О книге Повелитель четверга

Игорь Шестков



О книге «Повелитель четверга»

Петербургское издательство «Алетейя» – выпустило компактную книгу, дополнение к пяти моим толстым томам, вышедшим в этом издательстве в последние два года. Это «Фабрика ужаса», «Покажи мне дорогу в ад», «Сад наслаждений», «Шарманщик с улицы Архимеда» и «Дорогая буква Ю».
Названа книга по одному из рассказов, у книги есть подзаголовок – «Записки эмигранта». 
«Повелитель четверга». Так звали одного из известных джиннов. Мой литературный герой имел удовольствие с ним познакомиться в нелегкую пору своей жизни. Что из этого вышло – об этом в книге нет ни слова, но каждый может представить себе все, что угодно.
Почти все тексты, вошедшие в книгу – написаны во время пандемии. Вопреки ужасу, депрессии, неуверенности в себе, в своем деле, вопреки новым формам одиночества и отчаяния. Вопреки раздражению, царящему сейчас в обществе. Раздражению, нетерпению, страху и все разрушающей злобе.
Всему этому я попытался противопоставить – то, единственное, живое, что мог создать. Несколько новых рассказов. И пару десятков страниц рассуждений... о том, о сем...
Поэтому, если книжечка случайно попадет вам в руки, – не судите слишком строго мои экзерсисы... попытки жить и дышать в кислотной среде, пульсации старых-престарых тем, всхлипы и чмоки стареющего автора.

Что изображено на обложке?
Фрагмент известной в нескольких вариантах картины Босха или его последователя «Святой Антоний». Сам святой с несколько меланхолической физиономией – на обложку не попал. Он, как и его искушения, присутствуют на ней незримо. Инкогнито, так сказать.
Попало на нее то, что находится перед ним.
Странное здание с женским лицом... бордель. На это прямо указывает красный флаг с белым лебедем и нагая фигурка на входе, приглашающая посетить... отведать... насладиться...
Сарай-бордель то ли стоит, то ли плывет в потоке жизни. Носатая старушенция – ведьма – это его хозяйка... его тело… его суть.
На голове у нее – полуразрушенная башня-голубятня.
Вся эта конструкция репрезентирует наш мир, полный соблазнов, несправедливости и жестокости. Мир, фрагменты которого я так или иначе воспроизвожу в своих рассказах.
Выплывет ли попавший в стремнину человек – этот самый эмигрант, автор записок – неясно.
Птички в небе – это потерянные посетителями заведения деньги. Не только деньги, конечно, но и время и здоровье. И сам сок жизни... пущенный на ветер.
На горизонте – чудесный европейский пейзаж в голубоватой дымке.

Книга открывается псевдо-ностальгическим рассказом «Алый галстук».
Как это часто бывает в моих рассказах (и как это часто случается в моей-нашей эмигрантской жизни) незначительное явление (в данном случае это были сочные красные маки на обочине) и самовозгоняющаяся память потерявшего родину человека сыграли с моим лирическим героем сомнительную шутку – перенесли его во времени и пространстве назад, в московское детство, на крохотную кухню… где мама гладила его первый пионерский галстук. Произошла типичная замена, компенсация, реинкарнация, назовите это, как хотите. И бедному герою пришлось заново пережить мучительную церемонию принятия в пионеры и то, что случилось после нее. Незатейливый, обычный сюжет. Прозрачное повествование, пахнущее детской мочой.
Опытные авторы знают, что писать подобный текст – и не впасть в банальность, в многословие, в пошлость, дешёвый сентиментализм, слюнявость, сварливое обличительство… короче – не угодить в многочисленные ловушки-упрощения – труднее, чем писать триллер с его навязчивым саспенсом.

Второй текст книги – «Мать Грегора».
Это рассказ о возвращении некоего Грегора домой после двенадцати лет тюремного заключения – ни за что. Действие происходит в параллельном мире. Хорошо, однако, нам, эмигрантам из бывшего СССР, знакомом. В обществе победившей диктатуры, угнетающей своих граждан, в месте, где страх перед безжалостной машиной государства, ее ложь и демагогия... и сама опостылевшая мина вождя ежесекундно отравляют жизнь человека.
Грегор устал… он сломлен, давно отказался от борьбы, хочет только одного – отдохнуть от тюрьмы и начать жить… жизнью мещанина… тихо, под защитой домашнего тепла и уюта.
Дома Грегора встречают его мать и дядя Лео, в меру гротескный персонаж, парикмахер, картежник и кокаинист.
Вскоре Грегор узнает, что чтобы платить за квартиру, поддерживать разгильдяя Лео и купить вышедшему из тюрьмы сыну новый роскошный костюм – его матери пришлось годами продавать себя.
Никакого взрыва возмущения Грегора, психического надрыва или негативного катарсиса в этой печальной повести однако не происходит.
«Мать его не заплакала, а только сморщила губы…»
И позволила сыну пососать ее грудь.

В двухчастном рассказе «Жертвоприношение» перенос во времени провоцирует хоррор-фильм про заброшенное кладбище на Аляске.
Мой лирический герой вспоминает, как он с подростками-одногодками и старшей их на два года Юлечкой прогуливался ночью по заброшенному деревенскому кладбищу в Подмосковье… в простынях и с фонариками… вспоминает и тот ужас, то ли мнимый, то ли реальный, которым это невинное приключение обернулось.
Для меня в этом рассказе самым интересным и трудным была композиция текста, напоминающая восьмерку или лист Мёбиуса, внутри которой я, каюсь, заставил шагать и прыгать моих юных героев.

Следующие два текста с многозначительными названиями – «Уколи шоколадного зайца шариковой ручкой» и «Вторая прививка или Кентавры» – это оммаж на две моих прививки против Ковида и на перенесенную в мае 2021-го года корону.
Забавная смесь реальности и бредовых галлюцинаций, пережитая моим лирическим герем в Сумеречной зоне. В которой сейчас тоже свирепствует эпидемия.

Рассказ «Присутствие» – это, на мой взгляд, самый характерный мой рассказ в этой книге. Этот текст – сон. Извечный сон моего лирического героя, уже много лет бродящего как сомнамбула в мистическом лабиринте.
Лабиринт этот создает себя сам… иногда он лес, иногда корабль или дом или площадь в странном городе… и сам же заполняет свои внутренности различными персонажами, многие из которых кочуют из сна в сон эмигранта. Из видения в видение, из кошмара в кошмар…
Призрачный оркестр играет непонятную музыку, без звуков, Годо прячется где-то за непроходимыми горами. Или в глубине вечности.
Симпатичный оборотень, хихикающие гости, сумасшедший священник, попугай, невеста, агрессивный отец невесты с усами как у фюрера и в золотым пенсне. И еще – демоны, зловещие отражения, умершие родители, потерявшиеся друзья, бывшие возлюбленные…
Зачем они собрались?      
Что ожидают от моего героя?
Да, да, вы угадали. 

Следующий текст – «Поговорим об окружающем нас мире» я назвал очерком.
Тут я вынужден открыть то, о чем писатели предпочитают помалкивать. Раскрыть очевидную тайну моих личных предпочтений в литературе. Возможно, сделав это, я получу еще дюжину недоброжелателей и злобных критиков-толстовцев к тем, что уже имею…
Так вот, мне нравятся, меня интересуют, меня тянут только ирреальные противоречивые миры, загадочные истории, не похожие на обычных людей герои, абсурдные мотивации, гротескное, сюрреалистическое действо, разговоры ни о чем и тому подобное. Да еще то, что в нашем добродетельнейшем из миров строго запрещено цензурой.
Мне надоел, осточертел так называемый «реальный мир». И реализм, конечно, тоже. Во всех его формах.
Это мне часто вменяют в вину… и я решил (уже не в первый раз) написать документальный очерк. Очерк, в котором я описываю – окружающий меня мир. Без всяких мистических штучек.
Решил и сделал. Описал. Загнал гротеск, мистику и сюрреализм под кожу, под штукатурку, под асфальт, в мировое подсознание… 
Но кончил все равно найденной в шестидесяти шагах от входа в мой подъезд отрезанной человеческой ногой.
Реализм отомстил.

«Другая сторона» – тоже очерк. Коротенькое воспоминание о начале знакомства в эмиграции с западной книжной и графической культурой.
В этом тексте я рассказываю о том, где и как я столкнулся с творчеством одного из любимых моих художников – Альфреда Кубина.

Следующий текст – «Из энигматического альбома».
Позволю себе процитировать авторский комментарий.
Это особый текст. Идея его – предоставить читателю или слушателю возможность построить в воображении описываемые в тексте сюрреальные миры. Миры Альфреда Кубина.
Не знаю, способны ли современные читатели на что-то подобное, захотят ли... доставит ли это кому-нибудь удовольствие...
Я рассчитывал на таких читателей как я сам, возможно этот рассчет неправильный.
Рисунок Кубина получает от меня субъективную транскрипцию на русском языке. В голове слушателя эта транскрипция превращается в видение, гораздо более красочное и объемное, чем оригинал. Работа Кубина при этом не теряет, а наоборот приобретает, «оживает» на современном материале. Можно назвать то, что я делаю – пастишем... или интертекстом или текстографией. Сознательным сотворчеством.
Я уже не раз использовал подобный прием. Текстографией является, например, первая часть моей повести «Человек в котелке».
Но чаще всего я пишу тексты, которые есть не что иное, как пастиши или интертексты моей собственной, не существующей на бумаге, графики.

«Повелитель четверга».
Этот текст – от пересказа его сюжета я воздержусь – альтернативное начало цикла «Ужас на заброшенной фабрике». Цикла, который мне в последнее время хочется называть «готической повестью».
Вставляю этот рассказ в повесть как вариант.
Когда писал этот текст, любопытно было наблюдать за тем, как меняется прошлое моего героя. И настоящее конечно тоже.
Так меняются фотографии в газете, лежащей в кармане путешественника во времени. 

«Царица ночи».
В черные времена пандемии…
Герой этой повести, который ни разу не назван в ней по имени, едет из отдаленного района Берлина в центр, в театр. На автобусе и на эс-бане. Наблюдает отвратительные и страшные сцены.
В театре узнает, что у него – «лежачее место».
Этот кромешный текст должен в повести «Покажи мне дорогу в ад» следовать за рассказом «Бочка».

«Исповедь наемного убийцы».
Маленькая повесть в восьми частях.
Моя предпоследняя работа. Не без мистики, сюрреализма и абсурда. Как, почему занесло моих героев в эти экзотические миры, понятия не имею. Но именно это – и интересно. Очевидные импульсы из прошлого заядлого эскаписта сопрягаются в этих текстах с интенциями свивающегося в спирали нашего общего будущего. Описанная в этой повести Стена давно окружила и наш мир. Мир, потерявший свою естественную природу. Мир из папье-маше.
И тут позволю себе процитировать авторский комментарий.
Этот текст кажется не дописан. Или дописан. Трудно понять... Одно могу сказать точно – этот текст «с ненадежным рассказчиком». Из текста вовсе не следует, что этот мой рассказчик – на самом деле наёмный убийца. Может, это только человек, представляющий себе все это... мечтающий или отбивающийся от навязчивых представлений... Или мой текст показывает как «все это», представляет себе, что оно человек... наёмный убийца.
Пример нарратива с ненадежным рассказчиком – фильм «Кабинет доктора Калигари». Или «Записки сумасшедшего» Гоголя. 
Да и со временем происходят в этом тексте странные вещи. Его единство и однонаправленность нарушены. Но происходит это вовсе не из-за желания автора подыграть постмодернистскому дискурсу. Нет, время в этом и многих других моих рассказах – это время памяти. Чаще всего обратное или вывернутое наизнанку. И пространство показывает перспективу (ложного?) воспоминания, сходящуюся не в точке на горизонте, а в полуреальном событии... Герой бродит по пространству, состоящему из таких высвеченных усилием сознания сцен.
Единство личности героев тоже оставляет желать лучшего. Вместо человека у меня – вариации человека. Ствола личности нет, но есть ветки. Есть и судьба, но то и дело появляются альтернативные судьбы. И затягивают героя в себя как водовороты.
В конце последней части повести неожиданно выясняется, что главный ее герой, это хорошо знакомый моим читателям Гарри. Это же выясняется и в конце следующей повести – «В подземелье».

«В подземелье».
Это вторая маленькая повесть книги. Состоит она из пяти частей, которые по досадной технической ошибке (вина за которую лежит только на мне) представлены как самостоятельные рассказы. Это: «Анна, Лидочка и Джим», «В подземелье», «Прокофьев», «Игорек и Мишенька», «Оргия».
Странный текст-дежавю, как будто написанный 32 года назад.
Стандартная ситуация малобюджетного фильма ужасов. Или жуткой старинной сказки. Группа сторожей работает на складе типографских машин. В Москве, недалеко от Белорусского вокзала.
Сторожа не знают толком, что они охраняют. Потому что на самом деле никаких типографских машин на складе нет. Зато они знают, что под ними – огромное подземелье. Стремятся в него попасть и попадают. И тут начинаются чудеса. Для каждого из них встреча с подземельем проходит по-своему. Кто-то там погибает, другие – получают неожиданные подарки. 
В эмигрантской кастрюльке сваренные воспоминания. Хорошо поперченные. И, если можно так выразиться, перелицованные.
Ироничный конец вписывает этот текст в контекст моих-наших последних лет. Обещанная оргия так и не состоялась. Зато показала свою гнусную морду война.

«Вечер Ли» и «Шанель номер пять» – это два давно написанных (2006) документальных рассказа попавших в эту книгу только потому, что они отсутствуют в пяти моих упомянутых выше книгах, напечатанных издательством «Алетейя».
Эти тексты так сильно пострадали от самоцензуры, что у меня нет сил и желания их комментировать. Желающие легко найдут их в неурезанном виде в моих нероссийских публикациях.

В «Дополнении» (по желанию неизвестных мне лиц названном – «Дополненная реальность») приводятся два моих интервью интернетным порталам и три авто-представления моих предыдущих книг.

Если вы, господа, спросите меня, какой же месседж несет моя книга, то я затруднюсь ответить. Потому что не могу и не хочу сводить смысл и суть книги к какой-то красивой фразе. Месседж книги заключается во всех ее фразах. В ее полном тексте.
Приятного чтения!