Было или не было

Никогда мне не нравились электропоезда, и ездить ими я не любил. Сидишь, маешься бездельем бесконечные часы подряд. По проходу постоянно шастают попрошайки, продавцы какой-то никому не нужной мелочевки и так голосят, что об поспать и думать нечего. И надо же было моей судьбе сделать такой поворот, что теперь я оказался приговоренным к электричкам!
Из-за кризиса попал под сокращение, полгода получал копеечное пособие и искал работу. Жена меня поддерживала.
– Не сдавайся, Ваня, – говорила она. – Ты обязательно найдешь что-то, я знаю.
И нашел в конце концов – за двести километров от дома, в небольшом городке. Как раз электричками туда ездить и надо. Пришлось ухватился за место, я устал быть в постоянной меланхолии. Начал ездить, и скоро первая радость сменилась тоской. Вставать надо очень рано, все еще спят, а я уже мчусь на вокзал. Раньше мы с Любой завтракали вместе, как нормальная семья, а теперь, когда я встаю затемно, у нее еще несколько часов сна, не отбирать же их.
– Я тебе с вечера буду готовить завтрак, хочешь? – спросила она.
– Да нет, ни к чему, всё равно в такую рань аппетита еще нет.
Однажды я, как обычно, стоял на перроне и ждал поезда. Место, где откроется нужная мне дверь, я давно вычислил и занимал его: чтобы успеть в вагоне устроиться на сиденье, надо войти одним из первых. Стоял я, нетерпеливо ожидая приближения поезда, но опасаясь подходить к краю платформы. Моя нелюбовь к электричкам объяснялась еще и тем, что я боялся перронов и рельсов. В старших классах пришлось ездить в школу на метро, и однажды стал свидетелем гибели человека, который случайно упал под поезд. С тех пор пару раз мне снилось, как я лечу на рельсы, кричу. Потом просыпался весь мокрый и уже не мог уснуть.
Издалека послышался резкий гудок, я снова вытянул шею, чтобы увидеть, далеко ли поезд, и вдруг... Поскользнулся на краю платформы и рухнул вниз! От ужаса я закричал, внутри головы будто что-то взорвалось. Это была одна огромная страшная мысль: «Вот всё и кончено!» Перед глазами мелькнули все погибшие под колесами поездов люди, и мозг затопил дикий страх, внутри которого барахталась огромная жалость к самому себе. Но только странно, почему я ничего не чувствую? Ведь должно быть ужасно больно! Я столько раз с ужасом представлял, что ощущают погибшие на рельсах в последние мгновения жизни, сколько они еще живут после того, как окажутся разорванными на части!
– Мужчина! Эй, что с вами? Перестаньте кричать!
Я вздрогнул и открыл крепко зажмуренные глаза. Меня дергала за рукав женщина с большой клетчатой сумкой в руке. Мы всё еще стояли на перроне, но поезд уже подошел и открыл двери, люди поднимались в вагон по ступенькам, толкались.
– Что с вами?
– Не знаю.
Я с трудом произнес это, горло перехватило.
– Припадок, что ли? – предположила она. – Ладно, я пошла, а то двери закроются. А вы идите в медпункт, тут на вокзале есть, на первом пути.
Она зашла в вагон, а я остался. Ничего не понимаю. По спине между лопаток противно струился пот. Что со мной было? Уснул стоя? Нет, не может быть. Я же точно помнил, что падаю! В глазах до сих пор стояли уходящие вдаль рельсы и над ними – мостик с перилами, палатками и торговцами.
Показалось, запугал себя своими страхами? Так падал я или нет? И если да, как меня спасли? Ничего не понимаю. Кто-то же меня вытащил! Может, в последний момент ухватили за куртку?
Электричку пришлось пропустить, все равно она уехала. Однако я жив, а это надо осознать.
На ватных ногах я подошел к охраннику возле турникета.
– Скажите, тут кто-то падал на рельсы?
Он уставился на меня.
– Вы что? Господь с вами, никто не падал.
– Точно?
– Я бы такое не проглядел. А что с вами, вам плохо?
– Да так, ничего.
Я спросил еще у пары человек, не видели ли они чего-то странного, в конце концов на меня самого начали странно смотреть. Тут зазвонил телефон.
– Милый, у тебя все в порядке? – спросила супруга.
– Да, в порядке. А что такое? Ты чего не спишь?
– Ну... Проснулась. Дома расскажу. Ладно, целую, пока.
В электричке мне надоело переживать этот ужас по новой десятки раз подряд, и я купил у проходящей бабки газету, уткнулся в колонки и читал, не отрываясь. Только руки дрожали.
Рабочий день, наконец, кончился. Обратную дорогу я едва вытерпел, и сразу, войдя в дом, спросил:
– В чем дело, Люба? Почему ты мне звонила?
Жена пожала плечом, ответила неохотно:
– Сон плохой был.
– У тебя глаза заплаканные. Рассказывай, – потребовал я, уже догадываясь о чем-то невероятном.
И точно. Любе приснился я, весь истерзанный и в крови, умирающий.
– А еще приснилась мама. – Жена начала всхлипывать. – Она тебя заслонила своим телом, а мне улыбнулась и сказала, чтобы я не переживала, что это всего лишь сон!
Я обнял ее, погладил, успокоил. А рассказывать, что случилось, не стал: хватит с нее переживаний.
Моя теща умерла год назад, и Люба все еще скучает по ней, грустит, натыкаясь на мамины вещи. Я Веру Семеновну любил, называл мамой. Мы были в хороших отношениях. Она меня тоже любила вроде, но относилась, как к мальчишке.
– Ты, Ванечка, слабый человек, – говорила она. – Хороший, но наивный. И еще везунчик. Таких, как ты, любят.
Она была тоже хорошей, точнее – необыкновенной женщиной. Откуда-то всё про всех знала. Но что мне теперь думать? Честно говоря, я был в изумлении от рассказа жены про сон. Если бы я верил в мистику, пришлось бы признать, что покойная теща меня спасла! А может, поверить? У каждого человека в жизни имеются один или два случая, которые никак не объяснить, только вмешательством неких сил.
Чем больше я об этом думал, чем дольше гадал, было что-то или мне почудилось от страха – тем больше утверждался в мысли, что так и было: Вера Степановна защитила меня от смерти. Во всяком случае, мне хотелось в это верить.
На судьбу я уже не жалуюсь, покорно езжу электричками и стараюсь радоваться каждой минуте жизни.
Только к краю платформы больше не подхожу.