Твоя монохромная апатия

Жуткая белая кома
               
Застыла в сплетении вен.
               
Клокочущей чёрной болью
               
Легла на дорогу тень.
               
© Алиса Котова



      Если ад и существует, то там не раздаются вопли грешников. Там одиноко и пусто, как в больничной палате, где от стерильной белой стены с бурыми кровоподтёками холодом веет. За ней бездыханные мертвецы, кривыми губами шевеля, дышат, расправляя, что мотылёк оборванные крылья, лёгкие свои гниющие. Шёпот.

      Страшно ли тебе? Нет. Это безысходность. И пощёлкивание светодиодной лампы над головой. Скоро ты к ним присоединишься. И не уплыть по морям слёз, ибо они уже высохли, не улететь на потерянных в этой войне крыльях, лишь фантомные боли поверх безобразных рубцов на бархатной спине напоминают… Боль.

      …А за окном шелестит трава в одурманенных пряным запахом ночных цветов полях, что под луной свободу разлили. За окном серебристого водопада грохот, что шепчет ветру о счастье, да передаёт сверкающие россыпи каплей своих переливчатых, так на слёзы девичьи похожих. За окном горит невиданный закат, удивительный, неправдоподобный, тронешь его – опалишь крыло и душу свои. За окном рассвет пастельный занимается, так похожий на сахарной ваты слои, что рыжая зеленоглазая девчонка, улыбаясь, ветру дарит, ступая босыми ногами по нежным капелькам ледяной росы, окуная ступни по щиколотку в белёсый густой туман, по полям стелющийся, и ноги сводит от холода обжигающего. За окном молния сверкает в лесу, разрывая картинку на части, небо рыдает, роняя вниз изумрудные капли, скидывая их на землю, влажный запах которой просачивается к тебе, дурманя и опьяняя. Всё это создаёт впечатление жизни, но лишь впечатление – в действительности уже ничто не может преодолеть ненавистный порядок безграничной отчуждённости и безнадёжного одиночества. Того одиночества, что абсолютно, в котором человек – это задуваемая зловонным ветром искра жизни – первая и последняя. Шелест.

      Тонкая грань между реальностью и коматозным состоянием, когда силы есть лишь по полу липкому до ванной дойти, нанести предсмертный грим на лицо, ведь внутри всё изрезано, изуродовано. А они уж скребутся, чувствуя твою скорую погибель. Плевать – подождут немного. Ты ломаешь стекло в пальцах, будто это мягкий шоколад, тающий на ладони. Осколки тепла твоего безграничного - в стены, а душу – на пол, кафелем белым выстланный. Твой монохромный мир преображается алыми пульсирующими звёздами. Желание быть услышанным. Агония.

      А каков смысл? Ведь в жизни-то его нет, и это, кстати, величайшая её ценность. Всё остальное – лишь рамки: «смысл в любви, смысл в вере, смысл в деньгах» - каждый решит сам. Вот, например, твой смысл – сбежать от самого себя. Но не сможешь ты выйти через этот оконный проём, а эта боль за спиной уже никогда не пройдёт. И мы сгорим здесь, в этом ледяном пожаре, на верхнем этаже твоего… Апатия.

      И на прощанье лишь больной светильник улыбнётся тебе кварцевым огнём.