Гл 05 Рассказ Фиа

- Я сменила много хозяев.  Я тебе говорила, что я родилась свободной.  Мы жили на севере, мы были крестьянами у помещика, были очень бедными, постоянно голодали.  Нас в семье было двенадцать детей, и я была второй девочкой.  И когда мы совсем задолжали помещику, у родителей остался один выход - продать кого-то из детей в рабство.  Конечно, за мальчика можно было выручить больше денег, а у меня было семь братьев, но мальчики нужны в хозяйстве, это самые нужные работники.  Старшая сестра собиралась выйти замуж, и родители рассчитывали получить за нее хоть какой-то выкуп.  А младшие сестры совсем еще были маленькие, поэтому и решили продать меня.  Хоть нас и много было, но родителям дорог был каждый ребенок, и непросто им было решиться отдать свою дочь, но они решили лучше продать одного ребенка и хоть как-то сохранить всех оставшихся, иначе вся семья умерла бы с голоду.  Мама долго плакала, но делать было нечего, и однажды она отвела меня к помещику.  Он тут же оформил необходимые бумаги, расплатился с мамой, а меня отвели на конюшню  и выжгли там вот эти два клейма - Фиа показала на два клейма - одно клеймо с изображением собаки, держащей в обнимку двух маленьких лошадей и другое клеймо - с изображением птицы.

А потом началось самое страшное.  До этого у меня не было мужчин, я гуляла с одним парнем из нашей деревни, и только иногда разрешала ему себя поцеловать... А тут все мужики, которые работали в доме - и повара, и конюх, и кузнец, и садовник, начали мною пользоваться.  Ничего интересного они выдумать не могли, они умели это делать только в одной позе, но слезать с меня не слезали несколько дней, разодрали мне все.  Я бы удавилась с горя, и меня только то останавливало, что я понимала, что если я удавлюсь, помещик отберет деньги у мамы обратно, и ей придётся вместо меня продавать одну из моих сестер.
 
Через несколько дней меня повезли в город на рынок.  Хоть было это и не близко, но мама тоже туда поехала.  Когда она увидела, как меня, голую, выставили на помост, и торговцы начали подходить, рассматривать меня, щупать, она разрыдалась.  Когда меня купили, выжгли еще одно клеймо и повели с рынка, она долго шла рядом, просила далеко меня не увозить, просила отдать каким-нибудь приличным людям, хорошим хозяевам., говорила им, что я еще девочка - конечно, она и подумать не могла, что со мной делали на конюшне.  Торговцы посмеивались, успокаивали маму, обещали все сделать, как она просит.  На самом же деле повезли меня на юг, в Ансил.

В Ансиле меня продали в магазин, как товар.  Несколько дней я жила в магазине, пока не нашелся покупатель.  Это оказался ученый, у него было небольшое имение около Хаэнха, а сам он постоянно жил в Ансиле и преподавал в Университете.  В Ансиле у него была небольшая квартира, три комнаты и кухня.  Он меня взял, чтобы я занималась хозяйством.  А заодно я ему стала и женой.  Человек он был очень добрый, спокойный, жили мы с ним замечательно.  К нам никто не ходил, и мы ни к кому не ходили, и мой Хозяин все время, когда не был в Университете, проводил дома, за книгами, а книг было много,  две комнаты из трех были заставлены книжными шкафами.  Он и меня выучил читать и писать, и я прочитала почти все книги, которые были в доме.

Пока я жила у этого хозяина, я родила двоих мальчиков.  Первый был непонятно от кого, а второй был, конечно же, от Хозяина... И так могло продолжаться долго, бесконечно долго, и сейчас бы я могла жить там же, но однажды Хозяина пригласили читать лекции в другой Университет, за границей.  Он хотел было взять и меня с собой, но в той стране не было рабства, и приехать туда со своей рабыней было бы неприлично.  Поэтому он уехал, оставив меня в Ансиле.  Тут же приехала его дочь.  Наверное, у них в семье было не все в порядке, потому что пока я жила у Хозяина, его дочь ни разу к нему не приезжала, а как только он уехал, она тут же приехала и поселилась в его квартире.

Книги, которые Хозяин оставил, его дочь отвезла в имение, одну из комнат превратила в гостиную, в другой комнате устроила себе спальню, меня с сыновьями переселила на кухню.  Моя новая хозяйка была в общем женщиной неплохой.  Зачем она переехала в Ансил, мне было непонятно.  Как у многих аристократов, с деньгами у нее были большие трудности, и жила она, скорее всего, в долг, а жизнь в Ансиле обходится гораздо дороже, чем жизнь в имении, но тем не менее она предпочла жить в Ансиле, обзавелась подругами, которые постоянно приходили к ней в гости.  Я готовила к столу угощенья, довольно скудные из-за нехватки денег, убирала в квартире.  И жилось мне вроде бы неплохо, но однажды произошел случай, о котором я до сих пор вспоминаю с содроганием.  Как-то одной из гостей моей Хозяйки понравились два моих сына, которые бегали под ногами у гостей и играли, и Хозяйка по своей доброте подарила моих детей гостье.  Гостья была вне себя от восторга и умиления, как она благодарила мою хозяйку за такой подарок!  А я была в ужасе, я поняла, что сделать ничего не могу, что мне указали на мое место.  Я умоляла хозяйку вернуть мне моих детей, я стояла перед ней на коленях, целовала ей ноги... Она посочувствовала мне, пожалела о своем опрометчивом поступке, но объяснила мне, что вернуть мне детей она не может, так как просьба вернуть обратно сделанный подарок выглядела бы странной и поставила бы мою хозяйку в неловкое положение.

Несколько дней я ходила не в себе, все у меня валилось из рук.  И как раз в эти дни я случайно подслушала разговор Хозяйки с одной ее гостьей.  Та пугала ее страшными историями о мстительных рабах, убеждала ее в том, что неизвестно, что у меня на уме, и оставаться со мной вдвоем Хозяйке просто опасно... И вскоре Хозяйка и ее гостья повели меня в местное Управление внутренних дел, где Хозяйка оформила продажу меня своей подруге, мне выжгли клеймо - вот эти весы, это было у меня уже шестое клеймо, на левой груди места уже не оставалось, и это стало первым клеймом на правой стороне. По клейму я поняла, что моя новая Хозяйка не принадлежит ни к южным аристократам, ни к северным.  Все южные аристократы, являющиеся потомками Меончирелли, имеют на своем гербе изображение собаки или лошади, потому что на гербе самих Меончирелли изображена собака, держащая в обнимку двух маленьких лошадей, а северные аристократы должны иметь на гербе изображение какого-нибудь местного животного.

Самое удивительное заключалось в том, что моя новая Хозяйка родилась почти там же, где и я, в соседней деревне и была крепостной того же самого помещика.  Помещик отпускал ее родителей на заработки в город, и она с детства ездила с родителями в город торговать на рынке.  И когда она подросла, она поняла, что гораздо больше можно заработать, став уличной женщиной.  Новое ее занятие приносило настолько хороший доход, что однажды, когда помещик особенно нуждался в деньгах, моей новой Хозяйке удалось выкупить у помещика себе вольную.  Став свободной, она продолжала заниматься тем же, и через некоторое время у нее скопилось немного денег, достаточно для того, чтобы открыть свой маленький бордель, где вместе с ней работали еще две девушки.  Когда она заработала еще больше денег, она свой бордель продала и решила заняться перепродажей рабов - это оказалось более доходным и более благородным занятием.  И здесь она нашла способ, как сделать торговлю более доходной.   Больше всего ценятся рабы-мастера, которые что-то умеют делать - повара, портные, прачки, конюхи...  А когда такой раб становится старым или получает увечье и уже не может работать, хозяин убивает раба или продает его по дешевке.  И моя Хозяйка придумала скупать старых рабов-мастеров, они обучали  мастерству молодых, здоровых, но еще неопытных рабов, и обученных молодых рабов она могла продавать довольно дорого.  Помимо этого, она занималась и обычными видами работорговли - перепродавала рабов, откармливала рабов на мясо и готовила девушек-рабынь для любовных развлечений, тем более что опыт в любви у нее самой был немалый.  Она знала, что я умею читать и писать, и поэтому давно уже задумала меня заполучить, а тут подвернулся случай, и удалось получить меня почти даром.

Но приобретение оказалось, как видно, не слишком удачным.  Выгодно меня перепродать сходу не получилось - никто из ее клиентов не заинтересовался грамотной рабыней, а раз меня саму продать не удалось, то не имело смысла и обучение мною других.  Сама она часто со мной беседовала, просила пересказывать мне то, что я узнала из книг.  Хозяйка знала гораздо меньше меня, ей некогда было учиться, она читать и писать умела с трудом.  Но она как-то обходилась, и хотя я и помогала ей выучиться лучше читать и писать и больше узнать, это ее не слишком сильно интересовало, поскольку не давало немедленной прибыли.  Потом, правда, Хозяйка нашла мне применение - она поручила мне вести учет в ее предприятии.  Я переселилась из дома, где жили все прочие рабы, в квартиру Хозяйки, мы жили с ней как подруги, ведущие совместное дело, у нас не было друг от друга никаких секретов.  Каждый вечер у нас были гости - партнеры и клиенты моей Хозяйки, это были самые разнообразные люди - аристократы, предприниматели, правительственные чиновники.  Я как сейчас помню эти вечера, которые мы проводили за беседами при свечах, с бокалом хорошего вина.  Когда разговор заходил об истории, литературе, естествознании, разговор поддерживала я, когда же говорили о сегодняшнем дне, об общественных нравах, о том, что происходит в империи, тут моя Хозяйка поражала всех своей наблюдательностью, меткостью суждений, иногда ее суждения были слишком смелыми, что придавало нашим беседам особое очарование легкой опасности.  Эти вечера почти каждый раз заканчивались в постели с гостями.  Когда гостей было больше двух, хозяйка брала на помощь девушек из тех, что обучались в ее школе искусству любви.

Прекратилось это для меня совершенно неожиданно.  Один раз Хозяйка сообщила мне, что она закрывает свое дело, всех своих рабов продает и уезжает на Запад.  Хозяйка обычно очень хорошо владела собой, и всегда была сдержанна, спокойна, нетороплива, но в этот раз она не могла скрыть своего волнения, она объяснила, что обстоятельства в эти дни складываются для нее необычайно удачно - одному из ее партнеров удалось купить на Западе, на границе пустыни Люр, крупное имение, принадлежавшее ранее одному из аристократов.  Обычно император не дает разрешение на перепродажу имений, и добиться разрешения удается с очень большим трудом.  Новый владелец имения нуждался в деньгах, чтобы поднять запущенное хозяйство, поэтому он готов был взять в долю своих ближайших друзей, в число которых входила и моя хозяйка.  И тут как раз в эти же дни она получила заказ на крупную партию рабов и нашла покупателей на свою недвижимость - дом и квартиру.  Никак нельзя было упускать такую удачу, и она решила действовать.  “А как же я? - спросила я растерянно”. “Увы, Фиа, - ответила мне хозяйка, - мне твоя помощь там не понадобится.  Если бы у меня было побольше денег, разумеется, мы бы с тобой договорились, и я помогла бы тебе открыть маленькое дело, может быть, заграницей, где ты стала бы свободной.  Но в данный момент у меня такой возможности нет.  Так что, извини, пока мне твои знания и умения не нужны,  умная я сама, а тебя придется продать вместе со всеми, потому что сейчас у меня каждый тау на счету, и от того, какую сумму я вложу в общее дело, зависит моя доля в будущей прибыли...”

Я попала вместе со всей нашей партией на завод.  Это было штучное производство - со строительством в империи железных дорог понадобилось организовать мастерские по ремонту паровозов и вагонов, и наш завод изготавливал на станках различные детали.  Детали нужно было изготавливать очень быстро, и заранее было неизвестно, какая деталь понадобится.  Поэтому хозяину завода приходилось держать несколько рабочих смен, обеспечивающих постоянную готовность производства, много времени рабочие простаивали, и им приходилось платить за простой.  Хозяин решил попробовать применить рабский труд.  Это позволяло ему обойтись одной сменой - нас попросту приковали каждого к своему станку, а несколько человек приковали к тележкам, и мы работали, когда была работа, а когда работы не было, тут же на рабочем месте отдыхали.  К тому же хозяин мог совершенно не беспокоиться о технике безопасности.

Работа за станком была утомительной, но не изматывающей, я не валилась с ног от усталости, как здесь, на плантации, потому что часто бывали перерывы в работе.  Меня угнетала безысходность, после жизни у прежних хозяев, где я была почти свободным человеком, где имела даже семью, страшно было потерять все и оказаться в этом совершенно бесправном и безвыходном положении.

Там, на заводе, у меня родилась девочка, которую у меня через год, когда я ее отняла от груди, забрали.  Я была совершенно уничтожена, разбита, поэтому то, что у меня эту девочку забрали, я уже восприняла как-то совершенно безразлично.  Мне казалось в то время, что жить осталось совсем недолго, и действительно, уже многие рабы, прикованные к соседним станкам, получили увечья и были отправлены под нож, вместо них появились новые, у некоторых станков на моих глазах сменилось двое или трое работников,  и мне оставалось только ждать, когда и со мной произойдет то же самое.  Но неожиданно моя жизнь опять переменилась.

Что-то во мне понравилось одному из мастеров, работавших в нашем цеху, и он выкупил меня, чтобы подарить своему сыну-подростку.  Сын моего нового хозяина находился в таком возрасте, что начал интересоваться женщинами, и хозяин решил предупредить возможные неприятности, которые могли при этом возникнуть.  Сын был рад подарку, но когда он узнал, что я к тому же умею читать и писать, его восторгу не было предела.  Это был совершенно отпетый бездельник, он не хотел ни учиться, ни работать, почти все время он проводил с друзьями, такими же бездельниками, как он.  Занимался он дома с приходящими учителями, раньше он кое-как делал домашние задания сам, а с моим появлением все за него стала делать я.  Помимо уроков, мои обязанности заключались в том, чтобы утром подать своему молодому хозяину завтрак в постель, вечером уложить его спать, а ночью заниматься с ним любовью.  Первое время он занимался любовью очень охотно и много, каждую ночь по нескольку раз, но вскоре он выдохся, и уже не пользовался моими услугами по несколько дней подряд.  Меня такая жизнь вполне устраивала.  Мой хозяин не брал меня с собой, когда шел к своим друзьям - родители ему это запрещали, потому что боялись, что он может одолжить меня кому-нибудь из своих приятелей, и я подцеплю таким образом болезнь.  Поэтому много времени я проводила дома за чтением книг, продолжая начатое мною ранее образование.

Так продолжалось до тех пор, пока мой молодой хозяин не собрался жениться.  Разумеется, его невеста сразу поняла, для чего меня держит хозяин, и выпросила меня у него в подарок.  На всякий случай она тут же переподарила меня своему брату.  У своего очередного хозяина я ухаживала за цветочными клумбами около усадьбы, жила я в маленькой деревянной будке, типа собачьей конуры, работа была, в общем-то, не слишком тяжелая, я работала с увлечением, так, будто это были мои собственные клумбы.  И действительно, получалось очень неплохо, иногда я слышала отзывы гостей о моих клумбах.  Плохо было только то, что здесь я не могла читать- книги были только в хозяйском доме, а туда меня не пускали...

Однажды к хозяину приехал погостить родственник его жены, студент, он учился в Университете Люаниринили - среди южных аристократов считается престижным обучаться на севере, ведь Университеты Люаниринили, Люанола и Горома, в которых сохраняется дух великих северных цивилизаций, покоренных древними императорами-завоевателями,  считаются лучшими университетами мира.  Студент целыми днями занимался, сидя на скамейке в саду, и как-то обратил на меня внимание - я постоянно ходила мимо с лейками, с ведрами, с прополотой травой.  Понятно, что может понадобиться от женщины молодому парню, тем более, если женщина совершенно бесправна... Он отвел меня в беседку в отдаленном углу сада, и в этой беседке я ему отдалась.  Ему понравилось, и он часто стал водить меня в ту беседку.  Это был добрый парень, каждый раз он угощал меня конфеткой, кусочком вкусной колбасы, шоколадкой.  Однажды я, видя его доброту, настолько осмелела, что попросила его вместо угощения принести лучше что-нибудь почитать - я очень соскучилась по книгам. Студент сильно удивился, но книжку принес.  Поняв, что я грамотная, он захотел взять меня с собой на север.  Хозяин не хотел меня отпускать, хозяин был очень доволен тем, как я содержала его цветочные клумбы.  Но он уступил просьбе своей жены, и, таким образом, я опять поменяла хозяина и вскоре отправилась с ним в Люаниринили.

Мой новый хозяин снимал с двумя другими студентами с юга небольшую квартиру в самой лучшей части города, недалеко от площади Кадельмант.  Мы приехали в Люаниринили осенью, я за долгие годы жизни на юге уже и забыла о том, что бывает осень, зима, весна, бывают холода.  Люаниринили был особым городом, непохожим на Ансил, здесь был совершенно другой климат, другие люди, речь их походила на ту, которую я слышала в детстве в своей родной деревне, здесь был другой уклад жизни, и моя жизнь в очередной раз совершенно изменилась.  Трое студентов, с которыми мне предстояло жить, жили между собой очень дружно.  Это были представители богатых семей, и родители постоянно присылали им довольно крупные суммы денег, но эти деньги у них быстро кончались, потому что они привыкли ни в чем себе не отказывать.  Учились они с удовольствием, хотя и не считали учебу своим главным делом, часто они пропускали занятия, но, имея деньги, они могли обеспечить себя помощью других, более бедных студентов.

Постепенно определился круг моих обязанностей.  Я должна была вести все хозяйство в квартире, которую снимали студенты, готовила, убиралась, стирала, обеспечивала всех троих по очереди любовными услугами... Часто мои студенты устраивали вечеринки, на которые приглашалось много гостей, тоже студентов.  Когда денег было много,  подавались роскошные блюда, дорогие вина, приглашались дорогие женщины, а когда деньги кончались, вечеринки все равно устраивались, и гостей было не меньше, но единственным блюдом была жареная картошка, пили дешевую водку, купленную у крестьян на местном базаре, и всех гостей приходилось обслуживать мне. В дальнейшем на меня возложили и помощь студентам в учебе.  Большинство лекций они предпочитали не посещать, и мне поручали переписывать лекции у других студентов, кроме того, я прорабатывала для них учебники и потом им кратко пересказывала содержание, выполняла домашние задания, делала чертежи... Спать мне почти не приходилось - днем я занималась хозяйством, вечером любовью, а ночью читала, писала, чертила.  Студенты относились ко мне неплохо, они считали само собой разумеющимся то, что всю работу делала я.  За все время, что я жила у них, я не слышала от них ни одного грубого слова, никто из них ни разу не ударил меня.

К моим студентам приходил один бедный студент, скромный, воспитанный, застенчивый юноша.  Он тоже помогал им в учебе, получая за это скромную плату.  Часто к назначенному времени моих хозяев не было дома, и бедному студенту приходилось их дожидаться.  Я проводила его на кухню, угощала его, и мы подолгу с ним беседовали обо всем, преимущественно о науке, другие предметы мало его интересовали.  В вечеринках бедный студент никогда не участвовал, хотя его постоянно приглашали.  От моих любовных услуг он также отказывался, хотя мои хозяева много раз предлагали ему мои услуги и в качестве оплаты за его труды, и просто так... Именно поэтому я испытывала к нему особое расположение, и мне казалось, что и он тоже, и отказывался от меня он потому, что жалел меня.

Один раз наш бедный студент пришел к моим хозяевам просить деньги, которые хозяева ему задолжали за занятия, а денег у хозяев, как это часто случалось, не было.  “Возьми  в качестве платы Фиа, - предложил мой хозяин,-  денег у нас сейчас нет, нам и самим есть нечего, а когда мы получим что-нибудь, еще неизвестно...”.  “Вы знаете, что меня женщины не интересуют”, - возразил бедный студент. И тут я услышала такое, что у меня от радости перехватило дыхание: “Да ты меня не понял, - сказал мой хозяин, - я тебе предлагаю ее насовсем, ведь она стоит гораздо дороже, чем мы тебе задолжали.  Я мог бы продать ее сам, и выручить столько денег, что и с тобой бы расплатился, и еще бы осталось... Но мне этим заниматься некогда, а к тому же неужели я, потомок Меончирелли пойду на рынок торговать своими рабынями”.

“Зачем ты это делаешь?” ,- в ужасе спросил у моего Хозяина его сосед, - “как мы будем без нее обходиться?”.  “Извини”, - ответил мой Хозяин,- “ Но я так больше не могу.  Мне не по себе оттого, что я владею, как домашним животным, этой женщиной, которая знает гораздо больше меня, наверное, намного умнее меня, лучше, чище, добрее...”.

Я увидела, как радостно заблестели глаза у бедного студента, но на всякий случай он высказал сомнение в том, что ему отдают меня насовсем.  “Ты понимаешь, - убедил его мой хозяин,- что все-таки имеешь дело с потомками Меончирелли, с благородными людьми... И к тому же в любом случае это все будет оформлено официально, мы сейчас пойдем в Управление внутренних дел, подготовим все бумаги, ты поставишь ей свое клеймо...”  Можно было не спрашивать, согласен ли был студент стать моим хозяином - достаточно было взглянуть на его сияющее от счастья лицо.   Мы сразу же пошли оформлять бумаги.  Оказалось, что у студента нет своего клейма, и клеймо ему пришлось заказать тут же, в Управлении.  Он долго договаривался насчет изготовления клейма.  Ему объяснили, что клеймо ни в коем случае не должно быть по размерам больше императорского клейма, к тому же большое клеймо стоит очень дорого. Он возмущался, доказывал, что ему необходимо изготовить обязательно большое клеймо, просил показать ему документ, ограничивающий размеры клейма, но документа такого найти в Управлении не могли - то ли не знали, где его искать, то ли ограничение на размер было лишь негласным правилом.  В конце концов, договорились изготовить клеймо с изображением книги, по размерам на одну двадцатую долю меньшее, чем императорское клеймо.

Когда все было сделано, новый хозяин повел меня к себе домой, в маленькую комнатку, которую он снимал в старом обшарпанном доме на окраине, на берегу озера Аденали.  По дороге мы зашли в магазин, где хозяин купил плетку, чем меня очень удивил.  Дома он повесил эту плетку на стену, а я приготовила ужин... После ужина мы легли в постель.  По его поведению и по его уклончивым ответам я поняла, что он первый раз в жизни обладает женщиной, а я первый раз в жизни принадлежала мужчине не по принуждению, а потому, что хотела ему принадлежать, потому, что хотела отблагодарить его за свое избавление.  В ту ночь мне казалось, что кончились, наконец, все мои страдания, мое унижение, и что, наконец, я обрела свое счастье.  Я так устала к тому времени от жизни, так была измучена всем тем, что мне пришлось перенести, что я старалась забыть о своих утерянных детях, о родителях, братьях и сестрах, которые продолжали жить, наверное, по-прежнему в нищете, измученные голодом и непосильным трудом, мне хотелось хотя бы самой насладиться обретенными, наконец, счастьем и покоем.

Несколько дней мы провели, не выходя из дома, я, считая отныне эту комнатку и своей тоже, наводила в комнатке порядок, убирала, украшала комнатку, я готовила поесть, стараясь сделать что-нибудь такое, что понравится моему милому, я не называла его в те дни хозяином, это был для меня просто милый, обожаемый, нежно любимый друг.  Но большую часть времени в эти дни мы проводили в постели.

К сожалению, через несколько дней есть в доме стало нечего, денег тоже не было, и студент стал собираться идти искать заработок - он надеялся договориться об уроках с кем-нибудь из богатых студентов или сделать им какое-нибудь задание.  Как мне не хотелось, чтобы он уходил, в тот момент я считала его самым родным и близким мне человеком, он был мне не хозяином, а просто любимым, поэтому я сказала ему: “Милый, может ты не пойдешь искать уроки? Давай лучше продадим плетку, зачем она тебе, ведь я все равно тебе послушна, ты уже своим отношением ко мне добился гораздо большего...” Он ответил: “Я могу тебе показать, для чего мне нужна плетка.  Не забывай, что я теперь твой хозяин.” .  Он снял со стены плетку и ударил меня, совсем не больно, потому что он еще не умел пользоваться плеткой.  Как мне хотелось, чтобы это оказалось лишь неудачной шуткой, я бы простила ему это, и мы бы навсегда забыли об этом происшествии, но я поняла, что это не шутка.

Вечером он вернулся поздно, прошел в комнату, не снимая грязные ботинки, снял со стены плетку и уселся на кровать, поигрывая плеткой.  “Помой мне ноги, протри пол, сходи в магазин за продуктами, я поем, а потом я хочу женщину...”- сказал он и кинул мне деньги: “Это на продукты.  Если купишь что-нибудь себе - убью”.  А я и не собиралась ничего себе покупать.

Я разула его, помыла ему ноги в тазике с водой, помыла пол, пошла в магазин.  Когда я приготовила ужин, он приказал: “неси мне ужин в постель, я устал...”  После того, как мы позанимались любовью, он приказал мне лечь на коврик перед его кроватью...  Я за долгие годы рабства привыкла к унижениям,  и не такое приходилось терпеть, но именно тогда, после того, как мне показалось, что я стала свободной и равной своему хозяину, мне было особенно тяжело.

А он, почувствовав власть надо мной и полную мою беззащитность, издевался с каждым днем сильнее и сильнее.  Он по нескольку раз в день заставлял меня обслуживать его в постели, и вскоре у него перестал вставать, он был этим смущен, но обвинял в этом меня, он бил меня за это плеткой, и когда, услышав мои стоны, и увидев мою вздрагивающую от ударов спину, он возбуждался, он откладывал плетку, безуспешно пытался вставить мне свой слабевший тут же отросток, и опять принимался меня бить, и бил он меня с каждым днем сильнее и сильнее - у него появлялся в этом опыт... В отчаянии, я уже готова была убить его, а потом будь что будет - все равно бы уже не было хуже.  Но вскоре получилось так, что у него кончились деньги, а было лето, все студенты разъехались, и заработать денег уроками возможности у него не было.  Тогда он и придумал отвести меня на панель.  Я вздохнула с облегчением - он перестал меня бить, а занятие было для меня привычное.  Разумеется, все заработанные мною деньги он тут же отбирал и держал меня впроголодь, но иногда меня брали хорошие добрые люди, жалели меня, кормили, хотя попадались всякие... Один раз, когда я стояла на своем месте, а мой хозяин ждал тут же неподалеку, ко мне подошли двое и стали со мной договариваться, но что-то меня насторожило в их поведении, я им отказала, и они пошли, но тут подбежал мой хозяин, вернул их и стал уговаривать их взять меня, и опять разговор был какой-то странный - будто эти двое не понимали, что им от меня нужно.  И стоило хозяину произнести наконец слово, проясняющее то, что я должна была сделать, как все выяснилось - эти двое были из охраны, они потребовали от меня разрешения на то, чем я занималась, но когда выяснили, что я - рабыня, тут же потребовали разрешение у моего хозяина.  Разрешения у него не оказалось, и нас обоих отвели в местное управление внутренних дел, где меня раздели и выжгли мне большое императорское клеймо, это было так неожиданно, что я даже не сразу поняла, в чем дело - а дело было в том, что меня отобрали у моего хозяина как орудие преступления, после чего стали требовать с моего хозяина, теперь уже бывшего, заплатить штраф.  Он отдал все деньги, которые у него были, но этого оказалось мало, и тогда он предложил продать меня, и отдать за счет этого недостающие деньги, на что ему возразили, что меня у него уже отобрали как имущество, использовавшееся в преступных целях.  Он возмутился: “Как это может быть?  Ни в одной нормальной стране человека не могут лишить его имущества без приговора суда...”.  Офицер, раздраженный настойчивостью моего хозяина,  возразил ему: “Ни в одной нормальной стране нет рабства, тем более в такой мерзкой его форме, как у нас.  А вы, вы же студент, вы должны быть вольнодумцем, сторонником свободы... Я могу понять когда студенты из аристократических семей имеют рабов, доставшихся им от родителей.  А откуда у вас эта женщина?  Вы же не аристократ, у вас нет родового имения, ни у вас ни у ваших родителей никогда не было рабов, значит вы эту женщину купили.  Как же это согласуется с идеалами свободы?  И к тому же в каком состоянии вы ее содержите?  Она вам приносила доход, и немалый, а она у вас была в рваном старом платье, худая...”.  На это мой хозяин возразил охранникам, что не их дело, как он обращается со своим имуществом, и он долго доказывал офицерам, что они неправы, что лишив его без суда его имущества, они нарушают закон.  Они долго снисходительно его выслушивали, неторопливо ему возражали, они тянули время...И вдруг, совершенно неожиданно и для меня, и для моего прежнего хозяина, офицер сказал ему: “ Ну что, Тао, раздевайся.”  Хозяин сначала не понял, что обращаются к нему, и офицер повторил “ Ты что, не понял, тебя теперь зовут Тао.  Раздевайся...”  “Что вы имеете в виду?” - недоумевал мой бывший хозяин - “как вы со мной разговариваете?”  “Так как положено в соответствии с твоим состоянием”, и офицер, открыв книгу инструкций, зачитал: “Лицо неаристократического происхождения в случае наложения на него взыскания за нарушение общественного порядка обязано внести взыскиваемую с него сумму наличными либо имуществом  стоимость которого с учетом затрат на его продажу превышает взыскиваемую сумму либо предоставить долговую расписку на взыскиваемую сумму от лица, платежеспособность которого признается органом, накладывающим взыскание.  В случае если взыскиваемая сумма не предоставляется одним из вышеуказанных способов в течение шести часов с момента наложения взыскания, лицо неаристократического происхождения может быть продано в рабство с тем, чтобы внести в государственную казну сумму наложенного на лицо взыскания...”  Сначала мой бывший хозяин угрожал, потом уговаривал, потом умолял, плакал, просил его отпустить, говорил, что у него достаточно друзей, которые могут поручиться за него - все было бесполезно, его раздели, привязали к столбу, и хотя я много от него натерпелась за последнее время, мне стало жаль его, когда я увидела его белое худое тело... Когда ему выжигали имя, он страшно кричал, вырывался, а в это время разогревали большое императорское клеймо - мне показалось, что клеймо грели особенно долго, стараясь раскалить его добела, и когда клеймо было готово, офицер очень долго выжигал моему хозяину императорский герб, он давил со всей силы, стараясь прожечь мясо до кости, мой бывший хозяин визжал, стонал, хрюкал, и только когда он, покрытый холодным потом, без чувств повис на державших его веревках, офицер отнял клеймо.

Нас отвели в большую комнату, где было уже много людей - все были только что проданы в рабство, было много уличных женщин, занимавшихся своим ремеслом без разрешения, были бывшие бродяги, чьи-то должники, не расплатившиеся с долгами, осужденные преступники - свободных людей за самые тяжкие преступления теперь не казнят, а продают в рабство.  Оказывается, это дает большой доход казне.  Если кого-то осуждают за убийство, родственники убитого пытаются выкупить убийцу, чтобы самим расправиться с ним, а родственники убийцы тоже пытаются его выкупить, чтобы спасти от возмездия - и для тех и для тех это - вопрос чести.  Начинается торг, цена, за которую в конце концов покупают обращенного в рабство убийцу, может достичь немыслимых размеров, и эти деньги идут в казну...

Мы провели в этой комнате много дней, и постоянно, почти каждый день, к нам добавляли новых и новых несчастных.

Когда комната была уже набита битком, нас всех связали одной веревкой и повели куда-то.  Было раннее утро, осень, лужи уже по утрам покрывались льдом.  Впереди белела сутулая белая спина моего бывшего хозяина, и наверное, он шел слишком медленно, а может, просто чем-то раздражал надсмотрщика, потому что плетка чаще всего опускалась именно на его спину, и я замечала, как на его спине появлялись новые и новые красные полосы.  Наверное, особенно тяжело было моему бывшему хозяину, когда нас проводили мимо Университета.

Нас довели до вокзала, загрузили там в отдельно стоявший вагон, а вечером нас подцепили к поезду и повезли, везли дня два,  я поняла, что нас везут на север, и привезли нас на строительство железной дороги.  Дорога должна была связать Люаниринили с одним из северных морских портов.  И когда нас выгрузили в лесу, я поняла, что из этого места мне уже никогда не выбраться, так же, как не выбраться никому из привезенных туда.  Сразу же нас погнали на работу, работа была очень тяжелая, отдыхать почти не приходилось.  Руководители хотели успеть протянуть дорогу как можно дальше до того, как наступят холода, и поэтому работа шла днем и ночью, ночью жгли костры - деревьев там хватало, и работа продолжалась при свете костров.  Еды завозили очень мало, и кормили похлебкой, в которой варили погибших от увечий и от болезней рабов.  Больных, обессиленных, сваливали в кучки, откуда потом забирали для  похлебки, а тех, кто оставался, потом закапывали здесь же в ямы и шли дальше.  Умирало очень много людей, но с юга постоянно приходили новые поезда с новыми людьми, и работа продолжалась.  Обратно поезда шли груженые лесом, иногда увозили больных- не для лечения, конечно, а просто чтобы вагон не шел порожняком, в надежде, что на юге больные могут выздороветь, и их можно будет продать хотя бы подешевке.

Конечно, меня охватило уныние, и я понимала, что каждый день может оказаться для меня последним, и я уже смирилась с этим.  И однажды, действительно, когда мы несли тяжелое бревно я провалилась под лед, промерзла, вскоре я уже не могла ходить, и меня оттащили в кучу умирающих.  Я лежала в жару, в бреду и когда меня куда-то потащили, я подумала, что меня сейчас зарубят в похлебку, но меня бросили в вагон, и я догадалась, что мне повезло, что меня отправят  на юг и, может быть, я доеду живой, я буду жить!  Хотя с другой стороны  понимала, что вряд ли я выживу, а если и выживу, то ничего хорошего в моей дальнейшей жизни не будет...
Поезд шел на юг быстро.  К моему удивлению, я чувствовала себя с каждым днем все лучше и лучше, я вскоре начала вставать, бродить по вагону.  В этом же вагоне  обнаружила и моего последнего хозяина, но он меня не узнал - он был без сознания, одна нога у него была красная, распухшая, с жуткой раной, в которой копошились черви.  Если бы поезд продолжал идти всю дорогу не останавливаясь, большая часть из находившихся в вагоне могла бы доехать до юга живыми, но мы надолго задержались у переправы через реку Милоро - река в самом узком месте достигает ширины десять километров, моста через реку нет, действует паромная переправа и поезда на обоих берегах выстраиваются в ожидании парома в длинную очередь.  Мы ждали несколько суток, пропуская все пассажирские поезда, была страшная жара, от окрестных болот поднимались душные испарения, и когда, наконец, нас переправили, и поезд, уже не останавливаясь, помчался дальше на юг, к Сьюне, наш вагон был набит горой начинавшего разлагаться мяса.  Когда мы прибыли на место, в живых из всего вагона остались только двое - я и Мар.  Начальник поезда был страшно опечален - вместо хоть какой-то выручки он столкнулся только с дополнительными заботами - ему еле удалось договориться с местными нищими, чтобы они согласились закопать где-нибудь умерших.  А потом случайно проезжал мимо местный хозяин плантации со своей дочкой, и выменял меня с Маром на пол-ящика апельсинов.  Так мы с ним тут и оказались, и с тех пор вместе держимся...

И знаешь, Дис, хотя мне и пришлось столько испытать в своей жизни, и хотя  и вижу, что положение мое безвыходное, и кроме бесконечной работы, побоев я никогда ничего в другого в жизни и не увижу, мне все равно хочется жить.  И хотя я знаю, что мне отсюда уже не выйти,  я все равно готова бороться за лишнюю миску похлебки, за лишний миг отдыха, за хорошее место в яме, за мужчину, который согреет меня и обеспечит меня и похлебкой, и даст перевести дух во время работы на плантации, и не пустит никого постороннего на мое место.  А с другой стороны, когда я попала на завод, а потом на строительство железной дороги,  тоже была уверена, что никогда оттуда не выберусь.  Единственный вопрос - будет ли на новом месте лучше, даже если и удастся попасть на это новое место...

Начало http://proza.ru/2022/02/05/1270
Продолжение http://proza.ru/2022/02/06/1752