розовый отпуск

==========================================================
  У   Анатолия с Анастасией разладились отношения. Они были вместе уже пятнадцать лет, когда отмечали эту дату, она пошутила: « Это  срок, дальше только вышка». Жить так долго вместе большое испытание. Да ещё с ней случилось несчастье, как говорил Анатолий «неожиданная травма» (как будто травмы бывают ожидаемые). Потом операция и долгое, длиною в год, мучительное восстановление.
     Анатолий устранился. Он как бы был, но не поддерживал. Почти не общался с женой, не ласкал, дистанцировался.  Как будто не верил в её выздоровление до конца,  поставил крест и решил отвыкать. Иногда ей казалось, что брезговал или боится заразиться, смешно, это была не болезнь, а несчастный случай, сломавший ей здоровье.
   

 Может, он и нашёл кого  на стороне. Настя  старалась не думать об этом. Сражалась в одиночку. Устала и держалась из последних сил, хотелось забыть обо всём и уйти, куда глаза глядят. Глаза то глядят вдаль, а под боком двое детей и свекрови ребёнок — капризный муж, требующие обслуживания и заботы.
     В начале лета выехали с друзьями за город, в любимый ресторан на природу, вшестером, не считая детей.  Горная речушка с тихим журчанием, лес, птички поют, а под деревьями в укромных местах беседки под зонтиками, как грибы разбросаны. Меню соответственное — перепела, шашлык из осетрины, мясо в горшочках, лепёшки тандырные.               
     Пили коньяк, сухое вино, вкусно ели, общались. Все расслабились.  Люба, — жена влиятельного в области коммерсанта и депутата в одном флаконе, выждала подходящий момент и обратилась к мужчинам:
—Отпустите  отдыхать в Анталию, устройте жёнам каникулы!
      Её муж давно дал ей добро на  поездку, Викин  муж Виталий самостоятельно решения не принимал, — как его шеф, муж Любы скажет, так и будет.  Другое дело Анатолий — у него свой бизнес, он тут никому не подчиняется, но его бизнес не сравнить с бизнесом мужчин сидящих с ним за одним столом.  И он за это их уважает, у кого денег больше, тот и победитель.  Вчера Люба позвонила Насте и предложила совместную поездку. Настя даже мысли не допускала, что муж отпустит.  Люба заверила подругу, что он уже отпустил, правда, сам ещё об этом не догадывается.
      


 А сегодня её просьба прозвучала, как в первый раз. Фёдор, муж Любы, выдержал для важности паузу и произнёс:
— Да поезжайте, выпустите пар, попляшете на дискотеках и обратно вернётесь. Обвёл взглядом друзей и добавил, как бы оправдываясь перед ними за своё решение, — Мы за вас спокойны, кому вы старые тётки там нужны? Викин муж улыбался и поддакивал шефу.  И только Анатолий с каменным лицом продолжал вдумчиво жевать осетрину, как будто его разговор не касался. Ему эта затея категорически не понравилась.  Надо же было Любе так испортить ему  аппетит!

Он не любил бросать деньги на ветер, вообще любил копить, а не тратить, на себя, на дом,  ещё куда ни шло, но на жену,  да ещё отпустить одну, без детей! Старухи — от тридцати до тридцати пяти! Но если так легко отпускает Фёдор, то ему сейчас отказать жене здесь, при всех, означает показать свои слабые стороны. Ещё подумают, что бедный, жадный и ревнивый. Так и есть, жадный и ревнивый, но об этом никто не должен знать, но чтобы не решили, что он на мели, скрепя сердце, дал отмашку:
— Пусть едут. Правда, с деньгами сейчас не очень хорошо, если через месяц, то вообще никаких проблем.
— С деньгами, как раз обычно очень хорошо, без них плохо!— поправил его, ухмыльнувшись, Фёдор.
   
 Вот так с Анатолием всегда, вроде и не отказал, но дал ли? Бабушка надвое сказала. Анастасия хорошо знала своего благоверного, ещё вчера предугадала, чем разговор закончится. Но Любаша, тёртый калач, не растерялась:
— Ну и отлично, значит, завтра оплачиваю путёвки и летим. Вернёмся — рассчитаетесь. Бедный Толя часто заморгал от неожиданности. Вот – вот начнёт ртом воздух хватать, как рыба, выброшенная на берег. Дома он, конечно, всё объяснит жене, но не здесь. Анатолий осушил бокал, и перевёл разговор на другую тему. Как обычно, когда жена рядом — с тяжёлым вздохом о работе.
   
 В аэропорт надо было приехать в шесть утра.  Толя отказался везти жену, не встал, не проводил, не простился. Денег не дал. Сделал вид, что спит. Она постояла в нерешительности  — путёвка уже оплачена, деньги всё- равно отдавать, лучше уж ехать, а там будь что будет. Из дома вышла с тяжёлым сердцем, слезы душили.
   
  В зале ожидания друзья  удивились, не увидев Анатолия, как она после травмы чемодан несла?  Она отмахнулась, — ничего страшного, не тяжёлый, а мужа сама не разбудила, пожалела. Было унизительно не только  рассказывать, но и вспоминать, какую он закатил истерику и сколько обидных слов сказал ей вчера вечером. А напоследок как пощёчину дал: «Да катись ты, кому ты нужна!» Улыбалась, но в глазах слёзы.
Забыл, как начинали вместе. Теперь он большую часть года в командировках проводил, и с каждой пачку визиток привозил. Крутые отели, клубы, рестораны, — приятная часть бизнеса. Сам решал, куда деньги тратить. Жену подарками не баловал, шоколад привозил регулярно, сам был сладкоежка.  На день рождения обычно дарил вещь полезную в хозяйстве, последний раз вручил  моющий пылесос, — заботлив, жене облегчает домашний труд.  Настя на пылесос отреагировала: «Спасибо, что не веник. Хотелось бы платье новое. Уже давно выйти не в чем». Муж был готов к её то ли упрёку, то ли  просьбе, не задумываясь, процитировал Жириновского: «Женщина должна быть босая, беременная и на кухне». Куда тебе ходить?
 А тут вдруг вон  как обернулось, оказывается, есть куда! Не только ходить, но и летать вздумала — птица после травмы коленками назад, а туда же,  Анталию ей подавай! Рассерчал муженёк не на шутку. Проплакав от обиды полночи, улетала Настя с тяжёлым сердцем и предчувствием, что это её первая и последняя поездка без мужа и в статусе жены.
   
      Отель выбирала Люба, ей нравились высотные здания, лифты, многочисленные переходы, дорогие бутики, бетонный пляж с шезлонгами, шведские столы в огромных залах. В общем, весь этот шумный ужас. Дискотека на территории отеля. Размах. На людей, выросших в провинции, производило неизгладимое впечатление.
     Настя была подавлена, денег у неё было мало, вряд ли хватит на экскурсии, завтрак с ужином оплачен, обедать она не будет — в этом они с подругами единодушны. Любаша в постоянной борьбе со своей фигурой и постоянно ей проигрывает. Вика отказалась от обедов из солидарности, хоть фигурка,  как  у куклы Барби.
   
 В первый же день её подруги обошли все бутики отеля, накупили нарядов, сувениров.  Люба из каждой своей поездки всегда возвращалась с золотом, покупала много, впрок, вдруг её статус изменится, драгоценности   останутся. Обвешивалась, как жена индийца, в любой момент готова на выход. Настя ловила на себе взгляды подруг, в которых иногда сквозила жалость и чувство превосходства. Когда идёт сравнение, всегда есть униженные. Она старалась не замечать этих взглядов, и никогда не завидовала, не со-ревновалась, в природе всему есть место — и звёздам, и деревьям и травам.
   
   
  Любаша примеряла очередную дублёнку в огромном магазине, на первом этаже отеля. Меховые и кожаные изделия были представлены в таком количестве, что можно было провести там весь отпуск. Анастасия  поняла, что они тут надолго и присела в кресло, Вика и Люба по очереди крутились перед ней: ну как? Хозяин магазина — смуглый симпатичный турок, лет тридцати пяти, лично обслуживал и предлагал всё новые и новые модели, расхваливая свой товар, бросая заинтересованные  взгляды на третью подругу. Он отлично говорил на русском и уже несколько раз поинтересовался, почему мадам ничего не хочет присмотреть для себя. Неужели она равнодушна к таким прекрасным мехам? Что бы отвязался, «мадам» взяла первую попавшуюся кожаную куртку и примерила.   Куртка села,  как влитая, подчеркнув стройную фигуру и тонкую талию.
      
 Приземистая,  широкоплечая   Люба уже взмокла и раскраснелась от примерок, но так и не нашла подходящую дублёнку или шубку, в которой бы  нравилась себе. Постепенно магазин наполнился  праздными туристами. Все обращали внимание на русских женщин, без комплексов немцы присаживались в кресла поглазеть. Хозяин так и пританцовывал вокруг, накидывая на Настины плечи то серебристую песцовую шубу в пол, то короткий чёрный палантин из стриженой норки, на ней, как на модели, все вещи выгодно смотрелись. Настя вежливо отклонила очередную вещь и предложение большой скидки.
 Люба выбрала наконец и куртку и полушубок.  Глаза турка горели, когда он смотрел на Настю, прощаясь, высказал, что первый раз видит такое равнодушие молодой красивой женщины к мехам. Её же глазам пропел отдельные дифирамбы.
     Вечером, она вошла в свой номер, приняла душ, легла на кровать, протянула руку выключить бра над головой, да так и застыла от удивления: на туалетном столике перед зеркалом лежал небольшой предмет, напоминающий футляр. Когда она уходила на ужин, предмета не было.
Она встала, и не сводя глаз с футляра, подошла к столику:  может взрывное устройство — испугалась она и позвонила подругам.  Через минуту женщины уже были в её номере.
—Да ладно, слишком маленький для взрывчатки, — сделала вывод «опытный пиротехник»  Вика.
—Наверно презент от отеля, горничная оставила, — предположила  бывалая Люба, большую часть жизни она  теперь проводила  за границей. Открыли. Внутри футляр был обтянут атласом, и на его дне лежала восхитительная красная  роза. Живая, свежая, с капельками росы. Подругам горничная розы не положила. С кислым видом разошлись по номерам.
      
Утром после завтрака Настю ждал  в номере роскошный, искусно составленный букет цветов в корзине. В номерах подруг все лужайки были пусты. Изумлённая Настя постояла возле него, полюбовалась, взяла купальник и поспешила вслед за подругами на пляж. Вернувшись, обнаружила второй, не менее роскошный букет, в ванной комнате. Она приоткрыла дверь в коридор — горничная выкатила свою тележку из соседнего номера. Нет, она цветы не оставляла. Приходил рассыльный из цветочного магазина, когда она убирала номер. Нужно поискать в букете визитки, — посоветовала она. Но визиток не было.
   
 На исходе первой недели,  Настин номер превратился в настоящую оранжерею. Букеты, один роскошнее другого, появлялись каждый раз, когда она покидала свой номер. На пляже, в ресторане и в лобби, где обычно было полно народу, подруги пытались угадать, кто мог посылать ей цветы. Хотела она или нет, но разговоры на эту тему в их кругу не прекращались. Ещё вчера их надменные и снисходительные взгляды, сегодня сменились на плохо скрываемые  завистливые.
Настя не желая того, стала мощным раздражителем для подруг, она физически ощущала стрелы яда, выпускаемые ими. Женщины то и дело подкалывали её, а практичная Любаша откровенно назвала тайного воздыхателя идиотом, когда не поленилась сходить в цветочный магазин в их отеле, и увидев цены, прикинула, на какую сумму украшен номер Насти:
— Лучше бы купил кольцо с брюликом, — чем посылать тебе гербарии, — заявила она.
—Не лучше, — отреагировала Настя, глаза её сияли. — Цветы, равноценные брюлику, которые завтра завянут, — подарок сумасшедшего романтика. И он сам даже не представляет, что сделал для меня. И как вовремя.

—А то, что он никак себя не обнаруживает, это нормально?
—Это не нормально, это восхитительно!
—Боже, как романтично, — подкатила глаза Люба, ну—ну, поживём—увидим…
Что она хотела увидеть, Любаша затруднялась сформулировать. Но чувствовалось, — ей очень хотелось увидеть то, из-за чего бы у Насти перестали сиять глаза. В конце концов, это нечестно, Настя вообще здесь случайно оказалась. В долг. Это  благодаря Любе она выехала из дому. Люба всё организовала, оплатила, так долго ждала, и так тщательно готовилась к этому романтическому отпуску без мужей, занималась фитнесом, плавала, истязала себя диетами, а все цветы мимо!
   
   
     Они  загорали на пляже в шезлонгах, когда увидели долговязую, сутулую фигуру старика в ярких кумачовых плавках. Он шёл, выискивая свободный шезлонг и в упор рассматривая отдыхающих. Старик был потрясающий. Редкие, крашеные волосы едва прикрывали лысину. На месте, где должны быть брови — татуаш, недавно окрашенные ресницы  не монтировались с бледной, старческой кожей в пигментных пятнах и веснушках. Орлиный нос и выцветшие, некогда синие глаза с характерным миндалевидным разрезом выдавали национальную принадлежность. На его цыплячьей шее висела золотая цепь с православным крестом. В руках красная панама.
 Старик смахивал на актёра или певца, только не оперного, уж больно тощ.
—Петух общипанный! — шепнула Люба
—Вот и мой принц — цветодар пожаловал,— сострила Настя, и довольные подруги  громко рассмеялись. Старик поравнялся с ними и остановился, бесцеремонно разглядывая веселившихся женщин:
—Не помешаю? Не ожидая ответа, присел на соседний шезлонг. — Дамы из России? — спросил он, сильно грассируя.

—А как вы узнали? — произнесла Люба.
—Я русских вижу за версту. Только сегодня приехал, а уже заметил: отель на восемьдесят процентов заполнен русскими.  Хотелось бы узнать, как вам живётся в вашей стране — искренне произнёс старик и представился — меня  зовут Александр. Мои родители эмигрировали из России в Швейцарию, когда мне было два года.
—Во время революции? — уточнила Любаша, и у старикана от волнения  задёргался один глаз.

—Нет, ну что вы! — возмущённо возразил он. Мне только шестьдесят два.
     Лет двадцать, как минимум, он себе сбросил. Женщины приумолкли от неожиданности, обычно наши старики гордились своим возрастом, некоторые были не против накинуть годков пяток, пытаясь вызвать восхищение или уважение своей древностью, если восхитить больше нечем. А этот наоборот.
—У вас прекрасно сохранился язык, — сделала комплимент Настя, заполнив неловкую паузу. Сказать, что он сам прекрасно выглядит на шестьдесят два, язык не повернулся.

—Благодарю, видите ли, мои родители дали мне хорошее образование, я знаю несколько иностранных языков, но в семье всегда было принято говорить на русском.
     Они немного поговорили о преимуществах отдыха в Турции и видимо, для подтверждения своего юного возраста Александр сообщил, что собирается покататься на водных лыжах. Он предложил женщинам составить ему компанию. Подруги единодушно отказались.
 Когда бывший российский подданный, бодрым шагом, на какой был только способен, решительно направился к лодочникам в конце пляжа, женщины переглянулись, и Вика произнесла, перекрестившись:
— Боже сохрани, умрёт на этих лыжах, а нас в свидетели возьмут.
— Да, если выживет, надо будет с ним подружиться, он столько всего видел, столько интересного может рассказать!— выразила надежду Настя.
—Если вспомнит, — у него сто процентов склероз,— поставила Любаша диагноз, — вот увидите, придёт к нам снова знакомиться, как в первый раз.

      До захода солнца подруги развлекались, наблюдая, как Александр пытался удержаться на водных лыжах. Его упорству можно было позавидовать. Возможно, он, когда-то на них и стоял, но навык был давно и прочно утерян. Женщины сбились со счёта, сколько раз он становился на лыжи и снова падал, не продержавшись на воде и десяти секунд. Настя предположила, что Александр долгое время катался на горных лыжах, так как  принимал стойку горнолыжника — наклонившись вперёд и слегка подогнув колени. На воде это совершенно не годилось, и он раз за разом терпел фиаско.
 В конце концов, его еле живого втащили в лодку и привезли на берег. Отдышавшись, Александр объявил дамам, что лодочник дурак и всё делал не правильно. Одним словом — турок, — нашёл он себе оправдание.
—Вы наверняка катаетесь в Альпах, поскольку живёте в Швейцарии?— спросила Настя.
—Конечно, у меня и домик в Альпах, приезжайте отдыхать! — радушно пригласил старик.— Да, а любите ли вы оперу? — смешно, с пафосом спросил он, и, не дождавшись ответа, предложил поехать  на открытие оперного фестиваля:— Я здесь с двумя племянницами, но они не хотят составить мне компанию.
 А пропускать такое грех, фестиваль проходит под открытым небом, в древнем амфитеатре Аспендос коему более двух тысяч лет, великолепная акустика, под звёздами,  будут артисты с мировыми именами. Откроет фестиваль Ankara State Opera and Ballet Orchestra. Соглашайтесь составить мне компанию, в оперу без дам не ходят, — Александр приглашал всех, но обращался к Насте. Люба перехватила его умоляющий взгляд и  пошутила:

— Направление выбрано верно,  наша подруга фанатка оперной музыки, безусловно не откажется от приглашения, а у нас сегодня с утра запланирована банальная, скучная дискотека…
—Я так и подумал, — обрадовался старик. Жду вас в восемь в холле. Он резво поднялся и пошлёпал к отелю, чтобы вдруг не нарваться на Настин отказ.
—Ну и что это было? — расстроено спросила Настя. Люба улыбалась, не скрывая своего удовлетворения:
—Вот это кавалер, я понимаю! Швейцарец, если он действительно швейцарец, а не швейцар, — вот кто тебе цветочки посылает, дорогая! Всё ясно и к бабке не ходи!
—Он же сказал, что сегодня приехал.
—Я могу сказать что угодно, ты на слово поверишь? Настя пожала плечами, она знала, что это не он, просто потому что не мог же он всё время скрываться, да и подруги тоже знали.

    Ровно в восемь вечера, Александр стоял, как горящая свеча перед выходом из отеля: на нём были ярко—красные брюки и ядовито-фиолетовая футболка. Немыслимое сочетание, но  те, у кого имеется свой домик в Альпах, не слишком заморачиваются во что одеться на отдыхе в Турции. Главное, чтобы было удобно. Настя была в длинном, лёгком платье из тонкого трикотажа. Александр просиял при её приближении, комплимент произнёс  и ручку поцеловал. Затем победоносно окинул взглядом фойе отеля – все ли заметили, какую он тут даму дожидался в своих красных штанах!
 Настя смутилась, поспешила к выходу. Александр подхватил объёмную спортивную сумку и вышел вслед за ней. Перед отелем стояла вереница автомобилей. Счастливый житель Швейцарии долго торговался с водителем, наконец, ему предоставили желаемую скидку, и он удовлетворённый пригласил спутницу сесть в машину. Смущенная этой сценой Настя сказала, что прямо сейчас готова оплатить  расходы на такси и билеты.  Александр нахмурил брови и обиженно пояснил, он пригласил даму и удивлён, мало того, оскорблён её предложением.
Он может себе позволить всё, что захочет, — он владелец швейцарского банка и между прочим, миллионер. У Насти не было знакомых миллионеров, и она не знала, торгуются ли они с таксистами. Наверное, торгуются, по этому у них миллионы — разрешила она свои внутренние сомнения.
     Пока ехали, разговаривали о жизни в России, Александру было всё интересно, он активно задавал вопросы, правда скоро утомился, угомонился и в конце пути вздремнул, всхрапнул, но машина затормозила, и он вскинул свою поникшую головушку.
При ближайшем рассмотрении, Настя решила, что ему не меньше восьмидесяти лет, а может и больше. Ей было удивительно, что люди в таком возрасте путешествуют и довольно легко, правда, иногда засыпают на ходу, но это видимо от недостатка энергии. Вздремнул — зарядился и дальше пошлёпал. Они вышли из автомобиля, и пошли по дорожке к входу в древний театр. Народу было много, и только теперь Настя увидела, что у Александра в сумке — он предусмотрительно захватил из номера два пледа, чтобы постелить их на каменные сиденья амфитеатра. Она поняла, что Александр здесь не впервые.
Бывалый любитель оперы, уже купил программку и, нацепив очки на нос, знакомился с ней, громко отмечая любимые произведения и делясь со спутницей мнением о певцах. Тем временем в театре установилась тишина. В оркестровой яме то и дело скрипачи робко прикасались смычками к своим инструментам, как будто сомневались, что ещё способны извлекать звуки. Швейцарский банкир был естественен, как ребёнок: говорил громко, крутился на своих двух фасолинах, устраиваясь поудобней на каменном сиденье, бережно укрывал Настю пледом,  в установившейся тишине неожиданно трубно высморкался, прошуршал фантиком, разворачивая конфетку, предложил спутнице, — нет, не будешь, положил себе в рот и, наконец, устремил взгляд на сцену.

 Зазвучала музыка и через минуту, Александр уже храпел, под прекрасную мелодию, уронив голову на грудь. Настя сжалась в комок и не знала, как себя вести, разбудить или не стоит? Но потом решила, пускай это сделают те, кому он мешает. Александр оказался действительно бывалым зрителем — он храпел во время партии, но когда последние звуки музыки замолкали, резко  просыпался и делал заинтересованное лицо, громко делился мнением, лениво аплодировал тонкими, аристократическими руками с маникюром.
 Рядом сидящие зрители получали двойное удовольствие: и от оперы и от Александра. Оперные фанаты вероятно забыли зачем сюда пришли, откровенно забавлялись, наблюдая за стариком, покатывались со смеху. Настя с трудом сдерживала смех и боялась, что сейчас с ней случится истерика. После Nabucco Верди, объявили Тоску. И, услышав печальные звуки произведения, вслушалась в чарующий голос певца,  забыла обо всём, улетела далеко-далеко,  глаза наполнились слезами, она подняла лицо к небу, увидела над головой яркие звёзды и прожила  калейдоскоп эмоций и чувств. Пронзительный укол счастья, мгновение, и уже  другая эмоция завладела ею…
Настя была впервые в опере. И теперь поняла, почему некоторые люди, преодолевая большие расстояние, терпя перегрузки и неудобства в перелётах, считают для себя очень важным побывать на подобных фестивалях, хоть раз в году. То, что они получают за один концерт, может держать их в относительной гармонии в это сумасшедшее время до следующей встречи с прекрасным. Такой восторг, такой шквал эмоций Настя испытала впервые, и даже Александр не помешал  своим экстравагантным поведением, скорее наоборот — не дал впасть в чрезмерную серьёзность, подтвердив своим присутствием, что жизнь забавна и стоит ко всему относиться с большей лёгкостью, не так драматично, как Настя.

     Когда она вернулась в номер, отметила, что за время её отсутствия оранжерея в номере пополнилась ещё одним букетом, Настя улыбнулась и поприветствовала новую икебану, склонившись над цветами, она вдохнула розовый аромат, погладила крупные тёмно—зелёные листья и заметила визитку в середине букета. Это оказалась просто визитка цветочного магазина.
   
 Обладательница оранжереи подошла к зеркалу и пристально, как будто впервые, вгляделась в своё отражение. За несколько «розовых» дней в Анталии  она посвежела  и похорошела. Промытые сегодняшним вечером глаза светились, кожа под южным солнцем приобрела золотистый оттенок, и даже каштановые волосы заблестели ярче.  Но самое большое изменение произошло с её душой – тёмное облако предчувствий ушло, не оставив следа, всё, что накопилось за последний период дурного, растаяло безвозвратно. Неизвестный поклонник своими цветами сделал Насте невероятную, неоценимую услугу, она за несколько дней вышла из депрессии без лечения, которое ей точно бы понадобилось, останься она дома.
 Она почувствовала себя настоящей женщиной впервые за последние лет десять. И вдруг перед Настей всплыла картинка первого дня в Анталии: они с подругами в меховом магазине и последние слова хозяина магазина, уносящего гору мехов на свои места, он спросил:
—Чем же вас можно удивить, мадам, если такие меха оставили вас равнодушной? — Вы вообще что-то любите?
—Цветы, — произнесла она, ничего не имея в виду. Как она раньше не догадалась? Конечно, это он. Да она больше и не общалась ни с кем! И зачем она сейчас догадалась? Забудь – приказала себе и успокоилась.

     Но не получилось. Уже на следующий день они столкнулись на пляже. Мужчина подошёл к подругам и поздоровался, держа за руку мальчика лет семи:
— Познакомьтесь, это мой сын, — сказал он, смущаясь, и присел на краешек Настиного шезлонга. Он пригладил вихры на голове сына и тихо сказал:
— Я места не нахожу, если хоть день издали не увижу тебя. Всё брошу, только скажи, поеду за тобой. Видишь, у меня всё серьёзно, я даже сына взял тебя показать.
— Вы сумасшедший!
— Да, я сошёл с ума, когда увидел тебя и не могу больше ни о чём думать. Живу минутами, когда хоть издалека могу смотреть на тебя.  Не знаю, что буду делать, когда уедешь.
— Это ненормально, вы больны. — Как вы можете своего ребёнка травмировать? — Настя встала и почти бегом поспешила в отель.

      В аэропорту, взяв с ленты багаж, Настя задумалась о том, как встретит её дома муж.
     В зале ожидания она с удивлением обнаружила среди встречающих Анатолия. Он смотрел на жену, как раньше, до её болезни, как мужчина смотрит на свою любимую женщину.
      Дома в спальне её ждал большой букет роз в новой напольной вазе. На столике  в ведёрке со льдом охлаждалось шампанское. Рядом — корзинка с её любимой клубникой. «Чудеса» — удивилась Настя. А за её плечом стоял Ангел-Хранитель и улыбался.