Видал у галки?

Эта статья навеяна воспоминаниями о моей двоюродной бабушке - тёте Вале. Это была очень сильная духом женщина, которая никогда не теряла веры в лучшее, т.е. была оптимисткой до мозга костей. Её любимой фразой, когда она пыталась помирить поссорившихся из-за какой-нибудь ерунды, была: "Живите как в сказке! Что же вы из-за фигни страмитесь!"

Сейчас модно говорить о всяких там программах активного долголетия, где бабуль и дедуль учат обращаться с компьютерами, танцевать румбу и т.д. А в моей памяти тётя Валя осталась полной энергии бабулей, которая до 70 лет ходила на лыжах в соседние деревни - в магазин, к родственникам. Всё лето бегала босиком, носила из соседней деревни в нашу молоко бабушке. Но больше всего мне запомнилась она как завсегдатай тусовок. Её даже молодые называли не бабой или тётей Валей, а Валюшкой.

Родилась она в 30-х годах под Волоколамском. Во время войны там лютовал фашист - отца на фронт забрали, где он вскоре погиб, мать фашисты расстреляли, немного позже подорвался на мине её родной брат. Так Валентина, симпатичная, шустрая девочка, оказалась в детдоме в самый разгар войны. И голод знавала, и потери.

После войны ее, молодую, отправили на ткацкую фабрику по распределению, где она и познакомилась с моим двоюродным дедом, который работал там. Не знаю уж, как она могла влюбиться в хромого и вечно недовольного всем на свете, но вскоре они поженились. Говорят, что замужество спасло её от суда. Абсурдного суда послевоенного государства. Когда она уезжала из общежития, чтобы поселиться на постой к одной бабке рядом с ткацкой фабрикой, то по молодости и наивности прихватила с собой одну казённую наволочку и подушку. Комендант вызвал милицию, дело закрутилось. Поэтому брак спас её от, возможно, заключения. Будущий муж взял её на поруки, вернул украденное и, скорее всего, как-то "договорился", и дело быстро замяли.

Валентина в замужестве прямо расцвела, стала просто красавицей. Поначалу она пыталась во всём быть покорной мужу. Тот вечно ворчал, ревновал её. Он был с рождения хромой из-за какой-то детской травмы. Всё время с клюшкой ходил, даже смолоду. Естественно, что хозяйственные дела по огороду, уходу за скотиной лежали на ней. Сначала он работал на ткацкой фабрике учётчиком, а после того как ему дали инвалидность - стал плести корзинки.

Валя родила двоих детей, всю жизнь работала ткачихой. Привыкнув к аскетической детдомовской жизни, она никогда ничего не просила. Что-то шила ей соседка, что-то дешёвое покупала сама. Единственное, с чем она не хотела мириться - это нелюдимость мужа.

Душа её всё время требовала сердечности, общения. А муж обидится на какую-нибудь ерунду, молчит целыми днями. Трудно очень было Валентине привыкнуть к такому. Рассказывала, как ей надоедали эти игры в молчанку с мужем. Сама она была горячего нрава, и если разозлится - отругает и всё, вскоре успокоится. А здесь постоянно инициатива примирения исходила от неё. Ляжет спать, а Шурка отвернётся от нее. Говорит, что повернёт его к себе чуть ли не силой, поцелует. Ну, он и оттает.

Но однажды ей так надоело это всё: туда не ходи, с теми не болтай подолгу, что всё-время сплетничаешь и т.д. Одним словам, придиркам не было конца. И Валентина взбунтовалась. Во-первых, она ушла на день рождения к подруге в соседнюю деревню, во-вторых, выпила немного и вернулась только поздним вечером. Увидев надутого мужа, она, даже не обмолвившись с ним ни единым словом, обиходила скотину, наспех поужинала картошкой, которую сварил муж, и хотела было лечь спать, как была остановлена супружеским допросом: где была, почему поддатая и т.д. Выслушав отчёт Валентины, Шурка разгневался и начал читать нотации, повторяя, чтобы она больше не смела так поступать.

Валентина встала перед мужем, не долго думая, задрала подол у платья и, похлопывая себя по известному месту спереди и вертя голым задом прямо перед его носом, прокричала: "А видал у галки сикалку??? Больше не увидишь!" Шурка от возмущения метнул в неё тростью, Валентина с ловкостью увернулась. И с тех пор лишила его супружеского довольства.

И после этого события уже могла себе позволить все те душевные радости, которые были недоступны до этих пор: всласть наболтаться колодца с бабами, сходить на праздник в бригаду. После этого жеста она перестала обращать внимание на его вечное недовольство и бубнение, почувствовала волю.

Однако настоящая жизнь для неё началась после того, как дети женились и уехали, а её Шурка рано умер от рака. Хоть и тяжело ей было вначале, она скоро привыкла к одиночеству дома и в осенне-зимний период с удовольствием ходила по гостям, сплетничала. Придёт иногда к бабушке с ночёвкой, все новости ей перескажет. И про кого не спроси, про всех всё знает.

Её выстраданная в годы брака независимость чувствовалась во всех её взглядах, советах, смешных каких-то поговорках. А её выражение, положившее начало семейной независимости и непокорности мужу-самодуру, стало у нас афоризмом для бытовых вопросов.