Дожди! Я в Беляниново сижу

     1976 год. Лето. Тоска заела. Пишу, по всей видимости жене, третьей, кажется, предпоследней. Это был последний мой неудавшийся эксперимент в попытках создать семью. Я двигался в то время по жизни интуитивно, по велению генов, души сердца. Сначала Любовь, потом всё остальное. Как оказалось, нужно совмещать приятное с полезным.
     Чувствуется, что у моей жены появилась конкурентка. Пока где-то на периферии, но они быстро соображают, где что перехватить можно. Причём совсем тоже, как и я, не раздумывая о последствиях. 
     Есть несколько пророчеств, которые почти сбылись, но только через 45 лет.
+++++++++++++++++

Дожди! Я в Беляниново сижу.
Считаю дни и пересчитываю снова.
Прости, нескладно я пишу,
И нужное с трудом приходит слово.

С трудом! Нет лёгкости в руке.
И сердце, как раненая птица,
То вниз несётся в бешеном пике,
То вверх сквозь будни к звёздам рвётся.

Не жалуюсь, не обделён любимый сын,
И каждая, как будто, на счету минута.
Скажи! Ну разве есть моя вина,
Что сердцу в этом доме не нашлось уюта?

Что бродит где-то неприкаянным в ночи
Тепла и ласки лишено навечно.
О сердце! Ты в дом мой больше не стучи.
В конце концов ведь это бессердечно.

Но ты опять придёшь и рядом будешь.
И снова боль все ночи напролёт.
От сна тяжёлого меня разбудишь,
И в сон тяжёлый снова унесёшь.

Я в путанице неразгаданных событий,
В темнице злых упрёков и обид.
Да! Вот оно, моё нелёгкое открытие --
В житейской буре мой корабль разбит.

Но, всё же, в путанице строк и мыслей
Мне видятся другие времена.
Иль может надо мной смеются сны,
Иль может это бред усталого ума.

И остаются голубые сны,
И остаются голубые сплетни.
О, если б знала, знала ты,
Как хочется уйти, уйти навеки.

Но прежде посмотреть в любимые глаза,
Обнять за плечи и сказать три слова.
Но где всё это? Так всегда.
Я понимаю, всё это не -----

Я понимаю, всё это старо,
Как древний мир, как древняя любовь.
Люблю тебя, люблю за то,
Что ты мне сердце возвращаешь вновь.
++++++++++++++++++++++