Оксана Васякина. РАНА

Обладательница главного приза литературной премии "НОС"  (Новая  словесность")
(барабанная дробь)
Оксана Васякина!

И ее дебютный роман "Рана".

Вначале было недоумение.
И недоумение было авторшей.
Подумал, что авторица специально избрала такой слегка аляповатый литературный  прием: повторение одного и того же слова. На первых трех страницах глагол "сказал" или "сказала" повторяется минимум раз двадцать.
Марь Иванна сказала.... Брат сказал... газовщик сказал...и прочие все тоже  - сказали. Причем вот именно в такой стилистике: сначала "кто", потом  "сказал".
Тогда я себе тоже сказал, хе-хе)): ну... наверное, авторша так стебется.  Не может же у выпускницы Литературного института быть такой неряшливости в изложении?
Она же победительница премии русского литературного языка! Она его победила.
Чо ж вы хотите? Будучи человеком  доверчивым,  не могу не верить фонду Михаила Прохорова и  ихней сестрице Иринушке, определивших победительницу.
Хотя, замечу в скобках, формально триумфатора  определяло голосование. С читательским голосованием тоже запутка-непонятка: вошедший в шорт-лист роман почившего Владимира Шпакова "Пленники Амальгамы" набрал чуть более четырех тысяч голосов. А роман О. Васякиной  - чуть более четырехсот. Разница в десять раз.
А победила все равно Оксана Васякина.
Ага. То есть, так-а-ая демократия там! Прям всей душой поверил, что читатели могут голосованием определить ))). Ну да ладно, это вообще неважно - кто там банчок мечет.
Лидия Павловна, моя школьная учительница по лит-ре, в упоротом и упитом портвейном шахтерском поселке, в девятом классе умопомрачительно давних брежневских времен это объясняла весьма доходчиво: "в сочинении старайтесь разнообразить глаголы, выражающее одно и то же действие".
Это элементарные азы школьной программы.
Теперь читаю выпускницу Литературного института им. Горького и в сознании возникает то, что утверждает уважаемый профессор-словесник Евгений Жаринов:
"мы столкнулись с серьёзным кризисом. Это кризис системный. И всё. Что происходит с языком, связано с глобальными изменениями в общей стратегии образования."
Оптимистично оппонирую профессору: но тут, возможно, что-то другое?
Читаю  эти "сказал-сказала" и  начинаю улыбаться:  А-а! Кнат! Да ты просто не понял, старый пень! Это стёб такой! Это "сказал-сказала" авторица употребляет потому, что шутят оне!
Дык и смеюсь заранее! Улыбаюсь. Думаю, что там какой то скрытый секретик и будет еще смешнее. Будет  анекдот, соль которого всегда в конце. И уже  готовлюсь к сюрпризу.
Ан! Фигвам. Индейский. Нету ничего. Пусто. Так что прав Евгений Викторович, похоже.
И еще одно обстоятельство, добавляющее уныния: любимое местоимение "я". Беллетристка Васякина употребляет его столь часто, что это не просто бросается в глаза, а даже впивается в них. На одной из страниц обнаружил, что авторша употребила это местоимение в КАЖДОМ предложении, а в некоторых не по одному разу.
Ох, ладно, неважно это!  Может быть, она ТАК себя любит. Возможно,  услаждающий ее поток сознания  выражается  этим "я" - действует на писательницу-поэтессу как музыка.
Уж не говорю о глаголе "был", "была", литераторша Васякина пользуется им так же  часто, что уже забываешь и про Достоевского, и про Толстого. "Был" - извечная беда современных российских авторов, даже великий  писатель  Дмитрий Быков(великим назвала его Галина Юзефович, тоже вполне великая)), - совершенно не обращает внимания на частоту употребления лексемы "был".
Ладно, не придирайся Кнат!
Потом начинается повествование про смерть мамы.
Сначала интересно.
Смерть всегда интересна. Смерть - то, что будет интересовать каждого живущего. Независимо от какой-либо бравады.
Иные чрезмерно театрально кричат:
-- А мне похер! Когда подохну киньте мое тело собакам, пусть хоть собаки мяса пожрут вдоволь!"
Как правило, такой похуизм - оборотная сторона страха. А вдруг там, за Чертой - тоже жизнь? Бесплотная? Ох, нет! Лучше я сейчас буду думать, что нету ни бога, ни черта, ни ада, ни рая, а что умерев, ты превращаешься в вонь смердящую. И всё! Без продолжений. Потому удобней именно так - "подохну - киньте меня собакам". Так утешительней получается. Не так страшно перед вечностью. Как-то комфортней для говорящего: попытка съесть смерть через съедение собаками своей мертвой плоти.
Помните "Повар, вор, его жена и ее любовник"? Помните как повар Ричард произносит, что черное - цвет смерти, поэтому люди любят поглощать в себя еду черного цвета, они как бы говорят: смерть! Я тебя не боюсь, я съем тебя!"
И потом Джорджина, ее играет блистательная Хелен Миррен, заставляет мужа под дулом пистолета жрать черный, обугленный член своего любовника. "Бон апети, это по французски" звучит в финале, а затем выстрел, то есть, смерть.
Но у гражданки писательницы Оксаны Васякиной  всё происходящее - не фантазия. У нее реальная мама  умерла и реальная писательница с особым тщанием реально детализирует все свои походы к паталогоанатому, в крематорий и прочее.
То есть - зеркало, выраженное в потоке сознания, наподобие джойсовского "Улисса".
Женщина-литератор, повествующая о своей собственной истории про смерть своей собственной матери, в интервью  интернет-изданию называет этот жанр... фикшн.
Приехали, мля.
То есть, полностью придуманное? (fiction).
При этом словесная мастерица не меняет ни реальных событий своей жизни, ни реальных  имен, городка, где родилась, не меняет имен настоящих своих любовниц и жён, а одного женского персонажа и вовсе называет только буквой, - та, вероятно, запретила называть себя в тексте.
Но для писательницы это все равно фикшн!
"Во,  блин!" -  недоумеваю  внутренним монологом. Какие сложные понятия нонче! Сразу и не ухватишь глубину извивов прозаического сознания!
Ну... отстал от времени, от высоких поэтических образцов, отстал.
По наивности моей сугубой представляется, что напиши я реальную историю литературного героя по имени Владимир Кнат, - со всеми реальными событиями его реальной жизни - нифига не получится: буду мешать сам себе.
На выходе получится  пошленькая фотографическая картинка пошленького геройчика, снятая того же качества камерой "Смена М".
Без эффекта отстранения, без полета фантазии - без того, что называют авторским автопортретом. Без того гениально-бессмертного, пушкинского: "над вымыслом слезами обольюсь".
Знаменитый автопортрет Ван Гога - это вам  нифига не Ван Гог.
Это внутренний мир, душевные муки одноухого героя, какого-то другого героя, но не художника постимпрессиониста Винсента Ван Гога, писавшего в стиле импасто, - что поведает любой искусствовед.
Вопчем...  не стал заморачиваться по поводу парадоксальных завихрений нонешней литературной мысли, что заходится во взаимоисключающих понятийных эмпиреях, читаю роман дальше.
Постепенно чтение захватило.
Мешала только тщательная  деталировка авторских воспоминаний - а это, несомненно, воспоминания. Тут нет фантазии: все узнаваемо и даже сопереживание включается.
Только не происходит ничего. Впрочем, что может происходить в намерении героини отвезти прах матери в сибирский город, где она родилась и родилась ее мать? Откуда десять лет назад они уехали в теплоту города Волжский, к Андрею, который любил мать всю жизнь?
Странное дело (хотя, почему странное?) когда авторша фантазирует про свою маму, строит предположения того, чего она знать не могла, - становится интересно и тянет читать дальше, как только она выплескивает свои собственные воспоминания, собственный внутренний монолог, описания собственной жизни - всё заметно скучнее.
Вот, наверное, ПОЭТОМУ читающему  человечеству и интересно не то банальное, что есть каждодневно, а то, что придумано. А нашему мозгу, как утверждает Татьяна Черниговская, все равно - фантазия это, и никогда ее не было в действительности или чистая незамутненная дистиллированная правда.
Но выдуманное почему-то гораздо сильнее будоражит души. В большинстве случаев.
Впрочем, вру.
Все же вру: когда примерно с половины романа стала подробно описываться лесбийская тема авторши - стало интересно. Не потому, что эта тема меня интересует как таковая, а только оттого, что почему то она проходила всегда и не было поводов интересоваться лесби-культурой.
При этом, всегда, а уж тем более сейчас относился хоть и без любопытства, но с безусловным уважением: каждый человек сам хозяин своего тела, хоть лесби, хоть гей. И сам решает как ему удовлетворять свои половые инстинкты. И никто не вправе лезть в его половые органы, заглядывать туда и похрюкивать.
В этом смысле, еще очень давно, в начале девяностых,  в расцвет  питерского "Пятого канала" суперпопулярный тогда А. Невзоров в своих "Секундах" снесся очередной блевотной пошлятиной: снял сюжет из женской колонии для преступниц и назвал это "Ковырялки", имея ввиду лесбийскую любовь, которая цвела в этой колонии.
Собственно, я и раньше думал о Невзорове как о подонке, не стеснявшемся брать любую гадость и превращать в хит.
Но глаза Невзорова вдохновенно лучились в этом сюжете как глаза Цезаря, входившего в лавровом венке сквозь римские Триумфальные ворота в сопровождении легионов. Это видео из колонии, а особенно его авторский текст  окончательно укрепил в убеждении, что Невзоров - редкостный мудак, дурак, пошляк и мелкая гнида.
Очень хорошо помню свою реплику, высказанную вслух: "Вот тебе, тупому уебану, - какая разница? Кто и каким способом получает свои примитивные радости жизни? Ты от этого стал выше? Значительней? Наоборот: ты стал ниже, еще отвратительней, чем был!"
А сидящая одесную жена полностью поддержала мой злобный всплеск.
Собственно, с того сюжета отношение к Невзорову оформилось окончательно и не поменялось до сего дня. Пожалуй, даже укрепилось. Ничто не забывается в век современной информации.
Ничто.
Читая у авторши Васякиной про лесбийскую культуру, их классификацию, их отношения, поймал себя на том, что это мне интересно!
И написано со знанием дела. Хотя частые повторения одного и того же несколько смазали впечатление. Верлибр, повторяющий то, что написано прозаически, усыпляет. Почему то.
Описание птиц - очень хороши и впечатляют, респект.
Читаю и начинаю чувствовать поэтическую музыку в ее прозе. Оксана Васякина закончила курс как поэтесса. И, кажется, она хорошая поэтесса: чувствует музыкальность слога, когда говорит о поэзии.
  "Память  — это пергамент. Хрупкая коричневая мембрана.

   Она из кожи убитого животного. Это очень дорогой

   материал, он не может вместить в себя многое. Приходится

   смывать текст за текстом, изображение за изображением,

   чтобы нанести новые. Старые изображения не умирают,

   они остаются разводами на бычьей шкуре, а еще —

   царапинами пишущего предмета. Человек — аналоговое

   существо, очень древнее. В человеке по-прежнему есть

   место для памяти и стертых вещей.

   Видишь, я надавила ногтем на упругий стебель едко

   пахнущего тюльпана, и жидкость проступила в полумесяце

   раны. Какая старомодная метафора: пергамент и цветок.

   Цветок и пергамент — теплые вещи, я их сохраню."

Поскольку в тексте отсутствует  сколько-нибудь простенькая лента событий, написан он в виде сборника различных эссе, хотя и скрепленный сквозным намерением - отвезти прах мамы в Усть-Илимск, мне сложно назвать это романом.
Но читать этот "не роман" и вправду нужно, рекомендую интерессантам. Тут нет энергетики сюжетности, зато спорадически возникает  атмосфера.
И, думаю, стоит простить автору некоторую ономастическую неряшливость в тексте, когда одного и того же персонажа она называет то Михаил Сергеевич, то Сергей Михайлович, но это,  скорее, к редактуре; саморедактура - штука ненадежная, глаз замылен практически всегда.
Вообще говоря, дочитав произведение, ваш покорный слуга, скрепя сердце, согласился с мнением жюри, присудившего Оксане Васякиной главный приз. С непременной оговоркой: по моей скромной и нудной  имхе, книгу все же следовало бы основательно отредактировать еще раз.
Наверняка текст будет переведен на какие-то языки и опубликован.
И дело не только в "горячих пирожках" - лесби, так захватывающих маету любопытных - а в том, что текст и вправду МЕСТАМИ хорош.
Кусками, ибо нет повествования, цементирующего смыслы.
.