Акварель

Раннее утро. Мягкие пальцы осторожно расчесывали волосы мальчика. Мама наклонилась к Кириллу и тихо прошептала:
— Пора.
— Я скоро встану! Еще пять минут! Посплю чуть-чуть и сам встану. Ты иди, мам!
— Всего один день, Кириша! Сегодня попасешь коров, а завтра делай что хочешь!
— О чем ты говоришь, мама? Завтра ведь тоже наша очередь...
— Сегодня только. Пора. До завтра еще нужно дожить.
— Мам, я сейчас встану. Ты иди.
Мама Кирилла отошла к большущей печке, которая занимала почти половину комнаты деревенского дома. Из печки струился запах печеной картошки и цикория. Потрескивали дрова. Коровы в сарае вяло мычали.
Хотелось спать!
Мама снова вернулась. Кирилл в полудреме услышал шаги, ощутил дуновение ветра от ее платья и бесконечные слова:
— Пора!
С трудом удалось приоткрыть свинцовые веки. Мальчик увидел деревенскую комнату, наполненную коричневым светом, похожим на облако. Короткие темные волосы мамы, которые она недавно постригла, непослушно торчали...
...Кирилл окончательно проснулся, увидел девушку, которая наклонилась к нему, прикоснувшись полусогнутым коленом к постели. Она повторяла мамины слова: «Пора». Шелковые волосы гладили его лицо. Он с дрожью во всем теле почувствовал родного человека. Кирилл понял: после смерти мамы ближе этой девушки у него на всем свете никого нет...
Он порывисто схватил ее руками, резким движением притянул к себе.
— Осторожнее, Кирилл. У меня там Никита...
— Что?
— У меня там ребенок, — прошептала девушка, — я еще не говорила тебе...


...Ночь вторая
— Извини, видел странный сон.
— Доброе утро! Нам следует поторопиться.
— Почему так рано?..
— Не рано, Кирилл. Десять часов двадцать пять минут.
— Отвернись, пожалуйста, на секунду.
Девушка отошла к лакированному столу без скатерти, стоящему в глубине комнаты. Оттуда доносился едва уловимый запах молотого кофе.
Затрещал телефон. Лена взяла трубку:
— Да, Надя. Думаю, через полчаса. — Она положила трубку, взглянула на друга.
— Я обещала, что через тридцать минут мы встретимся с ними в фойе.
Ее лицо сияло утренней свежестью. Глаза цвета спелой черешни были холодными, будто девушка понимала: эти десять дней, плохие они или хорошие, не должны быть вычеркнуты из жизни. Временные узники отеля постараются, чтобы их неловкие отношения стали максимально комфортными для обоих.
Десять дней не будут вычеркнуты из жизни ни Кириллом, ни Леной. Париж выше любых страстей.
В холле уже ждала Надежда с заплетенными в тоненькую косичку соломенными волосами. Рядом с ней, глядя исподлобья, стоял широкоскулый накачанный парень невысокого роста. Он демонстративно посмотрел на свои часы с массивным металлическим браслетом. Надежда затараторила:
— Это Лена, это Кирилл. А это мой жених Дима. Он поэт. Все наши девушки Литсовета считают его гением..
Дима протянул руку Кириллу и нетерпеливо пробурчал:
— Спааать любишь?
Надежда взяла спутника за руку:
— Димон, не приставай. Люди с дороги, устали.
Кирилл с Леной переглянулись. Минуту спустя процессия во главе с энергичной Надеждой отправилась в путь. Увидеть Лувр и умереть!


* * *
Ее пальчики удивительным образом удерживали тончайшую сигаретку. Она выпускала дым, предваряя выдох глотком кофе. Это был вызов: почему он с такой настойчивостью искал встречи с ней, замужней женщиной, любящей своего мужа? Он не имел права искушать ее Парижем! Это нечестно! Как он мог бросить ей под ноги запретный плод соблазна? Зачем он ворвался в закрытую дверь?
— Вам понравился дворец? — голос Лены был хриплым, в нем слышалась едва сдерживаемая агрессия. Дым ее непотушенной сигареты нашел лицо Кирилла. Он отмахнулся, посмотрел на нее, быстро проговорил:
— Я теперь понял, почему приезжают в этот город...
— Да? — хмыкнула Лена.
— Лена, я вижу, ты устала. Пойдем в номер.
— Нет, я не хочу! — капризно проворчала девушка. — Ты меня заинтриговал. Так что же ты понял в Париже?
— Нет, не в Париже, — засуетился Кирилл, — точнее, в Париже, но... я имею в виду королевский дворец. Атмосфера! Вернее, дыхание истории. Правда! Я уверен, — уже успокаиваясь, продолжал Кирилл, — в провинции человек, прежде чем отправиться в путь в столицу мира, совершал массу поступков. Как мы с тобой это делали у нас. И когда он, наконец, врывается в метрополию, то говорит себе... — Лене не удавалось скрыть презрение к новоявленному ментору. — Нет-нет! Я понимаю, не сразу, не в первый день, может быть, даже не в первый год, но он все равно воскликнет: «Париж стоил моей мессы!»
— Да? Ты уверен? Ты не скажешь, как обычно говоришь после всех своих тирад: «Я пошутил»?
Кириллу стало невыносимо скучно!
Полные губы девушки переливались густотой розового масла, хотя помады на них не было. Миндалевидные глаза сверкали цинизмом школьной буфетчицы, смуглая кожа была неестественно гладкой. «Смазливая, породистая, с интеллектом пэтэушницы, ищущая эмоций. Но, как только запахнет жареным, обвиняющая во всем своего друга».
Он увидел пронзительный взгляд бородатого субъекта. Со стены на него смотрел портрет психоаналитика Фрейда с носом в виде обнаженной девушки.
Бар не был французским, без сомнения. Хотя Кирилл ни бум-бум по-german, но все же уловил обстановку немецкой пивнушки.
Приехать в Париж, пить кофе с красивой пустышкой в немецком ресторане, а затем наслаждаться обществом простоватой Надежды и ее уголовного друга!
Лена подозвала официанта, молодого человека с короткой стрижкой. Тот с вышколенной улыбкой подошел:
— ?..
— Call a taxi, please, — Лена небрежно, не без кокетства, бросила дымящуюся сигарету в пепельницу. Легко повернула голову. Эта легкость подчеркнула, что она далека от Кирилла.
Ее глаза оживились.
— Лена, посмотри, пожалуйста, карту, — Кирилл сделал над собой усилие, чтобы говорить спокойно. — Посмотри! Наш отель находится в трех кварталах от бара. А мы думали, что остановились на окраине Парижа. Голубая линия чуть левее — река Сена. Удивительно, мы, оказывается, живем в центре. — Он был смешон. Кирилл чувствовал это сам, но продолжил: — Мы вполне можем дойти пешком. Я буду твоим гидом...
— Нет! — оборвала Лена.


* * *
Кирилл шел из ресторана вялый, утомленный. Вкус белого вина был слишком тонким. Впрочем, он еще не адаптировался. К тому же вокруг порхала весна! Весна со своими вечными капризами.
Листья кустарников еще не тронула пыль. Деревья будто не подстрижены, а выращены по каким-то специально заданным генетическим формулам.
И каштаны, любящие одиночество. Первый раз в жизни Кирилл увидел каштаны. Cтоили ли они мессы?
Девушка с длинными распущенными волосами лениво перебирала рукой листья, как будто отмахивалась от назойливых мыслей. У нее был открытый взгляд. Кирилл где-то читал: западные девушки не знакомятся с ино¬странными туристами. Светловолосая девушка, очевидно, не была парижанкой. Пройдя несколько шагов, он понял: девушка в неестественно яркой оранжевой футболке и плюшевой юбке — проститутка! Это то, что ему нужно! Новое знакомство его развлечет. Ему нужна разрядка!
Он повернулся. Незнакомка поймала взгляд Кирилла, улыбнулась. Ему стало легко. Он ответил ей улыбкой, воскликнул по-русски:
— Привет! — По-французски он не говорил, а глупое английское «Hi» произносить не хотелось.
— Привет, — ответила удивленная девушка, — вы кто?
— Меня зовут Кирилл.
— А я — Олеся.
— Вы живете в этом городе?
— Уже три года.
— Значит, город вы знаете. Мы можем где-нибудь пообедать?
— Я знаю одно очень уютное местечко. — Бледные мягкие руки взяли ладони Кирилла. — Пойдемте.
Парижский двор был похож на старый район Харькова(накануне Надежда, соседка по отелю, описывала его в красках). Нежная ладонь Олеси была влажной. Ведя нового знакомого по злачным местам, она изредка профессионально прогуливалась пальчиками по груди Кирилла, останавливала томный взгляд и шеп¬тала:
— Я покажу тебе Париж. Настоящий.
— У меня только пятьдесят евро и еще какая-то мелочь, чтобы доехать до дома, — соврал Кирилл.
— Неважно. Хватит, — отмахнулась девушка. — Ты когда приехал? Давай на «ты». Мне так привычнее.
— Вчера. Тебе нравится город?
— Очень! Я бы не променяла Париж ни на какой другой город в мире. Тут все настоящее.
— Олеся, у вас... извини, у тебя уже появился роман¬ский акцент.
— Я не русская. Родилась во Львове. Мы по-русски только в школе разговаривали. До семи лет я не знала русского. А ты откуда?
— Из Чебоксар.
— В вашем городе я была, но очень давно. Мы сейчас поднимемся по той лестнице и будем совсем одни.


* * *
Отработанный набор приемов недорогой проститутки. Чуть подготавливает партнера, затем зубами открывает презерватив, натягивает его.
— Скажи что-нибудь! Скажи матом! — девушка оставила свою игрушку и стала снимать одежду. Ее ягодицы были чересчур полными, а бедра уже тронуло увядание. Повернувшись спиной к Кириллу, начала медленно двигать бедрами, постепенно накаляясь энтузиазмом, время от времени хлопая по ягодицам Кирилла, призывая любовника действовать динамичнее.
Кириллу стало скучно.
— Извини! Я очень устал, — он осторожно вышел из девушки, одновременно сняв презерватив. — Можно, я возьму листок?
— Что с тобой? — раздраженно, с еле заметным испугом взглянула на него Олеся. — Бери!
— Спасибо, — Кирилл бросил деньги на старый трельяж, бумагой завернул резинку и засунул в карман.
Девушка молчала.


* * *
Метрдотель кивнул постояльцу как старому знакомому. Его прожженный взгляд все повидавшего человека с брезгливым сочувствием скользнул по фигуре Кирилла. Он остановил его, отдал ключ от номера. Значит, Лена на своем такси еще не доехала.
На ночном столике лежала записка:
«Здравствуй, Кирилл!
Я у Надежды. Если хочешь, присоединяйся к нам. У Димы сегодня день рождения».
Зазвонил телефон. Кирилл, не обращая внимания на настойчивый звук, уткнулся лицом в подушку. Ноги, обутые в туфли, он тяжело закинул на диван.

P.S. "Adagio
Strade son' cambiate.
Faccie son' diverse.
Era la mia citta.
Non la conosco piu.
La ora io sono solo un' estranea
Senza patria.

I remember you were there.
Any one emotion.
Any true devotion.
Anytime, anywhere.

Case son' cambiate.
Voci son' diverse.
Era la mia citta.
Non la conosco piu.
La ora io sono solo un' estranea
Senza patria.

I remember you were there.
Any one emotion.
Any true devotion.
Anytime, anywhere.

Tanti, anni son' passati.
Vite son' cambiate.
Era la mia citta.
Non la conosco piu.
E ora io sono solo un' estranea
Senza patria.

Пути поменялись,
Лица изменились...
Это был мой город,
Но теперь он мне не знаком.
Я в одночасье стала чужеземкой,
Без родины...

Я помню, что ты был там,
Каждое чувство,
Истинную преданность
Всегда и везде...

Родной дом изменился,
Голоса стали чужими...
Это был мой город,
Но теперь он мне не знаком.
Я в одночасье стала чужеземкой,
Без родины...

Я помню, что ты был там,
Каждое чувство,
Истинную преданность
Всегда и везде...

Многие года прошли мимо...
Жизнь стала другой.
Это был мой город,
Но теперь он мне не знаком.
Я в одночасье стала чужеземкой,
Без родины... "