Отсутствие

     Ему давно, ещё в детстве, правда, уже в школьном детстве, в классе третьем, сказали, что у него напрочь отсутствует музыкальный слух. А чувство ритма убогое. Оно у него есть, конечно, сказали ему, но сбитое, точнее, - сбиваемое. Как лётчик, которого при желании можно сбить. Сбиваемое чувство ритма означала, что и танцор из него получится,извините, хреноватый. Потому что в танцах главное что? А в танцах главное, - запоминать танцевальные позиции и движения.

     И, оказывается, у хорошего танцора, цепкая память на движения и танцевальные позиции,связана с хорошим чувством ритма, потому что свои движения танцор вставляет, извините, включает в ритм танца.Или в музыкальный размер танца, что ли? Этого он уже точно не помнил, что нужно делать танцору, - соблюдать правильный ритм или размер танца, ведь как уже сказано выше, в нём знающие люди обнаружили полное отсутствие присутствия музыкального слуха! Но точно известно, что когда танцор правильно попадает в ритм, он, в нужное время,  занимает нужную, танцу, конечно, позицию и делает необходимые, танцу, движения.

     Он, по прошествии многих лет, страшно сказать, - сорока шести или даже сорока семи, уже и не помнил точно, что говорил ему усталый преподаватель баяна, из музыкальной школы. Преподавателю надоело уже прослушивать бездарных и даже даровитых претендентов на членство в великом сообществе баяна.

     Потом, когда он сам стал взрослеть, понял, что тактичность в том и заключается, что больше разговаривают с теми, кого хотят вежливо бортануть, то есть навсегда отбросить в число бездарных людей. А чего не поговорить-то, даже когда усталый, с тем, кого видишь в первый и последний раз? Тебе, говоруну, это не так дорого стоит, а отброшенному, в число бездарей, эта болтовня может оказаться даже приятной. Или правильнее сказать, - утешительной!

    Через некоторое, совсем короткое время, после того, как его не взяли в баянисты, то есть в музыкальную школу, вышел, в советские телеки, фильм Эльдара Рязанова "Ирония судьба, или с лёгким паром". И в этом фильме Женя Лукашин отвечает на вопрос, кажется, Гали, о том, когда люди поют, кроме всех прочих ответов, ещё и так:
       "Когда нет слуха, и голоса, поют!"

     В общем-то не такой уж добряк, а в чём-то и злобный, Женя Лукашин, оказался прав, - ему, тому, которого не взяли на баян, иногда очень хотелось петь. И это при отсутствии музыкального слуха и легко сбиваемом чувстве ритма!

     Со сбиваемостью чувства ритма, уже после того, как он отслужил в армии, он справлялся неплохо. Сам придумал такие простые танцевальные позиции и почти хореографические движения, что лихо отплясывал на университетских дискотеках и вечеринках. Отплясывал так лихо, что несколько раз даже удостоился высокой оценки тех, кто наблюдал за ним в танце: "А ты такой ПЛАСТИЧНЫЙ!"

     Но несмотря на свою неплохую пластичность, с теорией музыки у него оставалось плохо. У него же не было музыкального слуха! Но названия нот, он, конечно, ещё в школе выучил, - "до", "ре", "ми", "фа", "соль","ля", "си". Надо же всего семь нот! Или нот больше ,чем семь, а он какие-то названия их забыл? Да, нет! Музыкальных нот точно, - семь, а во вьетнамском языке шесть тонов. Почти весь нотный стан! Даже в великом китайском языке тонов или интонаций всего четыре. А во вьетнамском языке шесть тонов!

     Значит, когда вьетнамцы говорят на родном языке, - они все, поголовно поют, что-ли? Выходит у вьетнамцев,у всех, всё хорошо с музыкальным слухом! Но вот имён выдающихся вьетнамских композиторов он не помнил, потому что у него не было музыкального слуха, и как следствие, - интереса к изучению и, главное, - к запоминанию, - истории музыки!

     Уже во взрослой жизни барахтаясь, он услышал, что абсолютный музыкальный слух, - это когда человек, даже в самом ужасном музыкальном исполнении какого-либо произведения, может выявить, услышать, какую-то, среди других, как чистых, так и фальшивых нот, искомую ноту. А ещё люди с абсолютным музыкальным слухом знают, что такое доли, и могут даже какую-то долю, музыкальной ноты, определить. Да какие там доли, если он, без музыкального слуха, не может ни в одну ноту, не то что в доли, попасть, своим голосом!

     А петь, конечно, хотелось, но кроме отстутсвия музыкального слуха, у него ещё была плохая память на тексты песен. С годами, он просто стал уверен, что если бы у него был не абсолютный, а хотя бы простой музыкальный слух, то он  и слова песен лучше бы запоминал. И вот, в отстуствие музыкального слуха и хорошего, то есть всех слов какой-либо песни, знания, он, когда ему хотелось, пел что нибудь такое:
     "Ла-ла-ла. Та-та-та. Тара-татата, та-та"!

     Когда он помнил, какую-нибудь одну строчку, пусть и неправильно ее запомнив, он только эту строчку и пел, многократно, до нервов невольных слушателей, например, он часто повторял одну и ту же, такую строчку: " Там, где клён шумит, над речной волной, говорили мы, о любви, с тобой...".

     Но больше всего, до конвульсий, то есть до биения в судорогах, своих невольных слушателей, он любил многократно повторять вот эту строчку:
     "Што ж ты вьЕсся, над моею головой, ты добычи не добьЕсся, чёрный ворон, я не твой".

     В общем, пел он ужасно, так ужасно, что можно было с уверенностью сказать, что не для таких, как он, Дон разольётся, потому что разлив Дона, воспевать должны только те, у кого есть достаточно приятный певческий голос и, хотя бы простой, а не абсолютный, музыкальный слух! И чтобы не раздражать соотечественников отсутствием музыкального слуха, то есть абсолютным непопаданием ни в одну ноту, и плохим знанием слов родных песен, он стал приглядываться к песням иностранцев, и вот, однажды, он услышал и на свой песенно-трабарский язык, перевёл вот такую строчку:
     "Тарам-пам-пам-пам, ага-ага"!

     Не знаем, узнал ли читатель, эту иностранную песню, в воспроизведении того, кто не мог записывать что-то нотами, и у кого отсутствовал музыкальный слух, но он часто, многократно повторяя, зудел эту строчку: Тарам-пам-пам-пам, ага-ага!".

      А ещё ему нравилась следующая иностранная музыкальная строчка, она просто неописуемый восторг в нём вызывала: "Мани, мани, ман. Мани, мани, ман. Мани-мани-ман. Чара-там, чара-там, чару-бум, чару-бум, чару-бум"! Кроме того, что у него не было музыкального слуха, он и польского языка не знал, поэтому известную, в исполнении Марыли Родович, песню, он пел так: "Колораду ярмарку, ухреначили танки. Полосатые туты, что же вы так уж раздуты? Угостите цигаркой, выпьем мы за палаткой. А закусим не ватой, а народным ухватом. Все упустим мы шарики, потому что, - лошарики". В общем он радостно пел какую-то чушь.

     Был ли он, и ещё до сих пор является несчастным человеком, из-за того, что нет у него музыкального слуха и плохая память на слова песен? Говорят же, что если в жизни человека не было чего-то одного из трёх: просто любви, самой музыки или любви к музыке, то он не может назвать себя счастливым человеком!

     А он,  - тот, кому в детстве сказали, что нет у него  музыкального слуха и возможности его развить, даже если и не было любви, и подлинной музыки, в его жизни, - человек СЧАСТЛИВЫЙ.

     Счастливый потому, что была в его жизни, всё-таки, любовь к собственному пению. Потому что вопреки всему, он всё-таки не только пытался, но и пел, без музыкального слуха и не очень приятным, в том числе и по тембру, голосом, какую-то абракадабру. Но пел от души, ещё и пританцовывая, потому что он, всё-таки, человек ПЛАСТИЧНЫЙ! Несмотря на то, что люди вокруг морщились и затыкали, пальцами, свои уши.