Хендер Хрендерсон

                Пьеса 
               
                Ярославль  2021
               

                Ложь - прямой путь в котлы адовы. 

Место действия: Маленькая, но развитая европейская страна.
Время действия: Самый конец XIX - го века.

Действующие лица:                Хендер Хрендерсон - Философ, владелец сети питейных заведений. 50 лет.
Ефстифей Ефстифеич - Бывший философ, бывший чиновник, ныне публицист. 67 лет.
Дора Эпгайт - Бывшая танцовщица, дочь разорившегося дворянина, живет продажей дорогих вещей умершего мужа. 44 года.
Эдуард Эпгайт - Разорившийся дворянин, отец Доры Эпгайт. 71 год.
Дик Китон - Успешный философ. 38 лет.
Пауль Штицмейр - Владелец "Музея артефактов востока". 46 лет.      
 
               
                Действие первое.
                Картина первая.
         
Богатый дом Хрендерсона, Пауль Штицмейр и Дик Китон.
Пауль Штицмейр – Как у него все всегда со вкусом! Все подобрано детально, одно к одному! Все красиво и все хорошо.
Дик Китон – Впустить впустил, но принимать не торопится. Мне немного неловко, Пауль, меня ведь он не приглашал.
Пауль Штицмейр – Ничего, ничего, Дик, не переживайте. При всех ваших разногласиях ему всегда льстит ваше общество.
Дик Китон – Почему вы так считаете?
Пауль Штицмейр – Вы же давние антагонисты! Это возбуждает к интересному разговору, к незаурядному общению.
Дик Китон – Как – бы это общение не приняло неприятный характер.
Пауль Штицмейр – Кто, Хендер? Ну, что вы! Не – ет! Он до глупостей не снизойдет. При всей горячности, он человек воспитанный, драться не станет.
Дик Китон – Я в свое время колко по нему прошелся в «Философском обществе» на дискуссиях. Я тогда был молод, еще почти студент. Впрочем, я ни о чем не жалею.
Пауль Штицмейр – Все будет замечательно! А вот и он!
                (Появляется Хендер Хрендерсон) 
Хендер Хрендерсон – Приветствую, Пауль! О, да ты не один! Мое почтение, мистер Китон.
Пауль Штицмейр (Китону) – Я же говорил.              Здравствуйте, Хендер, какое всегда испытываю счастье, когда у вас бываю, так у вас все…
Хендер Хрендерсон – Да, хорошо и красиво, вы уже говорили. Дик, что нынче в обществе?
Дик Китон – Много разного: книги, труды, дискуссии… 
Хендер Хрендерсон – Ох, уж мне эти дискуссии! 
Дик Китон – Они часто подлинно живы и многое дают к развитию.
Хендер Хрендерсон – Помню, заснул на одной, а вообще вы правы, нигде так не познаешь соплеменников, как на философских прениях. Как там Роузен все в почете? 
Дик Китон – Тим Роузен скончался около трех недель назад.
Хендер Хрендерсон – Бедолага! Доконала его все – таки, как эта называется…
Дик Китон – У него было плохо с сердцем, Хендер. 
Хендер Хрендерсон – Ну, жена тоже руку приложила.
Дик Китон – Вы не правы Хендер, мисс Роузен до последнего не отходила от мужа.
Хендер Хрендерсон – А они всегда не отходят, когда виноваты. По бокалу вина, джентльмены? 
Пауль Штицмейр – С удовольствием!
Дик Китон – Да, пожалуй!
                (Хрендерсон достает и разливает.)
Пауль Штицмейр – Превосходно, у вас, дорогой Хендер всегда отличное вино!
Хендер Хрендерсон – Да, как и обстановка в доме.
Дик Китон – Вы бы узнали о Роузене раньше, если бы чаще бывали в обществе.
Хендер Хрендерсон – Дела, мой друг, дела! Не до общества мне теперь.
Дик Китон – Да, наслышан о ваших успехах в торговле.
Пауль Штицмейр – «Выпивка у Хрендерсона» один из главных торговых символов города!
Хендер Хрендерсон – И не только города!
Пауль Штицмейр – Вы правы.
Дик Китон – Вы всем доказали, Хендер, что и философ может быть умным и успешным торговцем.
Хендер Хрендерсон – Спасибо, спасибо.
Пауль Штицмейр – В нашем музее посетители часто вместо того, чтобы слушать экскурсовода говорят о ваших заведениях, обсуждают любимые напитки, мои сотрудники страшно недовольны, но сердятся недолго, потому что сами к вам ходят. 
Дик Китон – Только не бросайте философию Хендер, вы мыслящий человек, вам есть что сказать. Не бросайте науку, которой посвятили много лет. Ваши заслуги в ней очевидны. 
Пауль Штицмейр – Конечно, конечно! Дик, прав, абсолютно прав! Вы талантливы Хендер! 
Хендер Хрендерсон – Учту ваши пожелания, впрочем, обещать ничего не могу. Торговля процесс живой, все время что – то происходит нужно реагировать. Конкуренты, знаете ли, тоже не дремлют. Они - то мне дифирамбы петь не будут. 
Дик Китон – Вслух точно не будут. 
Пауль Штицмейр – Они все вам завидуют, успеху и толпам клиентов!
Хендер Хрендерсон – А и черт с ними!                Очень рад, друзья, что зашли. Всегда приятно вот так просто увидеться, обменятся мнениями.
Пауль Штицмейр – Бывать у вас, дорогой Хендер, всегда истинное удовольствие. 
Дик Китон – Удачи в делах!
Пауль Штицмейр – Процветания! Процветания!
Хендер Хрендерсон – Спасибо, дорогие мои. Признателен.
Дик Китон – Не забывайте философию, Хендер!
Пауль Штицмейр – Еще увидимся!
Хендер Хрендерсон – Конечно, конечно.               
(Штицмейр и Китон уходят. Хрендерсон, меняясь и лицом и походкой, наливает себе еще вина.)
Хендер Хрендерсон – Увидеться… обменяться мнениями, ха! Плевал я на вас и на ваши мнения! Ну, этот музейный дурачок не помеха, даже забавен. А вот Китон, Китон с мозгами, (с сарказмом) - мыслящий человек.                «Не бросайте философию, Хендер»                А не ты ли поспособствовал, чтобы меня выбросили из общества, во всяком случае, намекнули, чтоб я ушел. Ты молчал, молчал! Не возражал, в поддержку не говорил. Болтал против, а при мне молчал!               
Ладно, конфликт давно улажен, все любят выпить. «Не бросайте философию» Я бы не философию, я бы вас всех бросил! Так бросил!!   
(Довольный своей злостью и несколько нетрезвый Хрендерсон выходит из комнаты.)   

                Картина вторая.
               
Дом Эдуарда и его дочери Доры Эпгайт. Небольшая комната превращена в место для игры в шахматы. Пол – шахматная доска, на ней стоят фигуры. Эдуард Эпгайт играет с собой замысловатые комбинации. Он увлечен.
Эдуард Эпгайт – Та-ак! Партия переходит в эндшпиль!
       (Через какое – то время появляется Дора Эпгайт.) 
Дора Эпгайт – Играешь. Ушел в шахматы с головой. 
Эдуард Эпгайт – Надо же чем – то жить. Во что – то верить. Шахматы теперь для меня всё. И смысл, и процесс и результат.
Дора Эпгайт – Есть же в жизни и другие смыслы.
Эдуард Эпгайт – Продала?
Дора Эпгайт – Продала.
Эдуард Эпгайт – Хорошие были часы! Золотом отделаны, им почти тридцать лет, а как новые. Любой спальне украшение. Ты, надеюсь, не брякнула, что им почти тридцать лет?
Дора Эпгайт – Не брякнула, папа.
Эдуард Эпгайт – Молодец! 
Дора Эпгайт – Мама рассказывала: когда ты говоришь: «Молодец» она вспоминает, что ты хотел мальчика.
Эдуард Эпгайт – Э! Когда это было. Мама! Я тогда был человеком, жил славно, весело, доходно. Не грусти, Дора, я вполне доволен и своей дочерью.
Дора Эпгайт – Милый ты мой.
Эдуард Эпгайт – Ты говоришь: «другие смыслы». Когда – то, детка у меня были другие смыслы: и твоя мама, и мой зять, и хозяйство, помнишь, какое у нас было хозяйство? 
Дора Эпгайт (Вздыхает)
Эдуард Эпгайт – Во-от! И твое желание быть танцовщицей тоже было моим смыслом. Я хотел, чтобы ты танцевала в Королевском балете, а мама говорила, что тебе больше подойдет варьете, эстрада, легкость и прихоть развлечений. Твой муж был на ее стороне.
Дора Эпгайт – А танцовщицей то я не стала. 
Эдвард Эпгайт – Как это?!
Дора Эпгайт – Ну, ненадолго. 
Эдвард Эпгайт – Четыре года. 
Дора Эпгайт – Всего.
Эдвард Эпгайт – Четыре года! Мы гордились тобой, мы всегда любили тебя. Дора.
Дора Эпгайт – Я знаю. Если бы не то падение…
Эдвард Эпгайт – Не надо! 
(Некоторое время молчат. Эдвард Эпгайт доигрывает партию.) 
Эдвард Эпгайт – Лучше скажи, как он тебе?
Дора Эпгайт – Кто? 
Эдвард Эпгайт – Хрендерсон!
Дора Эпгайт – Папа… 
Эдвард Эпгайт – Ну что папа! Нравится он тебе или не нравится?! 
Дора Эпгайт – Нравится.
Эдвард Эпгайт - Ну-у!
Дора Эпгайт – Что «ну-у», я то ему не нужна.
Эдвард Эпгайт – С чего ты решила?
Дора Эпгайт – Чувствую.
Эдвард Эпгайт – Девочка моя, чувствовать мало, надо действовать! В наше время женщина должна быть активной в личных делах: говорить прямо и по делу, не бояться инициативы, если надо рубить с плеча!
Дора Эпгайт – То есть в чем – то быть мужчиной.
Эдвард Эпгайт – Если угодно! Ты пойми, Дора, дело не в том, что он богат. Он умен и талантлив! Философ! А его выпивка считается лучшей! Торговец! Какой мужик!  Дора-а!
Дора Эпгайт – Когда ты веселый мне легче жить.
Эдвард Эпгайт – Просто я сегодня хорошо себя чувствую. А вообще шахматы меня тонизируют! И потом мне важно, чтобы моя дочь была счастлива! 
Дора Эпгайт – Я стараюсь.
Эдвард Эпгайт – Плохо стараешься! Ты приди к нему и признайся, я, мол, в вас влюблена. Влюблена! Я не стара, современна, бывшая танцовщица, может быть слышали? Если он скажет, нет, скажи: «Ну что вы, я в свое время блистала! Этот город был у моих ног!!» А если скажет, что помнит тебя, подойди поближе и так нежно, так проникновенно – чувственно, как это умеют умные женщины, положи ему руку на плечо. Или на грудь! Нет, сначала на плечо, а потом на грудь, добычу надо брать постепенно. 
Дора Эпгайт – Я люблю тебя папа.
Эдвард Эпгайт – Я тоже люблю тебя, Дора, перееду в его особняк, буду пить хорошее вино и показно бездельничать! Мечта дворянина!
Дора Эпгайт – Вот какой ты корыстный.
Эдвард Эпгайт – Не корыстный, а практичный! Одним словом, одним словом…
Дора Эпгайт – Мой! 
(Они нежно обнялись, как обнимаются любящие друг друга отец и дочь.) 

                Картина третья. 

Мрачная берлога Ефстифей Ефстифеича. Он сидит за большим письменным столом, украшенным серебряными нитями.
Ефстифей Ефстифеич – И вот тогда, тогда вы достигнете вершины на пути к успеху, достигнете славы, блеска, роскоши, лести подчиненных, всяческих торжеств и внимания, внимания толпы, зависть зевак, трепет слуг от страха ошибиться при вас. (Пишет.)               
Хорошо.               
Только как следует, поработав с теми, от кого зависит общественное мнение о вас, с теми, кто полезен вам в деле вашем, но не знает итога его, сути его, наконец, с теми, кто ведет подобные дела и преследует те же цели, что и вы, так вот только вложив все свое умение договариваться и дружить вы достигните вечного, непоколебимого процветания! 
Чудесно, чудесно. Еще одну состряпал. Будет толк. Я всегда чую, когда будет толк. Всегда. Никогда не ошибался.               
По молодости, помню, мнил себя великим философом, но даже и тогда, болтая всякий вздор, я ухитрялся обаянием, энергией активной речи производить впечатление на окружавших (с иронией) - «коллег». Тогда не понимал, молод был. Потом все было понято. И уж как понял, так впечатал в голову: «Не так важно что, важно как!» Впечатал и дела пошли.                И комбинат возглавлял, и отдел городского хозяйства. Все было.
(Встает из – за стола, подходит к комоду, достает футляр, в футляре флейта. Собирает флейту. Играет. Звучит вкрадчивая, льстивая мелодия.) 
 - Сегодня звучит. 
(Разбирает флейту, аккуратно убирает футляр.)
- А этот Хрендерсон! (Смеется) Вот уж пропащая душа! Душенка – тушенка! Все чего – то выкаблучивается, все варит свой фирменный супчик, разливает всему городу. Лебезит перед кем надо, соображает. А как же! В торговле без этого никуда! Без этого нигде… не проскочишь.
Соображает, ну, не больше меня. Ничего, я ему помогу. Доведу до ума, ума высокого, настоящего. Это будет моя лучшая работа! Я его выскочку так подниму, что он и летать то не сможет, крылышки обморозит. Подлец! От протекции в налоговом вопросе отказался. Процент, видите ли, ему не понравился. Много говорит, хотите! Ничего, я тебя скручу, я тебя угроблю. В жизни так много приманочек, очаровательных маночков. Где – нибудь да попадешься, что – то да возьмешь, попробуешь, отравишься. Вот тогда и пропал, тогда ты мой. Мой! Тут я тебя и разорю, шелупонь, шантрапа. 
Ну, что, еще наштамповать болваночек для болванов. Пожалуй.
«Как добиться всего!»  Нет, лучше «Двадцать верных шагов!» Нет, это слишком деликатно.  «Иди и победи!!» Вот! Вот это оно! Оно самое! То, что надо для мальков и прочей мелюзги. Вся эта шваль, как я все это… странно, хотел сказать ненавижу, но ненависти не чувствую, наоборот… все это мне, все эти… дуралеи… мне нравятся! Нравятся! Ну конечно! Это же моя стихия.  Моя среда!                Я им всем король, я их всех нашпигую этой ерундой, как гуся паштетом. Дурики. Вас учить да учить, что вы сами можете, где вы сами то… вас самих то и нет, и не было никогда. На таких, как я готовится, варится в великих котлах это масло, из которого, за счет которого и крутится вся эта махина – общество! 
Хрендерсон. (Усмешка.) Хендер Хрендерсон. Еще один приколотый иглой мотылек. Еще один исчезнувший глупец. Сгорающий неудачник.                Еще одна игрушка в моей коллекции.                Так, для красоты.                От шалости. 
(Хотел рассмеяться, но не получилось.) 

                Действие второе. 
                Картина первая.

Философское общество. Зал дискуссий. Члены общества от двенадцати до восемнадцати человек. 
Хендер Хрендерсон – И вот потому я убежден, надеюсь, и вы поддержите меня, уважаемые члены философского общества. Только деловая хватка, только деловой напор, энергия созидания и уверенность, животная уверенность в себе приведут к успеху в любом деле.  Именно так!                В наши - то дни, когда навар, расчет, резон и прибыль не пустые слова, вы же понимаете, так вот в наши дни хватка, напор и уверенность имеют принципиальное значение, так было и раньше, но в наши дни, как никогда!               
Вот чему надо учить молодежь, уже школьников нужно ставить на дорогу зарабатывания денег, понимания основ и функций финансового мира. И тогда мы получим больше хороших, правильных кадров, которые принесут немало пользы и, обогащаясь сами, обогатят нас!!
Один из членов общества – Господин Хрендерсон, не кажется ли вам, что ставя молодежь на, как вы выразились «дорогу зарабатывания денег» мы преждевременно окунем их в жестокий и бескомпромиссный взрослый мир полный цинизма и меркантилизма и таким образом испачкаем неподготовленные, еще совсем юные души?
Другой член общества – Ведь они еще дети и не смогут правильно воспринять все тонкости и нюансы финансового мира и «дороги зарабатывания денег». Психологию компромиссов, деловую хватку, все это исказит их живое восприятие реальности, исказит и испортит их, может быть и на всю жизнь?
Хендер Хрендерсон – Друзья мои, мы с вами должны понять. Только отбор, только жесткий, подчас жестокий отбор даст обществу новых людей, существ с новым мышлением, а значит с потенциалом решения старых, наболевших проблем которые не смогли решить предыдущие поколения. Поэтому надо понимать: да, будут те, кто не выдержит, но ради решения проблем, ради нового в жизни, то есть ради самой эволюции мы должны пойти на эти жертвы, допускать жертвы в таких вопросах вполне нормально. Все это важно, глобально и носит принципиальный характер в современном мире! 
Третий член общества – А что это вообще за мировоззрение такое: деньги, деньги, деньги нельзя же мыслить одними деньгами, не все рождены ими только лишь заниматься, есть люди, появившиеся на свет, чтобы писать портреты, сочинять сонаты, воять скульптуры. Кто – то просто хочет большую семью. Кого - то радует мысль о новой любви, кто – то завтра отправляется в новое путешествие. Не все же имеют отношение к вашему финансовому миру. Как же можно всех туда загонять?!
Хендер Хрендерсон – Частично я уже ответил на эти восклицания. Мы должны думать не о тех, кто сочиняет сонаты. Наш приоритет деловые люди, по новому мыслящие в этой сфере люди, вы поймите вот ключ к новым свершениям! Пусть путешествуют, пусть коллекционируют этикетки от чайных коробок, но пусть делают наше общество умнее, а значит сильнее и жизнеспособнее! 
Дик Китон – Вы ставите общественные интересы выше личного развития, вы говорите, мы должны быть готовы к жертвам, да разве можно планировать жертвы и как, как к ним можно быть готовым! Ведь это молодежь они только пришли в эту жизнь, да во многом они живут сказками…
Хендер Хрендерсон – Это точно!
Дик Китон – Да! Но нам важно умело перевести их на рельсы качественного развития, без каких – либо жертв, чтобы все жили и работали, а пользу принесет каждый на своем месте! 
                Шум в зале дискуссий.   
Дик Китон – Вы не правы Хендер, ваши доводы жестоки и…
Хендер Хрендерсон – Жизненны, мистер Китон, жизненны!
Дик Китон – бездушны.   
Хендер Хрендерсон – Все, о чем я говорил, уважаемые коллеги, имеет вес, потому что это сама жизнь, именно отбор, уж не мне вам говорить, именно отбором осуществляется тот вечный процесс приложения лучших кадров к лучшему делу!               
На этом я вынужден вас покинуть, дела, дела, я человек деловой вы знаете! Хороших дискуссий этому залу и вам друзья! 

 

                Картина вторая.

Дом Хрендерсона.                Хендер Хрендерсон и Ефстифей Ефстифеич.   
Ефстифей Ефстифеич – Подожди с вином! Успеем! Все ты, Хендер торопишься. Все гонишь куда – то. Жить надо размеренно, смачно потягивая из других то, что нужно тебе.
Хендер Хрендерсон – Вы просто мой учитель, Ефстифей Ефстифеич! Педагог! Просвещаете меня на всю жизнь и крепко! Надежно!
Ефстифей Ефстифеич – Надежно это да! Стараюсь! Для тебя стараюсь, чтоб жил, как человек, чтоб все было, чтоб у тебя в ногах валялись, а не наоборот! 
Хендер Хрендерсон (охватывая рукой пространство) – Ну я в общем то и так не бедствую. 
Ефстифей Ефстифеич – Потому и не бедствуешь, что я есть у тебя! Мозги тебе настраиваю!
Хендер Хрендерсон – На путь истинный.
Ефстифей Ефстифеич – Смеешься. Не ценишь! Думаешь, чушь городит дурень старый!
Хендер Хрендерсон – Ценю, ценю. Ефстифей Ефстифеич, уж вам - то не знать. Ценю и очень уважаю, и заботу вашу, и мудрое слово участливое, и цепкий взгляд, и железный аргумент, и хладнокровие, а иногда и страсть верную, подчиняющую.
Ефстифей Ефстифеич – То – то, если не врешь.
Хендер Хрендерсон – Чего мне врать?! Ну чего?!
Ефстифей Ефстифеич – Убедил!  Ну, как там выступление в обществе?
Хендер Хрендерсон – А ну их, дураки! Я такие идеи распространяю, такой несу прогресс, а они…  Плеваться хочется!
Ефстифей Ефстифеич – Хочется, плюйся. В них! 
Хендер Хрендерсон – А и точно! И плюнул бы, этот Китон конечно вылез, ну не только он, но и он тоже! Куда без него!
Ефстифей Ефстифеич – Инициативу в дискуссии не перехватил?
Хендер Хрендерсон – Он у меня??! Еще чего! Никакой инициативы я ему не отдал, сказал все и вовремя закруглился.
Ефстифей Ефстифеич – Правильно.
Хендер Хрендерсон – Этот Китон давно под меня копает, но ничего, ничего у него не выйдет. Не таких глотали!
Ефстифей Ефстифеич – Молодец!                В любой дискуссии главное не отдать инициативу, если отдал, считай все, конец! Нужно возвращать! Хорошо еще если умеешь! А если нет?! Инициатива в дискуссии это все! Надо вести свою линию, благополучно и элегантно огибая потенциальные преграды. Огибая так быстро, чтобы они не успевали вырасти до действенных барьеров! Работать надо ловко, тонко и в темпе, в темпе!               
Философ!               
А с этим Китоном я еще побеседую, как – нибудь.
Хендер Хрендерсон – Обломать бы его! 
Ефстифей Ефстифеич – Хотя бы узнать, что он за птица.
Хендер Хрендерсон – Так бы сделать, чтоб он потерял уверенность в себе, в своих убеждениях, чтобы сломался, сник, исчез.
Ефстифей Ефстифеич – Поглядим, посмотрим, сделаем. 

                Картина третья.

Кабинет владельца «Музея артефактов востока». Пауль Штицмейр. 
Пауль Штицмейр (откладывая газету) – Какой же он все – таки замечательный, умный, прогрессивный! Да, такой далеко пойдет, да уже ушел! Превосходные слова, а Китон, Китон ушел в сантименты, в сопли. Браво Хрендерсон, твоя партия! Теперь городок погудит! И все то у таких получается, и все у них, как надо, даже еще лучше!                И философ! И торговец! И все успешно, с наваром!               
Ах, может и мне бы стоило торговать, основы я знаю, остальному бы научился, схватил бы в процессе. Чего связался с этим музеем? Что мне музей? Мне этот восток, как сутенеру девственница, только портить. Надо с ним дружить, ох, надо, хоть и страшно порой, боязно, а надо черт его возьми, надо!                Чем - то от него смердит, дьяволиной какой – то, но такие люди полезны и что самое главное такие всегда на коне, всегда чемпионы! Они, вот, победители то, они!                Буду его держаться, может чего и перепадет, может вложиться во что – нибудь, заработаем. Деньги, о-о! Так хочется разбогатеть и плевать, и плеваться на все вокруг, и жить во всем блеске и роскоши, и блевать великолепием нарядов вещей и особняков! О, деньги! 

               


                Картина четвертая.   

Детский мальчишеский голос – Мама я не выполнил то, о чем ты меня просила, потому что мне это не нравится. 
Голос матери – Почему же тебе это не нравится, сынок? Я просила тебя отнести молоко тете Генриетте.
Детский мальчишеский голос – Я не хочу относить ей молоко бесплатно, пусть покормит меня или даст денег, или еще чего – нибудь.
Голос матери – Как ты можешь?!
Детский мальчишеский голос – Да, мама, за все надо платить, мне не по душе благотворительность. Что у нее молока нету, зачем ей так вот бескорыстно помогать? Пусть платит и платит хорошо! 

                (Пауза)

Голос матери – Почему же так вышло?
Детский мальчишеский голос – Она им чем - то досадила, они напали на нее, поколотили, оскорбляли.   
Голос матери – А что же ты?
Детский мальчишеский голос – А что я?! Меня это не касается, я ушел, спокойно ушел и все. Пусть сама выкручивается. Нечего было задевать интересы тех, кто сильнее ее.

                (Пауза)

Юношеский голос – Но ведь главное поступил! Я поступил, я буду философом!
Голос матери – Ты не помог Надин. А мог помочь, она так надеялась на тебя.
Юношеский голос – Самой надо было готовиться, каждый сам за себя. 
Голос матери – Ты обещал заниматься с ней!
Юношеский голос – Мы занимались только не философией. (Смеется.)   

                (Пауза)

Мужской голос Хрендерсона – Оставь мама, я ничего ей был не должен!
Голос матери – Ты обещал жениться, она жила этим обещанием три года! Она любила тебя, она болела тобой, а ты уничтожил ее равнодушием и презрением.
Мужской голос Хрендерсона – Она меня не стоит, и никогда не стоила, обещал по глупости, теперь все расставил по местам. Все как надо, мама. Все как надо.   

                (Пауза)

Голос матери – Ты же просто растоптал его, этого наивного пусть в чем то ошибающегося юношу, ты мог поддержать его, помочь ему, а ты… ты.
Мужской голос Хрендерсона – Он был слишком категоричен, не хотел принимать аргументы более опытных коллег, одним словом вел себя неправильно, без уважения, неподобающе. Я преподал ему урок. Был бы сильный ему пошло бы на пользу, а он… он слабак. Повесился!  (Смешок) 

                (Пауза)
               
Голос матери – Обещай исправиться, обещай быть человеком, хотя бы теперь, когда я при смерти обещай мне быть добрее и терпимее к окружающим. Я всегда любили тебя и всегда не понимала. Я всегда заботилась о тебе и всегда не чувствовала ответного чувства. Мне не хватало нежности от тебя, понимания, заботы, но теперь просто обещай мне, что изменишься.
Мужской голос Хрендерсона – Обещаю, мама. 

                Картина пятая. 
      
Мрачная берлога Ефстифей Ефстифеича. Ефстифей Ефстифеич и Дик Китон.   
Дик Китон – Честно говоря, не совсем понимаю, я слышал о вас, но чести не имел. Чем я могу…
Ефстифей Ефстифеич  - Можете, мистер Китон, можете. Вы талантливый философ, ваши речи печатают в газетах, весь город вас читает! Многие считают вас выдающимся мыслителем наших дней. Я признаться, склонен считать так же.
Дик Китон – Благодарю. 
Ефстифей Ефстифеич – Вы можете словом уложить любого, вы всегда убедительны и тем сильны, никому, решительно никому вы не даете почувствовать в себе слабину, а знаете почему? Потому что в вас слабости нет! Вы титан философии! Ахиллес дискуссионных площадок!
Дик Китон – Все это приятно и несколько неожиданно.
Ефстифей Ефстифеич – Я понимаю вас, неожиданно. Вы в тени своей славы, в раздолье своих философских побед не замечаете нас, простых смертных трепещущих от каждого вашего слова. Я давно за вами наблюдаю, мистер Китон. И могу сказать, что потрясен и вдохновлен вами, вы умнейший человек, человек яркой, решительной воли и открытого, горячего, неравнодушного сердца! 
Дик Китон – Приятно, что вы читали меня. Надеюсь, это служит вашему развитию, совершенству вашей души.
Ефстифей Ефстифеич – Служит, мистер Китон, еще как служит!
Дик Китон – Если так очень рад.
Ефстифей Ефстифеич – Вы не можете не покорять, ведь в этой философской куче из бездарей, пустословов и проходимцев надо побеждать, доказывать свою правоту, в этой куче так сложно так тяжело.
Дик Китон – Я бы не называл это кучей. Сообщество, вот верное слово. А пустословов хватает в любом деле.
Ефстифей Ефстифеич – Оно конечно так, но есть же те, кто открыто желает тебе зла, как это сложно так вот жить и знать это.
Дик Китон – Сложно, когда тебя это трогает, когда колышешься от этого, когда тебя это цепляет, а цепляет это когда истина. Как правило, те, кто желает тебе зла злятся от своих же грехов и потому не могут зацепить и причинить хоть сколь какого  – либо урона.
Ефстифей Ефстифеич – Вы совершенно правы, мистер Китон. Ну, вот хотя бы взять этого Хрендерсона, препротивнейший тип! Все цепляется к вам, все лезет и других на то толкает, досадить, обидеть, принизить хочет.
Дик Китон – Вы напрасно клевещете на Хрендерсона, он умен и талантлив и я всегда высоко его ценил. Очень сложно мне было, когда мы отлучали его из общества. Да порой он вел себя грубо и как правило я с ним не согласен, но он интересен и его мнение заслуживает внимания и оценки.
Ефстифей Ефстифеич – Как вы добры к нему, а многим, в том числе мне он представляется сущим дьяволом, он груб, он резок, он часто просто неприличен. Он без сомнения продал душу дьяволу!
Дик Китон - Он человек незаурядный, я бы хотел дружить с ним, быть ему ближе, но вот пока не получается. 
Ефстифей Ефстифеич – Нужно ли быть ближе, таким как он?
Дик Китон – Нужно.
Ефстифей Ефстифеич (после некоторой паузы) – Что ж, мистер Китон благодарю за содержательный разговор, было интересно и незабываемо. Вы не только талантливы в своем деле, вы великодушны, вы хороший человек, мистер Китон, теперь мне это абсолютно ясно!
Дик Китон – Всего доброго.
               
                (Дик Китон уходит.)
Ефстифей Ефстифеич – Так вот ты какой. Да, тебя так просто не возьмешь. И на дифирамбы не реагирует, не тщеславен  – это плохо. Это проблема… Не тщеславен, не злопамятен, великодушен, гордыней тоже не страдает, плохо, плохо. Какой! И добр и щедр на похвалу, и без обид, без ошибочных принципов, ну и как такого брать?! Как такого макнуть в дерьмо?! 
Философы.                Я тоже был философом, тоже много говорил и много значил, но не выдержал, ушел, а в свое время в обществе имел большой вес и Брайтманс меня уважал, и Крюв, и Бриксли.
А этот Китон, добр и открыт, честен и непорочен, светел… Светел!

                Действие третье.
                Картина первая.

Богатый дом Хрендерсона. Хендер Хрендерсон и Дора Эпгайт.
Хендер Хрендерсон – Прошу вас, проходите, располагайтесь. 
Дора Эпгайт – Ваши букеты очаровательны, цветы подобраны с большим вкусом.
Хендер Хрендерсон – Для очаровательной женщины и букеты под стать!
Дора Эпгайт – Я очень признательна вам.
Хендер Хрендерсон – Ваша признательность делает мне честь. Как ваш отец?
Дора Эпгайт – О, благодарю он в порядке.
Хендер Хрендерсон – Рад за него. Прошу вас, фрукты.
Дора Эпгайт – Вы очень любезны. Хендер я хотела поговорить с вами, я много думала о наших с вами отношениях и, скажу вам прямо, не все меня в них устраивает, не все мне ясно.
Хендер Хрендерсон – Что же вам в них не ясно?
Дора Эпгайт – Кто я вам? Близка ли? Нужна ли? Зачем я вам и потом, знаете, иногда мне кажется, что я у вас не одна.
Хендер Хрендерсон – Ваши подозрения напрасны. Я верен вам, можете быть уверены.
Дора Эпгайт – Это хорошо, но все же главное: кто мы друг другу? Зачем все это? Скажите, как вы ко мне относитесь?
Хендер Хрендерсон – Как к умной, интересной, незаурядной женщине. Как к человеку, с которым мне хочется быть вместе…
Дора Эпгайт – Вот, вместе, Хендер, но ведь мы, мы, разве это, то что у нас, можно назвать вместе? Я прихожу, мы проводим время, вы очень добры ко мне, мы делим ложе, цветы, подарки… Но что дальше, куда далее пойдут наши отношения, неужели вас все устраивает?   
Хендер Хрендерсон – Милая Дора, ваши вопросы несколько неожиданны для меня, но главное странны. Я плохо понимаю вас. У нас все так хорошо, я с вами счастлив, я вами очень доволен. И когда я дарю вам очередной подарок, я с радостью знаю вашу женственность, ваш тонкий вкус, ум и грацию. Куда ведут нас отношения? К взаимной радости и наслажденью верному! Дора, вы достаточно развиты, чтобы понять: наши отношения идеальны для легких отношений между мужчиной и женщиной. Все в полном порядке.
Дора Эпгайт – Легких? Легких. Значит вам, вас устраивают легкие отношения. Мне, Хендер хочется большего. Я думала, мы можем жить вместе, вместе проводить нашу жизнь. Не скорыми свиданиями по случайному расписанию, не мимолетными встречами, когда за мало что значащими разговорами мы ведем наш досуг. Я хочу большего, Хендер! Да! Я много думала, я пришла… 
Хендер Хрендерсон – Дора я понял тебя, не продолжай, я, собственно, уже все сказал тебе. Вот этими скорыми свиданиями мне с тобой и хорошо, а то, что надумала, забудь, оставь, отбрось и не бери больше в свою очаровательную головку. 
Дора Эпгайт – В таком случае мы с вами… вы, вы понимаете,… что мы с вами…
Хендер Хрендерсон – Ваши беспомощность и беззащитность отвратительны. 
(Дора Эпгайт быстро уходит.) 

                Картина вторая.

Дик Китон в пустом дискуссионном зале философского общества.
Дик Китон – Всегда по совести, всегда по чести, а иначе топь, муть, грязь. Иначе конец. Всю жизнь сколько живу так поступал и поступать буду и вся деятельность моя, все труды только на то и направлены, чтобы объяснить, убедить людей жить развиваясь, очищая душу от скверны. Скверна она есть у каждого или почти у каждого и от нее надо очищаться, нужно выводить ее из себя. Тем же в ком ее нет, нужно уточнять свои знания о жизни далее и помогать другим. Помогать! Сопереживать! Сочувствовать! Быть рядом. Бескорыстно, без расчетов и интриг просто помочь слабому, непутевому, не понявшему еще что – то важное о добре и совести. О порядочности и воле. О характере и бесхарактерности. Помогать другим это так важно, так нужно, так естественно!
Ах, люди сколько же в вас того, что нужно выбросить подальше без всякого сожаления, стереть, забыть навсегда и тогда, тогда только откроется коридор к таким нужным и, если человек все же из добра, долгожданным изменениям. Тогда и мир изменится и засверкает умом и достижениями цивилизация людей. Так это все просто, что же они?..               
А ты не сдавайся, Дик. Неси свою вахту, функцию, миссию, что дано тебе и есть возможность сказать людям, неси, неси не забывай ты и сам человек, а значит и сам учишься и постигаешь свое то, что тебе к учению актуально.                Живи, Дик! Твори и принимай, что судьбой тебе даровано!
Всегда по совести, всегда по чести…

                Картина третья.

Дом Эдуарда Эпгайта. Эдуард и Дора Эпгайты.
Дора Эпгайт (вбегая) – Папа!
Эдуард Эпгайт – Что такое? Кто обидел мою девочку?! Что случилось, милая?
Дора Эпгайт – Как же это страшно быть наивной, верить в то, чего нет и быть не могло, надеяться на то, что ни кто не собирался выполнять, жить иллюзией. Как же это глупо не учится ничему, не разбираться в людях, они топчут тебя, используют тебя, делают из тебя, что хотят, а ты безропотно ждешь, мечтаешь, терпишь. Думаешь: ну ни чего сейчас так, а потом наладится. Не наладится, никогда не наладится. Нельзя вот так безоглядно верить мерзавцам, и уступая им, пускать свою жизнь по однообразному замкнутому кругу, утопать и пропадать в безнадежьи. Надо строить свою судьбу постепенно, по кирпичику возводить это могучую стену – жизнь! Уже и процессу радуясь, а в результате ты имеешь, что хочешь, к чему и шла, и умираешь счастливой. 
Эдуард Эпгайт – Хрендерсон!
Дора Эпгайт (плачет)
Эдуард Эпгайт – Не надо, не пинай себя, ты чистое, открытое миру и богу дитя, ты верила ему, а он… такие водятся, такие живут для себя.                Умирают довольные достижениями, регалиями.                Они, даже представившись, оценивают качество гроба и степень скорби присутствующих. Им мало взять, надо еще и разрушить, разнести до основания всю веру, все то, что держит человека в жизни, дает смысл и желание двигаться, действовать. Эгоисты априори они пожирают пространство своим эго и существуют только для своего я. Они брак, дефект человеческий. Погань.               
Забудь его, он тебя не достоин. Жизнь прекрасна, ведь она есть! Он грязь, а ты чистота! Он брак, а ты качество! Он ничтожен, а ты прекрасна! Ты еще встретишь своего мужчину, и все у тебя будет. Поверь мне, милая. Будет!

                Картина четвертая.
    
Пустой дискуссионный зал философского общества.
Хендер Хрендерсон и Дик Китон. 
Хендер Хрендерсон – Этот зал о многом мне напоминает: сколько мыслей и людей, сколько словесных баталий, сколько победного чувства, что убедил, доказал, дал понять, что прав!
Дик Китон – А чувства, что вас убедили, вам доказали, вам дали понять, что не правы вы было?
Хендер Хрендерсон – Зачем вы позвали меня сюда?
Дик Китон – Меня долгое время мучает желание высказаться, объяснить вам ту ситуацию, когда мы вас исключали.
Хендер Хрендерсон – Ну, к чему об этом, когда все это… впрочем, интересно.
Дик Китон – Я живу с ощущением недосказанности между нами, я всегда уважал вас Хендер, но что – то мешало мне быть с вами близким, как с другом.
Хендер Хрендерсон – Обычное явление. Я сейчас заканчиваю труд «Мысли старого философа» там я касаюсь и этой темы. Дружба и почему ее не получается, когда хочется и каковы причины и условия для ее возникновения, и зачем вообще дружить, и каково без дружбы и как делать дела без дружбы. О многом пишу.
Дик Китон – Будет интересно прочесть.
Хендер Хрендерсон – Да, я представлю книгу здесь. Ознакомитесь.
Дик Китон (после паузы) – Я хочу сказать вам: тогда я был за то, чтобы вас исключили из общества, потому что увидел в вас душевную ложь, а ложь себе – ложь в философии. Я увидел это скверну, это двуличие. Я заметил, как вы убеждаете себя в гнусности и, убедив живете знанием, что эта гнусность, правда, что эта гнусность хороша. Это было так заметно и так отвратительно. Я никому не сказал, не стал не советоваться, не стал искать союзников. Я не хотел давить на вас и сейчас не хочу. Я не сказал вам этого тогда, потому что надеялся, что ложь не основное в вашей душе. Не главное, я убеждал себя, что есть в вас хорошее, что живете вы не ложью, не убийством души и всего духовного. Я настойчиво убеждал себя, что мне показалось, что я ошибся, так думая о вас, еще не определившись, показалось мне или нет, я уже раскаивался, что так низко думал о коллеге. Это было тяжко.
Хендер Хрендерсон – Ну а теперь. Что вы думаете теперь? Есть во мне оно, хорошее?
Дик Китон – Вы знаете, теперь… да я скажу вам это, теперь я, как никогда убежден, что ложью то вы и живете. Изгадив собственную душу вы пачкаете все вокруг, все пространство которое только способны измарать, испортить. Вы отвратительны, жалки, и недостойны быть членом философского общества. Но поднимать этот вопрос в дискуссии я не буду, это мое мнение и я вам о нем сказал. 
Хендер Хрендерсон – Как это все символично: меня обвиняют во лжи себе и другим, в том, что я гажу пространство, что лгу себе, фактически, что я сила зла. И это здесь, под этим дивным потолком, где теплятся еще мысли и изречения наших незабываемых прений. Я ничего не отвечу вам Китон. На днях я представлю свою книгу и расскажу моим собратьям, как я работал о ней. Потом они ее прочтут, потом мы будем обсуждать мой труд. И все потечет дальше и жизнь сама укажет нам с вами кто прав, а кто не очень, так к чему слова, к чему упреки. Прощайте!
(Хендер Хрендерсон уходит.)   

                Картина пятая.
             
Мрачная берлога Ефстифей Ефстифеича. 
Ефстифей Ефстифеич – Когда человек полный праведного гнева, преодолевая боль от своих ран, мучимый еле мерцающей надеждой обрушивает на противника всю мощь своих убеждений, аргументов, смыслов, я понимаю. А этот, живет добром, ни от чего не страдает, не уязвлен и не уязвишь его. Спокоен, рассудителен, а если и уходит в эмоцию, то остается добр, справедлив и непорочен.
Затмение! Как объяснить? Как об этом думать – то?! Со всем своим опытом, понимаю, что я ничто перед ним. Китон, Китон… Знаю только, что живу неправильно, что ошибался многие года, что ничтожен, должно быть жалок. Ожесточение всегда бросал я в дело, ярость оборачивал хладнокровным анализом, а этот! Не жесток! И не зол!
Значит вот, как надо… было. Значит добром… а я, а я?! Горько, горько понимать, сколько потерял, сколько упустил, сколько растрачено попусту брошено на ветер, в печь лицемерия, лжи и тщеславия.                А думал, что прав! О, как был убежден!! А жизнь проходит, начиналась, шла, а теперь проходит. Проходит и уйдет однажды. Проходит мимо истины, мимо главного. Философ! 
               
                Действие четвертое.
 
На сцене темно. Звучит музыка. Она серьезна, вкрадчива и ненавязчива. В ней и сарказм и ирония. После трех минут звучания музыки вместе с ней начинают звучать стихи:
- Не живешь, если врешь, 
  Если врешь, пропадешь, 
  Тяжкий зной, милый дождь,
  Ты истаешь, сотрешь
 
  Все, что благо в тебе,
  Все, что благо в судьбе,
  Как паршивая вошь
  Если пренебрежешь
  Словом правды в тиши,
  Вздохом доброй души,
  Песнью нравственных норм,
  Вот твой будничный корм.

 
Если пренебрежешь
Ты себя же убьешь,
Ты сожжешь высоту,
Низведешь красоту,

Жахнет адовый гром,
Станешь жалким червем,
Станешь мерзостью дней,
Мерзость будет сильней,

Мерзость льется рекой,
Умерщвляет покой,
Сор и вязь суеты
И обломок мечты
В прошлом славное «ты»,
Теперь часть пустоты,
Разорвут личность сочную,
И швырнут на обочину.
Да, швырнут на обочину.

Не живешь, если врешь,
Если врешь, пропадешь.   

По ходу прочтения стихотворения музыка в наиболее очевидных смысловых подъемах отображает содержание. Кульминация в конце стихотворения отображена мощным аккордом tutti. 
Далее следует танец в балетных традициях. В сюжете танца отображен нисходящий путь Хрендерсона, его попытки солгать и обратить в свою пользу все, что выгодно. Его бесполезные трепыхания и гибель. Гибель. Танец длится 9 минут. 


Пьеса завершена.  Спектакль окончен.