Вестники новой эпохи. Петух

Демократия Тимы Сурова

Петух

Правда, мы не спасаем человечества и,
быть может, во многом ошибаемся, но
мы делаем то, что можем, и мы — правы.
А. Чехов. Дом с мезонином

При всей непримиримости в борьбе за свои права с учениками и учителями школы Тима Суров был добрый мальчик, он очень любил животных. Во всей школе никто так не любил животных, как он. В то время увидеть бездомных кошек в пределах квартала, в котором жил Тима, было невозможно, потому что все кошки были у него. А уж хомячков никто даже не считал. У них была дача, и когда начинался дачный сезон, он вывозил всех своих животных на дачу, и они питались тем, что давала им природа: кошки - мышами, хомячки – травой. А когда дачный сезон заканчивался, Тима снова привозил всех своих животных в тесную квартиру.

Все это происходило в те дни, когда прилавки магазинов были пусты, а продукты отпускались по талонам. В школьной столовой тоже все было на строгом учете, но заведующий столовой Алик как-то умудрялся в этой трудной ситуации сохранять достоинство.
 
- Алик, что сегодня на обед? – спрашивал его кто-нибудь из учителей.

- С-с-уп овощной, ш-ш-шни-шни-шницель рубленный с-с-с ка-ка-пустой… - сильно заикаясь, отвечал Алик.

Вообще-то Алик заикался едва заметно, но когда его заикание усиливалось до такой степени, что он даже краснел, то спрашивающему было понятно, что главная проблема сегодняшнего обеда – сам шницель рубленный.

- Давай шницель, - обреченно соглашался учитель, уже чувствуя подвох, - очень кушать хочется. А то ещё работать три часа.

И Алик приносил шницель рубленный размером со спичечный коробок.

Все пытались выяснить у него, почему он называл это микроскопическое изделие шницелем: ведь шницель должен быть крупнее котлеты. Но даже если бы Алик назвал свое изделие котлетой, то оно все равно было бы меньше котлеты. Как его ни уговаривали делать шницель больше размером, он делал по-своему, вызывая раздражение учителей и терпя их недовольство. Он хотел сохранить истинную суть шницеля – собственно мясо, из которого он и должен состоять. Количество мяса, выделяемого на школу, он не мог увеличить никакими силами, поэтому честно делил его на количество порций и в результате получались миниатюрные изделия с гордым названием «шницель рубленный». Дальнейшее увеличение размеров шницелей могло происходить только за счет добавления хлеба и муки,… но эти изделия Алик уже не мог назвать шницелями – не позволяла профессиональная гордость. Те же, кто уговаривал его увеличить размер шницеля, в глубине подсознания тоже понимали, за счёт чего это можно сделать, но были согласны на обман. Они заранее смирялись с минимальным внутренним содержанием шницеля ради обманчиво большой внешней формы. В этой готовности людей быть обманутыми и крылась глубинная суть событий, происходящих в стране, которая нашла свою реализацию в финансовых пирамидах, религиозных сектах, сеансах массового гипноза и других уродливых явлениях. И только Алик не позволял себе никаких иллюзий.

В конце урока перед обедом в столовую приходили дежурные из каждого класса и накрывали столы, чтобы все успели пообедать во время перемены. Но в те голодные времена кто-нибудь обязательно хватал порцию с чужого стола на свой стол. Да и дежурные могли просто ошибиться – дети же все-таки! И когда на каком-нибудь столе не хватало порции, учитель шел на раздачу:

- У нас не хватает порции!

- Ничего не знаю! – злобно поджав губы, обычно отвечала буфетчица Зоя и уходила с раздачи.

Тогда учитель звал Алика:

- Алик, не хватает одной порции! Ребенка же надо кормить!

Все это повторялось ежедневно лишь с небольшими отклонениями, и однажды после уроков Юрий Евгеньевич собрал классных руководителей и пригласил Алика. Учителя наперебой стали жаловаться на Зою:
 
- Она очень грубая, тарелки не подает, а кидает!

- Зачем она на раздаче?

- Она же ненавидит всех, кто хочет есть!

Алик пообещал поговорить с Зоей, но увольнять её не собирался, ссылаясь на то, что ему некого ставить:

- Кто с-сюда п-пойдет работать? З-зарплата мизерная, п-продуктов нет…

Потом перешли к вопросу о том, что делать, если не хватает порции на столе. Одна учительница язвительно спросила, намекая на мизерность порции:

- Это что, большая проблема?

- Д-д-да н-н-нет… В-в-всегда м-можно найти лишнюю п-порцию для р-ребенка, - ответил Алик, заикаясь сильнее и краснея от смущения, поняв суть вопроса.

Вот в такое трудное время Тима Суров изо всех сил пытался решить проблему кормления своих многочисленных животных, используя для этого все свои умственные способности, которые ему неимоверными усилиями удавалось уберечь от ненавистной учебы.

Но дети, особенно самые младшие, словно не хотели понять, что в стране не хватает продуктов, что надо есть всё, что дают, чтобы не быть голодными. Они жили по каким-то своим законам, поэтому, как бы голодно ни было, всё равно оставляли на тарелках еду. По периметру столовой проходил транспортер, на который складывали грязную посуду. В конце транспортера стоял бак для пищевых отходов, в который дежурные счищали с тарелок остатки пищи. Тима заскакивал в столовую с мешком, быстро выхватывал из бака куски получше и убегал. Однажды за этим занятием его увидел Юрий Евгеньевич, который очень брезгливо относился к остаткам пищи, потому что в его понимании в баке они уже становились помоями, и с ними никто не мог иметь никаких дел:

- Это что такое? Что это он в помойке копается? – с отвращением спросил он, совершенно игнорируя тот факт, что все эти продукты лишь несколько минут назад ещё лежали на тарелках, а некоторые котлеты были отвергнуты детьми почти целыми.
- Нас же не поймут! Немедленно прекратить это безобразие!

Тиму предупредили, что так делать не надо. Тогда он стал ежедневно дежурить в столовой. Он добросовестно очищал тарелки, припрятав мешок. Но его снова раскрыли. И тогда он расплакался и стал выкрикивать сквозь слёзы:

- Вам сто, залко, да? У меня из-за вас петух скоро сдохнет!..

- Какой петух?

- Такой петух! Обыкновенный!..

Так школа узнала, что у Тимы живёт петух. К тому времени этот петух своим криком уже успел надоесть всем соседям, и они требовали принять меры. Поскольку Тиму обложили со всех сторон, он стал требовать, чтобы в школе отвели место для его петуха. Он видел в кино, что в школах бывают «живые уголки», поэтому ежедневно настойчиво требовал, чтобы в школе нашли место для «живого уголка», основателем которого будет его петух. Но никто не собирался решать этот вопрос.

И однажды утром в школе, на «доске объявлений», появилась листовка, на которой детской рукой было написано: «Долой деректора!»

Даже для периода расцвета демократии в стране подобное событие было неслыханным. Юрий Евгеньевич пригласил к себе Михаила Абрамовича, они посовещались и пришли к единому мнению, что это мог сделать только Тима Суров.

- Зовите его в мой кабинет! – сказал директор завучу, и Михаил Абрамович с удовольствием пошёл выполнять поручение. Он сам любил розыгрыши и шутки, и подшучивал даже над своими соседями по коридору. Когда в школе был день зарплаты, он просил кассира, функции которого исполняла одна из учителей, отдавать ему все бумажки, которыми были обклеены купюры с деньгами, а потом нёс их домой и подбрасывал эти бумажки в мусорное ведро в коридоре, чтобы соседи могли увидеть их. Он прекрасно понимал, что соседи, с которыми у него были не очень хорошие отношения, терпят страшные мучения от зависти, видя эти бумажки в огромном количестве.
 
Пока Михаил Абрамович совещался с директором, у него уже созрел план разоблачения Тимы Сурова.

- Тима, к директору! – сказал он Сурову, стараясь выглядеть как можно строже.
 
- А сё я сделал, сё сделал? – возмутился Тима.

- Разберёмся, - таинственно ответил Михаил Абрамович и повёл его в кабинет директора.

В кабинете Юрий Евгеньевич сразу показал Сурову  листовку и строго спросил, глядя ему прямо в глаза:

- Твоя работа?

- Первый раз визу!

- Тима, не крути! – тихо и медленно сказал директор, но в его голосе послышалась угроза. - Мы знаем, что это ты!

- А доказите! – вызывающе ответил Тима.

- А чего тут доказывать? – безразличным голосом вмешался Михаил Абрамович. – Мы тут провели в школе маленькое расследование… Ты не поверишь, Тима, во всей школе только ты пишешь «деректор», все остальные пишут «директор»!

- А сто, неправда, да? Неправда? Ну и сто, сто директор, у нас демократия! – понесло вдруг Тиму.

- Ну, хорошо, пусть будет демократия. Допустим, «долой директора»… А кого поставим вместо меня? Тебя, что ли? – спросил Юрий Евгеньевич.
 
- А хоть и меня! – обрадовался Тима, словно его уже назначили директором школы.

- А чем же ты лучше меня? – спросил директор.

- Я хоть петуха в сколе поселю!