О поездке в Московскую землю славную

Отчет аспиранта НГУ А. М. Кулемзина научному руководителю
академику А. П. Окладникову о командировке в Москву
От инока бедного, государева холопа обельного
Анатолия, сына Михайлова

Бьет челом сирота твой Анатолий. И как быть мне послану в края столичные да пристольные, ведать, какие там люди есть, чем промышляют, чем кормятся, в какую веру веруют и какую думку думают. И дал государь харч на дорогу да деньги серебром да медью по десяти алтын на три дня. А как доставлен сюда был, то неслухом не стал, а государеву службу славно исполнял, а кои были спросить, зачем да откудова, какие ради здесь, то про себя да про дело смолчал, а добрых в свою думку поверстал. А ежели кто с хвальбой глядел, то прибавлено ему имени да чести, как и велено милостью было.

Воздух там ни зело горяч, ни зело студен и ни так здрав, как у нас в Сибири, но только в мерности человеческому житью потребен, чадно и смрадно. Земля здесь не столь хлебородная: серая да желтая, но рано становится теплою, через что приплод каждогодный несет. Паче наших краев не исполнена пространством и дорогими зверьми. А торги, привозы и отвозы привольные. Рек великих и малых несчетно, а рыбы скудно. Люди в краях тех долговязы собой, хилы телом, больше хмуры, но зело горды собой.

О Сибири по наслуху знают, луб не дерут, лыком не вяжут. Едят мало, но часто. А квасу не столько и не с такой охотой пьют, как наши деды в допреж пили. Браги и медовухи совсем не ведают. Соколиную охоту и Христа бога совсем забыли. Молиться не молятся, но апостолов своих почитают и на праздничные ходы их лики на кумачах несут. Древа и камени не боготворят, закон и грамоту знают, учености много, евреев и докторов тож. Упадчивы духом, к мошенству склонны. А ренского пьют много, вино да водку, дома да по кабакам, коих тут со славного князя Владимира Мономаха во множестве повелось. В кулачные бои не играют. А ежели и схватятся, то бегство себе в срам не ставят. Бьются слабо. При этом либо за кол, либо за жердь, либо за плеть, либо за чашу не хватаются, а больше непотребным словом бога да мать срамно хулят. До промыслов пеше не ходят, а в самоходных каретах, али вовсе под землей обозом едут. Метром то называют. А прилучится егда ненароком там замешкаться или споткнуться, то каблук от сапога тотчас отторжется.

Одежку славную носят. Товару всякого на торжищах да по лавкам купно. Сказывают, что в заморских державах и того больше, через что завистливые да скаредные цапаются али вовсе крамольниками в разбойные шайки сбиваются. Умом и гордостью богаты, а душой убоги. Один другому норовит худо сделать, тем чести и мошны себе прибавляют. На язык востры. Говорят скоро и много. С соседями не знаются. Лес не любят и губят. Воду мутят. Кругом суетно и садомно, гулу много. Люду разного из других заморских сторон много. Говорит всяк по-своему. Завистливые перед рубищем их преклоняются. Есть смуглые– цыганами выглядят. Есть белые. Те глазасты и носасты. А есть и совсем черные – серечь твои черти.

А ежели кто заскорбит либо спиною, либо ногами, либо головою, либо нутром, то хворь не святою водицею с кореньями да травами врачуют, а таблетками да докторами. Шаманов совсем не знают.

В хранилищах, Петром Великим кунсткамерами нареченными, музеями ныне называемыми, злата да серебра, стали-булату и меди, а також и каменьев самоцветных изобильно. Злато и медь самородные, булат от не-верных турков достался. А пушки мортиры из-под Полтавы от шведской баталии привожены были. Оружия знатного по стенам вольно, а руками брать не велено– для показу все. Кольчужки да бармицы есть добрые.

Девки да молодухи сибирским мехом довольны, норовит всяк впрок взять. Юбки короткие носят– срамоту всю видать. Тонки собой, длинно-ноги. Есть славные, правда крашенные. Идти, глядя на стыд, больно сладко. Случается, за срамом следуя, запамятуешь, идти куда надо. А те девки, напившись в кабаках, бывают тут же расхватаны молодцами, отчего терпят ущерб своему целомудрию, которое у них и так не очень велико. А отроки телом дошлые, узкогрудые. На вид плутоватые. Ни вольного промысла, ни доброй работы не знают – больше лавочниками да прислугой. Народ по вечерам дома сидит, в стеклянный ящик глядят, через что и душой и телом хиреют. А иначе и не могут, потому что иной жизни не ведают. Живут жизнью не истинной, а больше по книжкам. Отчего пребывают в мире надуманном. А нам так жить не потребно, ибо человек сам эту жизнь должен делать, а не сказками жить.

И тако же я, нижайший холоп твой, от мало полученного мною окладу ныне пришел в крайнее разорение и одолжал немалыми долгами и содержу себя как пищею, так и одеждою с немалою скудостью, то прошу господской милости, не допустить поруганию в бедности холопа твоего.

1970 г.