Упорный и упрямый

         Упорный и упрямый

    Время действия: Эпоха позднего СССР
    Место действия: колхоз «Победитель», железнодорожный вокзал.
     Действующие лица: Иван Иванович – зав. складом колхоза «Победитель» Нина
      Петровна – начальник вокзала и др.

      
                Часть первая
                Упорный
                Победы достигает упорный.
                Наполеон   

    У Иванова Ивана Ивановича заболела в Бугульме тетка, родня по отцовской линии - младшая сестра его отца. Новость для Ивана Ивановича явилась полной неожиданностью. Да оно и не удивительно. Ведь Иван Иванович и отца-то своего толком не помнил. Тот развелся с матерью, когда сам Иванов еще был в возрасте человека, который, даже встав на цыпочки, с трудом дотягивался ручонкой до скважины дверного замка. А что касательно тетки, то, о ее существовании наш герой вовсе не подозревал. Он узнал об этом только сейчас, на пятом десятке лет своей жизни, когда получил вдруг от нее пространное письмо.
     На развернутом листе ученической тетради, мелким, бисерным почерком неведомая тетка из Бугульмы обрушила на голову неожиданно найденного племянника массу разных новостей. Судя по обилию информации, новоявленная родственница Ивана Ивановича обожала эпистолярный жанр. А может обстоятельства заставили ее все так подробно описывать. Во всяком случае, письмо было длинным. Тетка сообщала, что ей уже шестьдесят пять лет, что она всю жизнь проработала врачом в городской больнице и имеет звание кандидата медицинских наук, что в настоящее время сама неизлечимо больна, что у нее нет собственных детей и, что ей очень хочется, чтобы после смерти скромные накопления всей ее жизни - двухкомнатная квартира, автомашина, дача и еще кое-что по мелочам перешли не в чужие руки, а досталось родным людям.
     Далее из письма следовало, что именно он, Иванов Иван Иванович, является ее непосредственным родственником, причем, родственником в единственном лице. Следовательно, он и является единственным претендентом на ее наследство.
     Письмо Иван Иванович прочитал внимательно, даже не один раз, почесал в затылке, задумался. Оно его заинтересовало, особенно своей заключительной частью. Правда, сам Иван Иванович не мог представить, откуда тетка узнала о существовании племянника, где выискала его адрес, впрочем, это было не столь уж и важно. В принципе он не был против появления нового лица в списке своих родственников. Полностью разделял он и последнее желание тетки определить его наследником имущества. Кто же откажется от такого лестного предложения. Короче, новость о наличии у него бугульминской ветви родства, была принята Ивановым на генеалогическое древо своего рода без каких-либо внутренних противоречий.
       Не долго размышлял наш герой и над вопросом - ехать или не ехать в Бугульму. Здравый смысл исключал необходимость подобных размышлений. Скажите, уважаемый читатель, вам часто приходилось встречать валяющимися на дороге двухкомнатную квартиру, автомашину, или хотя бы дачу. Вижу ироническую улыбку на вашем лице. Значит, вообще не приходилось. Мне тоже.
    А теперь представим, как судьба нежданно-негаданно посылает все это вам прямо в руки - автомобиль, квартиру, дачу, не считая еще каких-то не названных в письме мелочей, к которым с полной уверенностью, кроме утюга и заварного чайника, можно также отнести широкоформатный японский телевизор, двухкамерный холодильник и набор современной мебели в двухкомнатной квартире бездетного кандидата медицинских наук. Согласитесь - упустить подобный случай, значит, потерять к себе уважение на всю оставшуюся жизнь. Наш герой себя уважал, терять этого святого чувства не планировал, поэтому не посчитал нужным уподобляться принцу датскому, не стал мучиться в сомнениях - как быть. Иванов решил сразу - надо ехать.
       Не сомневался он также и в том, что ехать надо незамедлительно. Тетка не написала, какой болезнью больна, и в какой стадии она протекает, зато отметила, что болезнь неизлечима. А ведь сама кандидат медицинских наук - знает, что пишет. Не дай Бог скончается до его приезда, тогда пиши - все пропало. Пойди, докажи тогда местным административным органам, что это действительно твоя тетка, если ты ее никогда в лицо не видел, не знаешь даже имени (на конверте были указаны только инициалы) и не имеешь на руках ни единой официальной бумажки, подтверждающей твои родственные связи с умершей.
     Ситуацию Иван Иванович оценил реально и не стал откладывать дело в долгий ящик. Обстоятельства складывались так, что затягивать с выездом у него не было ни причин, ни резона, вопрос требовал незамедлительного решения. К тому же, по природе наш герой был человеком холерического темперамента, с элементами неукротимой настырности, уж если загорался какой-то идеей, то трудно представить преграду, которую бы он, во исполнение поставленной цели, не смог преодолеть. Короче, Иван Иванович заспешил.
  Однако, нам, уважаемый читатель, несмотря на спешку главного действующего лица, придется несколько задержать внимание на некоторых общего плана деталях, на первый взгляд, может быть, казалось бы, косвенных, но, по сути, для нас небезынтересных. В частности, с целью более углубленного восприятия последующих событий, нам следует кратко ознакомиться с биографией нашего героя, назвать место его проживания, несколько слов сказать об особенностях характера, отметить некоторые нюансы исторического момента и состояния общественной среды того периода, когда происходили описываемые события.
     Начнем с изложения характеристики главного действующего лица. Иван Иванович, являясь коренным жителем сельской глубинки, был воспитан на патриархальных принципах крестьянского уклада жизни и особой склонности к путешествиям никогда не проявлял. Жил по принципу популярной в послевоенное время песенки – «…не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна», а, если проще сказать, наш герой являл собой тип закоренелого домоседа. Но, вместе с тем, как уже отмечалось, он был человеком легким на подъем, скорым на шаг, напористым в действиях. При этом, что следует особо подчеркнуть, отличительной чертой нашего героя являлось его неудержимое стремление к достижению поставленной цели, к победе при любых обстоятельствах и в любой ситуации. Поражений он никогда не признавал: ни в игре в домино, ни в общении с женщинами, ни в уличной драке, ни в споре с начальством. Такая уж у него была натура. Домочадцы называли его поведение твердолобостью, друзья – упрямством, но сам-то он был уверен, что его целенаправленное упорство объяснялось отнюдь не изъянами его характера, а предопределено оно было свыше. Главным аргументом в пользу подобного утверждения Иван Иванович считал дату своего рождения и, возможно, имел для этого веские основания. Ведь родился он не в какой-нибудь рядовой, серенький день календаря, а в день великой победы над фашизмом - девятого мая тысяча девятьсот сорок пятого года. Отсюда, нетрудно представить, сколь впечатляющими внешними атрибутами было обставлено его рождение.  Первый изданный младенцем звук органически вписывался в грохот победных салютов, а сам он появился на свет под гремевшие во всех столицах Европы многоголосые крики «виват». Кто же в этом случае может усомниться в том, что для человека, появившегося на свет в столь знаменательную дату, самой судьбой не уготовлена участь всегда быть на коне. Мы не знаем, как трактует подобные явления эзотерическая наука, но Иван Иванович не сомневался, что дело обстоит именно так. Поэтому во все времена своих неполных сорока пяти прожитых лет он всегда стремился быть в авангарде событий, чаще всего на переднем плане и обязательно в составе лидирующего звена.
   Теперь, уважаемый читатель, давайте оставим размышления о высоких материях за философами, а сами вернемся к непритязательной прозе обыденного бытия, приступим к обещанному описанию жизненного пути нашего героя.
 Как уже было сказано, Иван Иванович родился в потомственной крестьянской семье, с малых лет воспитывался в духе здоровых, непритязательных деревенских установок, и к моменту нашего с ним знакомства проживал в одном из населенных пунктов небольшого колхоза со звучным названием "Победитель". Его родная деревенька Поддубье, хотя и являлась центральной усадьбой хозяйства, но по имеющимся у автора сведениям, не оставила сколь-нибудь значительного следа в истории нашего Отечества.  Ни в старинных летописях, ни в исследовательских трудах более поздних историков о деревеньке Поддубъе не сказано ни слова. Даже местные старожилы толком не знали ее родословной. Однако, колхоз "Победитель", несмотря на малые размеры посевных площадей и относительно небольшой срок существования, успел своими трудовыми успехами достичь известности не только в районе, но и в области, что, в первую очередь, было обеспечено спецификой его производства. Еще на заре коллективизации сельского хозяйства, колхоз специализировался на выращивании картофеля и овощей, в совершенстве овладел технологией производства названных культур, и на протяжении последних пятилеток постоянно добивался хороших результатов. Хозяйство располагало всего полутора тысячами гектаров пашни, по списочному числу колхозников считалось заурядным «середнячком», зато являлось единственным в районе производителем пропашных культур. Отсутствие конкуренции поставило его в привилегированное положение: независимо от урожайности и валового сбора продукции, коллектив неизменно занимал в районном соревновании первое место. Победа ему была обеспечена задолго до подведения самих итогов работы, поскольку других мест в этом виде трудового соперничества в районе просто не существовало. По этой же причине переходящее Красное Знамя района по производству картофеля и овощей получило в кабинете председателя колхоза постоянную прописку, а во всех официальных документах к гордому имени колхоза " Победитель " всегда добавлялось еще одно приятно ласкающее слух прилагательное - " Краснознаменный".
      Теперь обещанная информация о земляках нашего героя. В те предперестроечные времена жители села еще не были избалованы заморскими «инвайсами" и "сникерсами", не имели привычки пользоваться изысканными средствами против перхоти, оставались в полном неведении по поводу существования в мире проблемы сексуальных меньшинств, личный автомобиль для многих из них продолжал считаться предметом роскоши. Зато, пенсии старики получали своевременно, покойников хоронили не в мешках полиэтиленовых, а в деревянных гробах, и сами жители деревни с грубоватой крестьянской гордостью осознавали, что их Родина, занимавшая одну шестую часть земного шара, являлась одной из могучих мировых держав и имела все основания требовать к себе почтительного отношения, как со стороны друзей, так и со стороны недругов.
    Так было раньше. Но, как говорили древние греки, все течет, все изменяется. В пору описываемых событий наше общество в соответствии с горбачевскими реформами уже вступило в полосу интенсивной перестройки. Меченый лидер, возомнивший себя вторым Петром-реформатором, кинулся перестраивать российское общество на западноевропейский лад. Запад воспринял это, как добрый для себя знак, и с удовольствием принялся помогать ему в работе по уничтожению собственной страны. Ломались старые порядки, рушились экономические связи, менялись формы собственности, создавались предпосылки для развала государства, и вся эта вакханалия именовалась процессом становления демократии и правового общества.
     Краснознаменный колхоз " Победитель", скромно притулившийся на окраине одной из областей Северо-Запада России, не торопился бросаться в кутерьму перестроечного процесса. Психологии земледельца испокон веков было присуще свойство инертности. Согласно давно заведенного порядка, коллектив колхоза продолжал трудиться по принципам обобществленного крестьянского труда и жить по канонам Устава, принятого колхозниками на своем первом Съезде еще в 1933 году. Разрушительный циклон горбачевских инноваций пока не успел в полной мере обрушиться на жителей скромной сельскохозяйственной единицы.
    Биография нашего героя также являлась типичной для любого другого жителя колхозной деревни тех лет. Иван Иванович Иванов за свою почти полувековую жизнь и без малого тридцатилетний трудовой стаж, практически, освоил все профессии из небогатого арсенала колхозных специальностей. Начинал трудовую деятельность сцепщиком, работал трактористом, комбайнером, счетоводом даже поработал некоторое время, а последние восемь лет трудился на складском поприще в роли то ли кладовщика, то ли завхоза. Он сам толком не знал, как по штатному расписанию именуется его должность, однако, не сомневался, что по роду своей деятельности относится к числу инженерно-технических работников хозяйства на уровне руководителя среднего звена. В колхозной конторе он чувствовал себя своим человеком, с работниками конторы здоровался за руку, со многими из них был на "ты", во время колхозных собраний всегда сидел в первом ряду.
     Несколько слов в части образования, здоровья, привычек и некоторых других индивидуально-личностных параметрах нашего героя. Иван Иванович в свое время закончил местную восьмилетку, трехмесячные курсы трактористов при районной МТС. В молодости планировал также выучиться на шофера, но отсутствие в хозяйстве надлежащего автопарка, охладило его стремление сесть за руль. К тридцати годам создал семью, произвел на свет двух сыновей, среди односельчан пользовался, как было принято тогда говорить, заслуженным авторитетом, дурными привычками, кроме курения, не страдал, на здоровье не жаловался. Правда во время последнего профилактического медосмотра (медосмотр проводился по настоянию колхозного профкома и был обязательным для всех работников колхоза), врачи нашли какие-то помехи в его легких. Они предупредили Ивана Ивановича о наличии у него первых признаков бронхиальной астмы. Однако эта новость настроения ему не испортила. Врачи, считал наш герой, на то и есть врачи, чтобы искать неполадки в организме своих пациентов. Сам же Иван Иванович не был мнительным человеком и не счел нужным обращать внимания на их слова. Мало ли что врачи скажут. Если сам он не чувствует никаких изменений в организме, то с какой стати должен верить врачам, что они там есть.
     На этом мы закончим краткое отступление от основной линии рассказа и приступим к изложению дальнейшего хода событий.
   Итак, Иван Иванович Иванов, деревенский житель, многие годы безвыездно проживший в провинциальной глубинке, после получения письма от ранее неведомой ему тетки, после недолгих раздумий решил, что ехать в Бугульму ему надо, причем, ехать незамедлительно. Для решения служебных и организационных вопросов, связанных с планируемым выездом, много времени не понадобилось. Заявление Иванова с просьбой представления ему двухнедельного отпуска за свой счет председатель колхоза подписал без возражений. До начала посевной еще было довольно далеко (дело происходило в первых числах марта), да и при всем уважении к герою нашего рассказа, признаемся, что его отсутствие в хозяйстве особенно не отразилось бы на сроках и качеству проведения посевных работ. Ключи от не шибко богатого колхозного склада можно было без инвентаризации на время передать другому лицу, правом первой подписи на финансовых документах наш герой не обладал, круглой печатью не заведовал, так что его отъезд не мог отрицательно повлиять ни на производственный процесс, ни на конторское делопроизводство колхоза. Короче, Иван Иванович без больших затруднений получил официальное добро на двухнедельную отлучку из хозяйства, собрал необходимый саквояж, зарядился напутствиями супруги и сумеречным утречком субботнего дня переступил порог собственного дома, чтобы отправиться в доселе неведомый ему город Бугульму за наследством новоявленной тетки.
       На дворе стоял тот ранний час первых дней марта, когда в природе по утрам более явственно ощущается конец зимы, нежели начало весны. Свежий утренничек весело пощипывал кончики ушей, покрытые инеем деревья, понуро стояли вдоль дороги, опустив вниз безжизненные ветви и, казалось, совсем не собирались пробуждаться от зимнего сна, легкий ветерок, временами налетавший с востока, заставлял стоявших на остановке мужчин и женщин поднимать воротники и зябко ежиться. Автобус шел транзитом, остановку делал всего на несколько минут, поэтому небольшая кучка его ожидавших людей вынуждена была предпочесть теплое помещение автобусной станции просторной, но холодной улице.
    Иван Иванович остановился чуть в стороне от основной группы людей. Ему не хотелось спозаранку вступать в разговоры, тем более он не желал лишних расспросов - куда и зачем собрался. Встав в нескольких метрах от односельчан, повернулся спиной к ветру, поднял воротник куртки и стал ждать.
     Автобус запаздывал, ожидавшие его пассажиры начинали слегка нервничать. Иван Иванович еще выше поддернул воротник, потер уши ладошками. Он тоже находился в обеспокоенном напряжении. Чтобы нам, уважаемый читатель не впадать в подобное состояние, а точнее, чтобы не терять время попусту, давайте-ка, воспользуемся вынужденной паузой и уточним у автора, каким был в тот момент душевный настрой его героя.  Под каким углом зрения сам он, имеется в виду Иван Иванович, оценивал предпринимаемое им мероприятие: был ли уверен в успехе, или все-таки в чем-то сомневался.
     Вопрос интересный и автор должен признаться, что даже не знает, как на него ответить. Сказать однозначно "да", или "нет", значит и в том и в другом случае сказать неправду. Более верным явится, пожалуй, ответ - и "да" и "нет". Далее объясним причину нашей неопределенности.
      Иван Иванович, как мы уже неоднократно отмечали, по складу характера был домоседом, на поездах ездил редко, самолетом вообще не летал, короче, образ жизни вел в соответствии со складом характера. За свои почти сорок пять прожитых лет, он лишь единственный раз надолго покидал родные пенаты, да и то не по своей воле. Это был тот случай, когда Иван Иванович, в то время еще молодой девятнадцатилетний парень, призывался в ряды вооруженных сил. Вот тогда, выполняя воинский долг, он вынужден был на три года уехать из родной деревеньки. По другим причинам он из дома отлучался редко. Даже можно сказать вообще не отлучался, если не брать во внимание отдельные случаи его выезда в районный центр, куда он отправлялся раз в квартал, чтобы сдать на базу заготконторы выделанные кроличьи шкурки. Кролиководство являлось хобби нашего героя, но для рассказа это совершенно несущественное обстоятельство и автор не считает нужным заострять на нем внимания.
      Так что, отвечая на ваш вопрос, уважаемый читатель, надо сказать следующее: поскольку Иван Иванович не располагал опытом длительных отлучек из дома, как, впрочем, и не имел желания этого делать, потому, собираясь в далекое и, прямо скажем, рискованное путешествие, он все-таки испытывал в душе чувство определенной тревоги. Его беспокоили многие вещи: и перспектива предстоящей беготни по вокзалу в поисках билетной кассы, и проблема приобретения билета, и угроза отстать от поезда, или еще хуже - сесть не в тот. Не безразличной была для нашего героя и мысль, какие попутчики окажутся в его купе, как нужно будет вести себя с ними. О случаях воровства на железных дорогах он был достаточно наслышан. Короче, поводов для тревоги у нашего героя было более чем достаточно.
     Но, с другой стороны, Иван Иванович хорошо знал собственный характер, и это несколько успокаивало его. Он был уверен, что своей решительностью, напористостью сумеет преодолеть трудности предстоящего пути. Благополучно доберется до Бугульмы, отдаст последнюю дань родственнице, достойно похоронит ее, если до этого дойдет дело, решит наследственные вопросы и вернется в свою деревню победителем. Просим не забывать читателя, в какой знаменательный день родился наш герой, и соответственно не упускать из поля зрения тот факт, что богиня Победы всегда проявляла к нему свою благосклонность. Поэтому, все-таки вернее будет сказать, что чувство уверенности за успех дела у Ивана Ивановича было значительно сильнее его переживаний по поводу предстоящих хлопот.
     В подошедший автобус Иван Иванович садился последним. Он кивнул зашедшей раньше его бригадирше полеводческой бригады, дружески тронул за плечо тоже уже сидевшего знакомого механизатора и, не задерживаясь, прошел в конец автобусного салона. Там сел рядом с незнакомой транзитной пассажиркой. Разговаривать ему ни с кем не пришлось, да он, как мы помним, и не желал этого.
     Дальнейшие три часа путешествия нашего героя прошли в состоянии его легкой полудремы и особого интереса для нас не представляют. Автобус прибыл в областной центр, согласно расписанию, благополучно выгрузил на станции пассажиров, а еще через тридцать минут тряски в жестком трамвайном вагоне, Иван Иванович, пройдя по диагонали неширокую городскую площадь, вступил под гулкие своды железнодорожного вокзала.
Громадное вместилище временно размещающихся здесь людей жило своей обычной бивуачно-походной жизнью рабочего муравейника. Беспрерывно открывались и закрывались массивные двери, всасывая вовнутрь вокзала желающих куда-то уехать и выплевывая наружу уже приехавших откуда-то, у кассовых окошечек беспрерывно гудела толпа, при входе в общественный туалет на низенькой, не крашенной табуреточке смиренно сидела убогая старушка и с безучастным видом смотрела в ноги проходящих мимо людей. Перед ней на полу был аккуратно расстелен клетчатых платочек для подаяний, на нем покоились несколько монет, яблоко, надкушенный пирожок и огрызок карандаша. Кто и с какой целью туда бросил карандаш - неясно, но старушка его с платка не убирала. В зале ожидания, среди расставленных на полу чемоданов, узлов, корзин и колясок бегали дети, шныряли продавцы дешевых брошюр и газет, время от времени по залу степенно дефилировал блюститель порядка - милиционер в форме старшего сержанта. Над всей этой постоянно находящейся в движении массой людского скопления висел гул неразборчивых монотонных звуков.
   Иван Иванович остановился у входа и с удивлением стал озираться по сторонам. Он, что мы неоднократно подчеркивали, до этого практически не пользовался услугами железнодорожного транспорта, редко ему приходилось бывать и при многолюдном скоплении народа, поэтому взбаламушенная суета вокзальной жизни в первый момент подействовала на него ошеломляюще и даже несколько угнетенно. Но это только в первый момент. Иван Иванович был не из тех людей, что в новой для себя обстановке теряются, впадают в панику. Через несколько минут тревожного озирания по сторонам, он успокоился, адаптировался к вокзальному шуму, внутренне настроился к началу выполнения программы дня.
   Прежде всего, ему предстояло выяснить, откуда и когда отправляется поезд, следующий на Бугульму. Расписание движения поездов дальнего следования он нашел сразу. Благо его долго и не надо было искать. Расписание висело тут же у выхода из вокзала, занимая всю нишу стенного проема под массивной лестницей, ведущей на второй этаж.
       У расписания Иван Иванович стоял долго. Сначала он принялся неспешно изучать его сверху вниз, а, отыскав пункт своего назначения, еще внимательнее прошелся глазами по горизонтальной строке. Полученная информация его полностью удовлетворила. Поезд отправлялся в четырнадцать часов тридцать минут (в запасе еще оставалось почти шесть часов чистого времени), стоимость билета вписывалась в финансовые возможности. Вот только время следования поезда в пути несколько озадачило нашего героя. Пятьдесят восемь часов предстояло ему трястись по станциям и полустанкам необъятных просторов России, прежде чем он поимеет возможность узреть лик своей бугульминской тетки. Новость несколько смутила Ивана Ивановича.
       - Ексель-моксель, - сказал он, сдвигая кепку на лоб, - двое с половиной суток находиться в пути, ..., о-хо -хо, - он крякнул и сдвинул кепку еще ниже, - это какими же ветрами и по какой причине занесло тебя в такую даль, моя дорогая родственница. В каком краю света прикажешь искать твой родной город ..., на юге, севере, западе, или востоке?
   После высказанного героем недоумения по поводу местожительства своей тетки, автор вынужден сделать очередную, незапланированную паузу. Так поступить его заставляет появившееся на лике уважаемого читателя (в чем автор не сомневается) искреннее изумление.
       - Как ??? -  слышит автор вопрос со многими вопросительными знаками, - наш герой не знает в каком направлении собирается ехать, не имеет об этом ни малейшего представления ..., он совершенно не в курсе, где находится город Бугульма... Но это же абсурд, такого просто быть не может... 
   Автор понимает ваше искреннее недоумение, уважаемый читатель, вполне его разделяет, но при всем том вынужден признать, что дело обстояло именно так. Иван Иванович, человек, в совершенстве овладевший методикой производства пропашных культур, достаточно эрудированный в вопросах истории, политики и других, смежных с ними сфер, в географии, тем не менее, разбирался весьма посредственно. Так уж получилось, что не заинтересовала его в свое время эта наука, осталась она в стороне от столбовой дороги его познавательных исканий...
    Хотя, впрочем, здесь тоже следует сделать оговорку. Это ведь, смотря с каких позиций оценивать познания нашего героя в географии. В кругу своих земляков, например, он был далеко не из последних знатоков названной науки, поскольку помнил, что Байкал - самое глубокое озеро в мире, знал, что город Калькутта находится в Индии, а Килиманджаро является высочайшей горной вершиной африканского континента. Согласитесь - для сельского жителя неплохие знания географии. Но при всем том, о Бугульме он имел весьма слабое представление, если не сказать, что об этом городе он вообще никого представления не имел.
        - Но, мог бы он, в конце концов, спросить об этом у знающих людей, в худшем случае порыться в географических справочниках, - продолжает возмущенно ахать читатель по поводу безрассудства нашего героя, - полистать атлас, постараться воскресить в памяти, когда-то почерпнутые в школе знания, в общем, попытаться, тем или иным способом, хотя бы ориентировочно определить месторасположение города Бугульмы. Но отправиться из дома, зимой, в неизвестном направлении, да к тому же к родственнице, которую никогда в лицо не видел и, имея в перспективе вполне реальную возможность не застать ее в живых.  Нет, на такие поступки способны только умалишенные...
        А вот это уже напрасно, это уже зря. Не надо, уважаемый читатель, впадать в крайности и обвинять в сумасшествии человека, находящегося в полном здравии своего рассудка.  Автор глубоко извиняется за то, что пытается давать советы своему читателю, но, при всем том, он все-таки рискнул бы излишне ретивым критикам нашего героя порекомендовать следующее. Прежде, чем уличать человека в безрассудстве, давайте, уважаемые товарищи, сначала попробуем поставить себя на место этого человека и с его позиций оценить ситуацию. Попробуем? Хорошо, тогда все по порядку.
       Во-первых, спросим себя - было ли время у нашего героя на поиски в своей деревне человека, знающего такие географические тонкости, как месторасположение таинственной Бугульмы. Мы уже говорили, что фактор времени являлся для Ивана Ивановича очень даже актуальным фактором. Опоздай он на несколько часов, не успей захватить тетку в живых и тогда на всем этом мероприятии можно смело поставить жирный крест. Вот в этом плане ваши опасения, уважаемый читатель, вполне обоснованы. Похоронить покойника за свой счет местные власти позволят и опоздавшему человеку. Позволят без требований доказательств родственных связей с умершей, с большим удовольствием разрешат это сделать - трать свои кровные, хорони на здоровье.  Но, чтобы тем же местным властям доказать свои права на имущество усопшей, чтобы стать законным владельцем ее наследства - на это уйдет столько времени, нервов и денег, что не возрадуешься и приобретенному, если вообще что-либо приобретешь.
      Это, что касается стеснения нашего героя временными параметрами.
   Теперь давайте коснемся целесообразности поисков в деревне человека, который бы постоянно хранил в голове координаты долгот и широт провинциальных городов России. Не знаю, как это дело обстоит в вашем населенном пункте, уважаемый читатель, но в деревне, где проживал Иван Иванович, такого специалиста искать было бы бессмысленно. Большинство его земляков не только не подозревали о существовании городка под названием Бугульма, но и могли запросто посоветовать искать Калькутту в Западном полушарии, озеро Байкал в Средней Азии, и многие из них были бы крайне удивлены, узнав, что Килиманджаро - это африканская гора, а не название модного аргентинского танца.
    Не подумайте только, будто мы кого-то осуждаем. Избави Бог. Осуждать мы никого не собираемся, да и по большому счету права на это не имеем. Каждый в этом мире следует своему предназначению, выполняет свою миссию там, куда определен Богом, судьбой, или начальством. Теплоход бороздит морские просторы, альпинист покоряет горные вершины, сапожник шьет сапоги, солдат защищает Родину, а всякий сельскохозяйственный коллектив, в том числе и краснознаменный   колхоз "Победитель", производит продукты питания для населения. Альпинистов, сапожников и иже с ними других, мы оставим в покое, а вот о возможностях сельскохозяйственного коллектива считаем нужным сказать следующее. Колхоз может получать высокие урожаи, хорошие надои, обеспечивать горожан сельскохозяйственной продукцией, может добиться права участия во Всероссийской выставке достижений народного хозяйства, может даже претендовать на звание хозяйства-миллионера, но все равно (да простят мне сельские жители) деревня - это не географический факультет МГУ и надеяться встретить там профессора или хотя бы кандидата соответствующих наук было бы, по меньшей мере, нереально. Иван Иванович являлся реалистом и на возможность встречи на территории своего хозяйства с ученым-географом рассчитывать не стал.
      Единственно в чем вы правы, уважаемый читатель, так это в том, что герою рассказа, прежде чем выезжать черт-те знает куда, следовало бы сначала порыться в географических атласах и выяснить, где же оно находится - это самое " черт-те знает куда" и только потом уже туда отправляться.  Тут против вашего предложения ничего не скажешь - правильное предложение.
  Но рассматривать его, как обвинение в адрес Ивана Ивановича, опять-таки у нас нет оснований. Он и без подсказки с нашей стороны хотел сделать то же самое - на второй день после получения теткиного письма Иван Иванович отправился в сельскую библиотеку, с целью   навести справки о родном городе новоявленной родственницы. Но, увы. Как часто наши благие намерения разбиваются о гранит суровой действительности. На двери скромного сельского книгохранилища висел амбарный замок, а приклеенный к двери, побуревший от дождей и времени, клочок бумажки, доводил до сведения заинтересованных лиц, что заведующая библиотекой находится в декретном отпуске.
     Человек нетерпеливого темперамента в сложившейся ситуации, возможно, принялся бы суматошно искать какие-то другие варианты внесения ясности в возникшее недоразумение, продолжал бы суетиться, мельтешить, портить нервы себе и своим близким, но наш герой этого делать не стал. Так и оставаясь в неведении относительно месторасположения Бугульмы, он, не торопясь, еще по дороге из библиотеки, все обдумал, и в спокойной обстановке пришел к выводу, что машинист поезда, на который он приобретет билет, наверняка знает, где находится город Бугульма и безо всяких содействий со стороны специалиста-географа доставить его точно по адресу.
      Автор полностью разделяет принятое нашим героем решение, считая его в сложившейся ситуации единственно правильным, надеется на согласие читателя с его доводами, поэтому со спокойной душой продолжит свой рассказ.
     Несколько минут назад, мы, пустившись в пространные размышления о необъяснимом на первый взгляд поведении нашего героя, оставили его одного стоять перед графиком движения поездов дальнего следования. Вернувшись, мы застали его тут же у расписания, стоящего все в той же позе, с высоко задранной вверх головой и глубоко засунутыми в карман руками. Чемоданчик стоял на полу и, на всякий случай, плотно зажат между ног хозяина. Иван Иванович не являлся докой по части путешествий, но был достаточно осведомлен о необходимости на вокзалах и в поездах держать ухо востро.
     Время до отправления поезда оставалось предостаточно, так что Ивану Ивановичу спешить было некуда. Продолжая стоять перед громадным панно расписания все также с поднятой вверх головой, он пустил свои мысли по волнам аналитических изысканий. Как бы там ни было, но, располагая свободным временем, он все-таки попытался уяснить - в какой же части света мог находиться город Бугульма. Не будем лукавить: этот вопрос продолжал интересовать нашего героя. Хотя, как мы уже отмечали, проблемой доставки собственной персоны в город Бугульму он решил себя больше не утруждать, полностью доверившись машинисту тепловоза. Однако при всем том, не прочь был бы заранее узнать - в каком все-таки направлении ему предстоит предпринять столь длительное путешествие.
    Вы, уважаемый читатель, возможно, от безделья не мучаетесь, как и не страдаете от избытка времени, но уж, коль мы проявили интерес к судьбе наследства бугульминского кандидата медицинских наук, то хотим мы этого или не хотим, все равно нам придется последовать за ходом мысли главного претендента на это наследство.
    - Итак, надо подумать, - начал неспешно размышлять Иван Иванович, - в каком из четырех направлений может находиться родной город моей тетки - на севере, юге, востоке, или западе? - он ковырнул пальцем в незакрытом кепкой затылке, - попробуем выяснить этот вопрос, опираясь на теорию вероятности.
   В поисках аргументов в пользу той или иной версии Иван Иванович задумался еще глубже, мысленно проанализировал в голове варианты всех четырех направлений. По каждому из них на основании логики стал формировать ответы. Западное направление следовало сразу исключить по причине явной нелепости подобной версии. Даже при самом тихоходном варианте движения поезда в западном направлении, за пятьдесят восемь часов пути он должен был доставить пассажиров в западные департаменты Франции, а может даже окунуть их в прибрежные воды Атлантического океана. Нет, западный вариант начисто отпадал.
     Южная версия тоже была маловероятной и тоже по вышеназванной причине. Ведь как ни крути, но за двое с половиной суток движения поезда в южном направлении железнодорожный состав должен был выйти, как минимум на территорию турецкого Курдистана. Вряд ли город Бугульма мог находиться в Турции, да и тетке Ивана Ивановича там тоже было нечего делать.
     Оставалось два направления - север и восток.
  При упоминании о севере у Ивана Ивановича начало портиться настроение. Холода он не переносил с детства, от малейшего сквозняка мог получить насморк, поэтому и сейчас в его планы никак не входила поездка в северном направлении. Хотя, собираясь в дорогу, он, на всякий случай, одел куртку, обитую изнутри искусственным мехом, а на голову натянул утепленную ватином кепку с козырьком и отложными бортиками, но ехать на север все равно не собирался. Северное направление Иван Иванович отбросил сам, личным авторитарным решением, особенно не задумываясь и не прибегая к помощи метода интерпретации. Впрочем, добавим от себя - здравый смысл, если бы Иван Иванович привлек его себе в помощники, тоже был против северного направления. Объясним – почему. В письме тетка назвала перечень объектов наследства, в числе которых, кроме квартиры и машины, числилась также дача. Но о какой даче может идти речь, если человек живет за Полярным кругом. А именно за Полярный круг следовало бы поместить тетку Ивана Ивановича, если предположить, что добираться до нее придется более двух суток, двигаясь со средней скоростью пассажирского поезда и все время в северном направлении. Следовательно, северный вариант тоже отпадал, отпадал не только по причине субъективного нежелания нашего героя туда ехать, но и исходя из объективного положения вещей.
     Значит, Бугульма могла находиться только на востоке страны.
    - Ну, что ж, на восток, так на восток, - сказал Иван Иванович и облегченно вздохнул, - это хорошо, что на восток..., значит, будем двое суток двигаться навстречу солнышку. 
Удовлетворенный результатами аналитических исследований, поправил сдвинувшуюся на лоб кепку, взял с пола чемодан и отправился по вокзалу в поисках билетной кассы.
    Долго ходить ему не пришлось. Билетные кассы являются одним из главных объектов любого вокзала. Они призваны выполнять функции артерий, перекачивающих денежные ресурсы из кармана пассажиров в бюджет министерства железных дорог, поэтому размещаются в наиболее видных и доступных для пассажиров местах. Билетную кассу Иван Иванович нашел сразу. Длинное помещение первого этажа с лепными потолками, полом, покрытым изразцовой плиткой и высокими решетчатыми окнами занимало большую часть первого этажа вокзальных площадей. Вдоль правой стены помещения размещались сами кассы, у шести окошечек которых беспорядочно толпился народ.
      Иван Иванович дважды неторопливой походкой прошелся вдоль беспорядочного скопления людей у кассовых окошечек. Степенно вышагивая туда и обратно по изразцовой плитке, он имел намерение выяснить, в котором из окошечек можно было бы приобрести билет на Бугульму, но пока так ничего и не выяснил. Пробиться через густую толпу хотя бы к одной из шести амбразур не представлялось возможным, а объявлений на интересующую его тему Иван Иванович нигде не увидел.
   Кстати об объявлениях. Вот в чем нельзя было обвинить работников вокзала, так это в их пренебрежении к фактору наглядной агитации. В этом деле они преуспели. Перегородки касс были обильно обляпаны разнообразным информационным материалом, красочно оформленным в крупномасштабном исполнении и потому резко бросающимся в глаза..., но, чаще всего, совершенно бесполезным для взволнованной, энергично осаждающей окошечки касс публики. Изящные, огромные листы, раскрашенные цветными фотографиями, приглашали граждан к увлекательным путешествиям в изысканно удобных мягких вагонах железнодорожного транспорта, убеждали в выгодности хранения денег в сберегательных банках, предупреждали об опасности перехода железных дорог в недозволенных местах. Ко времени описываемых событий появились пока еще сдержанные, но уже часто попадающие на глаза предложения гражданам вкладывать свои средства в финансовые пирамиды.  Это были первые ласточки, предвестники грядущего в недалеком будущем массового одурачивания народа. К счастью, наш герой избежал участи попасться на крючок ловким мошенникам, поэтому автор не считает нужным особо заострять внимание читателя на этом факте. Автор лишь в очередной раз подчеркнет, что плакатов в билетном отделении вокзала было много, но ни один из них не подсказал Ивану Ивановичу, в какой из шести касс он мог бы приобрести билет нужного ему направления.
   В ходе третьего турне вдоль гудящей толпы, Иван Иванович прошелся чуть дальше и за поворотом коридора неожиданно обнаружил еще одно - седьмое окошечко. На матовой поверхности оргстекла прочел написанную полукругом надпись: «справочное бюро»
         Наш герой сразу понял, что это и есть то самое, что он искал. Правда, у окошечка тоже стояла очередь, но относительно небольшая и двигалась быстро. Иван Иванович пристроился к ее хвосту. Через десять минут он оказался у вожделенной амбразуры. Иван Иванович привык все делать основательно, без торопливости и суеты. Не спеша снял ватиновую кепочку, зажал ее в кулак, прокашлялся, аккуратно засунул голову в окошечко и раскрыл было рот, чтобы задать сидящей там женщине вопрос. Но сделать этого не успел. Теплая женская ладошка мягко нажала ему на уже частично лишенное волос темечко и легким движением вытолкнула его голову обратно. Иван Иванович не понял, что произошло. Он снова прицелился головой в амбразуру, чтобы нырнуть туда второй раз, но теперь его остановила не нежная женская ладонь, а деревянный голос из репродуктора:
       -Говорите в микрофон.
   Иван Иванович поднял голову и только сейчас увидел над окошечком вмонтированное приспособление похожее на деревенский радиодинамик.
       - Ах, вот даже какие у вас тут порядочки, - подумал он, но обижаться не стал. Прижимаясь губами к перепончатой перегородке микрофона, громко спросил:
       -Мне нужно срочно ехать в Бугульму, в какой кассе я могу взять билет?
       -На поезд номер сто двадцать три билетов нет - также необычно громко ответило радио механическим голосом.
    Иван Иванович удивленно пожал плечами. Он отчетливо услышал по отдельности все произнесенные слова, даже слоговые ударения в них уловил, но общего смысла ответа не понял. Хотел уточнить, какое отношение к его вопросу о приобретении билета на Бугульму имеет поезд номер сто двадцать три и, забывшись, опять полез головой в амбразуру. Сидевшая внутри женщина теперь не трогала Ивана Ивановича, она вообще не замечала его. Все тем же бесстрастным, деревянным голосом она уже давала справку другому, стоявшему за нашим героем гражданину. Иван Иванович, пытаясь обратить на себя внимание, хотел кроме головы просунуть в амбразуру и руку, чтобы тронуть женщину за плечо, она находилась совсем рядом. Но опять-таки сделать этого не успел. Дружно поднатужившаяся очередь, принялась энергично оттирать нашего героя в сторону и, это притом, что его голова продолжала оставаться в амбразуре. Иван Иванович понял, здесь запросто можно остаться без головы. Так и не получив разъяснения, поспешно выдернул голову обратно. Машинально подумал - хорошо еще, что догадался заранее кепочку снять, а то точно осталась бы там, в справочном бюро на полу валяться.
     Противодействовать очереди силой Иван Иванович не стал, как и не стал пытаться словесно объяснять ей свою ситуацию. Он осознал бесперспективность обеих вариантов, отошел в сторону и стал размышлять - как же ему быть дальше. То ли снова с хвоста встать к справочному бюро, то ли идти к кассам, и там самостоятельно попытаться выяснить - какая из них отоваривает граждан билетами на Бугульму. Потрогал слегка занывшее ухо. Убирая голову из справочного бюро, он был недостаточно осторожен и слегка задел ухом за кромку окошечка. Содранная на мочке уха кожица начинала ссадить. Иван Иванович тронул больное место, еще раз болезненно поморщился. Только не подумайте, уважаемый читатель, будто наш герой, мог расстроиться из-за такого пустяка, как слегка поцарапанное ухо. Конечно же, нет. Он не расстроился, он рассердился. А когда Иван Иванович сердился, он становился тверже духом, заряжался еще большей энергией и еще решительнее шел к поставленной цели. Так что в целом наш герой продолжал оставаться спокойным. Хотя отметим - упоминание женщины с деревянным голосом о каком-то таинственном поезде под номером сто двадцать три зародило в его душе чувство неясной тревоги.
     Пока так и не решив, как ему поступать дальше, Иван Иванович в раздумье осмотрелся по сторонам. Случайно брошенный в левую сторону взгляд уперся в странное, стоявшее в тупиковом углу коридорчика, приспособление. По первому впечатлению это был ничем особенным непримечательный объект. Большой металлический ящик, выполненный в двух уровнях, одновременно походил и на стиральную машину, и на двухкамерный холодильник. На стене вертикальной панели виднелся набор дюралюминевых пластинок, на нижней, горизонтальной - перечень городов с кнопочками перед каждым названием города. Иван Иванович заинтересовался комбинацией холодильника со стиральной машиной, подошел поближе. Сверху, над вертикальной панелью прочитал " АВТОМАТИЧЕСКИЙ СПРАВОЧНИК", а ниже, чуть помельче, еще одна надпись:
    "Нажмите кнопку интересующего вас пункта".
   - Ого, - сказал обрадовавшийся Иван Иванович, - вот так удача..., эта железная штуковина сейчас поможет разобраться с моим недоразумением.
     Действительно, это был устаревший, но еще действовавший автомат-ответчик. Странно только, почему другие, толпившиеся у справочного бюро пассажиры, не прибегали к услугам автоматического справочника. Может, не знали о его существовании, или не доверяли ему. Впрочем, не будем углубляться в несущественные для нас проблемы, а повторим - автомат   был действующим. Наш герой определил это по электрической лампочке, что продолжала гореть под стеклом над пачкой пластинок. Бездействующий был бы давно обесточен.
    Подойдя поближе, Иван Иванович лихорадочно забегал глазами по названиям городов на горизонтальной панели и к великой радости увидел слово " Бугульма". Будто боясь опоздать, торопливо нажал соответствующую кнопку. Под застекленной рамкой вертикальной панели замелькали дуралюминевые листы механической книги. Движение их резко прекратилось, когда на очередной пластинке появилось слово " Бугульма". Иван Иванович тут же впился глазами в представившуюся его взору информацию.
   - Номер поезда - сто двадцать три, - прочитал он, - место посадки - пятая платформа (левая сторона), время отправления четырнадцать часов тридцать минут, время следования в пути пятьдесят восемь часов. Эти сведения, кроме пятой платформы и левой стороны, да разве еще номера поезда, нашему герою уже были известны. Зато в самом низу пластинки, в специально выдавленной на ней нише был вставлен клочок бумаги сменной информации, надпись на котором гласила:
   " На сегодня билетов нет".
    Только сейчас до Ивана Ивановича дошла суть слов, услышанных им пять минут назад от женщины из окошечка справочного бюро. Оказывается, поезд бугульминского направления носит номерной знак сто двадцать три, отправляется с пятой платформы, но, главное - все эти сведения в один миг становились бесполезной для него информацией. Билетов на сегодняшний рейс не было. Новость для нашего героя явилась настолько странной, что он не столько испугался, сколько удивился ей.
      -Как это нет билетов, - Иван Иванович недоуменно почесал подбородок, - почему это нет билетов, -  повторил он неведомо кому свой вопрос, бросил недовольный взгляд в сторону железного ящика, - дурак какой-то, а не автомат... ведь такого просто не может быть... В кои-то веки у человека возникла необходимость выехать к больной тетке, человек взял двухнедельный отпуск за свой счет, спозаранку прикатил в город..., и вдруг выясняется, что на этот поезд, именно в этот день в кассах нет билетов, - еще раз почесал подбородок, -  так это как же понимать, дорогие товарищи. Это, по-вашему, выходит, что я сегодня не уеду в Бугульму? - озадаченно спросил неведомого оппонента Иван Иванович, нахмурился и тут же ступил с ним в спор, - но уж дудки, если я сегодня туда не уеду, то завтра мне там уж точно будет нечего делать... Уехать в Бугульму я должен именно сегодня на поезде сто двадцать три, что отправляется с пятой платформы, левая сторона… Да, именно на этом поезде я сегодня и уеду в Бугульму, - твердо заявил он виртуальному оппоненту. Однако тут же был вынужден оставить в покое своего неведомого собеседника и спросить самого себя, -  только как это сделать?
   Озадаченный тревожной мыслью, прошелся взад-вперед вдоль железного справочника.  Искать кассу, что продает билеты на поезд номер сто двадцать три, теперь было бессмысленно. Это Иван Иванович осознал сразу, даже не имея опыта толкания в очередях. Сидящая в билетной кассе крашеная фифа не станет его слушать, а если и выслушает, то все равно ничем не поможет. Тут нужно искать более кардинальное решение.
    - Как же мне поступить? – снова спросил он себя, продолжая в задумчивости расхаживать вдоль примитивного автоответчика, - вот, черт побери, не хватало мне еще этой нежданно возникшей проблемы. - В очередной раз почесал в затылке, вслух убежденно произнес, - но не может быть, чтобы я не нашел выхода, - подумал еще немного, - выход безусловно есть, надо просто все, как следует взвесить.
    Как гласит народная мудрость, выход можно найти в любой ситуации, тем более человеку, родившемуся в день Великой Победы. Надо лишь старательно проанализировать сложившуюся ситуацию, взвесить все «за» и «против», короче, как следует подумать. В нашем случае Иван Иванович не долго мучил в напряжении свои мозговые извилины. Через пару минут он уже четко определился, как ему поступить дальше.
      -Кабинет начальника вокзала где? - спросил он строго у шваркающей рядом тряпкой уборщицы. Та бросила тряпку в ведро, подняла голову, но ответила не сразу.  Выпрямилась, вытерла со лба пот, внимательно посмотрела на Ивана Ивановича, как бы оценивая, стоит ли он того, чтобы выдавать ему подобные сведения.  Решила, что человек при галстуке и в начищенных ботинках имеет право быть проинформированным о местопребывании начальника вокзала.
       - Второй этаж прямо по коридору, - чуть подумав, добавила, - третья дверь направо.   
       - Спасибо, - Иван Иванович подхватил с пола чемодан, поправил на голове кепку и решительно устремился вперед. В сторону окошечек билетных касс он не повернул головы, они для него теперь никакого интереса не представляли. Даже своим неопытным в тонкостях вокзальных порядков деревенским умом Иван Иванович понимал бессмысленность обращения за помощью в билетную кассу. Кассирша, как рядовой работник вокзала, не могла ему помочь, она не обладала для этого достаточной компетенцией. Наш герой принял другой, собственный, более радикальный и в сложившихся обстоятельствах более верный вариант решения вопроса...
     Дверь в кабинет начальника вокзала оказалась слегка приоткрытой. Иван Иванович резко затормозил перед ней ход, остановился и нервно передернул плечами, что являлось признаком появившегося вдруг у него чувства нерешительности. Несмотря на проявляемое к нему покровительство со стороны богини Победы, перед порогом начальственных кабинетов Иван Иванович почему-то всегда немного робел. Вот и в этот раз, остановившись перед дверью со строгой латунной табличкой, Иван Иванович почувствовал, как запал его решительности несколько ослаб. Требовательный тон предстоящего разговора с начальником, на который он несколько минут назад себя настроил, начал склоняться к просительному варианту. Иван Иванович снял кепочку, мысленно перекрестился, без стука приоткрыл дверь чуть по шире и, просунув вовнутрь голову, спросил:
       - К вам можно?
   За столом небольшого и довольно скромного кабинета сидела молодая женщина в ладно подогнанном к фигуре фирменном костюме синего цвета, очень даже приятного вида, и рассматривала разложенные перед ней бумаги. В помещении она находилась одна, но появлению посетителя не обрадовалась.
       - Чего вы хотите? - спросила она холодно, чуть оторвав голову от бумаг.
       - Да у меня, понимаете, такое дело, - начал Иван Иванович, переступив порог и аккуратно прикрыв за собой дверь. Он продолжал стоять у входа, прижимаясь к двери спиной, - мне бы билетик надо приобрести до Бугульмы...
    Говорил он негромко, просящим голосом, так, и продолжая держать в одной руке чемоданчик, в другой, снятую с головы кепку и ощущая неудобство от того, что ему приходится отрывать от дела большого начальника по совсем пустяшному вопросу. Вместе с тем наш герой интуитивно подметил некоторые признаки положительно складывающихся для него обстоятельств. Его обрадовало, что начальник в кабинете находился один, что им оказалась женщина, причем, молодая и приятной наружности. Красивые женщины злыми не бывают - в этом Иван Иванович не сомневался. Они всегда окружены вниманием мужчин, так что у них нет повода для раздражения.  И, наконец, скромность кабинета также располагала к успокоительной мысли. В простеньких, не кричащих помпезностью кабинетах, обычно сидят добрые, способные на бескорыстную помощь ближнему, люди.
     Первые минуты общения с руководящим лицом женского пола подтвердили обоснованность радости нашего героя. Красивая начальница не стала сразу выгонять из кабинета не званного просителя. Прежде она взяла с тумбочки какой-то справочник, бегло заглянула вовнутрь и без малейшего раздражения сказала:
       - Билеты вашего направления продаются в кассе номер три, спуститесь, пожалуйста, на первый этаж и обратитесь в третью кассу.
    Хозяйка кабинета положила справочник обратно на тумбочку и, даже не выражая желания услышать благодарность за выданную информацию, предприняла попытку вернуться к прерванному занятию. Она полагала, что своим ответом полностью удовлетворила запрос посетителя. Однако Иван Иванович был другого мнения.
       - Видите ли, - сказал он все тем же просительным голосом, сжимая в руке кепочку и, продолжая стоять у двери, - в справочном бюро мне сказали, что билетов на Бугульму нет.
    Женщина снова оторвала голову от бумаг, посмотрела на посетителя более внимательно.
      - Ну, если нет билетов, стало быть, на нет и суда нет, - сказала она и пожала плечами, - в таком случае я вам ничем не могу быть полезной.
    - Простите, пожалуйста, - Иванов уже оторвал спину от двери и сделал шаг вперед, - но я вас убедительно прошу все-таки помочь мне сегодня уехать в Бугульму, у меня там больная тетка.
        - Полностью разделяю вашу озабоченность по поводу больной тети, но билетов в кассе, к сожалению, нет.
  - Но тетка уже возможно при смерти, а рядом никого…
  - Тем более сожалею, но, повторяю, ничем помочь вам не могу, - в интонации начальницы начали проявляться нотки раздражения.
 Ивану Ивановичу это не понравилось.
       - Так вы подумайте, как это сделать, - сказал он, переходя с просительного, на требовательный тон, - вы, начальник станции, вот и подумайте, как помочь нуждающемуся в помощи пассажиру.
   Своей наивной требовательностью посетитель, похоже, удивил хозяйку кабинета. Она с интересом смерила глазами стоящего перед ней Ивана Ивановича, не спеша, прошлась критическим взглядом по всей его фигуре, начиная обзор с головы до ног и обратно. Так сержант преддембельного срока придирчиво осматривает не понравившегося новобранца, пытаясь отыскать его амуниции элементы несоответствия уставным требованиям. Изъянов в одежде нашего героя начальница не нашла, зато без труда уловила в его облике и поведении признаки сельского жителя. Это подействовало на нее умиротворяюще. В ответ на наивно-грубоватую требовательность посетителя, она не стала сердиться, а решила еще немного потерять времени, чтобы в воспитательных целях преподать провинциалу некоторые азы правил хорошего тона.
      - Уважаемый товарищ, - сказала она, окончательно отрываясь от бумаг и благосклонно улыбаясь, - вы, чувствуется, человек из провинции, в присутственных помещениях бывали не часто, не знаете некоторых элементарных вещей. Поэтому я хотела бы вам сделать следующий совет - прежде чем собираться в дальнюю дорогу, при этом, неважно куда; в командировку, в гости, или к больной тете, вам надо было бы сначала вооружиться знанием правил поведения в общественных местах. Познать некоторые прописные истины, которыми должен пользоваться в своих действиях любой, в достаточной мере, культурный человек. В частности, коль вопрос коснулся железнодорожных порядков, скажу вам - на вокзалах, давно и не нами приняты следующие нормы поведения: все интересующие пассажиров вопросы выясняются не в кабинете начальника, а в справочных бюро, чемоданы сдаются в багажные отделения, билеты покупаются в билетных кассах, посадка в вагон осуществляется на перронах, - чуть помолчав, иронически добавила, - кроме того, также давно заведено - прежде чем заходить в кабинет официального лица, следует сначала постучать в дверь, получить  разрешение, вытереть ноги о коврик, а уже потом переступать порог...
   Иван Иванович посмотрел на свои ботинки, тщательно начищенные с утра, хмуро спросил:
      - А без сменной обуви в вокзал запускают?
    Начальница рассмеялась.
        -  Вы, оказывается, остроумный человек, - сказала она, -  хорошо, очень хорошо..., это делает вам честь. Так вот, уважаемый товарищ, вы, я надеюсь не только остроумный, но и здравомыслящий человек, поэтому должны понять, что если в кассах на ваш поезд билета нет, то его тем более не может оказаться в моем кабинете... Где же я могу его вам взять?
    Взгляд начальницы выражал твердость, лицо спокойствие, а уверенность голосу придавала неоспоримая логика излагаемой мысли.  Однако твердостью взгляда, как и элементарностью логики, упорство колхозного завхоза пошатнуть было трудно.
     - А вы все-таки, подумайте, - упрямо повторил Иван Иванович.
   Когда он сам не видел варианта решения вопроса, в словах был краток.
    - Да что мне думать, - нахмурившись, спросила начальница, но сердиться пока не спешила, - мне нечего думать, - опять улыбнулась провинциальной простоте незваного гостя, - мне, уважаемый товарищ, думать нечего, - продолжала она с иронией, -  чтобы выполнить вашу просьбу мне остается одно - пойти на перрон, высадить из вагона имеющего на руках билет пассажира, отобрать у него этот билет и вручить его вам. Так что ли, вы посоветуете мне поступить.
   Шутки Иван Иванович понимал, но не любил, когда над ним пытались насмехаться.
       - Советовать я вам ничего не буду, - сказал он в ответ, - вы начальник вокзала, значит это ваша проблема - определиться, как удовлетворять требование пассажира, - он окончательно освободился от чувства неудобства своего присутствия в начальственном кабинете, убрал с лица стеснительную улыбку, - вот вы ее и решайте, свою проблему. Я же знаю твердо одно - сегодня я должен уехать в Бугульму, уехать любой ценой, и я это обязательно сделаю… Ясно?
  В душе Ивана Ивановича пробудилось заложенное его рукокрылой покровительницей-викторией стремление, ни при каких ситуациях не отступать. Он сердито рубанул воздух рукой с зажатой в ней кепкой.
    - Так и знайте, во что бы то ни стало, но я сегодня уеду в Бугульму, - заявил он твердо
    Начальница не стала оспаривать святое желание нашего героя навестить больную тетку.
       - Да Бог с вами, поезжайте, конечно, поезжайте, - сказала она, - поезжайте хоть в Бугульму, хоть на Калыму, хоть к черту на кулички, поезжайте, это ваше личное право, ... только я вас прошу об одном, уважаемый товарищ, освободите, пожалуйста, мой кабинет..., вы мне мешаете работать.
    Иван Иванович понял, что немного перегнул. Самоуверенность - штука хорошая, но при ее излишнем проявлении делу можно навредить.  Решая вопрос неформальным образом, следует проявлять не только тупое упрямство, но порой необходимо прибегать и к дипломатическим приемам. Иван Иванович переложил кепи в руку, которой держал чемодан, прокашлялся в освободившийся кулак, сделал еще два шага вперед.
    - Товарищ начальник, - начал он примирительно и издалека, - вы красивая, умная женщина, судя по всему, опытный работник железнодорожной службы, вы прекрасно понимаете, что без билета на руках я не смогу уехать ни в Бугульму, ни на Калыму, ни в любую другую точку земного шара. Калыма и чертовы кулички мне, слава Богу, не нужны, а вот в Бугульму сегодня уехать крайне необходимо... меня там ждет больной человек. 
   Набросил на лицо тень грусти, несколько секунд помолчал:
   - Представляете, три дня назад получил от больной тетки письмо с просьбой приехать, оказывается, она больна давно и очень серьезно. (Об обреченности своей родственницы Иван Иванович решил пока умолчать.) Посоветовались с женой и решили, что просьбу больного человека надо удовлетворить.  Взял двухнедельный отпуск, занял у соседей денег (здесь наш герой слегка приврал), прикатил в областной центр..., и вот тебе – на, такой неожиданный казус. Я никак не ожидал, что на какой-то поезд в кассах вдруг может не быть билета. Билетов действительно не оказалось и, как на грех, именно на мой поезд, - Иван Иванович сокрушенно развел свободной рукой, - вот ведь какая неприятность, понимаете…, а уехать мне обязательно надо. Так что теперь я могу рассчитывать только на вашу помощь, - закончил он, не сводя просительного взгляда с начальницы.
   Хозяйка кабинета обладала большой силой выдержки и терпения. Она, продолжая оставаться в покойном состоянии, молча выслушала длинную исповедь незваного гостя. Грубоватое поведение провинциала пока не вызвало у нее гнева, даже можно сказать наоборот, оно пробудило в ее душе чувство снисходительного покровительства.
   - Помочь вам я, пожалуй, смогу, - отвечала она, немного подумав, - но помочь только советом.
      - Давайте советом, -  согласился Иван Иванович. Он не хотел снова обострять отношения с хозяйкой кабинета, - я не частый ездок на поездах, порядков ваших не знаю, поэтому с радостью воспользуюсь советом знающего человека, - мне бы только в Бугульму уехать, к больной тетке.
      - Хорошо.
   Начальница снова взяла справочник с тумбочки, заглянула в оглавление, открыла на нужной странице.
      - Записывайте, - сказала она, не отрывая глаз от справочника.
   Иван Иванович поспешно хлопнул ладошкой по внутреннему карману, вспомнил, что ручка находится в чемодане, махнул рукой:
     - Говорите, я так запомню.
      - Хорошо, - начальница слегка повернулась на стуле, пододвинула к себе поближе справочник, принялась диктовать:
- На улице Горького, дом номер пять размещается касса предварительной продажи билетов...
      - Еще одна? - удивился Иван Иванович, не вникая в смысл слова - «предварительная».
      - Да, еще одна и тоже железнодорожная, - подтвердила начальница, - добраться туда можно автобусом номер одиннадцать, - подняла голову, чуть задумалась, прикидывая в уме автобусный маршрут, - значит так, выйдете через шесть остановок, увидите на набережной большое серое здание, его легко узнать по бегущей на фронтоне электронной строке... Так вот, угловая дверь этого здания, как раз та, что вам требуется... Там всегда можно купить билет на поезд любого направления.
    Начальница закрыла справочник и положила его на место.  Она была довольна собой, как любой человек, оказавший кому-либо бескорыстную помощь.
      - А я успею до отправления поезда? - спросил слегка обрадованный, но до конца не поверивший в удачу Иван Иванович.
      - Успеете, - успокоила его приятная собеседница, - очередь там обычно небольшая, да и билеты продают, как минимум за трое суток до отправления поезда.
   Иван Иванович на миг удивился, задумался, потом резко нахмурился. Информация о незначительной очереди прошла мимо его ушей, зато предложенная хозяйкой кабинете возможность отправиться в Бугульму через трое суток привела к новому возбуждению его психики. Он понял, что имела в виду начальница, давая подобный совет. Лицо нашего героя исказила болезненная гримаса, губы затряслись от обиды. И право же, было от чего так поступить. Иван Иванович почувствовал себя в роли библейского персонажа, который протянул руку за хлебом, а в его раскрытую ладонь вложили змею. Но он не за хлюпал носом, не заплакал, хотя подобным предложением был оскорблен до глубины души. Он просто становился сам собой, человеком по воле судьбы не признающим поражений.
      - Да, вы никак смеетесь надо мной? – спросил Иван Иванович сурово, делая еще один шаг вперед. Его брови сошлись над переносицей, на щеках заиграли скулы. - Хаханьки надо мной вздумали строить, - повторил он, - шутки ради поиздеваться надо мной вздумали, гражданин начальник..., так что ли? - выкрикнул он грозно. - Человеку, понимаешь, срочно нужно выехать в Бугульму, он просит ответственное лицо оказать содействие в этом, а ему, вместо действенной помощи, предлагают тащиться в другой конец города, чтобы, в лучшем случае, выехать в интересующий его населенный пункт только через трое суток,.. Да вы хоть сами-то думаете, что мне предлагаете?
    Иван Иванович чувствовал себя оскорбленным в своих лучших чувствах и потому корректностью в выражениях решил пренебречь. Все его существо горело негодованием. Хозяйка кабинета, наоборот, продолжала сохранять спокойствие. Будучи уверенной в своей правоте, даже в ответ на очевидную грубость незваного гостя не стала отвечать ему тем же.
     - Я-то думаю, что говорю, - отвечала она, - и отлично понимаю, что делаю..., я даю вам здравый совет решения вашего вопроса - поехать в кассу предварительной продажи и купить билет на ближайшие сутки. Но если вас не устраивает мое предложение, ищите другой вариант..., это ваше полное право, - хозяйка кабинета придала позе, и голосу административную строгость, - а вот со своей стороны я попрошу вас, гражданин хороший, незамедлительно покинуть мой кабинет... повторяю, вы мешаете мне работать.
      - А вы меня не выгоняйте, - еще суровее отвечал Иван Иванович, - не выгоняйте, - повторил он, - я зашел к вам, как к должностному лицу, вовсе не за тем, чтобы уйти  отсюда, не доведя дело до конца..., я не из тех, кто, не солоно хлебавши, из кабинетов уходит... А выгонять посетителя вы не имеете права и издевательских предложений делать людям, обратившимся к вам за помощью вам тоже никто права не давал, - он сглотнул слюну, продолжал с еще большей обидой, - я лично не привык, чтобы надо мной хаханьки строили. Я, если хотите знать, четверть века отдал хлебопашескому труду, более двадцати пяти лет, от зари до зари проработал на колхозных полях без отпуска и выходных и, в конце концов, имею право хоть раз в жизни выехать туда, куда мне необходимо выехать ... А вы надо мной насмешки строить вздумали... Я этого дела так просто не оставлю. Я еще у вас жалобную книгу потребую, - за свою сорокапятилетнюю бытность в подлунном мире Ивану Ивановичу ни разу не приходилось видеть собственными глазами жалобную книгу, но понаслышке знал о существовании таковой и был уверен, что записи в ней любое начальство боится, как черт ладана.  Да..., да..., я у вас жалобную книгу потребую, - повторил он угрожающе, - и запишу там такое..., я там такое запишу, - Иван Иванович напряг всю свою фантазию, но так и не смог подобрать слов для полновесной характеристики тех страстей, которые он грозился записать в жалобную книгу, - короче, я не позволю вам издеваться надо мной.
     Слушая возбужденную речь посетителя, начальница продолжала улыбаться, только улыбка ее теперь была уже не доброжелательной, а снисходительно-насмешливой.
      - Да это не я, это вы надо мной издеваетесь, - все также спокойно отвечала она, - вы пытаетесь обвинить меня во всех смертных грехах, требуете от меня жалобную книгу, хотите записать в нее претензии за мое, будто бы неправильное к вам отношение. А задумались ли вы, на каком основании вы решили требовать от меня жалобную книгу?
  Похоже, начальница решила еще немного пожертвовать времени на не запланированную аудиенцию. Еще дальше отодвинула от себя бумаги, принялась удобнее устраиваться на стуле.
 - Итак, значит, вы считаете, что я неправильно себя веду? – начала сама же себе отвечать, - хорошо, уважаемый товарищ, давайте разберемся по порядку, кто из нас двоих ведет себя неправильно... Начнем разборку с начала. Я сижу в своем рабочем кабинете, просматриваю деловые бумаги, решаю производственные вопросы, короче, занимаюсь текущими делами. И вдруг, ни с того, ни с сего вы врываетесь в мой кабинет, причем, врываетесь, прошу отметить, без стука, без спроса и в грубой форме начинаете требовать от меня билет на вашу проклятую Бугульму. Требуете бестактно, грубо, в общем, ведете себя по-хулигански. - Чуть помолчала, не интеллигентным образом оттопырив нижнюю губу, продолжала – так, кто же это вас уполномочил на подобные действие, кто вам разрешил так себя вести, позвольте вас спросить, вы об этом подумали?  Уже более получаса пристаете ко мне чуть ли не с ножом к горлу с требованием выдать вам несуществующий билет. При этом совершенно не реагируете на мою здравую аргументацию неправомочности ваших действий... Так позвольте вас спросить, уважаемый гражданин, - повторилась начальница, - вы сами-то подумали, насколько обосновано ваше требование и насколько правильно ваше личное поведение, - начальница позволила себе усмехнуться, - представьте себе, если бы все пассажиры, толкающиеся сейчас у касс, вдруг ринулись в мой кабинет за билетами..., представляете, что бы сейчас здесь творилось?
    Иван Иванович молчал. Возможно, он не обладал в достаточной мере формой образного мышления, чтобы представить себе картину, творящуюся у дверей кабинета начальника вокзала, если бы вдруг здесь собралась взволнованная толпа пассажиров от всех шести билетных касс. А может, не пожелал представлять себе подобную ситуацию. Во всяком случае, он молчал. Начальница продолжала.
      - А что касается меня, то я на ваше беспардонное поведение не стала отвечать грубостью...  Русским языком, в спокойной обстановке объяснила вам, что билетов на испрашиваемое вами направление в кассах вокзала нет..., так? – повторно спросила она, уставившись на Ивана Ивановича осуждающим взглядом, как учительница начальной школы на провинившегося первоклассника. - Так, - ответила сама же себе. -  Дальше, вы спросили у меня совета, как вам быть в таком случае. Я предложила вам съездить в кассы предварительной продажи и там купить билет на ближайшие сутки. Мое предложение вас не устроило, о чем сожалею, но отнюдь не собираюсь оспаривать ваше несогласие со мной. В конце концов, это ваша проблема и вы вольны поступать по своему усмотрению. За вами остается полное право, поступить так, как считаете нужным. Но, что касается меня, - начальница снова приняла строго официальный вид, - то я убедительно и уже в который раз, прошу вас покинуть мой кабинет, так как мне надо работать...  я и так с вами потеряла столько времени.
 Однако, не желая быть неправильно понятой, а может, все-таки испугавшись требования жалобной книги, добавила:
  - Но избави Бог, чтобы я вас выгоняла. Я просто считаю, что поднятый вами вопрос исчерпан и потому прошу покинуть мой кабинет, - после небольшой паузы добавила, -  но, если у вас есть еще вопросы, я слушаю…, только, попрошу, покороче.
    Начальница закончила и вопросительным взглядом уставилась на посетителя.
   У Ивана Ивановича не нашлось оснований для опровержения, высказанных хозяйкой кабинета, доводов. Повторять требование о предоставлении книги жалоб он также не стал, однако свои права в приобретении билета на поезд номер сто двадцать три продолжал отстаивать с тем же упорством.
      - Мне надо сегодня уехать в Бугульму и прошу вас помочь мне это сделать, - повторил он заучено, но твердо.
      - Да как же я вам помогу, если билетов в кассе нет, - сердито спросила женщина.
       - Подумайте и помогите, но сегодня я должен уехать в Бугульму.
     Уставившись на начальницу остекленевшим взглядом, со своей многократно повторенной " Бугульмой ", Иван Иванович стал подобен тетереву, обхаживающему самку на весеннем току, и беспрерывно повторяющему требовательно-призывное " бу, бу, бу ".
   Хозяйка кабинета все еще пыталась сохранить внутреннее спокойствие, хотя это давалось ей уже с большим трудом. Она начинала походить на человека, теряющего последнюю надежду достойного выхода из создавшегося положения. Взялась ладонями за виски, откинулась на спинку стула
     - Господи, - простонала она, - да откуда свалился на мою голову этот сумасшедший, какая нелегкая его сюда принесла. Это же просто невероятно..., ему говоришь одно, он тебе другое, ему - одно он - другое... Гражданин, вы, что, русского языка совсем не понимаете?
     Иван Иванович стоял посреди кабинета, всем своим видом показывая, что он готов понять все, что угодно. Он готов понять любой язык, любой жест, любую мимику, но только в том единственном случае, когда его просьба будет удовлетворена. Других вариантов понимания чего-либо он себе не представлял.
       - Нет, это уму непостижимо, - отчаянно выкрикнула начальница.
  Убрала руки с головы, с решительной настроенностью выпрямилась на стуле. Похоже, терпение ее все-таки лопнуло. Резко мотнула головой в сторону выхода и не столько отчаянно, сколько властно крикнула:
 - Гражданин, немедленно очистите мой кабинет, иначе я буду принимать насильственные меры.
    - Только с билетом в кармане, - в тон ей ответил Иван Иванович.
 Его ноги будто приросли к полу, он окончательно решил, что теперь ни за что не отступится. В этот момент ему даже начинала нравиться железная игра настоящих характеров.
    И тут случилось непредвиденное. В поведении начальницы вдруг наступил странный перелом. То ли она вспомнила недавно сказанные посетителем сладкие для слуха женщины слова о ее привлекательности и уме, то ли вынуждена была признать непоколебимость воли неожиданно оказавшегося в ее кабинете ветерана колхозного производства, а может это случилось под воздействием какого-то поступившего сигнала свыше, с небес. Все может быть. Но как бы там ни было, начальница вдруг как-то странно посмотрела на посетителя, в кратком раздумье зажала верхним рядом зубов нижнюю губу и неторопливо потянулась рукой к селектору местной связи. Иван Иванович внутренне замер, молча стал следить за ее дальнейшими действиями. Начальница включила штепсель в розетку, нажала кнопку вызова третьей кассы. Щелчок внутри аппарата сообщил, что трубка на другом конце провода снята.
        - Анжелика Эдуардовна? - спросила начальница в микрофон.
       - Слушаю вас, Нина Петровна, - раздалось в ответ.
    Иван Иванович тут же сделал себе зарубку на память - начальницу зовут Ниной Петровной. Мысленно ругнул себя, что не удосужился заранее спросить об этом у уборщицы на первом этаже. Если бы он, войдя в кабинет, сразу назвал начальницу по имени отчеству, решение его вопроса, возможно, пошло бы спорче. Книг Дейла Карнеги Иван Иванович не читал - просто жизненный опыт подсказывал ему, как правильно общаться с людьми.
     - Анжелочка, - продолжала Нина Петровна, - скажи, пожалуйста, как там у нас обстоят дела с направлением на Бугульму?
    Последовавшая за вопросом краткая пауза была необходима кассирше, чтобы выяснить ситуацию по испрашиваемому вопросу.
      - На поезд номер сто двадцать три билетов нет, - последовал через минуту из репродуктора бесстрастный ответ.
   Голос был лишен какой-либо интонации, но звучал приятно и, судя по всему, мог принадлежать молодой, миловидной девушке. Кассирша замолчала в ожидании следующего вопроса от своего руководителя.
   Начальница взглянула на Ивана Ивановича, как бы молчаливо вопрошая его:
     - Ну, теперь-то вы убедились, что в кассе действительно билетов нет?
   Иван Иванович, не мигая, смотрел на начальницу и его такой же молчаливый взгляд насмешливо отвечал ей:
      - Эва, удивила новостью - в кассе билетов нет ... Да в этом я убедился еще полчаса назад в справочном бюро, где чуть кепку не потерял и едва не лишился уха, - мысленно усмехнулся, -  я, голубушка и в вашем кабинете нахожусь только потому, что не могу приобрести билет в кассе... Вот так-то...
   Бессловесный диалог был непродолжительным и снова закончился в пользу Ивана Ивановича. Начальница слегка поморщилась, повернулась к микрофону.
   - А с броней как? -  спросила.
   Вся информация по интересующему начальницу вопросу теперь находились перед глазами кассирши. Ответ ее прозвучал незамедлительно.
     - Два билета в этом направлении имеются.
      - Они конкретно кем-то заказаны, или оставлены на всякий случай?
  Снова наступил полуминутный перерыв в разговоре. Иван Иванович замер, весь превратившись в слух.
     - Один заказан начальником снабжения машиностроительного завода, - отвечала кассирша, выяснив у себя очередные подробности с билетами бугульминского направления, - с минуты на минуту должен забежать, уже предупредил, что выезжает, а второй заказан не совсем конкретно, а так, с серединки на половинку. 
         - Как это, - не поняла начальница.
      - Звонили вчера с горкома партии, приказали оставить один билет на поезд сто двадцать третьего маршрута. Какой-то товарищ от них выезжать в этом направлении собирается. Но сегодня или завтра он будет выезжать, пока не определились...
   Наступила очередная небольшая пауза. Иван Иванович с надеждой уставился на Нину Петровну, та задумчиво смотрела в микрофон. Первой молчание прервала кассирша.
      - Так как прикажете с тем билетом поступить, Нина Петровна? Желающих приобрести его уже подходило несколько человек, - кассирша вопросительно замолчала.
   Нина Петровна продолжала думать. В кабинете наступила тишина, прерываемая учащенным дыханием Ивана Ивановича, да каким-то странным, все возрастающим гулом, доносившимся из не отключенного микрофона. Затянувшееся молчание снова было прервано со стороны билетной кассы.
     - Простите, Нина Петровна, - сказала оторванная от работы кассирша, - у меня тут очередь волнуется, ругаются, что я не веду обслуживание... Так как же мне быть с тем билетом?
    Нина Петровна вздохнула:
      - Оставьте на броне, согласно указанию горкома партии.
 Она отключила микрофон, откинулась на спинку стула. Посмотрела на Ивана Ивановича с видом человека, который все сделал от него зависящее. Приложила все возможные усилия, но, увы. Исполнение просьбы оказалось выше ее возможностей.
      - Теперь вы сами слышали, - сказала она устало, - что в кассе действительно никаких билетов нет, даже на броне.
     - А тот, который горкомовский?
    Нина Петровна поморщилась еще раз. Ей начинала надоедать эта канитель.
      - Извините, товарищ, но то, что есть - не про вашу честь, - сказала она грубо, даже не пытаясь скрыть пренебрежения к собеседнику, - неужели вы могли подумать, что из-за вас я вступлю в конфликт с самим горкомом партии ..., это же просто смешно, -  на ее лице мелькнула тень презрительной улыбки.
    Иван Иванович это заметил, в свою очередь обиженно поджал губу. Наш герой был законопослушным гражданином, чтил партийные органы, неукоснительно исполнял все конституционные обязанности, но, вместе с тем, обладал еще и чувством собственного достоинства. Он болезненно воспринимал пренебрежительное к себе отношение, не зависимо, от кого бы оно ни исходило.
     - По конституции, между прочим, Нина Петровна, все граждане нашей страны равны, - сказал он нараспев, не то поучительно, не то назидательно, но в любом случае спокойно, - все имеют одинаковые права, независимо от национальности, возраста, занимаемой должности и партийной принадлежности. Вам бы полагалось это знать, уважаемый начальник..., такая высокая должность, как у вас, требует знания конституционных законов.
    Во время произнесения обличительной тирады Иван Иванович был хорош. Даже при проявлении со стороны начальницы оскорбительной бестактности, он нашел силы удерживать себя в надлежащих рамках. Голос его оставался ровным, поза невозмутимой, лицо сохраняло естественный цвет. Зато Нина Петровна начала терять контроль за своими эмоциями.
       -Нет, вы только посмотрите, люди добрые, что здесь происходит, - чуть не всплеснула она руками, - от начальника вокзала, в его собственном кабинете требуют выдачи билета, которого в действительности не существует, беспардонно рекомендуют, как ему вести себя с вышестоящими органами, а теперь пытаются просвещать его в тонкостях конституционных законов, - возмущенно пожала плечами. -  Это надо же до такого додуматься, ...да это просто уму непостижимо... Не хватало мне еще, чтобы любой с улицы про ..., - она споткнулась, чуть не сказав слова " проходимец ", но сдержала себя, повторившись, - любой с улицы прохожий, врывался в мой в кабинет, причем, делал это без стука и без спроса и начинал читать мне лекции по дисциплине государства и права .... Нет, с подобным явлением я не могу согласиться, - она напустила на себя грозный вид и встала. Похоже, аудиенция Ивана Ивановича у начальника вокзала подходила к концу.
   - Гражданин, - сказала она тоном, не терпящим возражения, - я еще раз прошу вас покинуть мой кабинет, сделать это сейчас же и незамедлительно, - начальница выбросила руку в сторону дверей, - вы слышите, что я вам сказала?
    - Слышу, - спокойно отвечал ей Иван Иванович, продолжая оставаться на месте, - прекрасно вас слышу, Нина Петровна, но при всем уважении, как к вам, так и к вашей должности, все-таки вынужден вас огорчить, никуда я отсюда не уйду, пока не решу своего вопроса.
  Невозмутимо-уверенный вид посетителя однозначно подтверждал, что говорит он сущую правду и поступать будет так, как говорит.
      - Нет, это уже черт знает, что такое здесь происходит, - выкрикнула в сердцах окончательно выведенная из себя начальница.
    Ее глаза начинали метать молнии, лицо покрываться красными пятнами. Она шумно отодвинула в сторону стул, на котором сидела, шагнула из-за стола и широкой мужской поступью подошла к Ивану Ивановичу. Чувствовалось -  нервное возбуждение женщины достигло своего апогея, настрой ее был решительным. Иван Иванович же, напротив, оставался невозмутимым, как море в безветренную погоду. Он с интересом, но без малейшего страха наблюдал за ее действиями. Приблизившись к посетителю вплотную, Нина Петровна чуть привстала на носки, вытянула вверх голову и громко крикнула ему в ухо, будто тот страдал глухотой.
       - Гражданин, я в последний раз предлагаю вам по-хорошему покинуть мой кабинет.
    Иван Иванович даже не вздрогнул от громкого голоса, а лишь болезненно поморщился. Крики и угрозы действовали на него, как холодная вода на раскаленное железо, они превращали его в сталь. Не торопясь, вытер ладошкой слюну, брызнувшую ему на щеку изо рта крикнувшей в ухо начальницы, также не спеша, вытер ладошку о край куртки и, глядя сверху вниз на разъяренную хозяйку кабинета, рассудительно сказал:
       - Извините, Нина Петровна, но в предложениях ваших я больше не нуждаюсь..., вы мне уже дали один совет по поводу кассы предварительной продажи билетов..., спасибо, больше подобных предложений мне не надо, мне теперь требуется от вас только конкретная помощь, - педагогическим приемом потряс головой, -  конкретная и никакая другая, поняли? Вот так-то, уважаемый начальник.
     - Ах, так вы от меня конкретной помощи захотели, - ехидно спросила начальница, окидывая Ивана Ивановича испепеляющим взглядом, - так, так…, значит, вам нужна моя помощь, говорите, - повторила она с многообещающим смысловым ударением в слове «помощь», - хорошо, сейчас вы ее получите, сейчас я с удовольствием помогу вам вышвырнуться из моего кабинета.
      Учитывая неординарность произошедшего дальше, автор вынужден сделать маленькое отступление. Пожалуй, все-таки справедливо утверждение психологов-аналитиков о том, что мужчина воспринимает мир при помощи логики, а женщина чувствами и эмоциями. Подчиняясь эмоциональным началам своей экспансивной натуры, женщина порой превращается в сгусток энергии высокой концентрации, которую, как и шаровую молнию, лучше руками не трогать.
    Не знаем, был ли в курсе дела по поводу вышеназванных опасений Иван Иванович, или же по своей деревенской простоте находился в неведении по данному вопросу, но в любом случае, трогать Нину Петровну он не предполагал. Инициатором последовавшего между ними далее физического контакта выступила сама хозяйка кабинета. Несколько секунд она безмолвно, прищурив глаза, внимательно смотрела на Ивана Ивановича, будто пытаясь его загипнотизировать, потом вдруг схватила за рукав и яростно дернула в сторону двери. В это движение она вложила все свои физические возможности и душевную злость, однако результативность от приложенных усилий оказалась нулевой. Она была подобна эффекту удара теннисного мячика в каменную стену монастырской ограды. Иван Иванович даже не шелохнулся. Да это и неудивительно. Он хотя и считал себя работником интеллектуального труда, относя свою должность кладовщика к разряду инженерно-технических работников, но в сути своей оставался потомственным крестьянином. Его предшественники по отцовской и материнской линии занимались тяжелым физическим трудом, их житейские установки и физиология тела формировались под воздействием постоянного общения с грубой природой деревенского быта. Наследственные гены предков передали Ивану Ивановичу здоровую психику и широкую крестьянскую кость. Столкнуть его с места было также тяжело, как и расшатать нервы.
     Легким движением плеча с заметным чувством брезгливости, он освободил одежду от цепких женских пальцев и, чуть отодвинувшись в сторону, назидательно сказал:
      - А вот хватать меня за рукав совсем ни к чему, Нина Петровна, и пытаться вытолкать из кабинета пришедшего на прием посетителя тоже вам не советую.
   Голос его обиженно дрогнул. Попытка силового давления была воспринята им, как нарушение прав человека, что несколько расстроило Ивана Ивановича.
  - Ваши подобные действия являются неправомочными, - заявил он начальнице, - они, если хотите знать, являются нарушением международной конвенции о свободе личности. А потом, скажу откровенно, товарищ начальник, надоели мне ваши постоянные повторения " мой кабинет, мой кабинет ", да откуда вы вдруг взяли, что это ваш личный кабинет, - Иван Иванович осуждающе усмехнулся, -  нет, уважаемая Нина Петровна,  - вы ошибаетесь..., вы глубоко ошибаетесь, считая  своей  собственностью это помещение ... И вокзал, и кабинет, и вся обстановка в нем - это не ваша частная собственность, а общенародное достояние государства, национализированное семьдесят лет тому назад и переданное в руки всего трудового народа ... Великая Октябрьская социалистическая революция, голубушка, совершалась не только для вас, но и для меня тоже, как и для любого другого советского гражданина, который сюда может зайти с предъявлением своих законных требований. А вы задолдонили, мой кабинет, мой кабинет.
   Иван Иванович чувствовал, что правда за ним, поэтому не стеснялся открыто излагать свое мнение.
  - Я, между прочим, не знаю, на какой стороне баррикад находились в те исторические времена ваши предки, - продолжал он, - но мой дед, скажу вам к слову, был активным участником революции, в гражданскую войну боролся против Деникина, дважды был ранен. Так что он собственной кровью отстоял мое право находиться сейчас в этом кабинете и излагать вам свои обоснованные претензии... А вы меня за рукав да в шею ... Не много ли берете на себя, гражданин начальник?
    Когда Иван Иванович находился в возбужденном состоянии и попадал в струю собственного красноречия, в словесном споре равных себе он тогда не имел. Сейчас, похоже, был тот самый случай. Иван Иванович наслаждался собственной речью. Он почувствовал себя ведущей стороной и решил больше инициативы из своих рук не упускать. Чтобы не оставлять у зарвавшегося начальника ни малейшего сомнения по поводу обоснованности своих претензий на право находиться в этом кабинете, смело шагнул к стулу, стоявшему у боковой стены, чуть отодвинул его в сторону и по-хозяйски уселся. Чемоданчик поставил на пол, уже ставшим привычным, предупреждающим возможность воровства движением, зажал его промеж ног. Прошелся пятерней по волосам, положил руки на колени и вызывающе уставился на продолжавшую стоять посреди кабинета растерянную хозяйку.
     Нина Петровна была действительно потрясена. За шестилетний период работы в должности начальника вокзала с подобной ситуацией она столкнулась в первый раз. Убийственная логика провинциального внука революционера по поводу своих прав на обобществленную государственную собственность, к которой он относил и ее кабинет, подействовала на начальницу ошеломляюще.
     Широко открытыми глазами она смотрела на Ивана Ивановича, определенно не зная, как же ей поступать дальше. Она начинала терять веру в возможность дальнейшего руководства ситуацией в собственном кабинете.
       - Нет, это действительно черт знает, что здесь происходит, - повторила она и растерянно посмотрела по сторонам. Помощи ждать было неоткуда, в кабинете их было только двое.
        - Да вы хоть сами-то представляете себе, где вы находитесь, - снова подступилась она к продолжавшему беззаботно сидеть Ивану Ивановичу, - осознаете, что такое говорите и что делаете?
      - А как же, Нина Петровна, и представляю, и осознаю, - охотно отвечал тот.
   Чемоданчик из-под ног он убрал, обоснованно решив, что здесь его не упрут. Усевшись поудобнее, начал детально излагать собственное понимание сложившейся обстановки.
      - Нахожусь я в кабинете руководителя вокзала, ответственного лица, который, между прочим, посажен сюда затем, чтобы выполнять волю граждан, его сюда посадивших, и обеспечивать их беспрепятственное продвижение по всем направлениям нашей страны. Мне, в частности, необходимо сегодня уехать в Бугульму, вот я зашел к вам, как к ответственному лицу, чтобы вы обеспечили мне выезд в избранном мной направлении, - чуть помолчав, грустно добавил, - а вы меня за рукав да в шею... Нехорошо так поступать, товарищ начальник.
   На Ивана Ивановича иногда снисходило вдохновение, тогда он начинал говорить не только убедительно, но и проникновенно. Автор не берется утверждать, будто в данный  момент начальница прониклась согласием с мнением нашего героя. Вариант был не тот, да и возможностью для удовлетворения просьбы посетителя, надо признать, она все-таки не располагала. Тем не менее, свои эмоции взяла под контроль. Возможно, осознала, что возмущаться в этой нелепой ситуации просто бессмысленно.
       - Уважаемый гражданин, - начала Нина Петровна измученным голосом несколько раз прокрученной пластинки, - я же вам двадцать раз повторила одно и то же, что билетов вашего направления в кассах нет. Да вы об этом и сами прекрасно слышали от кассирши, я вам предоставила такую возможность.  Так что же вы еще от меня хотите, где же я его вам возьму, скажите, пожалуйста,.., родить билет я не могу, отобрать у пассажира не имею права, сотворить из воздуха, как старик Хоттабыч, тоже не в силах... Так, где же я его вам возьму, это пресловутый билет, подскажите мне, пожалуйста, - еще раз повторила Нина Петровна. - Если в вагоне пятьдесят четыре места, то я никак не могу увеличить это количество еще на одно даже для вас, для ветерана сельскохозяйственного производства и потомка героя гражданской войны. Это Иисус Христос мог накормить двумя хлебами пять тысяч человек, а я могу отправить в вагоне ровно столько пассажиров, на сколько он рассчитан. Я не старик Хоттабыч и не Иисус Христос, чтобы чудеса творить.
     Иван Иванович внимательно слушал длинный монолог начальницы, в знак согласия иногда поддакивал кивком подбородка, но с ее заключительными словами не согласился.
      - А вот это вы напрасно делаете, - укоризненно сказал он, - не надо было так говорить.
       - Не поняла?
       - Что ж тут непонятного, богохульствуете вы, вот что..., грех вам большой за это будет.
   Нина Петровна на какой-то миг снова лишилась дара речи. Неожиданный поворот разговора в сферу религии застал ее врасплох. Иван Иванович без труда заметил искреннее удивление на лице собеседницы, не стал дожидаться наводящего вопроса, а, упреждая его, начал объяснять:
      - Не надо, Нина Петровна, путать Божий дар с яичницей, не надо в одну кучу сваливать старика Хоттабыча и Иисуса Христа ... Помните, как в Евангелии сказано " Не произноси всуе имя Бога твоего...".
   Нет, незнание координат города Бугульмы еще не означает низкий уровень эрудиции человека. Это автор имеет в виду своего героя. Где находится город Бугульма, Иван Иванович действительно не знал. Но при всем том, согласитесь; он все-таки был довольно эрудированным человеком, если так непринужденно мог цитировать Священное Писание. В очередной раз потрясенная Нина Петровна всплеснула руками.
       - Нет, вы посмотрите сюда, люди добрые, - повторно призвала она в свидетели неведомых зрителей, - этот человек не только потерял все рамки приличия, но и совесть человеческую тоже потерял ... То он мне читает лекции по государству и праву, то делает экскурс в историю революции семнадцатого года, а теперь, полюбуйтесь, пожалуйста, пытается проповедовать каноны Закона Божьего. - Рассудительный тон хозяйки кабинета вновь сменился всплеском гнева, - не нуждаюсь я в ваших уроках культпросвета и вас самих больше видеть не хочу ..., а ну выметывайтесь отсюда сюю же минуту ...
    Возбужденная собственными словами Нина Петровна дернулась было в сторону сидящего Ивана Ивановича с целью применения к нему физической силы, но, вспомнив недавнюю неудачу, вынуждена была остановить себя. Она лишь в бессильной ярости топнула ногой и крикнула визгливым голосом:
      -Да покинете ли вы, в конце концов, мой кабинет, или нет?"
     Незаметно для себя Нина Петровна перевоплощалась из строгого административного руководителя в обыкновенную со всеми ее слабостями и недостатками женщину. Независимо от занимаемого поста и должностных полномочий начальника вокзала, она в эту минуту стала походить на ту, яростно отстаивающую свои бытовые интересы воительницу женского рода, что, вступив в горячий диспут с соседкой по квартире, пытается выяснить - чья кошка прошлой ночью оставила экскремент на лестничной площадке - ее Мурка или соседский Васька.
     Иван Иванович в этот момент подумал именно о такой ситуации. Он мысленно представил себе, как Нина Петровна в домашнем халате, с непричесанной со сна головой и в шлепанцах на пробоску, кидается в утреннюю баталию с квартирной соседкой. На лице нашего героя пробежала чуть заметная гримаса снисходительности к женским слабостям. Ироническая улыбка начальницей была замечена. Нельзя сказать, чтобы она ее обрадовала, однако остановила от дальнейших необдуманных поступков. Нина Петровна снова взяла себя в руки.
      - Нет, словами этого человека не прошибешь, - заявила она, - тут требуются другие меры, тут срочно надо вызывать дежурного по вокзалу.
  Мысль хозяйки кабинета о необходимости подключить к делу милицию Иван Иванович тоже поддержал.
       - А что, это идея, - сказал он, - давайте-ка сюда представителя административной власти, пусть он на месте разберется - имеете ли вы право обрывать посетителям рукава и в спину выталкивать их из кабинета, пусть бесстрастное лицо сделает свой вывод по нашему спору.
        - В спину я вас, допустим, не выталкивала, хотя сделать это следовало бы, а милиционера я все-таки вызову, как это я раньше не догадалась.
  Про милицию Нина Петровна сказала машинально, в запальчивости, но, сказавши, подумала, что это, действительно, стоящая мысль. В данном случае только милиция могла ей помочь. Пытаясь оставаться внешне спокойной, она вернулась к столу, села на место и с видом человека, окончательно определившего свои дальнейшие действия, нажала на планке аппарата внутренней связи кнопку вызова милицейского поста.
       - Слушаю вас, - раздался тут же из микрофона женский голос. Милиционер, дежуривший на вокзале, сидел в одном кабинете с кладовщицей багажного отделения. Ответила кладовщица.
      - Мария Сергеевна, это вы? - спросила Нина Петровна. Всех своих работников она знала по имени отчеству.
      - Да, - ответил селекторный громкоговоритель, - я вас слушаю, Нина Петровна.
      - А где милиционер?
      - Петр Петрович? - переспросили из аппарата, - нет Петра Петровича, он срочно ушел на железнодорожный переезд, там, у шлагбаума какое-то ЧП произошло, позвонили из телефона-автомата, так он разбираться ушел, - микрофон немного помолчал, - ему что-то передать, когда вернется?
       - Нет, ничего не надо, - чуть подумав, ответила Нина Петровна. Щелкнув в очередной раз, микрофон отключился.
   Иван Иванович не отрывал вопросительного взгляда от начальницы на протяжении всего ее разговора с кладовщицей. С измученным видом Нина Петровна приняла прежнюю позу. Медленным движением прошлась рукой по лицу, будто убирая с глаз туманную пленку. День для нее сегодня складывался не лучшим образом. Она устало посмотрела на сидящего перед ней мужчину, принялась размышлять вслух:
      - Ну и история же со мной сегодня происходит, скажи кому - не поверят. В кабинет начальника вокзала средь бела дня врывается субъект, наглый, беспринципный, и чуть не под дулом пистолета требует посадить его в поезд, все билеты на который давно проданы ..., ну прямо, как в американском детективе, ни дать, ни взять, голливудский триллер. И, главное, никакие доводы на него не действуют. Ситуация, скажу я вам, из серии - нарочно не придумаешь, - безрадостно усмехнулась, -  так как же мне поступить дальше, скажите, пожалуйста, - продолжала она рассуждать сама с собой. – В десять часов в диспетчерской состоится совещание с бригадирами поездов, мне туда обязательно идти надо, а этот хулиган не хочет покидать кабинет. Вот так задача. Вытолкать силой не имею физической возможности, милиционер в отлучке, мужчин, работающих на вокзале, поблизости нет..., а там люди ждут, - начальница, задумавшись, чуть помолчала, - выходит мне остается одно - уйти, оставив кабинет открытым… Ну что ж, придется так и сделать...
    Говорила все это Нина Петровна, не отрывая глаз от лица Ивана Ивановича, но, практически не видя его. Она смотрела на собеседника, как в пустоту. Затем вернула взгляду осмысленность, дальше стала излагать свои мысли, уже обращаясь непосредственно к Ивану Ивановичу:
    - Значит так, гражданин, слушайте меня внимательно и запоминайте..., сейчас я ухожу из кабинета по производственным делам, а вы на время моего отсутствия остаетесь здесь хозяином, - ее губы искривила едкая усмешка. - Остаетесь в роли такового, согласно права, завоеванного вашим дедом в огне гражданской войны. Только прошу также учесть следующее, - угрожающе зазвенел голос начальницы, - кроме прав, к вам также переходят и соответствующие обязанности. Вы несете полную ответственность за все, что здесь находится. Предупреждаю - если вздумаете за время моего отсутствия что-нибудь стибрить и незаметно улизнуть - помните, мы вас все равно разыщем. Вы мне настолько приелись за время вашего визита, что я вас теперь и через десять лет в любой толпе узнаю ... Если же что-то пропадет не по вашей вине, то отвечать все равно будете вы..., вот так-то, - еще раз усмехнулась, -  ну, покедева, я пойду, некогда мне заниматься пустыми разговорами. ... Кстати и милиционера постараюсь разыскать...
     Маятник настроения начальницы каждую минуту переходил из одной крайней точки в другую, меняясь от положительного состояния к отрицательному и, обратно. В данный момент Нина Петровна снова приобрела спокойствие, действия ее стали неторопливы и целенаправленны. Она сложила в стопку бумаги, которые так и не смогла просмотреть, отодвинула их на край стола, вынула штепсель селекторной связи из розетки, аккуратно положила провод на отодвинутые в сторону бумаги. Из сумочки достала зеркальце, расческу, губную помаду и занялась своим туалетом. Действовала спокойно, сосредоточенно, как будто в кабинете находилась одна.  Иван Иванович ей не мешал. Он продолжал сидеть смирно, внимательно наблюдая за ее действиями, и тоже молчал. А когда хозяйка кабинета, выполнив операции по наведению косметического лоска на лице, вышла из-за стола и направилась к двери, сказал ей:
       - До свиданья, Нина Петровна, будьте спокойны, все оставленное здесь сохранится в полной неприкосновенности. Я вас дождусь обязательно. Куда же я теперь без вас ... Только попрошу особенно не задерживаться, не забудьте, пожалуйста, что мой поезд отходит в четырнадцать тридцать, чтобы не опоздать, не дай Бог.
      - Ну, нахал, ну, нахал, - чуть слышно процедила сквозь зубы Нина Петровна, обжигая Ивана Ивановича уничижающим взглядом, - и милиционера, как на грех, на месте не оказалось.
    Подходя к двери, она несколько замедлила шаг. Чувствовалось – начальница все-таки до конца не утвердилась в правильности своего действия, решив оставить служебный кабинет под ответственность непредсказуемого субъекта. Черт его знает, какой номер он может выкинуть, оставшись здесь один. Когда в нерешительности Нина Петровна уже взялась за ручку двери, ее голову неожиданно посетила новая идея. И как оказалось - блестящая.
       - Да, кстати, - сказала она, - прежде чем уйти, я прошу вас принять к сведению еще одно обстоятельство.
   Иван Иванович с готовностью проникся вниманием.
       - Слушаю вас, - сказал он, одновременно распахнув глаза, рот и уши.
       - Значит так, - продолжала Нина Петровна, не обращая внимания на его несерьезное поведение. Она почувствовал, что нашла очень существенный аргумент, и вела теперь себя с уверенностью игрока в подкидного, обнаружившего на руках козырного туза, - значит так, - повторила она, - видите, вон в том углу на тумбочке стоит сейф?
   Иван Иванович проследил глазами за направлением пальца начальницы и утвердительно кивнул головой. Сейф в углу действительно стоял - небольшой железный ящик на низенькой деревянной тумбочке.
       - Так вот, довожу до вашего сведения, уважаемый гражданин, - продолжала Нина Петровна, -   что в сейфе находится крупная сумма денег, а ключ, как сами видите, остается в замке незакрытого сейфа. Следовательно, вы, оставаясь один в этом кабинете, имеете свободный доступ к деньгам ... Кстати, вы не знаете, сколько их там лежит? – с ядовитой усмешкой спросила она.
     Иван Иванович повторно мотнул головой, но теперь отрицательно. Он продолжал сидеть, еще до конца не уловив, куда клонит начальница, хотя лицо его уже накрыла тень беспокойства.
      - Вот и отличненько, что вы не в курсе, сколько там денег, - беззаботно продолжала Нина Петровна, все больше осознавая силу своей козырной карты, - будем считать, что их там находилось столько, сколько я потом назову, когда придет время составлять акт по факту их хищения...
       - Подождите, - встрепенулся Иван Иванович и поспешно встал со стула, - я, конечно, не против того, что вы отлучаетесь по производственной необходимости. Работа – есть работа, она требует посещение руководителем всех производственных объектов. Но, с какой стати вы решили, покидая кабинет, оставлять ключ в незакрытом сейфе, тем более, если там находится крупная сумма денег... Так никто не поступает. ... Я вас прошу, закройте сейф, заберите ключ с собой и ступайте себе с Богом на все четыре стороны.
       -  Это не вам указывать, как мне поступать и в какую сторону идти, -   отвечала начальница, - я, может, хочу проверить вашу честность, или, допустим, забыла вынуть ключ из сейфа, допустила оплошность, ... что ж тут такого, каждый человек, в конце концов, может ошибиться ... За халатность я, конечно, понесу наказание, в худшем случае это будет выговор по административной линии. Но представьте себе, - продолжала она злорадно, не убирая ладони с ручки двери, - представьте себе, - повторила она, - какая перспектива в этом случае маячит перед вами. Ведь вам однозначно будет обеспечен срок за решеткой и скажу вам - немалый срок ... Сегодня у нас день зарплаты, в сейфе лежат полученные из банка деньги для всех работников вокзала... большая сумма. Вот и представьте себе, что к моменту моего возвращения с совещания, ее там может не оказаться…, представляете? - повторилась она, - это же уголовное дело… Вот тогда и посмотрим, примет ли суд во внимание заслуги вашего деда-революционера, когда вас будут судить за хищения в особо крупных размерах...
    Оказывается, Нина Петровна тоже умела доходчиво говорить. Ивана Ивановича, во всяком случае, она в этот раз достала.
      - Но причем тут мой дед, - выкрикнул он, делая несколько шагов вперед, - вы моего деда оставьте в покое. Вы лучше закройте сейф на ключ, как того требует инструкция.
      - С инструкциями, конституциями и революциями я как-нибудь сама разберусь, но в другой раз, сейчас я спешу. А вы, уважаемый товарищ, посидите пока здесь, поразмышляйте на досуге, как будете вести себя на предстоящем суде, какие оправдательные мотивы выдвигать будете.
     Нина Петровна уже открыла дверь и занесла ногу над порогом, но первым из кабинета успел выскочить все-таки Иван Иванович. Конечно, наш герой был упрямым человеком, но не до такой же степени, чтобы совершить непоправимую глупость. Он понял - если останется один в чужом кабинете, где в незакрытом сейфе лежит зарплата всех работников крупной железнодорожной станции, то в Бугульму сегодня он точно не уедет. Как, впрочем, и в родную деревеньку может не скоро попасть. Нет, наш герой был упрямым человеком, но в списках дураков не числился. Ситуацию он оценил мгновенно и успел выпорхнуть из кабинета быстрее самой хозяйки.
      Только оказавшись за порогом, он опомнился и сердито сказал:
        - Это же чистейшей воды шантаж, уважаемая Нина Петровна.  Для руководителя такого ранга, как вы, поступать подобным образом просто несолидно.
   Нина Петровна не отвечала. Ивана Ивановича она теперь не видела в упор. Закрыла дверь на ключ, положила ключ в карман фирменного костюма, слегка дернула за ручку, проверяя, надежно ли закрылась дверь, развернулась и быстрыми шагами направилась вдоль по коридору.
     Прием, использованный начальницей вокзала, обескуражил даже такого человека, как наш Иван Иванович. Вот и верь после этого народной поговорке по поводу длинных волос женщины и других присущий ей особенностей.
    Несколько секунд пораженный Иван Иванович в неподвижности стоял на месте. Потом опомнился, встрепенулся, быстро нахлобучил на лоб кепку, подхватил чемоданчик и рысцой устремился вслед удаляющейся начальнице. Настиг он ее уже в другом конце коридора. Пристроившись рядом к ее не по-женски размашистому шагу, с извинительной интонацией в голосе горячечно заговорил:
     - Нина Петровна, голубушка, умоляю вас, простите меня за мою назойливость и выслушайте меня, пожалуйста ..., конечно, я понимаю, что вам уже изрядно надоел, что мешаю вам работать, за что приношу свои глубокие извинения, но прошу, войдите и вы в мое положение ... Ведь в Бугульме у меня родная тетка, больная неизлечимой болезнью, может уже при смерти лежит, а я у нее единственный племянник...
  Нина Петровна шла молча все тем же широким шагом, уверенно отмеривая коридорное пространство, и совсем не замечая семенящего рядом Ивана Ивановича.
    На повороте коридора Иван Иванович перевел дыхание, сглотнул слюну и, чуть забежав вперед, продолжал:
      - У нее нет своих детей, никого из родных в этом мире не осталось, понимаете..., и у нее судьба такая тяжелая.
    Видя, что и второй коридорчик кончается, он заговорил еще торопливее, проглатывая окончания слов и особо не вникая в смысл сказанного. В частности, о тяжелой судьбе бугульминской родственницы наш герой сказал, лишь преследуя свои корыстные цели. Он хотел разбудить сентиментальные струнки в душе не очень-то слушающей его временной коридорной попутчицы. Хотя, как мы знаем - сам Иван Иванович был совершенно не в курсе о прошлом своей тетки, не имел ни малейшего представления - в каком городе она родилась, в каком году крестилась и была ли крещеной вообще - ничего этого он не знал. Но можете не сомневаться - если бы свершилось чудо, и у начальницы вокзала вдруг вспыхнул интерес к биографии бугульминской родственницы Ивана Ивановича, он описал бы историю ее жизни подробно и обстоятельно. Чуда, однако, не произошло. Нина Петровна не стала менять производственное совещание с бригадирами поездов на возможность познать судьбу проживающего в Бугульме неведомого ей кандидата медицинских наук.
   Некоторое время они продолжали идти рядом: размашисто шагающая начальница и пристроившийся к ней сбоку, мелко семенящий Иван Иванович, пока не уткнулись в дверь другого конца второго коридора. Нина Петровна, не останавливаясь, сходу распахнула ее и зашла вовнутрь. Иван Иванович естественно притормозил, чтобы дать дорогу женщине, а уже потом зайти самому. Однако, его джентльменский поступок по достоинству оценен не был. Переступив порог, Нина Петровна резко, перед носом незваного попутчика захлопнула дверь, раздался щелчок французского замка. По инерции Иван Иванович ткнулся в дверь рукой, но вынужден был остановиться, убедившись, что она закрылась изнутри. Находясь в возбуждении под впечатлением незаконченного с начальницей разговора, хотел постучать костяшками пальцев в деревянный косяк, сама дверь была обита мягким покрытием, и уже занес, было для этого руку, но в последний момент его остановила увиденная на двери традиционная надпись;
      " ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН "
  Иван Иванович понял - стучать бесполезно. За эту дверь его все равно не пустят, здесь правит бал закон бюрократизма. Он вздохнул, опустил руку и теперь, не торопясь, осмотрелся по сторонам. 
   Коридорчик, где по воле очередного зигзага судьбы оказался наш герой, был совершенно пуст. Отсек являлся административной частью вокзала, пассажирам здесь делать было нечего. Нашему герою, откровенно говоря, тоже, однако, уходить Иван Иванович не спешил. Идти-то ему было все равно некуда. Он поставил чемоданчик на подоконник, заложил руки за спину и неторопливой походкой принялся расхаживать по коротенькому коридорчику.  Сделал несколько ходок по восемнадцать шагов в одну сторону и столько же обратно. Прохаживаясь взад-вперед, в задумчивости хмурил брови, сердито покачивал головой, пытаясь найти вариант решения своей проблемы, но пока так и не мог определиться с планом дальнейших действий. Толковая идея не спешила посещать его мыслительный орган.
   В ходе челночно - образного движения, каждый раз, подходя к двери, за которой скрылась Нина Петровна, Иван Иванович бросал взгляд на запретительную табличку и презрительно фыркал. В его душе поднималась волна благородного негодования. Крестьянская натура нашего героя не признавала каких бы то ни было проявлений беспардонного негостеприимства, тем более, не могла согласиться с такими абсурдными запретами, какой он вынужден был лицезреть на двери административного крыла вокзального помещения.
      - Понавешали тут, понимаешь, дурацких вывесок, - мысленно ворчал он, - сами не вникнув толком, что понаписали," посторонним вход запрещен" ... Кого это вы считаете здесь посторонним, позвольте вас спросить, уважаемые работники станции. Меня, пассажира, прибывшего на вокзал с целью уехать в город Бугульму, вы считаете посторонним здесь человеком.... Да вы хоть думаете, что пишете на своих табличках. Ведь вся ваша служба создана для того, чтобы меня, пассажира, качественно обслужить, удовлетворить мои запросы, отправить меня в нужном направлении. А вы вместо оказания помощи суете под нос табличку " посторонним вход запрещен "... Совести у вас ребята нет, вот что я вам скажу...
    Походив минут пять по коридору, Иван Иванович понял бессмысленность своего дальнейшего блуждания у дверей с надписью махрово-бюрократического толка. Решил до окончания совещания бригадиров сходить еще раз в кассовый зал - вдруг там что-нибудь проясниться. 
    Как оказалось чуть позже, его решение было правильным. Он понял это, когда, опираясь на массивные поручни лестницы, стал не спеша, сходить со второго на первый этаж и увидел перед собой закрепленную на стене «Памятку о правах и обязанностях пассажиров». Огромный стенд, выполненный в монументальном стиле, занимал большую часть стены над площадкой между лестничными пролетами. Машинально пробегая глазами по крупно написанным буквам " Памятки ", Иван Иванович неожиданно наткнулся на пункт о льготах пассажиров, выезжающих к умершим или тяжело больным родственникам. Такие пассажиры, оказываются, обслуживаются вне очереди.
       - Ексель-моксель, - вспыхнула радостью душа Ивана Ивановича, - так это же там про меня написано ... А я, дурак, зря время терял.
     Остальную часть лестницы он преодолел почти бегом, а еще через минуту оказался у окошка третьей кассы. Вернее сказать, приблизился к ней настолько, насколько позволила ему это сделать гудящая у окошка толпа. Людей здесь было много, шуму тоже, кучковалась людская масса без какого-либо намека на порядок.
     Понятие очереди в нашем сознании обычно ассоциируется с цепочкой людей, спокойно стоящих в ряд по одному друг за другом, каждый за спиной впереди стоящего.  Течет такая очередь, как весенний ручеек - культурно, спокойно, организованно. Вокзальное скопление людей у касс начисто опровергало теоретическое понятие очереди. Законы логики здесь бессильны. Гудящая масса плотно сбитых человеческих тел, со всех сторон облепивших амбразуру с билетным кассиром, больше напоминает не упорядоченную группу разумных существ, а ком металлических стружек, сумбурно приставших на поднесенный к ним магнит. Искать здесь следы разумной закономерности было бы бессмысленным занятием.
   Иван Иванович ничего подобного искать и не стал. Наш герой, хотя не имел опыта личного участия в подобных ситуациях, но обладал интуицией правильной оценки действительности. Он не стал спрашивать последнего, осознав, что делать это было бы, по меньшей мере, глупо, а, увидев чуть заметный промежуток между стоящими в так называемой очереди гражданами, осторожно вставил туда плечо. Пару минут постоял в стационарном, чтобы утвердиться в занятой позиции, положении, затем, слегка пошевеливая мышцами, начал медленно протискиваться через толпу к окошечку кассы. Так свинцовый шарик, брошенный в сосуд с сухим песком, под действием собственной тяжести, медленно, но верно просачивается к его дну.
      Стоящие в вокзальных очередях люди, плотно стиснутые со всех сторон себе подобными, вынуждены привыкать к физическому воздействию со стороны окружающих. Они внешне не обижаются на силовое давление, не ругаются, не возмущаются, а лишь пытаются молча принимать меры адекватного противодействия. По шире расставляют ноги, напрягают мускулы, молча стараются не пропускать рвущихся вперед, как бы случайно отвечать толчком на толчок и выставлять в сторону соседа наиболее костлявую часть своего тела.
      Минут через десять настойчивого и умелого маневрирования Иван Иванович приблизился к окошечку на расстояние слышимости нормального человеческого голоса. Он поднял вверх давно приготовленное письмо тетки и, потрясая им в воздухе, крикнул через торчащие перед ним головы людей:
      - Анжелика Эдуардовна, на телеграмму умирающего человека билет дадите?
  Девушка, безостановочно покачивавшаяся в такт своей работы в отверстии окошечка, вздрогнула, удивившись, что кто-то из очереди назвал ее по имени отчеству. На мгновенье она остановила маятниково - образное движение и устремила взгляд на толпу. Ивана Ивановича, продолжавшего размахивать письмом, отыскала быстро.
       - Анжелика Эдуардовна, здравствуйте, это я, - еще громче крикнул тот, радостно улыбаясь ей, как доброй знакомой.
   Однако радость Ивана Ивановича оказалась преждевременной. Сначала, по инерции кассирша тоже чуть было ему ни улыбнулась в ответ. Но, не обнаружив в фактуре его физиономии ни начальственной значительности, ни черт знакомого человека, она тут же стерла с лица малейший намек на улыбку. Снова приняла строго официальный облик и молча ткнула пальцем в объявление, приклеенное на окошечке чуть выше ее головы. Иван Иванович послушно перевел взгляд в сторону указанного девушкой печатного объекта. Объявление стоило того, чтобы на него обратить внимание. Оно еще на один пункт обогатило знания нашего героя о вокзальных порядках. К уже полученным им сведениям о том, что у справочного бюро нужно говорить в микрофон, что не во все двери вокзала разрешается входить пассажирам, добавилось еще одно о том, что -  " кассирам вопросов не задавать!".
    Требование излагалось кратко, в повелительной форме, а знак восклицания, поставленный в конце последнего слова, подчеркивал неукоснительность   его выполнения. Иван Иванович мгновенно пробежался глазами по четырем словам объявления и также мгновенно осознал, что был неправильно понят кассиршей. Ведь он вовсе не пытался задавать вопросы, он просто желал выяснить - будут ли выполняться условия" Памятки прав и обязанностей пассажиров " в части предоставления льгот человеку, едущему к больному родственнику. Иван Иванович засуетился, задергался насколько позволяли это делать плотная толпа обступивших его людей.    
   - Анжелика Аркадьевна, - крикнул он еще раз, не замечая, что от волнения исказил ее отчество, - так у меня же не вопрос, у меня маленькое уточнение...      
    Но девушка уже не обращала на него никакого внимания. Заведенный механизм порядка работы билетной кассирши исключал любые отклонения от установленного ритма движений и действий. Появившийся в окошечке лик очередного пассажира отчетливо называл номер поезда, станцию назначения, тип вагона, количество испрашиваемых мест и протягивал необходимую сумму денег. Кассирша пробивала билет, отсчитывала сдачу, резким движением руки то и другое выкидывала на полочку перед пассажиром и машинально повторяла:          
    - Следующий.   
   Любые попытки внедрить другие формы общения между пассажиром и кассиршей, последней решительно пресекались на корню. Вот так, на протяжении уже двух часов, в форме собственного горького опыта, нашему герою приходилось мучительно осваивать ранее неведомые для него железнодорожные порядки.      
     -Так у меня же тетка больная в Бугульме, - пытался выкрикнуть Иван Иванович, - пишет, что тяжело болеет, может меня не дождаться..., вы обязаны давать билеты без очереди пассажирам, выезжающим к больным родственникам, сами же об этом на стене пишите, - закричал он отчаянным голосом, - умоляю вас, Христом Богом прошу, помогите…   
     В этот момент Иван Иванович не узнавал сам себя. Да и то сказать. Разве мог он, человек, родившийся в день Великой Победы, никогда не признававший поражений, человек привыкший повелевать любыми обстоятельствами, разве мог он когда-нибудь раньше представить себя в роли плачущего неврастеника. Да никогда. А вот сейчас он находился на грани нервного срыва, из его глаз были готовы брызнуть слезы. Однако, эмоциональный порыв нашего героя не поимел в этом случае позитивных для него последствий. Отчаянный крик исстрадавшегося за больную тетю племянника в забитом людьми кассовом помещении железнодорожного вокзала оставался подобным гласу вопиющего в пустыне. Сердце кассирши, закаленное в баталиях ежедневного общения с разношерстной пассажирской массой, не дрогнуло от сообщения Ивана Ивановича о больной тетке в Бугульме. Работать она продолжала четко, молча и не отвлекаясь по пустякам.      
     Зато теперь возмущенно заволновалась очередь. Беспорядочно кучкующаяся у билетных касс, толпа народа, по привычке еще именуемая очередью, стоит того, чтобы о ней сказать чуть подробнее. Это стихийно возникающее скопище людей, объединенное в живой конгломерат стремлением каждого любой ценой заиметь возможность куда-то уехать, в своем поведении неподвластно общечеловеческим законам гуманизма. Очередь молчаливо может прощать своим членам грубое, физическое воздействие друг на друга, не замечать извергаемых отдельными субъектами сквернословий, может мириться с фактами нарушений прав и достоинств человека, но она очень болезненно реагирует на попытку отдельных индивидуумов воспользоваться какой-то особой льготой, в нашем случае льготой на приобретение билета. Против подобного индивидуализма она выступает организованно, мощно, идет несокрушимым фронтом единства общего мнения - не пущать!   
      - Ишь, к тетке ему приспичило, - раздался возмущенный женский голос с правой стороны, - я вот к сыну в Ташкент уже третьи сутки пытаюсь выехать, он там в госпитале лежит после Афганистана, никак билет взять не могу ..., а он к тетке.    
    Иван Иванович не обиделся на резкие слова, прозвучавшие из уст матери раненого солдата. Он понимал боль материнского сердца, хотел высказать ей чувство соболезнования, и даже подготовил теплые слова в ее адрес, но не успел повернуть головы вправо, как услышал с левой стороны:   
    - Кричит о телеграмме, а сам письмом над головой трясет ...
  Теперь, вместо ответа матери воина-интернационалиста Иван Иванович решил сам спросить у ретивого крикуна слева, - а существует ли разница между письмом и телеграммой, если разговор идет об умирающем человеке. Но и этого сделать, тоже не успел.
       - Еще надо посмотреть, какую телеграмму он имеет на руках, если ее действительно имеет ... Не всякая телеграмма дает право на приобретение билета вне очереди, это право имеет лишь тот документ, что заверен медицинской службой, - поступила откуда-то спереди информация эрудированного знатока железнодорожных порядков.
       - У меня незаверенных телеграмм с десяток наберется, - поддержал знатока еще один женский голос, - если подобные бумажки собрать ото всех стоящих в очереди, так ими хоть улицу мости.   
   Иван Иванович в ответ на поступающие в его адрес обвинения лишь крутил головой, да безмолвно раскрывал рот. Слова сказать ему так и не дали...
   Поскольку, наш герой практически оказался лишенным права голоса, автор, с целью заполнения вынужденной паузы, позволит себе сказать еще несколько слов о вокзальной очереди. В нормальном состоянии стоящая у билетной кассы толпа, хотя структурно и не организована, но в целом все-таки представляет собой картину на первый взгляд спокойного болота. Находясь в состояния внутреннего напряжения, внешне оно создает впечатление относительного равновесия. Однако спокойствие обманчиво, оно хранит в себе громадный запас черной энергии. Не знаю, как вы, уважаемый читатель, но автору еще не приходилось встречать на вокзалах беззаботно улыбающихся людей, особенно в очередях за билетами. Большинство из стоящих у билетных касс уже взволнованы какими-то произошедшими с ними неприятностями, другие находятся в нервно-взвинченном состоянии ожидания таковых. Кто-то только на вокзале вспомнил вдруг, что, отправляясь на юг, забыл взять с собой купальный костюм. Пустяк, а неприятно. Другой не сумел пристроить вещи в камеру хранения и теперь вынужден ежеминутно оглядываться, задирая голову, поверх стоящих сзади людей, дабы убедиться, остаются ли в сохранности его чемоданы, оставленные у противоположной стены. У третьего вообще гадкое настроение, поскольку он вынужден ехать туда, куда ехать ему совсем не хочется.
   Вся эта человеческая масса, заряженная внутренним нездоровым напряжением, до поры до времени стоит и безмолвствует, пока какой-нибудь неосторожный индивидуалист, вроде нашего Ивана Ивановича, не бросит в это болото камень. Вот тогда оно неожиданно взрывается. Тогда происходит бурная разрядка черной энергии всей людской массы, а роль громоотвода, принимающего на себя всю ее мощь, приходится выполнять простачку, неосторожно бросившему в нее камень. Стоячее болото вмиг становится подобным пчелиному улью, по которому со всего размаху ударили жердиной.      
     - Посмотрите-ка вы на него, - крикнули хором несколько голосов сзади, -  лезет без очереди, давит стариков, детей, да еще и пытается свои права качать..., обрадовался, что здоровый…, это надо же обнаглеть до такой степени... 
     - Галстук нацепил, одеколоном надушился, порядочного из себя строит, а сам без очереди, да еще с фиктивными документами на руках.
     - А сколько гонору, сколько наглости.
     - Кассиршу от дела отрывает ...
   Рой возмущенных голосов взвился вверх и каждый старался укусить побольнее. Иван Иванович почувствовал себя в роли медведя, окруженного сворой разъяренных собак. Отбиваться в такой ситуации, бессмысленно, тут надо срочно удирать. Уже не пытаясь отвечать на град обвинений, и ни на что больше не реагируя, Иван Иванович молча начал разворачиваться в обратную сторону. Какая-то пожилая женщина в пуховом платке и старомодной плюшевой кацавейке, видать тоже сельская жительница, участливо ему подсказала: 
     - Направо в конце коридора есть справочное бюро..., седьмое окошечко ..., обратитесь туда, вам там все разъяснят.
     Все-таки странно устроена человеческая психика. Изо всей толпы нашелся единственный человек, который дал нашему герою добрый совет и именно он получил в ответ словесную оплеуху.
     - Да пошла ты со своим седьмым окошечком знаешь куда, - зло ответил Иван Иванович доброй провинциалке. Непроизвольно потрогал расцарапанное ухо, - нужно мне твое седьмое окошечко, как комару намордник.
  Не говоря больше ни слова, развернулся и еще энергичнее стал выбираться обратно из очереди.   
  К седьмому окошечку, как вы сами понимаете, наш герой не пошел. Отошел чуть в сторону, с бессильной злобой оглянулся на очередь, посмотрел на часы, вздохнул. Прошло уже два часа его пребывания на вокзале, а дело окончательно застопорилось. Иван Иванович почувствовал в сердце легкий холодок тревоги, осознав, неумолимо надвигающуюся на него перспективу возможного поражения. Отгоняя неприятные мысли, энергично тряхнул головой. Подошел к киоску "Союзпечати", машинально пробежался глазами по выставленному на витрине печатному материалу, также почти машинально купил газету. Тут же, прислонившись спиной к фанерной стене, развернул ее, предприняв попытку окунуться в мировые события последних дней. Подобным образом он хотел отвлечься от неприятных дум, однако, примитивная уловка не принесла ему успеха. Причина собственных переживаний оказалась выше всех вместе взятых больших и малых мировых проблем. Как в свое время говорил Владимир Маяковский: «я знаю, гвоздь в моем сапоге, кошмарней всех фантазий Гете»
     Так и не сумев при помощи печатной информации расслабиться, свернул газету трубочкой, засунул в карман и без особых мыслей в голове снова поплелся на второй этаж. Ноги сами собой привели его к двери кабинета начальника вокзала. 
    Прошло немногим больше двадцати минут с того момента, как наш герой расстался с Ниной Петровной. Он не надеялся, что она к этому времени успела вернуться в свой кабинет. По его расчету совещание с бригадирами поездов должно было, в лучшем случае, как минимум отобрать у него около часа времени. Но, взглянув на дверь, он с удивлением заметил, что щель между порогом и ее нижней кромкой оказалась несколько шире, чем была тогда, когда начальница закрыла дверь на ключ. В душе Ивана Ивановича всколыхнулась волна радостной надежды. Еще не веря в удачу, он осторожно взялся за ручку, слегка нажал ее от себя, дверь приоткрылась.
   Начальница была на месте. В кабинете она снова находилась одна и опять рассматривала бумаги. Может даже те самые, от которых была отлучена первым посещением нашего героя. Иван Иванович встрепенулся, почувствовав, как у него за спиной вырастают крылья. Все-таки судьба ему явно благоволила. Он приосанился, повесил на лицо улыбку самого большого размера, распахнул дверь на всю ширину и представился Нине Петровне в блеске своей неописуемой радости. Повторное появление колхозного завхоза в проеме дверного косяка скромного кабинета начальницы областного вокзала, наверно, было подобно явлению архангела Гавриила на пороге дома Пречистой Девы Марии в великий день Благовещения. Как когда-то предвестник рождества Христова, наш герой в этот момент всем своим видом излучал неземной свет.
     - А это снова я к вам пожаловал, - сказал лучезарный Иван Иванович не в силах скрыть радости от новой встречи с хозяйкой кабинета, -  с удовольствием еще раз приветствую вас, уважаемая Нина Петровна.
   Спина начальница чуть заметно вздрогнула, но сама она продолжала сидеть, низко склонившись над бумагами и не поднимая головы. По голосу она, конечно, узнала, кто снова к ней пожаловал в гости, однако, сама не спешила выражать ответные чувства.
  - Как хорошо, что вы оказались на месте, - тем временем продолжал Иван Иванович, - а то я уже начал было волноваться, время идет, вы закрылись в кабинете, куда другим вход запрещен, а я еще не отоварился билетом на Бугульму. – Далее собственные переживания оставил в стороне, перешел на конкретику, - за время вашего отсутствия, доложу вам, я попытался воспользоваться предоставленной мне, как родственнику тяжело больного человека льготой, однако и здесь потерпел неудачу… Господи, как я рад вас видеть.
 Доведя до сведения начальницы все произошедшие с ним за последние двадцать минут события, он не стал выражать претензий в связи со своим вынужденным беспокойством, как и не стал высказывать замечания по поводу проявления махрового бюрократизма во вверенном ей учреждении. Он лишь участливо спросил:
    - Удачно ли прошло совещание с бригадирами, все ли производственные задачи были решены?
   Не ожидая ответа на заданные вопросы, как и приглашения войти, тоже не дожидаясь, незваный гость переступил порог, тщательно закрыл за собой дверь. Его шаг был твердым, движения уверенными. За два последних часа жизни, что были проведены им в сутолоке вокзального бытия, Иван Иванович успел окончательно адаптироваться в новых условиях.  При повторном посещении начальственного кабинета он с самого начала чувствовал себя здесь раскованно и непринужденно, как будто находился в конторе родного колхоза. Все-таки насколько повышается у человека уверенность в своих действиях, когда он в достаточной мере обладает чувством собственного достоинства и хорошо осведомлен о своих конституционных правах. В нашем случае поведение вн ука революционера не оставляло сомнения в том, что заходит он в кабинет начальника вокзала с четкой осознанностью правомерности своих действий и с непоколебимой верой в успешное решение вопроса.
   Только сейчас Нина Петровна подняла голову. Болезненная гримаса, слегка коснувшись хорошенького личика хозяйки кабинета, на мгновенье сделала его менее привлекательным. Но она тут же убрала с лица недовольство, посмотрела на Ивана Ивановича так, будто видела его в первый раз. Строго спросила:
     - Кто вы такой, гражданин, и что от меня хотите?
  Иван Иванович великодушно простил несерьезность в поведении солидного начальника. Решил ограничиться кратким замечанием.
     - Зачем же так, Нина Петровна, - сказал он, подходя к столу.
   Продолжавшая украшать его добродушный лик открытая улыбка, однозначно подчеркивала, что он лично не собирается играть здесь в кошки - мышки.
  - Не более получаса тому назад, - продолжал Иван Иванович, - вы, Нина Петровна, заявили, что и через десять лет сумеете узнать меня в любой толпе, а сейчас делаете вид, будто не узнали..., зачем же так несерьезно себя вести, - повторился он, - для начальницы такого ранга подобное поведение является несолидным. А что касается причины моего повторного прихода к вам, то опять-таки вы его прекрасно знаете - мне необходимо сегодня уехать в город Бугульму, к больной тетке. Вы также в курсе, что в кассе билетов на мой поезд нет, вот я и пришел к вам во второй раз, с просьбой помочь мне сегодня уехать.      
      Попытка скрывать и дальше факт своего знакомства с посетителем для Нины Петровны больше не имела смысла. Она терпеливо выслушала его, сделала это молча, не перебивая. Вздохнула, отодвинула в сторону бумаги, сняла очки. Еще раз внимательно посмотрела на стоящего перед ней мужчину, слегка задумалась, как бы определяя, проводить в жизнь, пришедшую ей в голову мысль, или пока не стоит этого делать. Решила, что надо проводить.
    Не торопясь, вставила штепсель селекторного аппарата в розетку, нажала кнопку вызова. На шкале зажглась зеленая лампочка, в аппарате щелкнуло, раздался знакомый голос кладовщицы багажного отделения: 
      - Слушаю вас.
  Иван Иванович стоял у кромки стола, внимательно наблюдая за действиями начальницы. Его лицо не покидала радость представившегося случая нового общения с миловидной хозяйкой кабинета.
      - Мария Сергеевна, - сказала в микрофон Нина Петровна, внешне оставаясь спокойной, но с заметным напряжением в голосе, - милиционер появился?     - 
    - Петр Петрович? - переспросила кладовщица.
     - Да, Петр Петрович, - повторила начальница, не сводя немигающего взгляда с посетителя.
      - Забегал на минутку, - охотно вступила в разговор женщина на другом конце провода, - только опять смылся..., там, не переезде, оказывается, нашей платформой " Москвича " задело.
  Заметно было, что кладовщица с удовольствием сообщала о произошедшей аварии. Чувствовалось также - начальница вокзала была не первым человеком, которому кладовщица поимела удовольствие об этом доложить.  Выдержала небольшую паузу, давая начальнице возможность по достоинству оценить полученную информацию, но, спохватившись, тут же поспешила ее успокоить.
- Только вы не волнуйтесь, Нина Петровна,  в случившемся полностью виноват шофер " Москвича ", наши службы все делали по правилам ... А он, видите ли, спешил, нырнул под закрывающийся шлагбаум, хотел перед поездом проскочить, да не успел, вот его платформой и садануло ... Сам шофер, слава Богу, жив остался, но машину здорово покарябало, - кладовщица вздохнула, сожалея то ли о разбитой машине, то ли о необходимости заканчивать разговор, - Петр Петрович забегал сюда, взял бланк акта о нарушении техники безопасности и снова ушел на переезд, будет там гаишника дожидаться...
     - Хорошо, - безучастно сказала Нина Петровна, - когда появится, пусть ко мне зайдет. 
   Она нажала кнопку отбоя, выдернула штепсель, снова откинулась на спинку стула. Начальница выглядела усталой. Сегодняшний день для нее оказался не из легких. С утра поступил неприятный звонок от начальника управления дороги - он сделал ей устный выговор за срыв выполнения квартального плана грузоперевозок. Потом несостоявшаяся оперативка с бригадирами поездов - на совещание их пришло меньше половины. Как любую женщину ее беспокоили домашние неурядицы. И, наконец, этот назойливый тип со своей проклятой Бугульмой. У Нины Петровны начинала болеть голова, появилась апатия ко всему происходящему. Предпринимать новую попытку насильственного выдворения из кабинета бугульминского пассажира не представлялось возможным. Для этого у нее уже не было ни моральных, ни физических сил. Оставалось одно - смириться с происходящим и уповать на помощь Бога.
   Она указала рукой на один из стоявших вдоль стены стульев, сказала отрешенным голосом:
    - Садитесь, гражданин.
  Впервые за время их знакомства хозяйка кабинета предложила Ивану Ивановичу сесть. Это было хорошим предзнаменованием. Наш герой был удивлен, обрадован и не дал повода начальнице дважды повторять предложение. Схватил стул, придвинул его к столу и сел напротив Нины Петровны. Не в пример своей собеседнице он был полон сил и энергии.       
   - Слушаю вас.
    - Скажите, пожалуйста, - все тем же потухшим голосом спросила Нина Петровна, - как ваше имя, отчество?
    - Иван Иванович, - с готовностью ответил тот, - и по фамилии тоже Иванов..., а что?
    - Да так просто..., любопытная вы личность, Иван Иванович, очень любопытная, прямо-таки редчайший музейный экспонат.
   Нина Петровна прошлась задумчивым взглядом по той части фигуры посетителя, что возвышалась над столом.
   - Вы, может, даже сами до конца не осознаете своей оригинальности.
   Помолчала. Собеседник, в ожидании многообещающего для себя продолжения разговора тоже безмолвствовал. В наступившей минутной паузе отчетливо прослушивалось тиканье настенных часов.
   - Имя у вас редкое, - также задумчиво продолжала начальница, - отчество тоже, уже не говоря о фамилии…
   - А у нас полдеревни Ивановых, наверно, от одного предка все пошли.
   - Возможно, - согласилась Нина Петровна, - но не в этом дело, - продолжала она, -  главное, сами вы, Иван Иванович, удивительнейший человек.

  Говорила начальница мягко, непринужденно, как будто вела дружескую беседу за чашкой чая с неожиданно зашедшим в гости хорошим знакомым. В состоянии низошедшего на нее благодушия, вызванного то ли усталостью, то ли безысходностью ситуации, подумалось вдруг Нине Петровне, что таким людям, как ее посетитель, наверно, легко живется на свете. Они никогда не мучаются сомнениями, не страдают от переживаний, при любых жизненных обстоятельствах идут напролом к своей цели, прут по жизни, как ледокол по материковому льду. Волна душевного умиротворения на какое-то время отодвинула на задний план в сознании нашей героини тревоги производственных и бытовых проблем. Ушла головная боль, на душе стало спокойней. Даже до чертиков надоевший посетитель в этот момент не выглядел в столь неприглядном аспекте. Она стала смотреть на него, как на оригинальный, редко встречающийся и потому в своем роде интересный человеческий экспонат. Так стоит ли всерьез воспринимать его выходки и сердиться. Нина Петровна внутренне расслабилась, взглянула на сидящего напротив возбужденного посетителя с любопытством ребенка, который неожиданно заинтересовался появившимся на ветке странного вида мотыльком.
      - Вы знаете, Иван Иванович, - продолжала она с тем же задумчивым взглядом, - я впервые встречаю такого человека, как вы - настырного, упорного, непробиваемого. Удивительно, но никакие слова, никакие доводы, даже самые явные и неопровержимые, для вас не являются существенным аргументом. Это просто поразительно. Раньше я не имела счастья встречи с подобными вам людьми, хотя, надо признаться, и сейчас, после знакомства с вами, особой радости от этого знакомства тоже не испытываю. Но зато поверила, что в мире есть люди, которые умеют воспринимать любую, льющуюся им в глаза жидкость, за Божью росу ... Кстати, где вы живете и трудитесь где?
  Иван Иванович не был специалистом по поговоркам, злой иронии в словах начальницы не уловил. Да и недосуг ему было вникать в мир внутренних переживаний хозяйки кабинета. Но изменение в ее поведении его обрадовало, зародило в душе надежду за успех дела. Отвечать на ее вопрос он принялся с жаром:
     - Работаю я заведующим складами в колхозе " Победитель" Мшинского района, уже восемь лет состою в этой должности, - начал излагать свой ответ Иван Иванович, подчеркнув множественным числом подконтрольных ему объектов, особую значимость своей работы. - А проживаю в деревне Поддубье, так называется центральная усадьба колхоза, - охотно принялся он разъяснять дальше, - хозяйство наше хотя и не большое по размерам, но прибыльное, уже несколько пятилеток специализируется на производстве картофеля и овощей. Получаем неплохие урожаи, валовой сбор тоже хороший… Так что ежели у вас имеется в чем-то нужда, скажем, например, в свеколке, морковке, или в том же картофеле, так это мы с превеликой радостью...
     Наш герой по природе был человеком незлопамятным. Он простил начальнице грубое дерганье его за рукав, попытку вызвать милиционера, а шутку в отношении Божьей росы вообще не понял, поэтому свои услуги предлагал от чистого сердца.
    - Подождите вы со своими взятками, - остановила Нина Петровна пылкую, переходящую в шкурную речь собеседника.  Представившаяся возможность приобрести на халяву несколько килограммов картошки ее не заинтересовала.
   - Мне сейчас любопытен не ваш урожай и валовой сбор, а лично вы, Иван Иванович, как уникальный человеческий экспонат. Знаете, учитывая вашу оригинальность и не ординарность ваших действий, у меня вдруг появилось желание глубже понять вас, выяснить психологию вашего поведения. Тем более, теперь уже все равно на сегодня я потеряла всякую возможность нормальной работы.
   Нина Петровна, похоже, окончательно отрешалась от производственных забот дня.  Чуть помолчала, задумчиво выбивая барабанную дробь пальцами по крышке стола. Иван Иванович тоже молчал.
     - Вот смотрю я нас, Иван Иванович, - снова заговорила начальница, - и искренне удивляюсь вашим жизненным принципам. Даже больше того, признаюсь, я восхищаюсь вашей неистовой напористости, беспардонной настырности, абсолютной неприемлемости любых доводов оппонента. Откуда только у вас столько энергии ... Вам бы не завхозом работать, а где-нибудь в цирке укрощать диких зверей, или пробивать туннели в скальных породах ..., на худший конец, в какой-нибудь крупной строительной организации применить свои способности, состоя там, в качестве снабженца. Вы же откуда угодно и что угодно выбить можете ... Я с вами знакома каких-то два часа, но вы уже настолько меня достали, что имей я хоть малейшую возможность отоварить вас билетом, я бы уже давно это сделала, - еще раз побарабанила по столу подушечками пальцев, - но, увы...
    Внимательно слушавший начальницу при ее последних словах Иван Иванович болезненно встрепенулся. Его испугало минорное окончание монолога.
     - Но, Нина Петровна, ведь больная тетка в Бугульме, к тому же совершенно одинокая…, понимаете?   
  Он начал приподниматься со стула. Легким движением руки Нина Петровна остановила его порыв. Надо отметить, что в последние пять минут она стала испытывать благожелательное расположение к посетителю, но, одновременно осознавала, что помочь ему все равно не могла. В который раз пустилась в пространные размышления:
     - Я глубоко понимаю вашу проблему, уважаемый товарищ, искренне сочувствую вам, соболезную по поводу болезни вашей дорогой тети, но прошу и вас войти в мое положение, также понять меня без обиды и без претензий. Ведь кроме сочувствия и соболезнования ничем другим помочь вам я все равно не могу.
   Нина Петровна снова немного помолчала, Иван Иванович тоже. Он продолжал смотреть на начальницу, но блеск надежды в глазах теперь заменился чувством неосознанного испуга.
    - В автобусах иногда разрешается продавать билеты на стоячие места, в электричках пригородного сообщения тоже, - продолжала хозяйка кабинета, -  но в поездах дальнего следования ехать без наличия конкретного места в вагоне категорически запрещено, поймите вы это, пожалуйста. Ведь, если я попытаюсь отправить вас в поезде дальнего следования на правах безбилетного пассажира, меня за это попросту могут выгнать с работы с соответствующей записью в трудовую книжку, понимаете?
     Она грустно умолкла, мысленно представив картину собственного увольнения. Не к месту вспомнила утренний звонок начальника управления дороги, вздохнула:
   - Подобное нарушение попадает сразу под несколько статей трудового законодательства. Оно может трактоваться, как профессиональное несоответствие, как превышение функциональных полномочий и, наконец, может рассматриваться, как использование служебного положения в корыстных целях. Вышестоящее начальство подумает, причем, прошу учесть, подумает вполне обоснованно, что за свою услугу я получила от вас пять рублей деньгами, или взятку натурой в количестве полутора килограмм, - чуть подумав добавила, - турнепса.      
     Что такое турнепс Нина Петровна не знала, но слышала о существовании под таким названием какой-то растущей в земле сельскохозяйственной культуры. На уровне подсознания у нее сложилось мнение, что овощ с таким хрустящим названием должен быть очень сочным и приятным на вкус.
   - Так вы что же, хотите, чтобы меня уволили с работы по статье за полтора килограмма турнепса? – спросила она у так и продолжавшего молчать собеседника.
   Нет, Иван Иванович не хотел увольнения начальницы с работы по статье, поэтому не посчитал нужным отвечать на ее некорректный вопрос. В другой ситуации его, возможно, рассмешили бы дилетантские размышления интеллигентной горожанки о корнеплоде под названием турнепс, выращиваемом в колхозах в качестве кормовой культуры для крупного рогатого скота. Но сейчас для смеха случай был неподходящим. Он убрал с лика чувство испуга и неуверенности, посмотрел на часы, в очередной раз убедился, что они идут только вперед, неумолимо сокращая время до отхода его поезда, и упрямо повторил начальнице требование обеспечить его сегодняшний выезд в Бугульму.      
     - Нет, вы меня наверно с ума сведете, - сказала Нина Петровна, - эта проклятая Бугульма не меньше месяца, как кошмарный сон, теперь будет мне сниться по ночам, - она начинала снова раздражаться, - ведь я вам уже сто раз повторила, что на поезд номер сто двадцать три билетов нет. Мои слова при вас подтвердила кассирша из третьей кассы, в справочном бюро вам сказали то же самое, чего же вы от меня еще хотите?
     Иван Иванович склерозом не страдал. 
      - А те два, которые забронированы? - спросил он.
   – Ну, вы вообще, - начальница возмущенно пожала плечами, - вы хоть представляете себе, что говорите?  Ведь те билеты были заранее заказаны, на них начислена сумма комиссионных сборов, они вычеркнуты из реестра наличия, теоретически их в кассе уже нет ... Впрочем, их может быть, уже нет и практически, а мы продолжаем вести об этих билетах бессмысленный разговор..., хорошо, я сейчас выясню, забраны они или еще нет.   Нина Петровна потянулась к кнопке селектора, но на полпути остановила движение руки.
     - Впрочем, прошу учесть, - предупредила она, - если даже билеты еще не взяты, все равно касса обязана ждать заказавших их людей почти до финиша. Только за полчаса до отправления поезда мы имеем право их реализовать.    
   Она сделала еще одну паузу. При всей своей бестактной назойливости, повторимся, незваный гость в последние минуты все-таки пробудил в ее душе определенное к себе уважение.
    - Учитывая вашу фантастическую настойчивость, - продолжала начальница, пока так и не нажимая кнопку селекторной связи, - могу вам пообещать, что в случае оставшегося одного из билетов от брони невостребованным, он будет вашим.
    Нина Петровна улыбнулась. Сделала это в первый раз за время своего повторного общения с посетителем.
    Иван Иванович безмолвствовал. На великодушный жест хозяйки кабинета, он даже не отреагировал ответной улыбкой, а как-то странно напрягся, сцепил ладони в замок, зажал их между коленями и, молча стал ждать дальнейшего развития событий. Он понимал - на кон сейчас поставлена последняя ставка, теперь с нетерпением ждал окончания игры.
   Нина Петровна не торопясь и даже как-то небрежно для столь решающего момента нажала кнопку вызова третьей кассы. Чуть слышный щелчок из микрофона подтвердил, что вызов принят. Раздался приятный голос молодой кассирши.
     - Слушаю вас.
      - Анжелочка, - нежно сказала Нина Петровна, - как там у нас обстоят дела с двумя забронированными билетами в сторону Бугульмы? 
     - Сейчас выясню, Нина Петровна.
   Для подготовки ответа Анжелике потребовалось совсем немного времени. Секунд через десять она бодро доложила:
     - Снабженец с машзавода свой забрал, а несколько минут назад позвонили с горкома, сказали, что высылают машину за своим билетом, сейчас тоже заберут, - чуть помолчала, - так что все билеты сто двадцать третьего маршрута можно считать реализованными.
     - Хорошо, - ответила начальница и выключила селектор.
    На Ивана Ивановича она взглянула с искренним сочувствием.  До последней секунды она надеялась на благоприятный исход операции. Видит Бог, всей душой этого желала, но, увы, как часто обстоятельства выступают вопреки нашим желаниям.
    - Ну вот, - сказала она, - теперь, уважаемый товарищ, вы сами окончательно убедились, что я предприняла все, что могла для оказания вам содействия, но, к сожалению, это оказалось выше моих возможностей, так что не обессудьте.      
  Нина Петровна откинулась на спинку стула. В силу возникшего душевного расположения к собеседнику она не стала ему предлагать незамедлительно покинуть кабинет. Она надеялась, что Иван Иванович сам, в форме ответного благодарного жеста, поступит именно так. Но наш герой продолжал безмолвно сидеть на месте. Он, со своей стороны, считал, что благодарить начальницу вокзала ему пока не за что. Так и не отрывая взгляда от уже потухшей шкалы селекторного аппарата, как-то неопределенно покачал головой и упрямо заявил:      
     - А я все-таки отсюда без билета не уйду, как хотите, но не уйду…
     Голос его был глухим, взгляд остекленевшим. Нина Петровна тоже огорченно покачала головой. Маятник ее настроения, уже в который раз, был вынужден   склониться в сторону негативного состояния.
     - Да нет, вы просто человек явно не в своем уме, не нормальный какой-то субъект, - сказала она негромко и с сожалением. 
     Ей совсем не хотелось портить установившееся в последние минуты доброжелательное общение с этим чудаком. Тем более, уделив неординарной личности, столько времени и внимания, Нина Петровна ощущала в душе чувство эйфории от осознанности собственного благородства. И это чувство, согласитесь, уважаемый читатель, было вполне обоснованным. Даже при проявлении посетителем наивной деревенской бестактности сама она за все время общения с ним продолжала оставаться (в большинстве случаев) корректным руководителем, внимательным человеком. Она искренне пыталась ему помочь. Подобные усилия даже при их отрицательном результате должны были бы быть по достоинству оценены противоположной стороной. Однако, этого не случилось, Иван Иванович не оценил ее благородства.
  - Такой субъект не может понять доброты, - грустно подумалось Нине Петровне. Ей стало жаль себя и в пустую потерянного времени.
   - Деревня, одним словом, что с нее возьмешь, - мысленно усмехнулась Нина Петровна, - «замедленное развитие психики, бедность интеллекта компенсируется повышенным упрямством и отсутствием объективной оценки собственных поступков», - вспомнилось ей изречение какого-то психолога. Под впечатлением последней мысли более пристально посмотрела в лицо собеседника.
  - Послушайте, а может быть вы и в самом деле сумасшедший, - взгляд ее стал наигранно тревожен, - ведь в ваших действиях со всей очевидностью просматриваются отклонения от поведения здравомыслящего человека. Вы не воспринимаете нормального человеческого языка, выдвигаете совершенно необоснованные требования, приводите абсурдные доказательства своих прав. Факт ненормальности в поведении, как говорится, налицо. Мне, может, нужно было не милиционера вызывать, а срочно позвонить в психдиспансер с просьбой прислать машину с бригадой дюжих санитаров, - лицо хозяйки кабинета приняло озабоченный вид, - а что, пожалуй, я сейчас так и сделаю.
   Нина Петровна явно лукавила. Она не сомневалась в психическом здравии посетителя, но за проявленную с его стороны бестактность ей захотелось слегка проучить этого неблагодарного человека. Больше демонстративно, чем целенаправленно взяла с верхней полки тумбочки телефонный справочник, перелистнула несколько страниц, с сожалением продолжала:
     - Ах, какая жалость, что я не знаю телефонов психбольницы, а в справочнике так сразу их не найти, - захлопнула справочн6ик, - ничего, я сейчас спрошу по ноль девять.
    Иван Иванович молчал. Казалось, он оставался безучастным к словам и действиям хозяйки кабинета. Нина Петровна сделала вид, будто собирается брать телефонную трубку и звонить в службу справок за выяснением номера телефона психбольницы. Протянула руку к аппарату.
    - Прекратите, пожалуйста, юродствовать, - наконец, сказал Иван Иванович, только сейчас отрывая взгляд от ставшего бесполезным селекторного аппарата, - зачем и кому это надо? У человека горе, заболела тетка на чужбине, помирает уже может, а вы тут передо мной комедию разыгрываете, Негоже вам, Нина Петровна, демонстрировать подобные глупости, они вам не личат…
  - Какие комедии, какие глупости, - вспылила уязвленная начальница.
    Хотя ей, как мы уже неоднократно отмечали, и не хотелось портить, наладившиеся было отношения с посетителем, но, видит Бог, посетитель сам виноват в том, что портить отношения все-таки приходилось. Нина Петровна хлопнула ладошкой по столу, заговорила сердито:
     - Расселся, тут, понимаешь, в чужом кабинете, как у себя дом, мешает работать, требует невесть чего, да еще и оскорблять вздумал. Комедии я перед ним разыгрываю. Я вам сейчас такую комедию устрою, что отучу смеяться до конца вашей жизни.
   В запальчивости Нина Петровна уже в который раз начинала терять чувство самообладания. Нить собственной мысли тоже была утеряна.
   - Со своей теткой пристал ко мне, как банный лист к заднице, - она перестала утруждать себя с выбором выражений, - тетка у него там, видите ли, помирает. А я то причем, что она помирает, я же не доктор, не экстрасенс, не священник, я просто работник железнодорожной станции.  Вот и спрашивается, какие у вас могут быть претензии ко мне по поводу вашей умирающей тетки, - Нина Петровна была выведена из себя окончательно и решила теперь не щадить настырного оппонента. - А, потом, если размышлять здраво, ведь все равно она помрет, ваша тетка-то, - заявила она и посмотрела на Ивана Ивановича с дерзким вызовом, - помрет, я имею в виду, как и каждый из нас когда-то сделает то же самое. И вы, и я, как и каждый из живущих в этом мире, вынужден будет его покинуть, когда для этого наступит время. Для вашей тетки этот срок, возможно, уже наступил, тогда, причем же здесь я? Чем я могу помочь вам, если Бог решил загасить свечу земного пути вашей бугульминской родственницы, - оскорбленная в лучших чувствах за нулевую оценку своего великодушия, Нина Петровна заговорила философскими категориями, - нет, голубчик, руку Всевышнего я остановить не могу. За всю историю человеческой цивилизации на Земле проживало около ста миллиардов человек и пока неизвестно ни одного случая, чтобы хоть кто-нибудь из них жил вечно. Так почему вы решили, что ваша тетка должна стать исключением из правил и жить до скончания века ... Кстати, сколько ей лет? - неожиданно спросила она требовательно и грубо.   
    Иван Иванович вздрогнул. В первый раз за время аудиенции он растерялся. 
    - Не знаю.
    Ошарашенный резким всплеском фонтана эмоций со стороны собеседницы, он не смог сразу вспомнить, сколько лет тетке, хотя в письме она ему об этом сообщала.
     - Ну вот, даже возраста своей родственницы не знает, племянничек называется…, а туда же, принялся расписываться в любви к ней, изо всех сил спешит навестить больного человека. Смотрите-ка вы, какой заботливый племянничек отыскался.  Да ей может уже давно за сто минуло, и она смерти, как избавление от тягот земной жизни, ждет не дождется…, тем более с такими родственничками. - Чуть помолчав, ядовито спросила, - признайтесь, только честно, хоть раз в жизни вы ее с каким-нибудь праздником поздравили... Я уже не буду спрашивать о дне ее рождения - вы не знаете этой даты, а, к примеру, с Новым годом, с Христовым днем Пасхи, или хотя бы с днем горячо любимой вами Великой Октябрьской социалистической революции, ... только по-честному - поздравили хотя бы раз в жизни, или нет?
   Нина Петровна опять чуть помолчала, вызывающе поглядывая на собеседника. Пока, так и не успевший прийти в себя Иван Иванович, обдумывал ответ на острые вопросы разбушевавшейся начальницы, она выдала ему новую порцию перца:
      - Молчите, значит ни разу в жизни так и не удосужились поздравить с праздником свою тетю ... Ну что ж, судья вам Бог, - поставила локти на стол, вложила подбородок в ладошки, - так вот что, дорогой товарищ, - продолжала с серьезным видом, - теперь давайте-ка послушайте, что я вам скажу на прощанье, только попрошу за прямоту на меня не обижаться.
           Похоже, Нина Петровна решила дожать и так уже лежавшего на полу противника. Притворно вздохнула, лицо ее приняло артистически скорбный вид:
   - Умерла ваша тетя, уважаемый Иван Иванович, умерла, так и не дождавшись от дорогого племянника ни поздравительной телеграммы, ни теплого письма, ни приезда его самого в гости, - последовала маленькая пауза и вопрос в форме уточнения, - так одна она жила, говорите, без родственников.
    Молчание Ивана Ивановича восприняла, как его согласие,
    - Одна, значит…, ну, что ж, значит, похоронили ее чужие люди, за общественный счет и в казенном деревянном ящике из неструганных досок. - Скорбный вид начальницы сменился гримасой осуждения, - оставили бедную старушку без внимания, бездушным отношением довели человека до смерти, даже в последний путь не смогли проводить по-человечески, а передо мной тут соловьем заливается, распространяется про разные высокие материи - конституции, революции и прочую дребедень. Молчали бы уж лучше.
    Наконец-то Нина Петровна вновь почувствовала себя в кабинете полноправной хозяйкой.
    - Так вот что я вам скажу в заключение, дорогой Иван Иванович, - повторилась она, - во-первых, примите мои искренние соболезнования по поводу смерти вашей любимой тети в далекой Бугульме, тут уж, мой дорогой, ничего не поделаешь..., закон природы. Смерть открывает замки без ключа, двери без скрипа и ни у кого не спрашивает разрешения на вход. Поэтому, поскольку уже ничего изменить нельзя, то, во-вторых, убедительно советую вам, дорогой товарищ, успокоится, утихомириться и прекратить ставить на уши работников вокзала...
     Вспомнила о личных проблемах, в который раз непроизвольно вздохнула.   
   - Работники вокзала тоже живые люди, их надо понять, войти в их положение и не выдвигать перед ними невыполнимые требования. Так что одевайте-ка, дорогой товарищ,  на голову свою кепочку, берите в руки чемоданчик и в добрый путь,  обратно домой, в свою родную деревеньку..., забыла ее название... Проведите инвентаризацию ваших складов, проверьте, достаточно ли  имеется посевного материала, хорошего  ли он качества и  готовьтесь с Богом к весенней посевной кампании, чтобы во время высеять морковку, свеколку, картошку..., турнепс тоже не забудьте, кстати,  как он сеется - семенами бросается в землю, или высаживается рассадой?   
      Да, Нина Петровна все-таки взяла свое. Отыгралась сполна. И за самовольное двукратное вторжение в кабинет, и за предъявление необоснованных требований, и за выпячивание заслуг деда-революционера, за растраченные нервы, за потерянное время, за непонимание грубияном великодушия ее сердца. Сумела она поймать благоприятный момент и теперь упивалась чувством собственного превосходства. Иван Иванович явно терпел поражение. Он сидел, уставившись тяжелым взглядом прямо перед собой в горизонтальную стенку начальничьего стола, слушал горькие слова обвинения в свой адрес, подавленно молчал. Он понимал, что начальница говорила чушь, но на душе все равно было тягостно.
    Наконец поднял голову и медленно заговорил:
     - Ну, что ж спасибо, Нина Петровна, удружили, спасибо, успокоили, - начал он отвечать трагическим голосом бесприданницы, - знаете..., когда я зашел к вам в первый раз и увидел в кабинете, в должности начальника вокзала женщину, молодую и красивую, то скажу откровенно, обрадовался сдуру. Подумал, это хороший признак, понадеялся, что этот человек поможет мне решить мою проблему. Женщины, народ добрый, - подумалось мне, - им в большей степени доступно чувство жалости и сострадания к чужому горю. ... Но, увы, я ошибся, - он разомкнул ладони, положил руки перед собой на стол, - конечно, вы правы, уважаемый начальник, я сельский житель практически сорок пять лет, безвыездно проживший в деревне..., вахлак, лапоть. Я не искушен в тонкостях ваших железнодорожных порядков. Меня запросто можно обдурить, послав ради смеха в другой конец города за несуществующим билетом, можно посмеяться надо мной, из кабинета выгнать, или безо всякого повода сдать в милицию, вы начальник, вы обладаете таким правом… Но стоит ли так поступать - вот в чем вопрос. Стоил ли, уважаемая начальница, жестоко надсмехаться над провинциальным простачком, надо ли издеваться над ним... Нехорошо это, нечистоплотно. Поверьте - это то же самое, что здоровому мужику взять и ударить в лицо беззащитного старика или ребенка. Такой поступок вряд ли украсит вашу честь, Нина Петровна..., а, впрочем, вы вправе поступать, как считаете нужным...  Бог вам судия, - Иван Иванович вздохнул, голос его был тих, взгляд печален, - а насчет цветов и поздравительных телеграмм вы правы, ни тем, ни другим свою тетушку я не баловал. Здесь вы правы, - повторился, - с праздниками и с днем рождению свою тетушку я не поздравлял. Но не потому, что не считал нужным это делать, а потому что до прошлой среды я не знал о существовании своей бугульминской родственницы. Но это не моя вина, обстоятельства изволили так распорядиться, -  снова вздохнул, - а то, что она живет одна и больна неизлечимо, так это сущая правда.
    Вынул из внутреннего кармана измявшееся теткино письмо, протянул его начальнице.
      - Нате, прочитайте сами.
  Читать письмо неведомого ей человека Нина Петровна не стала, но заметно было, что к чужому горю прониклась чувством сострадания. Резко изменившееся от непреклонно-настырного, до смиренно-подавленного настроение посетителя подействовало на нее не лучшим образом. Начальнице стало стыдно за грубый натурализм, только что высказанный ею в форме витиеватых разглагольствований о жизни и смерти человека. Речь все-таки шла не об абстрактной личности, а о конкретной родственнице посетителя, возможно еще и живой.
      - Что же это она на старости лет одна-то осталась, - спросила Нина Петровна, хотя все также грубовато, но уже с ноткой проснувшегося в душе, чувства сопричастности, - детей у нее вообще не было или умерли к этому времени?
      - Какое теперь это имеет значение, - безо всякой интонации отвечал Иван Иванович. Вести дальнейшую беседу он теперь считал делом бессмысленным, поскольку понял, что пришла пора заканчивать проигранную партию. Встал, неторопливо одел, как посоветовала начальница, на голову кепи с ватиновой подкладкой изнутри, взял в руки чемоданчик.
    - Что теперь-то об этом говорить, Нина Петровна, если все концы уже обрезаны и ничего сделать нельзя, - повторился он, подводя окончательное резюме, -  вот если бы я через двое суток смог быть в городе Бугульме, то возможно еще застал бы ее в живых, - говорил Иван Иванович опустошенным голосом, но без претензий, без осуждений, без эмоций, - да видать не судьба .. Ну, что ж, пусть хоронят чужие люди, за общественный счет и в казенном гробике, ... пусть будет по-вашему...
  Мягким движением всепрощенца поднес к лицу ладонь, как бы извиняясь перед хозяйкой за принесенное ей беспокойство, слегка кивнул головой, повернулся и медленной походкой удрученного горем человека направился к выходу.   
 Нина Петровна смотрела ему вслед молча. Ее взгляд был также печален. Хотя на протяжении нескольких часов она усиленно пыталась выдворить из кабинета незваного гостя, использовала для этого все доступные ей средства, и когда наконец ей удалось добиться своего, как это ни странно, но Нина Петровна теперь не испытала радостного чувства победителя. А, можно сказать, даже, наоборот. В душе она начала ощущать чувство подавленности с горьким привкусом неосознанной вины перед человеком с жалким видом покидавшего ее кабинет. Распахнувшиеся было крылья выспоренной радости, начали терять розовые перышки упоительной эйфории. Когда Иван Иванович уже взялся за ручку двери, она неожиданно встала и резко сказала:
  - Подождите.
   Иван Иванович остановился, не торопясь, повернулся к столу, вопросительно уставился на начальницу.
    - Садитесь, - повелительно сказала она, указывая на стул, где он сидел минуту назад.
   - Зачем? – спросил Иван Иванович.
   - Делайте, что вам говорят.
    Иван Иванович послушно шаркающей походкой лунатика вернулся к столу, сел, как приказала хозяйка кабинета. Чемоданчик положил на колени, кепи снимать не стал. Его подавленный вид наглядно демонстрировал, что он окончательно смирился с поражением и ничего хорошего в этом кабинете для себя уже больше не ждал. Зато Нину Петровну было не узнать. Решительно, резким движением руки, она снова нажала кнопку вызова третьей кассы. Обратная связь сработала мгновенно.
    - Слушаю вас, - раздался из микрофона знакомый голос кассирши.
     Из микрофона полился чуть приглушенный звук кассового помещения, но Нина Петровна с вопросом не торопилась. Уставившись неподвижным взглядом на кнопку аппарата и, покручивая между пальцев взятую со стола ручку, начала грудным, задумчивым голосом.
    - Анжелочка, оторвись на секунду от клиентуры и ответь мне на один вопрос, - чуть заметная пауза, - скажи, пожалуйста, Анжела, я тебя когда-нибудь, о чем-нибудь просила?
    Неожиданный вопрос внес смятение в душу молодой работницы, более того, испугал ее. Кассирше показалось, что она в чем-то не потрафила руководителю. Иначе, с какой стати, начальница начала бы задавать подчиненной такие странные вопросы.
    - Что-нибудь случилось, Нина Петровна? – тревожно спросила она.
    - Да, нет, голубушка, ничего страшного пока не случилось, - речь начальницы лилась спокойно, непринужденно, хотя слова «пока» было произнесено с заметным ударением, - просто у меня в кабинете сейчас находится сумасшедший.
    Нина Петровна сделала еще одну паузу, с мягкой улыбкой посмотрела на смирно сидевшего перед ней Ивана Ивановича. Минутного перерыва хватило, чтобы девушка на другом конце провода удивилась еще больше.
   - Сумасшедший? – переспросила она, - а откуда он у вас взялся?
   - С деревеньки завернул к нам на огонек, - отвечала Нина Петровна, - к больной тетке направляется, решил и нас заодно проведать, - вздохнула. - Не то, чтобы совсем сумасшедший, - продолжала, - а так, частично…, человек потрясающей настойчивости и непреклонной воли - положила ручку на стол, мельком взглянула на часы. - Представь себе, сидит у меня в кабинете уже битых два часа и с потрясающим упорством требует, чтобы я отправила его сегодня в Бугульму…
   - На сто двадцать третий поезд билетов нет, - поспешила предупредить кассирша.
   - Знаю, что нет, - спокойно продолжала Нина Петровна, - если бы в кассе были билеты на бугульминский маршрут, у меня не возникло бы проблем с этим полусумасшедшим гражданином.
   Чуть помолчала, продолжая смотреть на совсем присмиревшего Ивана Ивановича, - вот я тебя и спрашиваю, Анжелочка – я тебя когда-нибудь, о чем-нибудь просила?
   - Нет, Нина Петровна, у меня вы никогда, ничего не просили, - отвечала девушка смущенно, немного успокоившись, но, продолжая оставаться в неведении, к чему заведен этот странный разговор. Тут же поспешила добавить, - но если о чем-то попросите, то ведь я…, то есть, мы всегда готовы…
   - Нет, - прервала ее начальница, - я тебя и сейчас ни о чем не прошу, Анжелика, - она заметно начала волноваться, пальцы вновь приступили к выбиванию дроби на крышке стола. - Я тебя, мой друг и сейчас ни о чем не прошу, - повторилась начальница. - Я тебя, Анжелика, умоляю, - ее голос зазвенел натянутой струной, - я тебя Христом – Богом умоляю, голубушка, сделай, что угодно, соверши невероятный поступок, сотвори чудо, но отправь сидящего у меня гражданина сегодня в Бугульму, как угодно, но отправь, умоляю тебя, сделай это… Хоть в тамбуре, хоть в тендере, хоть на буфере, хоть на трубе, но в Бугульму, и обязательно сегодня…
      - Но, Нина Петровна, последний билет с брони забран, - продолжала слабо сопротивляться кассирша.
    Начальница оторвала глаза от Ивана Ивановича и закатила их кверху. Чувство глубокого отчаяния со стремительностью тихоокеанской цунами захватывало все ее тело.         
      - Анжелочка, - простонала она, уже в который раз откидываясь на спинку стула, - но я тебя когда-нибудь о чем-нибудь просила, - повторилась она в третий раз. Снова вернула взгляд на Ивана Ивановича, и ее лицо покрылось тенью душевного страдания. - Если этот человек сегодня не уедет в Бугульму, то я не представляю, что будет со мной. Знаю только, что случится, что-то непоправимое..., я могу уйти на бюллетень, на инвалидность, а может даже сойду с ума. Вот тогда уж точно в этом кабинете будет находиться сумасшедший... Анжела, неужели ты не хочешь спасти своего руководителя?
    В голосе Нины Петровны через внешнюю шутливость просматривалась боль искреннего переживания.
    Наступило молчание. Девушка, сидящая на другом конце провода, погрузилась в размышление. Через включенный микрофон слышно было, как начинала гудеть толпа у окошечка. Кассирша не замечала волнения очереди, она решала поставленный начальницей вопрос.
      - Насчет тендера и тамбура ничего посоветовать вам не могу, - наконец сказала кассирша, по всей видимости, с улыбкой на лице, - но в силу возникновения столь острой необходимости решения вашего вопроса могу предложить следующее, - после секундной паузы продолжала, - определить сидящего у вас в кабинете непреклонного гражданина на одно из служебных кондукторских мест. - Дальше девушка заговорила с убежденностью человека, хорошо знающего, о чем он говорит. - Ведь, как вы в курсе, Нина Петровна, в каждом вагоне имеется три служебных места для кондукторов, хотя самих работников всегда только два, и они все равно на одно место нелегально берут пассажира, так как в этом материально заинтересованы..., ну вы меня понимаете... Вот этот вариант и можно предложить вашему настырному гражданину. Нужна только от вас неофициальная письменная просьба к бригадиру поезда, а я выдам вашему протеже литерный билет с указанием номера вагона и...
    Закончить подчиненной Нина Петровна не дала.
      - Анжелочка, вы ангел, - радостно вскричала она, - считайте меня отныне своим должником, вы сделали совершенно правильное предложение..., вы у меня умница ... Я пишу сейчас записку своему, как вы сказали протеже, а вы сделаете ему соответствующий " билет", - чуть понизив голос, добавила в микрофон, - только скажите ему сами, что деньги он должен платить не в кассу, а кондуктору.
    Последние слова Нина Петровна говорила шепотом, низко склонившись к микрофону. А когда, закончив разговор и выключив микрофон, подняла голову, Иван Иванович уже стоял. Стоял во весь рост, цветущий и благоухающий, он был подобен кусту сирени в весенний день и широко улыбался. В его глазах было столько радости, благодарности и торжества, что казалось, будто потолок помещения приподнялся, а сам кабинет заполнился лучезарным светом от невидимо присутствующего здесь божества. Иван Иванович сорвал с головы ватиновую кепочку, прижал ее к груди, изогнулся над столом в неестественной для своей гордой натуры позе и заговорил:
     - Нина Петровна, дорогой вы мой человек, я не знаю право, как вас благодарить, я безмерно признателен, моей к вам благодарности нет границ.
   Иван Иванович воистину задыхался от переполнивших его душу чувств, совершал телом и конечностями странные движения. Он то отрывал руку с кепчонкой от груди и делал ею жест в сторону, как делает светский кавалер, приглашающий даму на бальный танец, то возвращал руку обратно, снова прижимал ее к груди, при этом все время верноподданически манипулировал спиной, а мимикой лица излучал чувство высочайшей благодарности. 
    - Ладно, ладно вам, - остановила его излияния начальница. Она была рада за Ивана Ивановича, да и за себя в немалой мере, ее грудь тоже распирало от чувства осознанности собственного великодушия. Но служебное положение не давало ей права впадать в телячий восторг. Руководительница вокзала продолжала держаться официально, начальственно и даже демонстративно грубовато.
      - Только попрошу, картошку, морковку и даже турнепс мне больше не предлагать, слишком велика плата за столь малую услугу…
 Несмотря на официальный тон в ее голосе отсутствовали признаки злой иронии. Нина Петровна великодушно прощала провинциалу некорректную наивность его поведения.
- Лучшей наградой для меня, уважаемый Иван Иванович, - продолжала она, - будет с вашей стороны принятие мер по избавлению меня от еще одной встречи с вами ..., в подобной ситуации, разумеется, - добавила улыбаясь.
    Протягивая записочку для кассирши третьей кассы, совсем по-дружески сказала, - передавайте привет вашей дорогой тетушке в Бугульме и мои искренние пожелания скорейшего ей выздоровления.
    Иван Иванович схватил обеими руками приятно пахнущую пухленькую ладошку своей покровительницы и с жаром расцеловал ее. Деревенские мужики, оказывается, тоже способны на галантное отношение к женщине, особенно если женщина не лишена привлекательности, занимает руководящее положение и помогает разрешить трудный вопрос.
     - Ладно, ладно вам, - еще раз с напускной грубоватостью повторила Нина Петровна, освобождая руку из крупных лап Ивана Ивановича, посмотрела на часы, - через пять минут у Анжелики Эдуардовны начнется технологический перерыв..., не опоздайте ...









                Часть вторая
                Упрямый
                Упрямство – вывеска дураков.
                Я. Княжнин
      
   Когда куранты под куполом вокзальной башни нехотя пробили двенадцать часов полудня, Иван Иванович уже полностью был готов к тому, чтобы со спокойной душой и на полном законном основании занять плацкартное место в одном из вагонов поезда номер сто двадцать три.    До начала перерыва работы кассы, о котором его заботливо предупредила Нина Петровна, Иван Иванович все-таки опоздал. Но может это и к лучшему. Во-первых, благодаря опозданию он получил возможность обогатить еще на один пункт багаж своих знаний о вокзальных порядках. Оказывается, технологическим перерывом именуют здесь обыкновенное чаепитие служебного персонала в рабочее время. Во-вторых, ему не пришлось по новой толкаться в очереди. Анжелика Эдуардовна, заочно заинтересовавшаяся необычайной личностью нашего героя, тут же, в кабинете дежурного по вокзалу, где за сервированным чайными приборами столом проводился вышеупомянутый технологический перерыв, выдала ему необходимую бумажку и подробно растолковала - куда и к кому ему следует обратиться после подачи состава под погрузку. Обстановка в кабинете дежурного по вокзалу была настолько дружеской, что Ивана Ивановича даже пригласили посидеть с собравшимися за чашкой чая. Но наш герой был достаточно тактичен и от приглашения вежливо отказался. Он лишь в знак благодарности поцеловал такую же приятную, как и у начальницы, ручку молоденькой кассирши третьей кассы, пожелал приятного аппетита всем остальным и при отличном настроении покинул кабинет. Вышел оттуда, приятно ощущая под сердцем, в левом внутреннем кармане пиджака, наличие бесценной бумажки дающей ему право сегодняшнего выезда в город Бугульму.   
   Уважаемый читатель! Прежде чем продолжить изложение повествования, автор обязан принести вам свои извинения за столь долгие мытарства, за бесконечное блуждание по этажам и кабинетам железнодорожной станции, короче, за всю мучительную одиссею, которую по воле сочинителя вам пришлось совершить вместе с героем рассказа. Автор понимает, что выпавшая на ваши плечи нагрузка оказалась весьма напряженной. На протяжении нескольких часов вместе с незадачливым колхозным завхозом, виртуально участвуя в его упорной борьбе с закостенелыми порядками вокзальной бюрократии, вам пришлось посетить несколько вокзальных помещений, затратить массу времени, пережить столько треволнений, поэтому автор просто обязан принести вам свои извинения. Но не будем считать ваши страдания напрасно принесенной жертвой. После всего прочувствованного и пережитого, вы, уважаемый читатель, наверно, согласитесь с мнением автора о том, что человеку, родившийся в день великой Победы, по плечу решение задач любой сложности. Согласитесь, что это так. Ведь далеко не каждый из смертных смог бы выстоять в таком изнурительном противоборстве между сухой буквой догматического циркуляра и здравой логикой человеческой мысли, в нашем случае, между явно устаревшими вокзальными порядками и несгибаемым упорством рядового провинциала, неистово рвущегося в Бугульму к своей больной тетке. Иван Иванович в этом противоборстве проявил достойное восхищению упорство и настойчивость, несгибаемость перед трудностями, и, показав силу характера настоящего мужчины тем самым, обеспечил себе вполне заслуженную победу.   
   И что еще в связи с этим хочется подчеркнуть. В ходе многочасовой, изнуряющей вокзальной эпопеи, наш герой не только продемонстрировал свои волевые качества, не только добился получения мандата, обеспечившего его беспрепятственный проезд до города Бугульмы, но и своим примером доказал зарвавшимся бюрократам, что у него есть неоспоримые права на все материальные ценности государства, и что любой рядовой советский гражданин, в том числе колхозный завхоз, является их истинным хозяином.  К сожалению сидящие в высоких креслах начальники порой забывают об этом неоспоримом факторе, вот наш герой и напомнил им, что эти права были завоеваны нашими предками еще в далеком семнадцатом году двадцатого столетия, и он никому не позволит их нарушать.
   Но это, как говорится, к слову, а теперь давайте продолжим изложение повествования, тем более оно еще весьма далеко от своего завершения.
        После успешного разрешения билетной проблемы Иван Иванович, хотя душевно успокоился, но не настолько, чтобы позволить своей неукротимой натуре беззаботной расслабленности. Он продолжал действовать. К двенадцати часам узнал, где находится пятая платформа, выяснил, что состав подается сюда за двадцать минут до отправления поезда, успел мимоходом перекусить в вокзальном буфетике.  И вот теперь сытый, довольный, с чувством заслуженной самоуверенности и обоснованного спокойствия, он, не спеша, прогуливался под гулкими сводами вокзала, снисходительно поглядывая на пробегающую мимо него взволнованно-галдящую вокзальную публику. Нашему герою спешить было некуда, как и не было причин для волнения. Он находился в приподнятом состоянии духа, был полностью доволен собой. Беззаботно вышагивая по изразцовым плиточкам мозаичного пола, Иван Иванович отдыхал душой, и телом. Какой-нибудь флегматичный толстячок на его месте присел бы сейчас на краешек свободной скамейки, зажал бы отработанным приемом чемоданчик промеж ног и в ожидании подачи состава на пятую платформу, подремывал бы себе спокойно, сладко посапывая через оттопыренную нижнюю губу. Но не таков был наш герой. Его деятельная натура не могла позволить себе подобной вольности. Оставшиеся два с половиной часа до отправления поезда Иван Иванович решил посвятить дальнейшему расширению собственного кругозора в части познания вокзальных порядков и установок.  Ведь когда теперь еще он поимеет такую возможность, да и поимеет ли вообще? Значит, имеющееся в его распоряжении время надо было в полной мере использовать с пользой для себя. Наш герой настроился еще раз посетить уже знакомые ему вокзальные объекты, воскресить в памяти связанные с ними перипетии, а если повезет, то может даже узреть там что-нибудь новенькое.
   Для начала неспешной походочкой Иван Иванович прошелся по всей длине кассового зала, все с той же снисходительностью поглядывая на беспорядочные толпы людей, продолжавших осаждать амбразуры билетных касс. Эта картина вызывала у него сочувственную улыбку. Подошел к седьмому окошечку, через головы очереди взглянул на сидящую там женщину. Вспомнил, как она беспардонно выталкивала его голову из амбразуры справочного бюро, еще раз улыбнулся. Иван Иванович ни на кого не таил зла, да и причин для этого не было. Все неприятности были позади, а вспоминания о них вызывали у нашего героя лишь чувство добродушного умиления. Задумчиво постоял у устаревшего металлического справочника, с чувством благодарности погладил его холодные бока, подумал с грустью:      
  - Не долго осталось тебе стоять здесь, мой добрый друг, и выдавать людям полезную информацию…, пришло время новых технологий. Скоро явятся сюда дяди в брезентовых робах с гаечными ключами в руках, демонтируют тебя по причине моральной устарелости и отправят на базу вторчермета, где придется тебе долгое время валяться под дождем, ржаветь под открытым небом, а потом отправиться под пресс и…, в мартеновскую печь…  Жалко. - Иван Иванович обернулся к седьмому окошечку, зло усмехнулся, - а пассажиров обслуживать оставят ту грубую бабу с деревянным голосом, что приказывает всем говорить только в микрофон, а не уяснившим ее требований бесцеремонно выталкивает из окошечка вон...      
   Иван Иванович машинально потрогал поцарапанное ухо, нахмурился, но сердить себя неприятными воспоминаниями опять-таки не стал. Еще раз прошелся ладошкой по стенке автомата-ответчика, нежно погладил его сверху, на прощанье дружески подмигнул, развернулся и также неспешно направился обратно. Во время своего беззаботного дефилирования по теперь уже хорошо знакомым ему вокзальным отсекам он походил на экскурсовода, что в ожидании группы посетителей расхаживает по залам музея, с улыбкой вспоминая связь отдельных экспонатов с некоторыми эпизодами своей собственной жизни. Лицо нашего героя светилось радостью, шаг его был уверен и нетороплив.
     Несколько минут поглазел на работу автомата мгновенного фото, но сам фотографироваться не стал, потолкался у газетного киоска, опять-таки оставаясь без покупки - в его кармане лежала еще не прочитанная газета, у аптечного ларька вообще задерживаться не стал. В лекарствах он разбирался еще хуже, чем в географии, да, впрочем, у него и не было необходимости в них разбираться, поскольку пока, слава Богу, у него не было причин пользоваться услугами медицины.
     Не найдя больше ничего интересного в кассовом помещении, Иван Иванович перешел в зал ожидания. Людей здесь было еще больше чем у билетных касс.
    - Ексель-моксель, - удивился Иван Иванович, окидывая взглядом огромную массу людей, беспорядочно толкущуюся в огромном помещении зала ожидания, - куда только едет столько народу и, главное, зачем?  Ладно, мне пришлось выехать по срочному вызову, да и то в первый раз за последние двадцать лет, а эти то все куда прутся. - Вспомнил женщину из очереди, что трое суток безуспешно пыталась выехать в Ташкент к раненому сыну, еще раз подивился, - так это что ж, выходит, здесь каждый день такое столпотворение.
   Дальше по поводу бесчисленного скопища людей, что постоянно околачивается на вокзалах, напрягать мысли не стал, а, чтобы как-то убить время, стал просто прогулочной походкой, обходя чемоданы и узлы, дефилировать по залу. В первые минуты пребывания в зале ожидания ничего интересного для себя Иван Иванович здесь не обнаружил. Зал был насыщен монотонным гулом, в воздухе висел тяжелый запах давно непроветриваемого помещения. Время для нашего героя потянулось медленно. 
   Вот только сейчас он почувствовал, что здорово устал. Трехчасовая беготня по этажам, и кабинетам, толкотня в очередях все-таки давала о себе знать. Натружено ныли руки, ноги, ощущались болевые симптомы в спине, чемоданчик казался значительно тяжелее, чем был раньше. Иван Иванович посмотрел по сторонам с надеждой определиться, где бы можно было присесть. Свободных мест на скамеечках не оказалось. Он прошелся к стене и присел на широкий подоконник. Снизу пахнуло волной тепла, под металлической сеткой были вмонтированы батареи центрального отопления.  Наш герой не нуждался в дополнительном тепле. Он отодвинулся на угол подоконника, вынул из кармана газету. Наконец-то пришло время в спокойной обстановке ее прочитать.  Не торопясь, развернул, пробежался глазами по оглавлениям нескольких статей, но особо интересного для себя материала не обнаружил. Снова оторвал голову от газеты. Скользнув бесцельным взглядом по сторонам, только сейчас он вдруг заметил странный металлический объект, что стоял в нескольких метрах от подоконника. Газета слегка трепыхнулась в руках Ивана Ивановича и опустилась до уровня колен, его глаза с интересом остановились на увиденной штуковине. Как вы догадались, уважаемый читатель, новоявленный объект сразу привлек к себе пытливый взгляд нашего героя, что, собственно, было вполне объяснимо. Присущая природная любознательность, не позволила Ивану Ивановичу оставить без внимания еще одно вокзальное новшество. А коль так случилось, то придется и нам, уважаемый читатель, обратить свой взор на попавший в поле внимания нашего героя странный предмет.
   Заинтересовавший Ивана Ивановича объект не представлял собой ничего сверх оригинального. Он выглядел, как обыкновенный, поставленный на "попа", прямоугольный металлический ящик, размером, примерно, пятьдесят пять на сто семьдесят сантиметров. Сзади он был похож на справочный аппарат, с которым совсем недавно общался Иван Иванович. Только выглядел более элегантно и, судя по всему, был значительно моложе своего собрата из кассового помещения. Металлические бока, названного нами ящиком объекта, отливали белизной свежей лишь местами слегка потрескавшейся краски, из-под неплотно подогнанной снизу пластинки виднелся пучок, уходивших из пола в тело аппарата, цветных проводков.   
   -Очень странная штука, - подумал Иван Иванович, - выглядит культурно, напичкана проводами и выставлена в зале ожидания, - далее свои мысли направил в русло аналитического анализа. - Если она здесь поставлена, значит, эта штуковина призвана оказывать пассажирам какую-то дополнительную услугу…, интересно, какую же именно.
   Иван Иванович, продолжал сидеть, не двигаясь. Он лишь слегка выпрямился в спине, и более внимательно сосредоточил свой взгляд на ящике. Его все больше начало разбирать любопытство. Однако вставать с подоконника и подходить к объекту своего интереса пока не спешил. Надо было дать небольшой отдых натруженным ногам, да и во избежание неприятных неожиданностей, (мало ли чего тут напридумывали эти городские) стоило прежде понаблюдать за работой автомата со стороны. В любом случае Иван Иванович уже не сомневался, что этот объект действительно призван удовлетворять какие-то запросы пассажиров. А вот какие именно - это еще следовало выяснить.
    Он убрал газету, уселся поудобнее и стал ждать, когда к ящику подойдет кто-нибудь, из нуждающихся в его услугах.  Ждать долго не пришлось. К аппарату подошли два молодых человека, о чем-то перекинулись словесно и принялись внимательно его разглядывать с фасадной стороны. Сидевшему на подоконнике Ивану Ивановичу не было видно, как выглядел аппарат со стороны молодых людей, но, по-видимому, там было что-то интересное. Ребята недолго посоветовались, с улыбкой поглядывая на стенку металлического ящика, потом один из них наклонился к ней и что-то сказал. К своему удивлению Иван Иванович услышал из ящика глухой, утробный голос. О чем было сообщено молодым людям, он не понял, но способностью железного ящика говорить был удивлен.
     - Может еще одно справочное бюро с женщиной внутри, - подумал было, Иван Иванович, но тут же усомнился в собственной мысли. С какой стати женщине нужно забираться в такой узкий ящик. Проще было бы соорудить кабину и не ставить ее посреди зала, а пристроить где-нибудь у стены. Впрочем, мысль о женщине в ящике тут же была отброшена, как несостоятельная. Человеку, знающему самое глубокое озеро земного шара, помнящему название высочайшей горы Африки и живущему почти через сто лет после изобретения радио, не трудно было догадаться, что в говорящем ящике совсем необязательно сидеть человеку. Элементарный динамик, кусок проводка к сети радиосвязи – вот и весь секрет говорящего ящика.
   - По поводу идущего из ящика голоса все ясно, - подумал Иван Иванович, - любопытно другое – какую информацию и кому адресованную мог выдавать этот утробный голос.
    Новый объект теперь уже заинтересовал его по-настоящему, да и все тоже продолжавшее иметь место стремление деревенского провинциала как можно глубже познать тонкости вокзальной жизни не позволяли ему при виде очередного новшества остаться к нему равнодушным. Короче, Иван Иванович окончательно принял решение выяснить - с какой целью объект здесь установлен. Остававшееся до отправления поезда на Бугульму время, позволяло ему заняться этим неожиданно возникшим вопросом. Пытаясь логически обосновать необходимость нахождения в зале говорящего аппарата, наш герой пустил мысли в следующем направлении. Если присутствующие в зале ожидания люди, практически уже отоварены билетами (безбилетные толпились у кассовых окошечек), а другие находились здесь в ожидания прибытия на вокзал своих родных или знакомых, то у тех и у других не должно было бы оставаться нерешенных вопросов. О чем же тогда они спрашивали железный ящик, и что он им мог отвечать? Для такого любознательного человека, как наш герой, все это было весьма интересно.  Но Иван Иванович пока не торопился покидать подоконник, за дальнейшим развитием событий он решил еще немного понаблюдать со стороны. Запасом свободного времени, как мы уже отмечали, он пока располагал в достатке.
     Через минуту к устройству подошла женщина с мальчиком лет семи. Эти дольше, чем молодые люди рассматривали аппарат с лицевой стороны, так же неторопливо посоветовались между собой и тоже приняли решение обратиться с вопросом к автомату. Мать взяла сынишку сзади под руки, слегка приподняла, и мальчик что-то спросил. Ответ Иван Иванович снова не разобрал, но, по всей видимости, ответ был смешным, поскольку ребенок громко рассмеялся, мать сдержанно улыбнулась, и они отошли в сторону.
    Наступило затишье, некоторое время железный ящик оставался вне внимания вокзальной публики. Тогда Иван Иванович решил, - пришло его время приступать к изучению неопознанного объекта. Читать газету он так и не стал, аккуратно свернул ее трубочкой, сунул в карман, встал с подоконника и направился к белому ящику. Ход его был нетороплив и сдержан. Встав в полутора метрах от лицевой панели аппарата, с сосредоточенной задумчивостью принялся его внимательно рассматривать. С фасадной стороны устройство выглядело весьма даже привлекательно. На передней стенке, на уровне лица среднего человека, был вмонтирован микрофон, именно туда, как теперь догадался Иван Иванович, говорили подходившие к аппарату люди. Рядом с микрофоном, под стеклом, горела небольшая лампочка, сверху ящика на пластинке из оргстекла красовалась витиеватая надпись
«Электронный Нострадамус»
Чуть ниже на передней стенке прямо по белой краске черным лаком было начертано:
   "Ты не веришь в чудеса? Тогда задай мне вопрос и, получив ответ, убедишься, что я есть чудо" 
 Иван Иванович непроизвольно поморщился. Вызывающе-хвастливый тон надписи ему не понравился, иностранные слова раздражали, соответственно, и сам аппарат не вызвал в его душе уважительного к себе отношения. Что значит слово " Нострадамус " Иван Иванович не знал, в чудеса никогда не верил. Вполне естественно в крестьянской натуре нашего героя сразу появилась скептическая недоброжелательность к самоуверенному самозванцу. В душе вспыхнула волна внутреннего отторжения новоявленной заморской диковины не в пример того теплого чувства, которое он испытывал при втором посещении автосправочника в кассовом помещении. Автосправочник выглядел внешне просто, непритязательно, в сознании нашего героя он ассоциировался с образом великодушного добряка, а этот неведомый Нострадамус больше походил на наглого, самоуверенного нахала. В общем, выставленный в зале ожидания вокзала электронный знаток истины в последней инстанции колхозному завхозу сразу не понравился. Вызвал в его сердце прилив неосознанного протеста, что, в принципе было объяснимо. К бесстыдно зарывающимся наглецам Иван Иванович никогда не оставался равнодушным, он привык их сразу срезать.               
   -  Иначе мхом могут обрасти - любил он повторять, когда подобные всезнайки пытались выпячивать себе в коллективе родного колхоза. Вот и сейчас, хотя и находился в непривычной для себя обстановке, не стал изменять своим принципам. Походив несколько минут по залу и внимательно поразмышляв, он принял решение зазнавшегося хвастуна поставить на место. Воспользоваться представившимся ему случаем, посадить зазнайку в лужу, чтобы у других не появлялось желание народ дурачить. 
   Короче, Иван Иванович решил еще остававшееся до отхода поезда время использовать продуктивно, выполнить приятное для себя и полезное для общества мероприятие. Во-первых, разобраться в хитростях напичканной проводами штуковине, а потом в воспитательных целях примерно наказать возомнившую о себе невесть что, металлическую болванку.
  - Обязательно наказать, - негромко проговорил он вслух, - сделать это примерно и доходчиво, чтобы впредь другим не повадно было нос задирать.
   Однако, поставив перед собой столь серьезную задачу, Иван Иванович понимал, что с исполнением благородной миссии особо торопиться не стоило.  Прежде следовало более детально разобраться в сути вопроса, навести о противнике справки, ну и, конечно, самому внутренне подготовиться. К выполнению поставленной задачи Иван Иванович приступил исподволь, особенно не мельтеша и не торопясь. Сначала решил выяснить у знающих людей о назначении ящика, по возможности определить методику его работы и только потом, располагая достаточной информацией о сопернике, приступать к его разоблачению.
    Два молодых человека, что недавно прибегали к услугам автомата, вокзал еще не покинули. Они стояли недалеко от Ивана Ивановича, один держал в руках развернутую карту города, другой водил по карте ручкой и что-то доказывал первому.
   Иван Иванович подошел к молодым людям.
       - Извините, ребята, - сказал он, - я видел, как вы недавно общались с этим объектом, - он указал пальцем в сторону механического эрудита, - скажите, пожалуйста, что это за штука и зачем она здесь стоит?
    Ребята, оторвавшись от карты, тоже посмотрели в сторону автомата.
      - Эта штука, папаша, называется компьютерным автоответчиком, - сказал один из них, - а стоит он здесь для того, чтобы демонстрировать людям, каких высот достиг сегодня человеческий разум, как высоко он взлетел, если сумел создать подобную машину. Впрочем, это творение даже машиной назвать как-то неудобно - уж слишком удивительны его способности.
   Разъяснения ребят Иван Иванович слушал молча, с интересом. Сам парень, судя по всему, был в восторге от аппарата и потому объяснение давал с удовольствием, - ты только представь себе, папаша, - продолжал он, оторвав свое внимание от карты - эта, так называемая машина, знает всю подноготную о любом человеке, сидящем в этом зале...
    - И о стоящем, тоже, - добавил второй.
    - Ну, - искренне удивился Иван Иванович, не высказывая обиды за обращение к нему на «ты» и фамильярное выражение «папаша».  Он не знал, верить ребятам или нет. Слегка задумался.
      - Что же, по-вашему выходит, что он и обо мне вся знает? – спросил, на всякий случай, украшая лик улыбкой сомнения.
      - А ты, папаша, исключение из правил, что ли? Являешься колпаком с головы святого апостола Петра, - ребята рассмеялись. - Конечно, и про тебя он все знает, - один из них кивнул головой в сторону автомата, - если не веришь, подойди сам и спроси.
      - Да ну, - еще раз неуверенно протянул Иван Иванович и отошел от смешливых ребят.
   Полученные сведения о сверхъестественных способностях электронного устройства весьма заинтересовали нашего героя, но отнюдь не убедили, что они соответствуют действительности. Не мог поверить колхозный завхоз, будто обыкновенный железный ящик, пусть даже напичканный от пола до потолка цветными проводочками, мог запросто сообщать сведения о любом человеке без предоставления последним документа, удостоверяющего его личность.
      - Шарлатанство все это, - подумал Иван Иванович, - такого просто не может быть.
 Вопросов он больше никому задавать не стал, а принялся, не спеша, прохаживаться вдоль автомата, однако соблюдая, определенную осторожность. Прогуливался на почтительном от него расстоянии, с наигранным беззаботным видом, будто, не имея определенной цели, не проявляя к окружающему интереса. Но, время от времени, и опять-таки с опаской, поглядывал в сторону аппарата. Вступать с ним в непосредственное общение пока не торопился.
   Понаблюдав несколько минут со стороны, как устройство бойко выдает ответы на вопросы подходивших к нему людей, Иван Иванович внешне продолжал демонстрировать полное безразличие к окружающей его обстановке. Прогуливался не спеша, скептически улыбался, но внутренне его душа все больше и больше приходила в негодование. Он не сомневался в наличии здесь явного обмана, понимал, что вся эта хитрость (мельком взглянул на надпись) с так называемым Нострадамусом шита белыми нитками, но пока не мог косвенным образом раскусить секрет фокуса. Для полного разоблачения новоявленного наглеца требовался прямой с ним контакт. Значит надо было контактировать. Совершив вдоль автомата еще несколько параллельных ходок, наш герой, наконец, решился на непосредственное общение с ним. Уверенно подошел к таинственному устройству, неторопливо осмотрел его со всех сторон, прочитал на боковине памятку правил пользования, потрогал полированные бока. Визуальный осмотр и содержание памятки не давало поводов для каких-либо опасений. Тогда Иван Иванович встал, как было рекомендовано в правилах напротив микрофона в передней стенке, громко спросил:
       - Кто я? - и замер в ожидании ответа. Спросил уверенным голосом, не сомневаясь, что ответа не получит, а если будет ответ, то обязательно неправильный.
   Автомат с полминуты помолчал, очевидно, ковыряясь в своей электронной памяти. Иван Иванович терпеливо ждал, ему спешить было некуда, однако, настроение его шло в гору. По мере затянувшейся паузы он светлел лицом и чувствовал, как в душе разливается теплая волна торжества победителя. Действительно, откуда простой железяке иметь в металлическом нутре сведения о колхозном завхозе, много лет безвыездно проживающем в сельской глубинке.
- Конечно, все это ерунда - думал Иван Иванович, внешне расцветая от чувства внутреннего довольства собой.  Неожиданно громкий голос из репродуктора заставил его вздрогнуть:
      - Вы, Иванов Иван Иванович, тысяча девятьсот сорок пятого года рождения, ростом сто семьдесят восемь сантиметров, весом восемьдесят два килограмма, следуете поездом номер сто двадцать три в город Бугульму.
     - Точно, - машинально сказал себе удивленный Иван Иванович и отошел в сторону. Он был приятно ошарашен, даже немного польщен столь обширной осведомленностью электронного устройства о скромной персоне колхозного кладовщика. Все-таки занятно это было услышать из чужих уст, пусть даже металлических.  Но через пару минут в сознании нашего героя зародилось чувство тревоги. Иван Иванович не мог понять, каким образом его паспортные данные и физиологические параметры могли оказаться внутриметаллического ящика, поставленного в железнодорожном вокзале областного центра за триста верст от его родного селения.  Кто их туда поместил и с какой целью?  Тревожная мысль не только удивила, но и испугала его. Необъяснимость происходящего с точки зрения здравого разума заставила нашего героя серьезно задуматься. Походив некоторое время по вокзалу, и не найдя сознанием ответа на вопрос, он решил еще раз проэкзаменовать искусственного отгадчика. Должен же он, в конце концов, выяснить - в чем тут дело.
  Иван Иванович поглубже надвинул на лоб ватиновую кепочку, скривил рот, сделал зверское выражение глаз, измененной походочкой снова направился к автомату. Электрический глазок в окошечке издали подмигнул ему, как своему старому знакомому и, не дожидаясь вопроса, четко доложил:
     - Вы, Иванов Иван Иванович, русский, тысяча девятьсот сорок пятого года рождения, ростом сто семьдесят восемь сантиметров, весом восемьдесят два килограмма, следуете поездом номер сто двадцать три в город Бугульму.
  Иван Иванович ничего не ответил, а лишь подумал:
   -  Уже и национальность успел выяснить..., вот, холера.
   Кисло улыбнулся, недоуменно пожал плечами и отошел. Сказать ему было нечего. С видом незаслуженно оплеванного человека присел на освободившийся краешек скамьи, достал из кармана так и непрочитанную газету, развернул ее. Не отрывая головы от газеты, незаметно стрельнул глазами по сторонам с целью определить, какое впечатление произвело на окружающих его очередное фиаско в дискуссии с электронным оборотнем. Тут же успокоился, его поражения никто не заметил. Находящиеся на вокзале люди, независимо от их профессии, должности, места жительства и возраста превращаются здесь в серую одноликую массу, именуемую обобщенным названием в единственном числе - пассажир. А каждый пассажир, пока он окончательно не усядется в вагон, даже при наличии билета в кармане, всегда чем-то взволнован, озадачен, полон необъяснимой тревоги, вздрагивает при включении вокзального громкоговорителя, переспрашивает у соседа, о чем сообщил хрипящий микрофон. Ожидающий поезда пассажир постоянно погружен в свои тревожные мысли и ничего вокруг происходящего он не замечает. Отметив положительный для себя фактор, Иван Иванович уселся поудобнее, свернул и убрал газету в карман. Немного успокоившись, снова взглянул на соперника.
     Автомат стоял боком к скамейке, на которой сидел наш герой и почему-то казался меньше, чем был на самом деле. Кроме того, только сейчас Иван Иванович подметил, что краска на его боковине местами отстала, нижняя часть в силу близкого соседства с полом потемнела, на высоте до полуметра была обляпана пятнами грязи. В дополнении ко всему в двух метрах от автомата стояла урна с мусором.
    Под подобным углом зрения автомат явно проигрывал, выглядел примитивно, не вызывал к себе чувства уважения. В душе Ивана Ивановича всколыхнулась новая волна благородного негодования. Его самолюбивая натура не могла смириться с проигрышем безмозглому, железному ящику, столь невзрачного вида, с облупившейся на боках краской, да еще и стоящему рядом с замызганной урной. Он понял, что не успокоится до тех пор, пока не положит соперника на лопатки, а осознанность наличия у него крылатой покровительницы не давала повода усомниться в победе.
      - Надо лишь не спеша все обмозговать, постараться умозрительно выяснить, откуда в ящике вдруг могла оказаться подробная информация о моей особе, - детально и не торопясь, принялся рассуждать Иван Иванович. - Конечно, все это достаточно странно, однако, не стоит волноваться. Во всем этом, на первый взгляд, казалось бы, необъяснимом факте на самом деле кроется какая-то хитрая, но простенькая изюминка, -  он сам знал много карточных фокусов и не раз дурачил односельчан демонстрацией своих "необъяснимых" способностей, - главное, разгадать эту тонкость, сбросить ловкую драпировку и тогда чудо-автомат будет публично разоблачен.
   Ах, как нашему герою захотелось развенчать претензии безголового мудреца на чудотворство, посадить этого не в меру заносчивого сверчка на соответствующий ему шесток. Он буквально загорелся желанием примерно наказать невесть что, возомнившую о себе металлическую болванку. Все другие проблемы в этот момент отошли для него на второй план. Даже на время забыл о цели своего приезда на вокзал, перестал радоваться наличию в кармане вожделенного билете на Бугульму. Он полностью переключил сознание на новую проблему, и направил всю свою волю на ее решение. В общем, наш герой пришел к окончательному выводу, что победа в споре с новоявленным противником является для него теперь не только делом личного престижа, вопросом удовлетворения собственного тщеславия. Но, кроме того, она должна послужить наглядным доказательством миру, а в нашем случае, присутствующей в тот час в зале ожидания вокзальной публике, что человеческий разум был, и всегда будет оставаться мудрее и способнее электронного механизма. Короче говоря, Иван Иванович решил продолжать борьбу.
      - Главное, - думал он, - суметь заставить огородное пугало не узнать меня, или, хотя бы один раз ошибиться в данных, тогда нарушиться программа его электронной системы...
   Прикинул в уме, как это можно сделать, пришел к выводу, что лучшим вариантов для достижения цели явится изменение внешнего вида.
  - Ну, что же, значит, будем себя менять, - решил Иван Иванович.
   Прежде чем приступить к исполнению намеченного плана, он в очередной раз взглянул на автомат тяжелым, гипнотизирующим взглядом. Так штангист-тяжеловес смотрит на громадину стального снаряда перед тем, как вступить с ним в схватку. Затем встал, быстро снял куртку, кепку, оставив все это на попечение старичка, мирно дремавшего рядом на скамейке, взлохматил голову, грозно нахмурил брови, и решительно направился к автомату. Но не успел он приблизиться к объективу устройства до полутораметрового расстояния, как уже зазвучал готовый ответ:
      - Вы, Иванов Иван Иванович, - и дальше, как по писаному.
   Похоже, автоответчик начинал откровенно издеваться над нашим героем. Металлический голос звучал насмешливо, лампочка подмигивала с подлыми модуляциями, да и в целом весь автомат, противно пощелкивая изнутри, как будто хихикал над нашим героем. Вызывающее поведение противника привело Ивана Ивановича в бешенство.
     - А ну тебя к черту, - зло выругался он и, не останавливаясь, прошел мимо, - подумаешь, чучело электронное…
    Забрал у старичка свои вещи, оделся и вышел на перрон. Тишина привокзальной площади и приятная погода мартовского полудня несколько приподняли испорченное настроение нашего героя. В обеденный час солнечного дня начало весны подтверждалось всем состоянием окружающего мира. С крыш мутными каплями скатывались вниз остатки последнего снега, в редких лужах на асфальте преломлялись столбы электрических фонарей, по-весеннему возбужденные воробьи яростно дрались у брошенного на шпалы кусочка булки. Иван Иванович улыбнулся непритязательной красоте пробуждающейся к жизни природы. В его душе восстанавливалось чувство умиротворения.
    У скучающей от безделья лотошницы скушал пирожок, выпил два стакана виноградного сока. Закурив, принялся не спеша, прогуливаться по перрону. Не замечая того сам, снова мысленно переместился в зал ожидания.
     - А все-таки интересно, каким образом этот упакованный в изящную коробку чермет меня каждый раз узнает, откуда у нее обо мне такие подробные сведения, - начал размышлять Иван Иванович, расхаживая по бетонной площадке. - Родственников у меня в этом городе нет, персонального дела тоже, учетная карточка в единственном числе хранится в конторе колхоза.  Ума не приложу, откуда такая осведомленность, странно, ... неужели Нина Петровна успела доложить.
  Иван Иванович даже остановился от неожиданно пришедшей в голову мысли, но тут же отверг ее, как неправдоподобную, - нет, Нине Петровне недосуг заниматься подобными глупостями, да и времени прошло совсем немного после его общения с ней, специалисты не успели бы заложить полученные данные в программу электрического мозга. А потом, абсолютно точные сведения о росте, весе, дате рождения, ведь об этом в кабинете начальника вокзала вообще не шло речи.
    Так, незаметно для себя Иван Иванович снова вернулся к мысли о недавнем единоборстве с электронной машиной. А поскольку состязание пока было не в пользу нашего героя, эти вспоминания начинали его раздражать. Раздражение постепенно переходило в ярость. Иван Иванович ускорил шаги, увеличил размах рук, что являлось прямым признаком его повышенного возбуждения. Мысленно он снова вступил в спор с автоматом:
       - Нет, голубчик, ты погоди, ты не торопись праздновать победу. Мы еще повоюем, у нас еще имеется порох в пороховницах, еще не иссякла, как говорил Николай Гоголь, казацкая сила… Я тебе, зараза, сейчас устрою такое представление, что боюсь, как бы вся эта история не закончилась для тебя коротким замыканием. Выдам тебе кроссвордчик, почище, чем " Поле чудес " выдает…, предоставлю удовольствие так напрячь свои электронные извилины, что лампочки повылезают из патронов и перегорят все предохранители..., только уж попрошу извинить покорно...
     С последними произнесенными вслух словами Иван Иванович поспешно снял куртку, вывернул ее наизнанку и в таком виде напялил на плечи. У проходившего мимо носильщика выменял за ватиновую кепочку и добавку деньгами шапку ушанку не первого года носки, по-ухарски одел ее задом наперед. Нащипал из внутренней, теперь ставшей наружной части куртки клочки меха, при помощи содержимого носа, а грубее говоря, собственных соплей, пристроил усы. Действия нашего героя на первый взгляд могут показаться необъяснимо странными, но, тем не менее мы все-таки попросим уважаемого читателя особо не удивляться его поступку. Когда Иван Иванович вступал на тропу решительной бескомпромиссной борьбы, ради достижения победы за ценой он уже не стоял.
  Но это к слову, а пока отметим, что результат проведенной нашим героем работы оказался потрясающим. От степенного гражданина, уважаемого односельчанами завхоза краснознаменного колхоза "Победитель", всего несколько часов назад прибывшего в областной центр с целью дальнейшего следования в город Бугульму, не осталось и следа. Теперь это был натуральный ряженый из старомодных комических представлений, которые до сих пор еще кое-где в провинции разыгрываются в светлый праздник «каляды», проводимый в честь рождения нашего Спасителя, Иисуса Христа
  Сам Иван Иванович был уверен, что в новом одеянии его не узнала бы даже родная мама. Представляете, собственная родительница не смогла бы признать в этом вульгарно разодетом усатом мужчине собственного сына, так что же тогда можно говорить о какой-то примитивной железной штуковине, пусть даже напичканном всевозможной электроникой.
  - Вот теперь-то эта безмозглая железяка должна - или признать свое поражение, или сгореть от внутреннего перенапряжения. Другого просто быть не может.
 Так размышлял наш герой, окончательно уверовав в свою грядущую победу. Единственно, что смущало его в этот момент, так это боязнь появиться в таком виде на вокзале среди большого скопления людей. Посмотрев через застекленную дверь - нет ли поблизости милиционера и не обнаружив такового, Иван Иванович открыл дверь и осторожно вошел в зал.
   Повышенная бдительность нашего героя оказалась излишней, напрасно он опасался, будто своим видом может вызвать переполох. Ничего страшного не случилось.  Появление в дверях зала ожидания звероподобного Ивана Ивановича никого в смятение не привело, даже, особо никого и не удивило. Вокзальная дверь, это такая штука, которая круглые сутки беспрерывно открывается и закрывается, пропуская через себя несметное количество людей различных вероисповеданий, вкусов и нравов, постоянно прибывающих на вокзал из различных уголков планеты. Появление нашего героя в экзотическом одеянии также не вызвало к нему особого интереса.
    Иван Иванович успокоился, не торопясь, прошелся между рядов скамеек, осторожно переступая через вытянутые ноги дремавших пассажиров, расставленные чемоданы и узлы, подошел к газетному киоску, постоял у таблички цен пригородных поездов и только потом, как будто без определенной цели направился в сторону автомата.
    А тот стоял себе спокойно в центре просторного вокзального зала, мирно взирая единственным электрическим глазом напряжением в двенадцать вольт на заполнившую зал шумную братию, да сухо пощелкивал проводниками по причине меняющейся разности потенциалов. Ивана Ивановича, переодетого в куртку навыворот, он, казалось, вовсе не замечал.
   Но сам Иван Иванович не обладал стальной выдержкой своего железного соперника. По мере приближения к автомату он все явственнее начинал ощущать дрожь в теле. И только сознание того, что сейчас он использует, может быть, свой последний шанс, заставляло его напрячь все самообладание. Иван Иванович подошел вплотную к насыщенному электроникой металлическому ящику, так называемому Нострадамусу, прикрыл левой рукой глаза, громко хрюкнул и спросил сиплым, простуженным голосом:
       - Мужик, закурить не найдется?
   Огонек под стеклом на мгновенье, будто задумавшись, померцал тусклым светом, слегка замер, потом возмущенно мигнул. Внутри ящика треск усилился, похоже, электрическое устройство обладало человеческими чувствами, оно начинало сердиться. То ли ему, в данный момент, не понравилось фамильярное обращение - "мужик", то ли комедия с переодеванием вызвала раздражение, а может, просто надоела беспардонная назойливость Ивана Ивановича. Во всяком случае, похоже, наш герой в глазах электронного Нострадамуса окончательно терял авторитет.
      - Курить в общественных местах, уважаемый товарищ, запрещается, - назидательно, с чувством заметного раздражения сказал автомат и, чуть помолчав, добавил, - а вам с вашей скоро грядущей бронхиальной астмой вообще пора бы бросать курить, гражданин Иванов Иван Иванович тысяча девятьсот сорок пятого года рождения, русский, ростом сто семьдесят восемь сантиметров, весом восемьдесят два килограмма, следующий поездом номер сто двадцать три в город Бугульму.
   Голос из репродуктора отдавал холодно-презрительным тоном классной дамы, решившей примерно отчитать нашкодившего гимназиста.
   Ивану Ивановичу стало совсем нехорошо. Он почувствовал себя в роли человека, которого среди ночи вдруг подняли с кровати, не дали одеться, в одних трусах, без тапочек, с неумытым харей и непричесанными волосами поместили в театре, на сцене, среди разодетых во фраки музыкантов симфонического оркестра. Он покраснел, испуганно посмотрел по сторонам. Вокзальная публика продолжала оставаться безучастной к его единоборству с электронным противником. Это, в некоторой мере, его снова успокоило, Иван Иванович чуть прибодрился. Прежде чем в очередной раз в роли пораженца покинуть поле битвы, он нагнулся лицом к самому микрофону и негромко прошипел:
     - Да, катись ты со своими советами, знаешь куда..., под десятитонный молот, - с отчаянным злом усмехнулся, - в мартеновскую печь, под переплавку.
   Автомат создавали интеллектуальные люди, на явную грубость он не отвечал. А Иван Иванович, отойдя далеко в сторону, с отчаянием подумал:
      - Даже про бронхиальную астму знает, вот, сволочь.
  В душе наш герой понял, что проиграл. В сражении были брошены все силы, приведены в действие все имевшиеся в его распоряжении резервы, но бесполезно - результат неимоверных усилий оставался нулевым. Компьютерная система продолжала работать четко и бесперебойно. Ивану Ивановичу, пожалуй, следовало бы признать свое фиаско, смириться с поражением, но… В силу особенностей характера, а может уже просто по инерции, он все равно продолжал борьбу. Только теперь его действиями руководил не рациональный разум, а слепое, отчаянное упрямство.
   Он снова подошел к старичку, у которого не так давно оставлял свою одежду, стараясь быть спокойным, присел рядом.  О том, что он одет несколько странно, Иван Иванович в эту минуту забыл. Старичок заметил вывернутую наизнанку куртку, с удивлением воззрился на него.
      - Что-нибудь случилось, молодой человек? - спросил.
      Наш герой крякнул, заерзал на месте.
      - Да вон стоит пугало, - указал пальцем в сторону автомата, - идолище электрическое, дите двадцатого века. Воздвигли, понимаешь памятник прогрессу, ...железное безобразие, бесформенный ублюдок, а туда же, в разумные существа набивается, чуть ли не Богом себя возомнил, - при сильном душевном возмущении Иван Иванович приобретал способность черпать сведения из дальних закоулков памяти. - Наши предки-славяне когда-то подобную нечисть с высокого берега в Днепр низвергали - Перунов там всяких, Сварогов и прочих идолов. А тут понаставили электронных чудовищ в вокзалах, обрадовались, что все дозволено, вот и дурят народ. - Будучи в состоянии сильного волнения, он полез было в карман за папиросами, но карман вывернутой наизнанку куртки оказался с внутренней стороны. К тому же вспомнил предупреждение автомата о бронхиальной астме:
      - А об этом-то откуда пронюхал, черт железнобокий, - машинально подумал Иван Иванович, - ведь кроме врача рентгенолога, да меня, об бронхиальной астме никто и не знает..., даже собственной жене об этом не заикался ...
 Внешне Иван Иванович слегка успокоился, но в груди все клокотало от возмущения.
  - Главное, в какие одежды ни облачись, с какой стороны ни подойди, - продолжал вслух, -  все равно один и тот же ответ - вы, Иванов Иван Иванович и так далее, ... образина.
      - А я то думаю, по какому случаю, вы так вырядились, - старичок оживился, - значит, говорите, так и не смогли его заставить ошибиться?
      - Пока нет, - Иван Иванович зло потряс головой, имитировал плевок в сторону. Судя по всему, он так и не смирился с поражением, продолжал, - но, при этом, прошу учесть, еще не вечер, - неведомо кому пригрозил пальцем. - Мы этого чудотворца еще выведем на чистую воду, раскусим его штучки-дрючки, надо только подумать, как следует.
 После краткого раздумья продолжал:
     - Вот, хорошо знаю, что это обман, но пока никак не могу разобраться - в чем же здесь фокус, четыре раза подходил, в последний раз вот в этом полудиком виде, все равно узнает, ну, как в воду глядит, ... вот зараза.
     - Да, интересное творение, - согласился словоохотливый старичок, - это наши студенты из технологического института соорудили. Вроде как баловством ребятишки занимались, а какого умницу состряпали. Стоит уже четыре месяца, говорят, еще ни разу не ошибся.
    Известие о том, что электронное создание столь продолжительное время дурачит пассажиров и что он не первый, кто попался на эту удочку, умерило злость Ивана Ивановича. В то же время в его душе снова проснулся бес самоуверенности. Упрямая натура нашего героя, подкрепленная уверенностью в покровительстве ему богини Победы, не давала права признать поражение в борьбе с безмозглой железякой.
  - Однако, - зло хмыкнул Иван Иванович, окидывая испепеляющим взглядом замызганную грязью боковину своего соперника, - не много ли берешь на себя ящекоподобный истукан, не лишнее ли возомнил о себе. Наши далекие пращуры подобных самозванцев топили в холодных волнах Днепра и Волхова, сжигали в огне, а тут, понимаешь, нашелся всезнайка…, да еще с таким труднопроизносимым названием.
  Иван Иванович привстал, снова сел, он никак не мог смириться с ролью пораженца.   
  - Неужели он, житель конца двадцатого века, родившийся в день Великой Победы, - продолжала жечь его сознание недоуменная мысль, - человек, знающий в какой части света располагаются Калькутта, Килиманджаро, а теперь еще и многие подробности привокзальных премудростей. Так неужели же он, Иванов Иван Иванович сорок пять лет проживший на свете, венценосное существо, созданное по образу и подобию Бога, не сможет утереть нос какому-то электронноголовому хаму, не сможет доказать, кто, в конце концов на Земле, является истинным носителем разума ...
   Иван Иванович снова встал, его взор наполнились огнем непреклонной воли. Наверно так же блистали глаза горьковского сокола, когда тот решил использовать свой последний шанс взлететь в небо и шагнул к склизкому утесу, чтобы броситься с него вниз головой. Да, наш герой в этот момент был подобен легендарному соколу, вот только думал он не смерти, а о победе, и был уверен, что добьется ее.
      - Товарищ, - решительно обратился он к старичку, - вы могли бы мне одолжить на несколько минут пенсне, тросточку и ваше пальто?
    Старичку понравился бойцовский настрой Ивана Ивановича.
       - С удовольствием, - сказал он, - мне даже интересно посмотреть, чем завершится эта бескомпромиссная схватка, тем более время до электрички у меня еще есть.
 Встал, поспешно снял пальто и, протягивая его Ивану Ивановичу вместе с очками и тросточкой, добавил, - кстати, я увлекаюсь самодеятельностью, выступаю в местном любительском театре, по случаю у меня как раз в портфеле парик имеется ..., достать?
      - Давайте, - не задумываясь, согласился Иван Иванович, - в этой последней схватке необходимо использовать все имеющиеся в нашем распоряжении подручные средства.
  Хотя автомат стоял к действующим лицам боковой частью, Иван Иванович в целях предосторожности зашел за колонну и там, вне видимости противника, стал переодеваться. Когда он натянул парик, надел чужое пальто, на нос нацепил очки, а в руки взял тросточку, да еще и согнулся, будто много лет страдал радикулитом, изменился до неузнаваемости. Если бы Иван Иванович сейчас неожиданно увидел свое отражение в зеркале, несомненно, заявил бы, что этого гражданина видит в первый раз.
   Знавший толк в сценическом искусстве старичок, всплеснул руками:
      - Какое перевоплощение, вылитый Бармалей в одежде доктора Айболита.
   Гражданин Иванов улыбнулся:
     - Ставлю десять против ста, что сейчас милое творение ваших вундеркиндов из технологического останется с носом, - подмигнул старичку, -  сейчас мы его в холодную купель окунать будем, - злорадно хмыкнул, -  а как же иначе..., возомнивших о себе невесть что наглецов, надо своевременно ставить на место. Иначе мхом обрасти могут, - добавил свою любимую фразу.
    Запахнул коротковатое для него пальто, придал фигуре старческий вид и, прихрамывая на правую ногу, направился к автомату. Пассажиры, сидевшие невдалеке от места разворачивавшихся событий, с интересом стали следить за действиями Иванова.
     А тот полностью вошел в новую роль. Старчески шаркающей походкой приблизился к автомату, подслеповатыми глазами осмотрел его со всех сторон, прокашлялся в кулак и, что-то неразборчиво бормоча себе под нос, стал изучать табличку с описанием правил пользования автоматом. Потом, будто так и не разобравшись в написанном, обратился за разъяснением к проходившему мимо гражданину. Молодой человек, не обладал электронным мозгом, принял просьбу за чистую монету. Сам он, как видно, не прибегал к услугам автомата, поэтому, сначала быстро пробежался по написанному, затем терпеливо разъяснил "старичку", где встать и в какое место говорить.
   Иван Иванович поблагодарил молодого человека, встал, как ему разъяснили, еще раз откашлялся и начал:
      - Гм, ... как вас звать - величать, уважаемый товарищ, право не знаю, ... но хочу к вам обратиться с просьбой. Не могли бы вы мне подсказать, где в городе размещается отдел социального обеспечения и как туда пройтить?
   Автомат молчал больше минуты. Перевоплощение нашего героя было действительно потрясающим. Даже электронному Нострадамусу потребовалось определенное время, чтобы разобраться в очередной, искусно выполненной фальсификации. Да и надо признаться - за четыре месяца нахождения в зале ожидания он впервые столкнулся с таким настырным оппонентом.  Двенадцативольтовый глазок под стеклом пульта от перенапряжения слегка потускнел, прекратилось монотонное пощелкивание внутри ящика. Время продолжало идти, аппарат безмолвствовал. Иван Иванович воспринял его временное замешательство за поражение. Подождав еще немного, он незаметно усмехнулся, снял очки, достал носовой платок и, зажав тросточку под мышкой левой руки, стал неспешно протирать стекла.
  И вдруг раздался голос. Стальной голос возмущенного робота.
       - Стыдно, гражданин Иванов Иван Иванович, заниматься глупостями и интересоваться сведениями, которые нужны вам не более чем курице велосипед. Чем демонстрировать здесь свои убогие артистические способности, вы бы лучше поинтересовались, как вам теперь добраться до города Бугульмы. Ведь пока вы тут передо мной паясничали, поезд номер сто двадцать три дал последний звонок и две минуты девятнадцать секунд назад отправился от перрона пятой платформы в сторону Бугульмы…
    Купель оказалась действительно обжигающе холодной. Трость, очки и платок, вопреки законам физики, упали на пол одновременно. Гражданин Иванов с такой стремительностью разогнул спину, что можно подумать, будто радикулит сработал в обратную сторону. Затем, на какое-то мгновенье последовал фрагмент из немой сцены, гениально описанный русским классиком прошлого века.
  А вот далее, с нашим героем начало твориться невероятное. Можно подумать, что в этот момент, случилось именно то, чего так опасалась Нина Петровна - Иван Иванович впал в безумие. Он побагровел лицом, что-то нечленораздельно рыкнул и принялся озверело зыркать глазами по сторонам в поисках увесистого предмета. Но ничего подходящего по близости не оказалось. Тогда он обеими руками схватил стоящую рядом с аппаратом урну, поднял над головой и со всей силы обрушил ее на электронного Нострадамуса.  Изобретение вундеркиндов пошатнулось, издало громкий, подобный уханью бурлаков стон, его верхняя часть слегка прогнулась. Из сплющенной от удара урны на голову Ивана Ивановича посыпалось ее содержимое, но он не обращал на это внимания. Снова размахнулся и ударил противника еще раз. Огонек в смотровом окошечке жалобно мигнул и погас, на пол посыпались осколки разбитого стекла. Иван Иванович предпринял попытку нанести и третий удар, однако сделать этого не успел. Двое присутствовавших по близости мужчин подскочили к нему сзади, схватили за руки. Взвизгнули женщины, заплакал ребенок, оттаскиваемый от аппарата Иван Иванович, громко матерился и пытался на прощанье пнуть его ногой. На площадке второго этажа мелькнуло испуганное лицо начальника вокзала, от багажного отделения к месту событий крупной рысью несся милиционер.
……………………………………………………………………………….
    Только через пятнадцать суток Иван Иванович вернулся в свою родную деревеньку. Он был полностью опустошен душой и измочален телом. Неухоженная рыжеватая бородка двухнедельной давности, говорила об отсутствии в КПЗ парикмахерских услуг, впалые, пожелтевшие щеки демонстрировали крайне малую калорийность арестантской пищи. Через два дня в адрес правления колхоза поступило уведомление из милиции о хулиганских действиях члена их трудового коллектива. За неимением времени, (события, как вы помните, происходили на кануне посевных работ) правление колхоза не стало разбираться с нарушителем общественного порядка, дело было передано в товарищеский суд. Надо заметить, это был наилучший для провинившейся стороны вариант. Члены суда, в основном, добрые знакомые нашего героя, не стали применять к земляку суровых мер, да, откровенно говоря, и не имели на то правовых полномочий. Они лишь слегка его пожурили, посмеялись над случившимся, а в форме наказания ограничились общественным порицанием. Правда, присланный из милиции штраф в размере ста рублей, пришлось уплатить.
    Изувеченный колхозным завхозом аппарат восстанавливать не стали. По вызову начальника вокзала из института приехали серьезные дяди в интеллигентских костюмчиках, ничего не расспрашивая, демонтировали его искореженные остатки и увезли в неизвестном направлении. А еще через несколько дней, на месте хитроумного электронного устройства было установлено элементарное приспособление для чистки обуви.
 В завершении повествования полагается дать заключительную оценку изложенных событий, или, как говорят в народе, подвести итоговую черту.     Что в этом плане можно сказать нам. Поскольку, в противоборстве машины и разума, в конечном счете, пострадали обе стороны - как Иван Иванович, так и электронный Нострадамус, итогом их бескомпромиссной схватки следует признать ничейный результат. Автор, во всяком случае, придерживается такого мнения, но за читателем остается право собственной оценки описанных событий.
    Как скоро почила в Бозе бугульминская тетушка, и что стало с ее наследством, автору о том неведомо. Известно лишь, что Иван Иванович так и ходит пешком, пользуется однокамерным холодильником отечественного производства «Юрозань», телепередачи смотрит на экране чернобелого «Рекорда». Да, разве, еще следует добавить, что выезжать в Бугульму Иван Иванович больше не планирует, а при упоминании о поимевшей место попытке сделать это приходит в крайне раздраженное состояние. Так что, если вам, уважаемый читатель, представится случай побывать в деревеньке Поддубъе и встретиться там с нашим героем, изложенную в рассказы историю, при разговоре с ним убедительно посоветуем не затрагивать. Это избавит его от ненужных волнений, а вам позволит избежать неприятную возможность услышать в свой адрес много нехороших слов.
   Вот таким кратким заключением автору приходится заканчивать длинную историю привокзальных мытарств своего героя, в ходе его попытки путешествия в город Бугульму, да и к тому же еще с неблагоприятным для всей этой истории концом… Но, такова жизнь.