши. И они, помня данное обещание, принялись уплетать ее за четыре щеки.
-Ну-ка, столько то дел поделали с утра, притомились да и проголодались поди, - наблюдая эту картину, размышлял довольный отец.
Настроение у него улучшилось, и он даже повеселел. Заметая следы преступления на кухне,  он думал:
- Ничего, осилю. Еще часок простоять, да другой продержаться, а там, глядишь,  и «бэтман» по имени Большая Маша примчится. Ну, в крайнем случае, маманьке своей позвоню. Уж она та найдет выход  из моего  безвыходного положения. Поможет.
- Все будет хорошо, - продолжал успокаивать он себя, - может и не придется никому звонить. До конца рабочего дня что-ничего осталось – выдюжу,  Что ж  я не мужик что ли?

Позавтракав и закончив сбор зерновых с пола, папа предложил дочуркам поиграть во дворе, пока он поработает в компьютере.
- А как же мы пойдем на улицу такие, как чучелы, лохматые?- строго заметила старшая Маша.
- Мама всегда нас расчесывала и заплетала косички.
- А я не хочу косичков, папочка, пусть я буду чучелой, - решительно заявила Лиза.
- Ты тогда будешь похожа не на чучелу, а на тетю Таню лахудру, так ее помнишь, соседка тетя Валя обзывала, - прошептала, дразня младшенькую, Маша.
- Все ничего, но вот с косами у меня не очень, - промямлил смущенный отец.
- Пробовал плести, прическа зашибись, хуже лахудринской получается.
- Неее, не хочу быть лахудлой!  Лучше я чуть-чуть потелплю, - пролепетала в испуге крошка Лизок.
- Девчонки, а что если нам пойти путем настоящих героев, которые, как известно,
всегда идут в обход.
- Ну, их – эти косички! Они сейчас не в моде!
- Надевайте-ка, вы, шапки, - прогоготал смекалистый отец.
- Там же жарко! – возмутились сестрички дружно.
- Да, с шапками я погорячился, наверное, панамки больше подойдут сейчас.
- И вопрос с прическами решим, и головы от солнца надежно защитим.
- Во, как! Какие мы молодцы! – гордо произнес, довольный своей находчивостью, отец семейства.
Девчонки надели свои панамки и отправились на улицу гулять, а папа отправился работать на компе.
 
Такое удовольствие: с чашечкой кофе посидеть в интернете, погрузиться с головой в игру, пройти все уровни и победить. Довольный своими успехами, он чувствовал себя суперменом, преодолевая препятствия и всевозможные преграды на пути:
- Ух, какой я!- думал Михаил.
Но его эйфория была прервана. Старшенькая,  дергая его за рукав, настоятельно спрашивала, где взять большое полотенце. Родитель, наконец-то, выйдя из виртуала, понял, что от него требуется.

- Зачем тебе большое полотенце? - спросил он у дочери.
- Надо, - загадочно ответила та.
- Так, - прошептал папа. – Начинается!
И стремглав бросился на улицу. Пред его очами предстала душещипательная картина. На дорожке, в луже прямо в одежде, сидела его любимая Лизочка.  Мурлыкая какую то песенку себе под нос, она зачерпывала кружкой грязную воду и обильно поливала себя. Увидев отца, Лиза радостно прочирикала:
- Папа, ты, говоил, что я «тютесик» аенький, а «тютески» надо поивать теплеськой водиськой..
- Ах, ты мой» тютечек» грязненький, что ж ты натворил? - причитал папа.
И прижимая к груди  дочурку, понес ее в ванную, дабы смыть следы его недосмотра до прихода мамы.

Вымыв и обсушив Лизу, Михаил  притомился изрядно. Решил, что надо все-таки завершить начатое дело. И слезно умолял своих озорниц больше так не озорничать:
- Девчонки, будьте умницами, дайте папе поработать.
Игра приводила его в азарт, и он, забыв обо всем на свете, ушел опять  в этот такой заманчивый виртуально-волшебный мир. Очнулся, когда понял, что не слышит  голосов своих любимых.
- Подозрительно тихо, надо посмотреть, что они там творят, - забеспокоился Миша.
 
Выйдя на крыльцо, он не увидел  дочек, Сердце забилось,  и он забегал по дорожке взад и вперед. Наконец, догадался заглянуть за  сарай. Там его сорванцы в юбках были заняты столярными работами. Младшая пыталась забить огромный гвоздь  в сиденье табурета, из недавно купленного кухонного гарнитура, тюкая  по нему молотком. Старшая, кряхтя и пыхтя, отпиливала очередную ножку стула из того же гарнитура.
- Караул! - заверещал родитель. - Люди добрые, спасите! Все терпению пришел конец:
- Девчонки, быстро инструменты на место, а сами по углам, - я сказал.
Старшая, отбросив пилу, помчалась к лестнице, приставленной к сараю, как обезьянка, быстро пробежала по ней, взобралась на крышу сарая, и по ветке яблони скрылась в густой листве.   
- Вот, это, да! - только и мог вымолвить отец.

Михаил опустил глаза, пытаясь отыскать другую свою обезьянку. Младшенькая Лизок, сидела в углу веранды на корточках, уткнувшись локотками в коленки с двумя зеленками, подперев кулачками розовые щечки и  заливаясь горькими слезами, причитала:
- Бедный, бедный я  чеовечек. Никто меня не любит. И, ты папочка, хоть ты и Миса, а не любись меня, как Миска Масу: все лугаесь и лугаесь.
У бедного папы сердце зашлось от любви и жалости к своим крохотулькам.
Он схватил Лизу, прижал к себе и зашептал:
- Доченька, не плачь, не рви ты мне сердце. Давай будем вместе сидеть в углу.
- Это я виноват во всем – не доглядел.

Он уселся прямо на пол в углу, посадил Лизу на колено и стал утирать бусинки-слезинки  с ее щечек.
- Турики-турики, - запел папа, - мой Лизочек так уж мал, так уж мал, что из грецкого ореха сделал стул, что б слушать эхо и кричал, и кричал!
- А у нас есть олех? - спросила, всхлипывая,  доча,- давай сделаем из них стул, чтобы мама не лугала тебя.
- Поищем, - согласился отец,  напевая  чудную песенку: - турики-турики, турики-татурики…
Лиза, продолжая лить слезки,  подняла ручки вверх, встала и закружилась в танце под папину мелодию этих странных, но таких  успокоительных « татуриков».
- С одной стрекозой справились, кажется, - облегченно вздохнул отец.
- Как, с другой сладить? Как выманить из засады старшую стрекозку?
- Придумал,  - сказал папа, - а давай-ка, Лизок, споем дедушкину любимую.
И они хором затянули:
- Этот день Победы порохом пропах …
Из зарослей высунулась мордашка Маши и  закричала:
- А я, а как же я, а про меня забыли, а меня подождать!
Она с кошачьей быстротой проделала обратный путь: ветка, крыша, лестница. И вот уже сидит на папином колене и громко с выражением поет:
- Маруся, раз, два, три, калына …

Закончив одну, они затягивали другую песню народную - русскую или украинскую. И разливалась в округе благодать от пения такого исключительно замечательного хора.
Концерт неожиданно пришлось прервать, когда  калитка распахнулась, и на дорожке нарисовался соседский сорванец по имени Ванечка, обуреваемый той же радостью выхода на свободу из садика, что и девчонки. За ним стояла его мама. Сделав лицо просительным, она запричитала:
- Миш, надо срочно уйти. Посиди с Иваном. Пусть он с твоими красавицами поиграет, а я быстро: туда-сюда и обратно…
Михаил мысленно проследил этот путь, и глаза его стали грустными.
- Да, - подумал он, - это надолго.
А уж, когда он увидел, как Ванечка и девчонки, взявшись за руки, стали прыгать и оглушительно орать, даже слегка запаниковал.
- То были все цветочки, вот теперь они тебя угостят, я думаю, ягодками. Ну, держись, супермен, - с издевкой,  подумал о себе папа Миша.

А что же наша мама Маша. Как она чувствует себя, там, на работе, когда дети остались без ее присмотра.
Работает одной рукой, а другой слушает: не звонит ли телефон. До обеда дожила, звонка не было, и сама не стала звонить.
- Взрослые, - уговаривала она себя,  - справятся. В конце - концов  лето,  поиграют во дворе.
После обеда она даже повеселела, расслабилась, уходя в работу.  Оттуда ее достал продолжительно настойчивый звонок. Она схватила трубку и оглохла от воя.  Муж в истерике вопил:
- Машка, все,  не могу больше!  Не справляюсь!  Бросай работу, беги домой -  они на санках по огороду катаются!

Когда она примчалась на «парусах» домой, пред ней открылась сцена повергшая мужа, судя по воплям, в шок. Старшая дочь была запряжена в дровни-салазки и тянула их изо всех сил. Пыхтя и обливаясь потом, в спинку этих салазок упирался Ванечка. А на самих салазках восседала младшенькая, размахивая хворостиной  и горланя во все горло песню, которую она выучила с дедушкой:
- Эх, вдоль по Питерской …

Ох,  нелегкая это работа на санках то летом по земле да по грядкам кататься. Только пол огорода снесли, сравняли с землей все, что было там посажено. Умаялись  детки. Насилу мама остановила этот праздник жизни.
- Господи Иисусе, где муж то?  - в страхе подумала Мария, обводя беспокойным взглядом семейное гнездышко и прилегающие к нему владения.
- Сбежал? Спрятался?
И тут она услышала странные, пугающие звуки похожие на дикое ржание. Развернувшись, Маша увидела, наконец- то, отца семейства. Он, сдерживая прорывающийся гогот, снимал все происходящее на камеру.
- Машка, - прогоготал супруг, боялся, что ты не успеешь посмотреть на это кино. Решил, что надо снять фильму для семейного архива. Пусть девчонки потом нашим внукам ее показывают. Наглядное пособие будет для них. Пусть учатся у нас приемам воспитания настоящих маленьких разбойников. За тобой название этого шедевра.

- А как же грядки и мои посевы?  - спросила рассерженная жена.
- Маша, ну ты даешь, - удивился Миша. - Это же наши дети. Главное, что они живы и здоровы, а остальное все приложится.  Купим, посеем, делов-то!
- Ага, делов-то, - ехидно повторила Маша.
И тут ее личность раздвоилась. Одна ее половина, принимая образ сказочной бабы с метлой, просто очень громко требовала закатить грандиозный скандал своим домочадцам. Тем более, что натура, проникаясь к себе жалостью, требовала того же.
Вероятно, эта баба с метлой живет в каждой женщине, в той или иной мере. Иногда, в малых дозах, это даже полезно для окружающих. Дабы напомнить им, что женщина – прекрасная и слабая половина человечества и надо считаться с нею, быть снисходительными к ее слабостям; искренне жалеть, а также сидя у нее на шее свесив ноги, платить хотя бы за это благодарностью.

Другая половина – добрая, ясная, да к тому же мудрая, в  сказочном образе Марьи Царевны тихо нашептывала, что надо все понять, принять, пожалеть всех. Тем самым сохранить мир и покой в семье. И тогда завтра можно будет заниматься своей срочной работой. Проиграв в уме все за и против, Мария на этот раз приняла сторону второй половины своей личности, и, сдерживая эмоции, продолжала:
- Конечно, пересеем, купим. Как скажешь, дорогой  ты, же у нас «голова».
«Голова», открыв рот в изумлении и провожая взглядом направляющуюся в сторону дома свою «Шею», пробормотала:
- Кажется, на этот раз пронесло. И тут же добавила:
- Но лучше бы уж накричала.  Было бы легче, а так стыдно за себя и жалко Машку, тяжко ей приходится.  Ее шапочка жены Мономаха, потяжелей моей шапки, будет.
 
Маня, опустив глаза до земли, в печали и растрепанных чувствах тем временем подошла к крыльцу дома, взялась за перила и услышала какие-то странные звуки, напоминающие плач ребенка. Она подняла глаза  и увидела на веранде в  коляске младенца.
- Ну, нет, это уже слишком, - прошептала Маша. - Только мне этого  сейчас не хватает.
- И моему ангельскому терпению приходит конец.

Она поспешила к плачущему дитяти, а подойдя,  остолбенела. В кукольной коляске, пристегнутый, как в детском кресле безопасности, на подушке из бархата восседал семейный любимиц Василий. Домашний питомиц  - кот внушительных размеров из категории тяжеловесов, плут и хитрец предстал пред очами хозяйки в умопомрачительном наряде. В памперсах, натянутых на нижнюю часть туловища, в ее лифчике, в розовом чепце на ушах и такого же цвета пинетках на задних конечностях. Картину завершала пустышка, висящая у котика на шее.
- Шик, блеск, красота! - только и могла вымолвить, сраженная увиденным,  Мария, теперь уже, в образе Эллочки-людоедочки.

Судя по амплитуде взмахов хвоста, образ от малолетних модисток котик не одобрял. И в каждом кошачьим глазу застыло по одному немому вопросу, как минимум.
В одном, в том, что с прищуром  - вопрос обращенный к миру:
--До коле,…?  До коле, - я спрашиваю,  -  это будет продолжаться?
Эти бесконечные  примерки и демонстрации шмоток в розовой гамме? Пора уж перейти на прикиды,  приличествующие  моему полу и  возрасту. Я думаю, что папа не очень обидится, если позаимствовать что-то из его гардероба, Например, те шикарные трусы в горох. Все обалдеют от зависти!
В другом глазище, в том, что подобрее, застыл другой немой вопрос, обращенный к себе любимому:
- Зачем? Зачем я не послушался Шарика и не присоединился к нему,  когда тот уносил ноги, как только поблизости учуял сестричек? Зачем не затаился в малине с ним до прихода мамы Маши?
- Подвел нюх, видать.  Запах сосиски заглушил запах страха. Старею,  - размышлял усатый полосатый.

Маша тем временем, получив исчерпывающую информацию из кошачьих глаз, открыла рот в немом крике, всплеснув руками, сложилась пополам и затряслась в беззвучных рыданиях. Муж и дети, увидев мать в таком положении, поспешили ей на помощь с криками:
- Машенька, прости меня! - причитал испуганный Михаил
- Мамочка, не плачь, мы больше так не будем! - голосили девчонки.
И даже кот, сидя в своем кресле, громко замяукал, как бы говоря:
- Вот до чего довели мою любимую хозяйку. И ж, как закатилась, а выкатиться обратно не может.
Все хором принялись гладить маму Машу по голове, уговаривая ее успокоиться.

Наконец мамуля приняла вертикальное положение и насилу раскатилась. Беззвучные рыдания перешли в зону слышимости. И стало понятно, что она  рыдает от смеха. В округе разносилось мамино:
- Ха-ха-ха, ой,  не могу, ха-ха-ха, спасите, помогите, ха-ха- ха,  делов-то!
Все замерли, пытаясь переварить увиденное. И через минуту к маминому хохоту присоединился гогот папы и  звонкий девчачий смех. Хохотали до тех пор, пока обида и гнев не покинули их и в душах воцарились опять любовь и покой. От такого веселья и волнения все слегка устали и даже проголодались
- Пора, нам подкрепиться, - произнес папа, подхватывая маму на руки и направляясь в дом поближе к "центру вселенной" в просторечье называемой  кухней. Девчонки в свою очередь подхватили коляску с Василием и покатили ее в том же направлении. Эту процессию завершал пес Шарик. Он радостно вилял хвостом, довольный тем, что, наконец- то, вернулся в семью  из своей малины.

На кухне все дружно принялись готовить ужин, вспоминая все, что произошло с ними за этот такой долгий  чудесный день. И наговорились, и нахохотались вдосталь. И так-то было весело и так-то было хорошо, как в сказке. Пес и кот принимали в этом действии активное участие, настолько активное, что периодически попадали под ноги хозяевам. Но отдавленные хвосты и лапы были не такой уж большой платой за радость, царившую на кухне. Потому что, даже, и коту понятно, что в доме, где слышен детский смех, все хорошо. А в доме, где слышен смех мамы, живет счастье.

За ужином  Маша все-таки не удержалась:
- Ну что же ты, - проговорила она с укором, обращаясь к супругу,  - куда смотрел?
Миша замотал головой и  поднял вверх руки:
- Я старался, сдаюсь, - виновато улыбаясь, вымолвил он. - Завтра вот еще раз посмотрю мультик, да поучусь у Потапыча терпению и спокойствию в общении с этими «тютечками» жизни  Ему-то легко: у него всего одна Машка, а у меня  целых две.
- Правда, девчонки, - подмигнул он  своим проказницам, - мы еще повоюем.
- Повоюете, повоюете:  целый месяц впереди, - засмеялась мама.
- Глядишь в конце отпуска,  можно будет папе аттестат зрелости выдавать, - пошутила она.
- Аттестата маловато будет за такие-то тяжкие испытания и переживания,  На войне, как на войне,- возразил папа.
- Хочу  награды побольше, ну, скажем, орден  типа «Анна на шее». Нет,  в моем случае будет правильнее  «Маша на шее», вернее, «Две Маши на шее». Не заслужил, думаете?. Ладно уговорили: согласен на медаль «Отца I степени». Нет? Ну, хотя бы до III степени я дотяну?- смеясь, размышлял вслух Михаил.

- Ну, а вам озорницы, понравилось быть одним дома с папой.?  - обратилась мама к притихшим дочам.
- Да, да, да, - громко и радостно закричали машки.
- Очень, очень, пре очень, будем всегда с папой!
- Не пойдем никогда больше в садик. И если его сделают, мы его поломаем, - пригрозили милые крошки.
- Мы будем слушаться папочку и дадим ему много-премного  медалев, до  самого неба - вот сколько, - добавила младшенькая, поднимая ручки вверх.
- Хорошо, - сказал отец, - но это будет завтра,
- А пока можно я пойду уже спать, что-то я притомился  за день. Надо хорошенько отдохнуть перед вторым днем моего отпуска.
- Спокойной ночи,  чуды мои  любимые.

Управившись с домашними делами, Маша отправилась взглянуть на своих спящих принцессок. Отворив потихоньку дверь, она подошла к кроватке младшей и подняла одеяло. Там никого не было. Старшей  тоже    не оказалось в своей  постели.
Мария в страхе побежала в свою спальню, распахнула дверь.  Готовая закричать, она широко открыла рот и осеклась. На кровати, как в колыбели, спал  муж с блаженной улыбкой на губах, а под каждым его «крылом», обнимая его своими ручонками, сладко сопели Маша и Лиза. И тут же рядом на стуле, куда ж без них, сонно мурлыкал кот Василий, а под стулом, вторя кошачьей песенке, тихо урчал его непримиримый друг пес Шарик.
Маня, прикрыв рот руками, тихо присела на краешек этой колыбели и прошептала:
- Господи, за что мне все это?
- За что?  - повторила она.
- Чем я заслужила такое?
- Счастье.