Иждивенцы

В начале восьмидесятых годов, по пути с работы, я зашла за покупками в гастроном. Магазин был  расположен неподалёку от детского сада, который посещал сын Денис.
 
Тогда ещё не был внедрён принцип работы торговли – самообслуживание; в отделах соблюдалось товарное соседство продуктов: мясо – к мясу, рыба – к рыбе, молоко – к готовым молочным изделиям.

Впрочем, насчёт мяса я погорячилась: оно было представлено суповыми наборами с гладко отполированными костями. Единственным доступным мясным продуктом были небольшие синеватые куриные тушки, по предположениям покупателей с чёрным чувством юмора, “умершие своей смертью”.

Получив в мясном отделе цыплёнка, заняла очередь в рыбную секцию: на витрине был выложен свежемороженый хек, довольно аппетитный.

Очередь продвигалась быстро, у касс было немного покупателей; я успокоилась, будучи уверенной, что сегодня вовремя заберу сына из детского сада.

Пожилая женщина, стоявшая передо мною, заказала двести граммов кильки пряного посола стоимостью пятьдесят копеек за килограмм. В отделе продукт закончился; продавщице пришлось идти за ним в подсобное помещение.

Молодая и сноровистая работница прилавка принесла и разместила лоток с рыбёшкой в удобном для неё месте; горстью зачерпнула кильку и поместила её в пакет. Положив на весы, обратилась к покупательнице:

– Здесь – триста граммов. Заберёте всё или отложить?

Покупательница запросила оставить ровно двести граммов; процесс приведения веса покупки к требуемому, занял ещё какое-то время.

Я едва справлялась с досадой: “Подумаешь, пяти копеек ей жалко! Опять Денис останется в группе один-одинёхонек!”

Рассчитавшись в кассе за покупки, поспешила к сыну. Пришла вовремя: в саду было три ребёнка, “невостребованных” родителями.

После восьми вечера с работы пришёл муж; я поделилась с ним своими впечатлениями о “жадной старушке”. Не особо вникая в ситуацию, Володя произнёс:

– Может, денег не было, а может знает, что больше не съест!

Спустя какое-то время я забыла и о пожилой женщине, и о мелких стайных рыбах семейства сельдевых.

Осенью 1985 года меня направили на курсы повышения квалификации в Белорусский ордена Трудового Красного Знамени государственный институт усовершенствования врачей, ныне – Белорусская медицинская академия последипломного образования: заведующему терапевтическим отделением поликлиники подходил тематический цикл “Врачебно-трудовая экспертиза при терапевтических заболеваниях”.

Несколько первых лекций слушателям прочитала Леонора Семёновна Гиткина, заведующий кафедрой, доктор медицинских наук, профессор, заслуженный врач Республики Беларусь.

Выражение, сказанное Леонорой Семёновной перед началом выступления, “Прочитаю лекцию”, не соответствовало действительности: профессор никогда не пользовалась никакими другими носителями информации, кроме своей памяти. Сухой канцелярский материал подавался увлекательно, с примерами из собственной врачебной практики Гиткиной Л.С.; курсанты и не замечали, как быстро заканчивалась лекция.

По окончании освоения общих положений экспертизы временной нетрудоспособности и перед началом изучения понятий стойкой утраты трудоспособности, заведующий кафедрой ознакомила слушателей с основами пенсионирования в Советском Союзе. Рассказала о пенсиях по возрасту, по инвалидности, за выслугу лет, социальных пенсиях; в заключение привела приблизительные размеры пенсий, названных выше.

Курсанты записывали информацию; многие статистические данные в Советском Союзе были “секретными”.

– И, наконец, размер социальных пенсий в нашей республике составляет от двадцати пяти до тридцати рублей! – завершила пенсионную тему Леонора Семёновна.

– Сколько-сколько?! – переспросил лектора Фазаил, врач-кардиолог из Баку.

– Да-да, Вы не ослышались, коллега – от двадцати пяти до тридцати рублей в месяц! – повторила заведующий кафедрой.

– Как же на такие деньги можно прожить?! – возмутился эмоциональный азербайджанец.

– А вот об этом, уважаемый коллега, данной категории граждан надо было думать раньше, а не к моменту оформления пенсии! – заметила Леонора Семёновна.

На курсах переподготовки, по причине близорукости, я предпочитаю передние ряды аудитории. Мне было хорошо видно, что последний вопрос Фазаила вызвал у профессора негативные эмоции: лицо покраснело, на нём появились признаки неудовольствия и досады; Леонора Семёновна сочла необходимым объясниться:

– Не стану вам, коллеги, подробно объяснять, как формируется бюджет государства; в общих чертах, я расскажу о порядке пенсионирования. Вот мы с вами работаем, из заработанных нами денег определённые суммы отчисляются в систему социального обеспечения. А уже оттуда они направляются на выплату пенсий, в том числе, и социальных! Стало быть, мы с вами содержим иждивенцев, нахлебников, многие из которых не имеют ни одного дня трудового стажа и не принесли никакой пользы государству!

Слушатели, сочувствовавшие малообеспеченным гражданам, задумались: против таких аргументов не возразишь!

– Кроме того, представители данной прослойки общества лечатся в государственных учреждениях здравоохранения, а их дети – учатся в государственных школах, средних и высших учебных заведениях страны! Позволю заметить – бесплатно! То есть, неработающие трудоспособные граждане, не внося ни одной копеечки на развитие этих отраслей, как, впрочем, и всего народного хозяйства республики и страны, без зазрения совести пользуются социальными благами государства! Как же иначе, как ни приживальщиками, можно называть эту категорию граждан? – обратилась Леонора Семёновна к слушателям.

– По разным причинам женщины не работают, бывают сложные семейные обстоятельства, – с медлительностью, характерной для жителей Прибалтики, произнесла Ядвига, заведующий терапевтическим отделением поликлиники города Вильнюса.

– Да, спасибо за подсказку! Надеюсь, коллеги, вы поняли, что речь не идёт о случаях, когда неработающий человек осуществляет уход за членом семьи, который нуждается в постоянном уходе или надзоре: инвалидом или престарелым родственником. В таких обстоятельствах, низкий поклон людям, не переложившим заботу о своих близких на государственные службы! – пояснила профессор.

Аудитория вполголоса обсуждала услышанное. Предоставив курсантам возможность поделиться мнениями, Леонора Семёновна продолжила тему, так взволновавшую её:

– Я говорю об особах, мировоззрение которых сводится к утилитарному посылу: “Я не хочу работать и не буду! Ещё чего не хватало: каждый день вставать ни свет ни заря и тащиться на работу! Лучше дома посижу!”
 
Так что, не надо жалеть иждивенцев, “сидящих на нашей шее”, уважаемые коллеги! – подвела итог дискуссии профессор.

После лекции был большой перерыв на чай-кофе; было видно, что курсанты обдумывают полученную информацию.

Мне же вспомнилась бабулька, “дозированно” покупавшая кильку; я решила, что она тоже из категории домохозяек, в трудоспособном возрасте не утруждавших себя работой на пользу своей страны.

А возраст этот, судя по внешнему виду женщины, приходился на послевоенные годы, когда рабочие руки в разрушенной фашистами Белоруссии, были, ох, как нужны!

Через несколько лет ко мне, заместителю главного врача по экспертизе временной нетрудоспособности, обратилась коллега, заведующий терапевтическим отделением поликлиники. Зоя Ивановна (имя-отчество изменены) пожаловалась, что у пожилой мамы совсем маленькая пенсия, насобиралось множество болезней, может, оформить её на группу инвалидности?

Я поинтересовалась: для каких целей нужна инвалидность? Для льгот на медикаментозное обеспечение? Так ведь цены на лекарства, ассортиментный перечень которых в Советском Союзе не отличался многообразием, и так были невысокими.

Зоя Ивановна ответствовала:

– Мне сказали: если комиссия установит вторую группу инвалидности, то размер маминой пенсии увеличится!

– Никогда размер пенсии по инвалидности не превышает величину пособия по выслуге лет! Какой стаж работы у Вашей мамы, Зоя Ивановна? – поинтересовалась я.

– Никакого – мама никогда не работала, – ответила коллега.

– Как – никогда не работала?! – поразилась я.

– Она вышла замуж за инвалида войны, родила меня и сидела дома. Потом отец умер и мы с мамой остались вдвоём. Через полгода навестить друга приехал его однополчанин, не знавший о трагедии в нашей семье, влюбился в маму и женился на ней, – описала Зоя Ивановна послевоенное житьё своей семьи.

– А потом, когда Вы подросли, Нина Васильевна (имя изменено) тоже не работала? – допытывалась я.

– Нет, ведь в частном доме у женщины всегда много работы! Мама так устаёт, пока всё переделает! – ответила коллега.

Я мысленно отвлеклась от разговора, вспомнив мою маму, Лукашевич (Кудряшову) Анну Евдокимовну, уроженку деревни Крюковка Крапивинского района Тульской области по административному делению двадцатых годов двадцатого века.

Моя мама, ровесница Нины Васильевны, будучи студенткой лесного техникума, во время войны активно участвовала в копке траншей и других тяжёлых земляных работах.

После окончания учебного заведения молодого специалиста распределили в Телеханский лесхоз; с октября 1945 года мама восстанавливала уничтоженные фашистами белорусские леса, работая инженером по лесокультурам. Спустя годы, в  редкие минуты отдыха, она рассказывала повзрослевшим детям, что первые послевоенные годы, группу работников-лесоводов сопровождала военизированная охрана; в лесу было много недобитых фашистских прихвостней.

Потом – замужество, рождение пятерых детей, большое подсобное хозяйство, огород и “сотки” картофеля, необходимого для прокорма большой семьи и домашней живности. Короткие декретные отпуска – пятьдесят шесть дней до родов и пятьдесят шесть дней после родов. Работа на производстве, “от звонка до звонка”, – более тридцати лет.

Воспоминания о нелёгкой судьбе моей мамы-труженицы стремительно промелькнули в памяти после фразы коллеги о чрезвычайной занятости её матери-домохозяйки.

“По-разному люди проживают отмеренный им земной путь”, – подумала я, мысленно возвращаясь в кабинет “из путешествия во времени”.

Вероятно, сравнение жизненного уклада моей мамы и матери визави, отразилось на моём лице: Зоя Ивановна заинтересованно смотрела на меня.

Я очень пожалела, что принципы медицинской этики и деонтологии, не позволяют мне процитировать коллеге Леонору Семёновну и её характеристику контингента, живущего за чужой счёт: “иждивенцы и  нахлебники”.

И фразу профессора: “…надо было думать раньше, а не к моменту оформления пенсии!”

P.S. Нина Васильевна была направлена на освидетельствование врачебно-трудовой экспертной комиссии; у неё, в самом деле, имелись заболевания, ограничивавшие трудоспособность.

Пенсионерка была признана инвалидом второй группы, что не повлияло на размер пенсии соискательницы лучшей, более обеспеченной, жизни.