Роман Дыхание Судьбы двух братьях в реалиях соврем

Часть первая

Вадим

Глава 1
Похороны Павла – приезд Вадима в крематорий – брат Александр- вдова Марина – рассказ о непонятной смерти Павла –разговор братьев в машине по пути в дом Павла – поминки в ресторане, гости, рассказ вдовы Марины – эпизод из детства (случай на плоту)- Саша подвозит Вадима к родительскому дому, разговор на набережной-вечером Вадим общается с сотрудниками архангельского офиса по мессенджеру - встреча с братом в ресторане – поездка к вдове Павла


 Район Индустриального проспекта всегда вызывал у Вадима чувство какого-то беспокойства.  Сейчас, в феврале, он смотрел на серые бетонные заборы, серый снег на обочине дороги, низкое свинцовое небо, и опять ощутил это чувство. Сам он называл такое состояние «неспокухой». Вроде бы, нет повода для сильных переживаний, каких-то огорчений, ничего не надо долго и тягостно решать, как порой происходит. И вдруг защемит, какой-то темной паклей в голове появится «неспокуха». Нельзя сказать, что это сильно беспокоило Вадима, но с просторов интернета он как-то вычитал, что это является проявлением так называемых «панических атак», а такие термины его немного пугали.
Водитель такси, неприметный мужичок с серым лицом, -Какой он уставший, - отметил про себя Вадим, - размял пальцами подбородок и нажал клавишу на панели. В салон ворвался джингл радиостанции и диктор торопливо затараторил на фоне ухающих тревожных басов: - по состоянию на сегодня число заболевших вирусом нового типа в городах центрального Китая составило более двух тысяч человек. Китайские власти предпринимают все меры для локализации очага инфекции. В город направлены военные медики, которые в ближайшее время приступят к монтажу модульных госпиталей.
Мужичок скривился: -Опять, мля, китаезы чего-то мутят. Вечно какая-нибудь зараза у них там появляется. Птичий грипп, свиной, потом этот… собачачий! Моржового еще не хватает!
За окном машины промелькнул синий забор строительной базы, у ворот яркими пятнами стояли оранжевые фургоны, внося нотки оптимизма в пейзажи питерской промзоны. Машина встала на поворот к крематорию, качнулся картонный  ароматизатор на лобовом, потянуло сладко-цитрусовым.  Вадим не любил искусственных, «синтетических», как он говорил, запахов. Внутри шевельнулось раздражение. Вадим ощущал легкую ломоту в теле, так у него бывало перед простудами. Сейчас  это не простуда,  скорее, усталость, перемешанная с наплывами «неспокухи». Ему пришлось рано просыпаться, лететь самолетом, и теперь вот ехать по февральской хмари, с ощущением тягости в душе.
Такси остановилось. Вадим расплатился с таксистом и зашагал к крематорию.
Здание крематория было, скорее, похоже на пансионат советской постройки – минимализм, еще не названный «скандинавским», сочетаемый с утилитарным конструктивизмом. У центрального входа стояло несколько групп людей, в темных одеждах. Вадим отметил про себя заплаканные лица женщин.
В воздухе пахло какой-то сыростью, и эта сырость, словно влажная вата, обволакивала лицо, забиралась под обшлага пальто.

«Да, сколько лет прожил в городе, а до этого места так и не добрался, - на ходу думал Вадим, - не думал, даже не предполагал такого…надо же, Пашу хороним…
Вот так, как и говорили мне, после тридцати пяти начинаешь считать первые потери…»- Вадим потянул холодную ручку двери и вошёл внутрь.


Он сразу увидел Сашу, тот, отойдя к напольной вазе с сухими цветами, о чем-то сосредоточенно разговаривал по мобильному. Увидев брата, Саша широко и искренне улыбнулся, кому-то торопливо сказал в трубку: Все-все, давай, на связи! – и шагнул навстречу Вадиму, Подойдя близко-близко к Вадиму, Саша нагнул голову и коснулся лба брата своим лбом.
-Привет-привет, Вадик!, - проговорил Саша негромко.
- Привет, Саш, как ты здесь? Давно? – Вадим посмотрел на группы людей вдоль стен.
- Да не, минут двадцать как приехал, - Саша тоже повернулся, рассматривая присутствующих.
Вадим посмотрел на Сашу. Сухощавый, чем-то неуловимо похожий на породистую гончую. Цепкий взгляд, губы, время от времени сжимаются в жесткую горизонталь. Лицо не усталое, видно, что держит себя в форме. Вадим подумал: Без излишеств брат у меня, как хорошая машина, готов рвануть. Знать бы еще, куда.... Темно-синий костюм хорошо сочетался с легким пальто серого, почти асфальтового цвета, белая рубашка супрематически выглядывала из-под вишневого кашне. Саша скорее похож на модного московского ресторатора или продюсера, чем на молодого политика, подумал Вадим.
Сам Вадим придерживался другого стиля в одежде. Как говорил его архангельский приятель Тимофей, Вадик придерживается одного сорта «лука», - и радостно хохотал от собственного остроумия. Сам Вадим, задумываясь иногда об определении своего стиля, определил его как «бизнес-кэжуал», смонтировав термины из колонок в мужских журналах. Ему нравились твидовые пиджаки Harris Tweed, хорошие кашемировые свитера Lora Piana, и, поддавшись волне «денимхедства», Вадим, что называется, «подсел» на джинсы японских производителей.
Вадим стоял около брата, рассматривая людей, ждущих начала церемонии. Было видно, что присутствующие группируются по своим компаниям, связанных какими-то общими делами. Вадим начал рассматривать лица. Он не считал себя великим физиогномистом, но всегда, когда оказывался в незнакомом месте, начинал анализировать лица людей. Ему вообще всегда было интересно оценивать лица, фигуры, думать про себя, кто человек по профессии, какая у него жизнь. Иногда к Вадиму приходила мысль, что он в такие моменты похож на энтомолога. Как кузен Бенедикт в «Пятнадцатилетнем капитане», который в любой ситуации на природе не упускал случая порассматривать жучков-паучков.
Вадим увидел нескольких мужчин с женщинами, стоявших у стены под картиной с меланхоличным пейзажем. «Медики… или бывшие медики, врачи… Хотя бывших врачей, как и ментов, не бывает», - подумал Вадим.  Лица были, как говорится, обезображены интеллектом, чувствовалось, что люди много лет занимались чем-то сложным, требующим умственных усилий. Такие лица Вадим распознавал сразу. Считывал, как говорил он сам. Избитая фраза «человека можно читать как книгу» зачастую находила подтверждение в жизни.
Другие человеческие типажи привлекли внимание Вадима чем-то неуловимо знакомым. Тем, что он видел на протяжении последних десяти-двенадцати лет.  «Новая буржуазия, скорее всего… госаппарат, как говорят в официальных сообщениях. Точно они,» - думал Вадим, разглядывая нескольких мужчин в неброских, на первый взгляд, костюмах. Ему были знакомы такие костюмы, с
расстояния просто тёмно-серая пара, пиджак и брюки, но когда подходишь ближе, то всё становится понятно. Поездив по Европе, пожив в Италии и Франции, Вадим стал немного понимать в мужской моде и дорогие ткани он видел сразу. Считывал, как хороший сканер.
«Чиновники, точно они. Что связывало их с Пашкой?» - подумал Вадим. И, обернувшись, поискал глазами брата. Тот как раз что-то говорил мужчине явно «аппаратного» вида. Сашин слушатель немного снисходительно улыбался, было видно, что слушает он Сашу, словно делая тому одолжение.
Вадим хорошо знал такой тип людей. Вроде бы всегда на лице внимательность и, зачастую, доброжелательность. Но всё это оболочка. Глаза выдают. Вадим называл такие глаза «рыбьими». Пустой и немного прозрачный взгляд, иногда кажется, рассеянный. Но нет, это просто скрытое равнодушие. Равнодушие и полное безразличие. Которые, впрочем, быстро сворачиваются, уступая место живейшему интересу и энтузиазму.  Источник такого энтузиазма один. Деньги. Лавэ. Вадим сотни, тысячи раз видел, как люди, которые служат на защите государственных интересов и которые должны эти интересы выполнять и контролировать, очень быстро забывали про свои обязанности. Как только в пространстве около них идея денег обретала чёткие контуры, люди мгновенно преображались.
Вадим часто думал, как любой нормальный человек, о значении денег. Как идеи, скорее, как идеологии жизни. Конечно, занимаясь серьёзными делами, он, с ростом денежной массы, проходящей через его бизнес, стал как-то абстрактно относится к цифрам, ежедневно просматриваемых утром. Сначала на бумажных листках, с перечёркиваниями и обводками, потом, позднее, на экране ноутбука. И со временем он ясно понял, что деньги не самое главное у человека. Это не высшая ценность, не главный постулат. Конечно, после армии, занявшись продажами своего первого товара, а потом второго, третьего, сотого, Вадим ощущал сильный душевный подъём от того, что каждый день он увеличивал обороты своего дела. Это как наркотик, почувствовав, что ты можешь и умеешь превратить малое в большое, ты уже не можешь остановиться.
Вот и теперь, как он понял, Саша разговаривал с одним из «аппаратчиков», как их отмаркировал Вадим. Саша, заметив взгляд Вадима, слегка коснулся рукой плеча собеседника, проговорил ещё пару фраз и направился к брату.
-Ты, я посмотрю, весь такой на делах.Серьезный мэн, да? – Вадим говорил шутливо, не скрывая иронии.
- Ну, таким шуткам далеко за триста, как сейчас говорят. Да не, просто с человеком надо было обсудить одну темку, - Саша не смотрел в глаза, он смотрел в сторону своего последнего собеседника.
- Ты не забыл, зачем мы вообще здесь? Думаешь, Паше уже всё равно? Может, лучше подумаем о нём… Больше ведь ничего не будет. Как мы с ним, в детстве, вспомни. Ты вспомни…
- Вадик, не усугубляй. Понятно, что не праздник. Пашу жалко, нелепо так всё получилось. Самое ужасное в смерти не сам её факт, а неожиданность. Внезапность.
Вадим подумал, что Саша прав. Осознание смерти приходит к человеку в молодости. Когда ты полон сил и надежд на будущее, смерть кажется чем-то абстрактным и далёким. Потом, окунувшись в сложную и противоречивую мешанину реальной жизни, не той, которая представлялась по книгам и фильмам в детстве, а той, что ждала всех нас у порога. Порога взросления. Вадим немного прищурился и начал рассматривать плитки пола, словно пытаясь сконцентрироваться.


-Здравствуй, Вадим, - услышал он голос совсем близко.
Вадим поднял голову и увидел Марину, жену Паши. Красивая шатенка, с припухшим лицом и нервными губами, немного вопросительно смотрела на него.
- Здравствуй, Марина…  Мне так жаль, я …я не ожидал такого, конечно. Как ты? – Вадим немного растерялся. Он, конечно, про себя проговаривал слова, которые
Вадим немного растерялся. Он, конечно, про себя проговаривал слова, которые говорят в таких ситуациях. Но, всё же, такие ситуации зачастую неловки и вызывают определённый ступор.
-Хорошо, что ты приехал, Вадик… успел, - Марина словно выдавливала из себя слова. Глаза не смотрели на Вадима, куда-то вбок.
-Да, Марина, успел. Впрочем, здравствуй, - Вадим попытался изобразить радость, но тут же подумал, что как-то глупо сейчас изображать оптимизм, - как дети, как они это все… пережили?
- Знаешь, как-то…, - Марина немного запнулась, словно подбирая слова внутри себя, - в общем, сам понимаешь это всё… Дети, похоже, не до конца это всё прочувствовали.
- Марина, мы с Сашей тебе поможем. Паша наш самый близкий друг. Был… Мы же с детства, как единая команда, ты же знаешь.  Сейчас всё это пройдёт, всё уляжется, и тогда надо дальше жить. Детей растить.
«Господи, какая банальность. Что я говорю, какие-то штампы. А как ещё, как выразить всё это?», - Вадим почувствовал досаду. Потом подумал, что главные слова Марине он скажет немного позже, когда эмоции улягутся.
- Вадик, потом поговорим, хорошо? Сейчас как-то не хочу, точнее не могу всё это проговаривать.
- Да, Марина, конечно, конечно же мы поговорим.
- Знаешь, смерть Павлика для меня непонятна. Странно звучит, конечно, смерть не может быть понятна никогда. Он был такой…такой оптимист последний год. Хотел работать, у него же были проекты по созданию  чего-то совершенно нового. Ты же знаешь, он врач от господа – он людей с туберкулёзом на ноги ставил в ста случаях из ста. Ещё месяц назад он рассказывал мне про свой новый прибор для лёгочников, искусственное дыхание и всё такое…Говорил, что для России это будет прорыв, что такой прибор решит много проблем. Мечтал, чтобы в каждой районной больнице он был, этот аппарат… И видишь как всё вышло. Словно кто-то сверху взял и сломал всё, как взрослый ногой ломает песчаные замки на пляже. Как волной их смывает… Мы в прошлом году были на море в Крыму, за границу решили не ехать, Крым всё-таки из детства… И там замки строили, а волны их смывали, смывали… и ничего потом, ровно, всё ровно… Понимаешь? И тут, сейчас, как волна прошла… Неделю назад пили кофе утром, смеялись. А потом вот, вот так…
Голос Марины начал немного дрожать. Рука нервно теребила край пиджака, пальцы то сжимались, то разжимались, часто-часто. Вадим несильно приобнял, почувствовал на мгновение всё горе Марины.
- Скажи, Марина, а как это всё, ну, произошло. Понимаю, подробности сейчас не время спрашивать. Но я хочу, нет, я должен знать, Марина! - Вадим выпалил, а потом понял, что сказал он это слишком резко, но ответ был нужен ему.
Тогда вопросительно посмотрел в глаза Марины. На мгновение ему показалось, что там, в глубине женских глаз, начала опускаться как будто чёрная штора, но нет, показалось.
Марина вздохнула:
- Знаешь, тогда, в то утро, Паша был настроен на важный день. Он был сосредоточен, сказал мне, что будет после обеда, ближе к вечеру, встречаться с этим американцем, как его, Джерри… Говорил мне, что есть интересное предложение от американских инвесторов, кажется так это называется…Ну, люди
хотели денег дать на разработку прибора, или нескольких приборов, как-то я не поняла до конца всего этого… И Павлик говорил, что это очень важно для всей его работы. Он не любил говорить про это… про это всё, что это бизнес. Он всегда подчёркивал, что это его миссия. Скорее дело, дело всей жизни. Он очень любил заниматься этим, прямо готов был жить на производстве. А видишь как…Жизнь решила всё иначе. Вот как, как это… Я не понимаю…
- Американец? Хм, Павлик не рассказывал мне про него. Мы, конечно, полгода не так часто общались, как лет двадцать назад. Это понятно. Но порой, раза три-четыре в месяц по Скайпу или в Вотсапе болтали. Да, я помню, с энтузиазмом говорил мне про разработки последнего времени, про своих классных специалистов, которых переманил из других контор.

- Да, американец. Ну, как американец. Этот Джерри мальчиком с родителями уехал, пожил в Австрии, потом они в Штаты перебрались. Там он школу закончил, хорошее образование получил. Мне Павлик рассказывал, что этот Джерри очень энергичен и хваток. Ещё, помню, Паша смеялся, что все Стивы Джобсы и Гейтсы в Штатах быстро растут, что здесь, у нас, всё как-то вязко и бардачно, нет таких трамплинов, как там. Это он говорил применительно к бизнесу на научных и технических разработках. Ну, ты же понимаешь, я филолог, я немного в другой теме. Знаешь, меня очень беспокоит один момент. Точнее, не знаю, как это выразить правильно. Есть у меня какие-то сомнения, что ли.
Марина немного изменилась в лице, это Вадим буквально ощутил там, внутри себя.
- Что, Марина, о чём ты? Какие-то проблемы были у Пашки?
- Не совсем проблемы, я бы так сразу не сказала бы. Павел говорил про сотрудничество с американскими инвесторами давно, примерно год последний весь он со своими замами что-то обсуждал, разговаривали с американцем этим. Потом появился наш, русский, какой-то чиновник крупный из городской администрации. Вроде, кажется, Виктор Степанович его имя… фамилию вот сейчас не припомню. Я не лезла в дела Павлика особо, дети, ну, ты понимаешь… Так вот, этот Виктор Сергеевич - партнёр Джерри в России, несмотря на то, что он служит, он ещё и бизнес делает. Обещал поддержку Сколково, гранты различные. Говорил, что без этой поддержки они в России этот проект не запустят. А в тот день, когда…когда всё случилось, Павлик хотел встретиться с Джерри, но не вышло… Я звонила ему днём, что-то хотела спросить, а он в разговоре сказал, что поедет встречаться с этим Виктором. Вот. И голос у него был не очень весёлый, я это сразу почувствовала. И потом. Потом… знаешь, через день я сидела, совсем без мыслей, потом прошла в комнату Павлика, на столе был ежедневник. Стала листать его, думала, какой милый, родной почерк…и там записи. Несколько раз. Где-то за последние три месяца. Примерно так – не соглашаться на предложение Виктора, убедить Джерри. Потом другое – Джерри не понимает, надо объяснить… и как-то всё вот так. А в тот день он ужинал с Виктором, приехал домой в плохом настроении. Сказал, что, типа нагнуть его не получится, он не боится давления. Я стала спрашивать, а он ответил, что сейчас, немного подумает, успокоится, и расскажет потом. Ещё пошутил, что утро вечера мудренее. Только не было никакого утра. Поздно уже было, дети спали. Павлик стал жаловаться на боли в груди, потом сознание потерял…я к телефону, «Скорую»… они приехали… и всё..всё…
Марина стала беззвучно плакать, словно смущаясь кого-то.
-Ладно, Вадик, потом, потом всё… Вы после прощания приезжайте в ресторан…там поминки… к нам, ко мне, то есть… теперь ко мне.
И Марина быстро отошла. Невзрачный мужичок в чёрном костюме, выйдя из двери в стене, объявил о начале церемонии прощания.

Вокруг Вадима сразу образовалась суета. Кто-то говорил, что родственникам надо встать надо ближе к гробу, остальным немного позади, в сторонке. Вадим встал немного сбоку, чтобы видеть вблизи стоящих. Рядом появился Саша. Наклонившись, спросил:
- Как дела, настроение ровное?
- О чём ты? Какое настроение? У меня оно последние два года перепадами. Сейчас вот ещё и Пашка…

Сейчас вот ещё и Пашка…
Невзрачный мужичок начал говорить. Вадим прислушался. Стандартные фразы, положенные при таком действе.
- Ты с Мариной говорил? В курсе непоняток по Паше? - Вадим посмотрел на брата.
- Да, знаю. Хотел с тобой это обсудить. Немного позже. Вот, идём, идём…попрощаемся.
Саша двинулся вслед за мужчинами в синих пальто. «Явно чиновники,» - с небольшим раздражением подумал Вадим. Подошёл к гробу, подержался несколько секунд за край.  «Паша, Паша… Паша Елизаров. Покойся с миром. Пусть Господь, если он там… на небесах, ждёт тебя, оценит твои дела на нашей грешной Земле», - Вадим прикусил губу и отошёл.
Церемония закончилась. Люди выходили на улицу, в серый февраля. Вадим, запахнув пальто, стоял внизу, перед ступенями. Ждал Сашу. Наконец тот вышел, заканчивая попутно разговор по мобильному. Кивнул в сторону. Вадим посмотрел в сторону кивка брата. Там была парковка, на которой стояли все достижения европейского автопрома последних лет. Саша шёл немного впереди, к своей машине. Вадим посмотрел на чистые, матово блестящие ботинки брата. «Аккуратистом был, аккуратистом и остался», - подумал Вадим.

Вадим словно физически ощутил запах мокрых тряпок, мела и подгоревшей каши из столовой. Школа, Вадим в шестом, Саша в четвёртом. Жили просто, если не сказать бедновато. Отец военный, перевёлся в Ленинград, будучи майором. И остался, как говорили взрослые, чтобы «в папахе на пенсию уйти». Мать была врачом в районной поликлинике. Дали квартиру в новостройках, на юге города. Школа самая обычная, средняя. Контингент, как и бывало в таких заурядных  школах, тоже не сильно выдающийся. Тогда, в стране Советов, не было жёсткого деления на бедных и богатых. Конечно, дети директоров ресторанов или секретарей райкома партии отличались от сверстников. У кого-то новые кроссовки чешской фирмы «Цебо», редко «Адидас», кто-то щеголял в джинсах «Avis» или, что было очень круто, в «Rifle» и «Super Perris».
Но все эти бренды проскакивали мимо Саши и Вадима. Родители покупали брюки и свитера отечественного производства, не сильно баловали пацанов.
В общем, всё строго было, подумал Вадим. Саша донашивал вещи старшего брата. Точнее, конечно, тогда старались не употреблять слово «донашивал». Это было в порядке вещей в семьях с двумя или тремя детьми. Родители на зарплатах, а хорошие иностранные кроссовки практически не были в государственной торговле. Хочешь и есть возможность – иди к фарцовщикам, готовь 150 рублей. Или можно было поехать в Ульянку на выходные, и там, посреди поля, за станцией пригородных электричек, побродить по толкучке. Там продавали всё – кроссовки, джинсы, пластинки, кожаные куртки и норковые береты для женщин. Было интересно посмотреть на изобилие шмоток, которых практически не видели в серых залах советских магазинов.
Саша донашивал кеды Вадима. Старший брат изрядно уделал их за полтора года активной носки, всё лето бегал в них в летнем лагере, а потом и в городе.
Перешли они к Саше и стали физкультурными. Саша очень переживал из-за их затрапезного вида. В его классе несколько ребят ходили в новых кедах, привезённых загадочными моряками. У морских товарищей, в свою очередь, их и купили любящие родители. В общем, Саша чувствовал некую ущербность на занятиях по физкультуре. Как говорили, на уроках «физры». И вот, видимо, услышав обсуждения пацанов в классе по поводу его кед, мальчик, задержавшись в раздевалке спортзала, оторвал подошву у одного тапка. И дома заявил, что подошва просто отвалилась на уроке. Мама, позвонив какой-то «тёте», на следующий день принесла ношеные кеды. Купила у завотделением в своей
поликлинике кеды её сына, из которых он вырос. Отмыла и вручила Саше. Как запомнил Вадим, Саша даже побледнел. Он никогда не видел брата таким. Саша вначале молчал, потом его лицо исказила гримаса ярости и он с какой-то досадой швырнул кеды об стену в гостиной и убежал в комнату. Плакать. Мама молча ушла на кухню и закрыла дверь. Вадик подошёл поближе к двери, прислушался и понял, что мать плачет. Конечно, он пристыдил Сашу, хотя и сам Вадик чувствовал некоторую досаду на родителей. Но так было. Так было.
Саша подошёл к маме часа через два после этого. Вадим не присутствовал при разговоре, но понял, что Саша говорил с мамой о важных вещах. Они разговаривали и плакали вместе. С того дня Саша изменился, больше Вадик не замечал таких вспышек. Саша словно узнал какую-то тайну взрослого мира. Вадик это понял позднее. Саша стал более спокойно относиться, если можно так сказать, к материальным благам. Никогда он больше не упрекал и не устраивал скандалов из-за одежды или игрушек.

Вадим подошёл к машине брата. Саша нажал на брелок сигналки, солидная немецкая машина тихонько пикнула.
-Давай, залезай. На улице не май месяц, - Саша занял водительское сидение.
Вадим сел на пассажирское, рядом с братом. Саша, включив зажигание, некоторое время задумчиво смотрел перед собой.
- Как тебе рассказ Марины? Не кажется, что это какие-то женские подозрения, мнительность, что ли. Так и фобии могут начаться после смерти Пашки.
Вадим, водя ладонью по кожаному сиденью, ответил не сразу, - Сумбурно, конечно… С другой стороны, странно это все… Ужин, потом, дома, внезапно приступ удушья… и ночью в больнице умер, непонятно, - Вадиму не хотелось сейчас, на ходу, что-то говорить обо всем этом. Тревожность опять тяжело зашевелилась где-то там, внутри груди. Глядя на Сашу, сказал, - Знаешь, что-то я уже устал, давай там немного побудем, и потом на Грибанал, хорошо?
- Так и не решил ко мне? Ну, дело твое, брат, - Саша немного скривился, - Ладно, едем.
…наконец передача про сталилитейные производства закончилась, на бизнес-радиостанции начались трехминутные новости. Джингл, отбивка, и уверенный и быстрый дикторский голос начал, -Теперь о ситуации с новым вирусом в Китае. Администрация города с завтрашнего дня закрывает все учебные заведения и общественные места. Пока что о карантине речи не идет, власти Китая еще раз подтвердили в официальном сообщении для информационных агентств, что эпидемия носит локальный характер и ситуация по распространению заболевания находится полностью под контролем государства.
Саша, глядя на серую полосу дорого, задумчиво произнёс, - Как бы эта фигня не приползла в Россию. Как-то стрёмно слушать вот это всё. Идёт, типа, по нарастающей. Хотя, с другой стороны, был и свиной грипп, и птичий. И как-то все эти гриппы так и остались там, в тропиках.


- Может, и пронесёт. Интересно, что Паша бы сказал по этому поводу, - Вадим смотрел в окно. Движение стало плотным, потом, выехав на набережную, Саша уверенно перестроился и, увеличив скорость, понёсся вдоль Невы.
Братья молчали. Саша тяжело взохнул.
-Знаешь, предлагаю завтра встретиться. Ну, после обеда, на братский, так сказать, ужин… Как ты на это смотришь?
- Конечно, Саш, давай пересечёмся. Сегодня как-то сумбурно всё, мысли вразброд. Надо завершить все эти, - Вадим немного замялся, - все эти действия и спокойно поговорить. Есть что обсудить, правда? - Вадим покосился на Сашу. Брат молчал и смотрел на дорогу.

Брат молчал и смотрел на дорогу.
Машина остановилась на Лесном. «Что-то здесь было в советское время. Только что? А, туалет… потом в девяностых снесли, и вот что сделали.» - Вадим смотрел на здание ресторана. Люди, которых он видел в крематории, заходили внутрь. Братья прошли к тяжёлым дверям и тоже вошли внутрь. Видимо, Марина с родителями арендовали весь ресторан, чтобы не было посторонних.
Столы стояли буквой «П». Сели, негромко переговаривались. Вадим и Саша оказались в ряду с мужчинами явно медицинских профессий, как подумал про них Вадим ещё в крематории.
Здесь процессом рулил другой мужчина, более представительный. Пузцо, лицо постаревшего римского консула, как подумал про себя Вадим. Невзначай он услышал, как справа «медик» сказал соседу, что этот «тамада», как окрестил его Вадим, какой-то чиновник из городского комитета здравоохранения.
Вадим не прислушивался в речи организатора. Говорил он всё те же стандартные фразы, какие и положено говорить на таких мероприятиях.
Выпивали. На столе стояли дорогие водка и коньяки. У женщин, как заметил Вадим, бутылки с очень приличным французским вином.
- Саш, пойду, выйду на крыльцо, как-то устал я от дороги и от этого вот… всего, - Вадим аккуратно поднялся и направился к выходу. Саша тоже встал и пошёл вслед за братом.

В ресторане было тепло и уютно, но, толкнув красивую дубовую дверь, Вадим попал в питерский февраль. Влага, казалось, висела вокруг плотным махровым месивом. Пахло дымком (от мангала, догадался Вадим) и немного по-деревенски, свежими берёзовыми дровами. Было немного странно ощущать эти запахи в огромном городе.
Вадим немного отошёл от входа и остановился. Хотелось просто постоять, даже не думая ни о чём.
Позади послышался шум, Вадим обернулся и увидел, как из ресторанной двери выходит Саша с молодым мужчиной, примерно сверстником братьев. В нём было что-то неуловимо не местное, как обычно бывает у иностранцев. Вадим видел много европейцев, работающих или живущих в России, но это был другой случай. «Американец, - подумал Вадим, - наверное тот, Джерри».
Саша, подойдя ближе, улыбнулся и, немного дотронувшись до локтя спутника, сказал, - Вадик, позволь тебя познакомить. Это Джерри, деловой партнёр… нет, скорее хороший знакомый и потенциальный партнёр. Жаль, что всё так получилось… - Саша на минуту замолчал и, оборачиваясь к Джерри, произнёс, - Джерри, это мой брат Вадим, ты в курсе, наверно… Павлик рассказывал, ты должен помнить, Джерри.
Джерри улыбнулся Вадиму. Улыбка была искренней, как это умеют делать американцы. Вадим сначала удивлялся такому навыку граждан Соединённых штатов, думал, что это фальшиво.
Это и было фальшью, как потом точно удостоверился Вадим, но фальшь подавалась в такой раме убеждённости в собственной необходимости, что он потом не возражал и внутренне не удивлялся таким вещам. Всё в этом мире относительно и имеет свои правила, правила игры, если можно так сказать про жизнь, думал Вадим. Несколько раз съездив в США и пожив там нетуристической жизнью, Вадим понял, что такая вежливость просто правила игры. Так удобней создавать видимость комфорта, удобней жить в иллюзии, что первый встреченный прохожий не ударит тебя ножом. Хотя, как убедился он сам, жизнь порой бывает невыносимо ужасна и по сути своей абсолютно неулыбчива.
- Добрый день, если, конечно, такой день можно назвать добрым, - проговорил Джерри, глядя Вадиму в глаза. Джерри был сухощав, точнее, поджар, волосы с рыжиной, немного массивное лицо, крупноватый нос. Видно было, что следит за
собой. Такие лица Вадим тоже видел. Лица ребят из физико-математических школ, где и учились. Потом, в эпоху становления капитализма в России, эти ребята становились «капитанами» молодого российского бизнеса. Владельцами коммерческих банков, крупных торговых компаний, возглавляли крупные умирающие предприятия. Они становились сразу ключевыми управленцами и, впоследствии, мелькали на экранах телевизоров и в деловой прессе, как «эффективные менеджеры». Хотя, иногда думал Вадим, можно быть эффективным менеджером, получив в управление огромный машинопарк завода всесоюзного значения, потом продать его оснащение, землю поделить на куски, продать под застройку, а производство полностью перепрофилировать. Перед этим создав совместное предприятие с какой-нибудь мировой корпорацией. Было ещё недавно крупное производство сложных технических приборов, а стала «отвёрточная» сборка микроволновок.  И под такие изменения подводилась мощное теоретическое обоснование – про интеграцию в мировую экономику и переформатирование изживших форм социалистической экономики. Всё это Вадим проходил и был свидетелем.
Вадим неприязненно относился к таким, как он называл, “шулерским» изменениям. Они вызывали у него чувство бессильной досады. Когда что-то большое и сильное на твоих глазах становится дряблым и немощным. Он понимал, что всё это процессы увядания, пути, ведущие в никуда.
- Да, здравствуйте. Вадим, - пожатие руки отвлекло Вадима от мыслей.
- Как всё это страшно, такой внезапный уход Павла. Знаете, у нас с ним были большие планы…эээ… на развитие. У него был очень, очень перспективный бизнес, это так было необычно для России, - Джерри говорил почти правильно. Почти потому, что по произношению некоторых звуков можно было понять, что он иностранец. – и Павел был такой… такой энергичный и …и настоящий профи. Специалист высокого класса!
В разговор вступил Саша:  - А мы вот дружили, Джерри, с Павликом, дружили со школы. Знаешь, что такое школьная дружба? Ну, это когда вместе на каникулах, вместе в спортшколу. Всё вместе, сообща! Вот у тебя есть школьные друзья?
- Саша, ты забываешь, я ведь из Ленинграда в 1989 году уехал с родителями. Сразу в Штаты, в Вермонт. Поэтому все прелести детской дружбы мне знакомы, - в голосе Джерри мелькнула ирония. – Друзья у меня, как у мальчика из очень приличной еврейской семьи и ученика математической школы, тоже много куда разъехались. Конечно, большинство не на Землю обетованную, она всех не вместит. Кто в Штаты, двое в Австрии. Общаемся, иногда встречаемся вместе, только не на пьянках, а, скажем так, более…э…как это сказать, лакшери отдых. Вот был на сафари в Кении с Марком и Борисом, это мои одноклассники.
Джерри немного улыбался и, чуть прищурив глаза, смотрел на Сашу. Вадим подумал: «Не простой парень. Как говорит Тимофей, не пальцем деланный.»
- Джерри… это ведь американское имя, верно? – спросил Вадим.
- Да, абсолютно точно. В Ленинграде я был Жорой, Георгием… Ну, а в Штатах проще Джерри. Два имени, одна жизнь, - Джерри хохотнул.
Потом он достал сигареты, закурил. Курил немного по-женски, держа сигарету очень аккуратно ухоженными пальцами. Вадим подумал, что Джерри немного манерный, жеманный, что ли.
-Давай на ты, так удобней будет…Ок? – Джерри посмотрел на Вадима.
- Говно-базар, как говорят у нас в Архангельске, - пошутил в ответ Вадим.
- Вау, ты теперь, как это…северный мужик, помор, так? – Джерри явно не забыл российские реалии.
- Хм, скорее, сочувствующий поморам. Поморов-то осталось с гулькин нос, - в разговор вступил Саша.  И продолжил, - У нас Вадик крупная фигура в архангельском, как это правильно сказать, бизнес-сообществе, вот!  Доски пилит, стройки обеспечивает по всей стране, людям работу даёт. В общем и целом, очень даже позитивная фигура!
- Работа это важно! Да-да, занятость должна быть… Иначе, как это говорят, водка-селёдка и порвём баян, да? – Джерри, как подумал Вадим, не забыл российский менталитет.
- Не, не совсем, так. Говорят «водка - пить,земля - валяться». Если говорят о культур-мультурном отдыхе, то обычно так – «чай-кофе-потанцуем». Это актуально для городов. Время сейчас жёсткое, Джерри, люди за работу в больших городах держатся, - Саша говорил быстро и убедительно.
- Скажи, Джерри, а Павлик , точнее, Павел, Павел Романович… он с тобой большой проект хотел реализовать? – Вадим посмотрел Джерри в глаза. Тот, не отводя глаз, ответил не сразу.
- Да, были мысли. Глобал идея, так говорят. Я в Штатах работаю в двух инвестиционных фондах, у нас большие…эээ…большие планы на рынки развивающихся стран. Думаю, что перспективы не просто в размещении каких-то простых производств. Ну, как было в Китае, а ещё раньше в Южной Корее – привезли из Италии подошвы для кроссовок, из Индии текстиль, нитки из Филиппин. Собрали в Корее, получили конкурентную стоимость, прайс. С Россией немного другая перспектива. Здесь есть потенциал научных работников, тех, кто получал качественное, как сказать, квалитетное образование. То есть здесь строить производство для просто исполнителей неинтересно. Да и климат другой, не Азия. В Китае, на юге особенно, поставил три авиационных ангара, окна открыл, вот тебе и вентиляция. Затрат на отопление нет. Подвози запчасти и собирай Айфоны. Здесь нет. Здесь дешевле труд и усилия ваших голов, тех, кто может предложить решение, как точнее сказать…инновационное. И дешёвое, вот что важно! А мы с Павлом говорили о том, что деньги наши, то есть американские, мозги его, Павла, сотрудников. У них в разработке очень простой и практичный аппарат искусственного дыхания. Это сейчас актуально, аппаратура для оснащения больниц и госпиталей. Медицина в России переформатируется, верно? И самое время успеть занять место в числе тех, кто будет давать государству нужные аппараты, технику. Тем более санкции. Крым ваш, это реальность. И сложности с поставками каких-нибудь хирургических штуковин тоже ваши. Потому что политики санкции вводят, а бизнес должен использовать эти… эти дыры.
- Скорее, лакуны, - поправил Джерри Вадим.
- Слушайте, давайте зайдём обратно. А то как-то не комильфо, вошли и тут же вышли, - Саша вопросительно посмотрел на Вадима и Джерри.
- Да, и то верно, - Вадим почувствовал, как усталость начинает опять обволакивать его. Немного ныли мышцы, внутрь опять прокрадывалась какая-то тоска.
Прошли обратно в ресторан. Там говорил очередной коллега Павлика. Вадим не прислушивался, сел на стул рядом с Сашей. Рядом возник официант, предложил водки в заледеневшей бутылке. Вадим жестом показал – нет, не надо. Пил сок, немного пожевал холодное.
Почему-то после разговора с Джерри внутри стало нарастать раздражение. Как в очереди на кассу в супермаркете, когда впереди тебя стоит молодящаяся дама с корзиной, заваленной покупками, медленно выкладывает упаковки на транспортёр, потом так же медленно раскрывает сумку, расстёгивает одну молнию, вторую, достаёт огромный кошелёк-клатч и начинает в нём рыться. А раздражение нарастает, потому что ты сам делаешь всё точнее и оперативнее. Также и здесь, подумал Вадим. Джерри много говорил, вроде, всё как-то правильно, а главного не сказал. Вадим посмотрел на брата. Тот уже пересел на несколько мест дальше и слушал с интересом, как подумал Вадим, пожилого
олько мест дальше и слушал с интересом, как подумал Вадим, пожилого мужчину с брезгливым выражением лица. Казалось, что пожилой мужик произнесёт ещё несколько предложений и его стошнит прямо на ухоженного Сашу. У Саши действительно очень ухоженный вид, такой, даже холёный, подумал Вадим. Впрочем, главное ведь иметь стержень внутри, быть способным держать удар и принимать любые неприятности как возможности.
Вадим вдруг вспомнил, как они в детстве, втроём, он, Саша и Павлик, вместе отдыхали летом.
Это было жаркое лето. Жаркое и, как потом думал Вадим, немного кинематографичное. Словно хорошая кинопленка лежала где-то у него вдали, в его памяти, иногда устраивая киносеансы. В начале июня родители Вадика и Саши решили отправить сыновей в спортивный лагерь, под Сиверскую. Павлик, не будучи подающим надежды молодым спортсменом, поехал в лагерь обычный, пионерский, который находился по соседству с лагерем спортивной школы. Вспоминая потом дни того беззаботного лета, Вадим просто физически ощущал сочность красок. Белый, от палящего солнца, песок, рыже-красная галька, какая-то открыточная зелень травы. И небо, ярко-синее утром, белесое от жары посреди дня и какое-то переливающееся вечером, когда солнце начиналось садиться за горизонт. Потом он никогда не запоминал краски такими насыщенными.
В лагере у братьев всё было по жёсткому распорядку. Подъём, завтрак, тренировка, потом обед, потом небольшой отдых и снова тренировка. Лагерь готовил будущих чемпионов, и отношение к ребятам не было домашним. Наоборот, иногда мальчикам казалось, что их тренер, здоровый мужик с широченными плечами, Олег Ираклиевич, хочет их окончательно загонять и навечно оставить там, в травах около речки Сиверской. Дети часто драматизируют ситуации, потом думал Вадим, трагедийный взгляд на мир не редкость, особенно, когда ты оторван от дома и от внимания и заботы мамы и папы.
Конечно, был тихий час. После обеда было два часа отдыха. Кто хотел, тот сразу засыпал. Были пацаны, которые реально выкладывались и, как тогда думал Вадик, спорт явно не для них. Вадима самого иногда такая спортивная жизнь доставала, как выражались ребята вокруг него. Хотелось порой просто ничего не делать, лежать, смотреть на облака, читать книжку. Или пойти на речку, купаться там до самого вечера, лежать на песке и тоже смотреть и смотреть на облака.
Иногда приходил Павлик. Порядки в его лагере были гораздо мягче, хотя, наверное, это было упущение со стороны воспитателей и вожатых, как потом думал Вадим. Всё-таки дети за городом, в лагере, требуют дисциплины и контроля. Иначе жди неприятностей. Но, видимо, в то лето коллектив взрослых в лагере Павлика подобрался либеральный. Как рассказывал Павлик, когда приходил к братьям в гости, взрослые расслаблялись тоже от души.
Однажды, в жаркий день июля, Павлик в очередной раз появился у братьев. Настроение у всех было такое, скажем, задорное. Имелся порыв и его надо было куда-то срочно приложить.
Ребята сидели на старом деревянном брусе у забора, пекло солнце. Отряды братьев в полном составе ушли в Сиверскую, играть в футбол с местными командами. Братьев не взяли, Вадим уже точно не помнил причину, то ли у обоих было подозрение на начинавшуюся простуду, то ли просто был перебор с участниками команд. Павлик, сидя на одном конце бруса, с увлечением рассказывал про хирурга Пирогова, про Крымскую войну. Павлик уже тогда много читал про медицину, особенно его вдохновляли книги про фронтовых врачей. Биографию Пирогова серии «ЖЗЛ» Павлик нашёл в библиотеке лагеря.
Вадику надоело убивать время просто так, на брусе у разросшейся крапивы и он предложил пойти на речку – искупаться и просто почувствовать свободу. Ту свободу, которую, как считали большинство ребят в лагере, у них бесцеремонно
свободу, которую, как считали большинство ребят в лагере, у них бесцеремонно забрали в прекрасные летние недели. Cаша, как это обычно и бывало, горячо поддержал предложение старшего брата. Вообще, Вадик в лагере стал замечать, как Саша, хоть он и был в другом отряде,  старается ему подражать. Конечно, младший брат есть младший брат. Тогда Вадиму это не льстило, наоборот, иногда даже раздражало. Вот и сейчас он подумал, что Саша слишком активно поддержал его предложение свалить за забор.
Саша был умным парнем. Схватывал всё на лету, а главное, он буквально поглощал информацию. Ещё до школы маленький Саша начал брать книги по истории и науке, которые были у родителей. Для мальчика 6 лет это было не совсем нормально, как иногда говорили родители. Вадим слышал порой разговоры мамы с отцом. Отец отшучивался, говорил, что кому-то в семье надо быть гением. Саша в это время взял пару томов энциклопедии Брокгауза и Эфрона, которые достались от деда, и спокойно читал всё подряд, страницу за страницей. Периодически он приставал к матери с вопросами про африканские племена или про крестовые походы. Мама терпеливо объясняла ему некоторые непонятные термины и обороты из статей энциклопедии. Саша, конечно, зажигал, как думал потом об этом Вадим, когда они уже вовсю пробовали новую взрослую жизнь. После школы. В школе Саша не успокоился и проявлял дикую активность по дальнейшему поглощению знаний. Учителя, конечно, ставили в пример мальчика, но, некоторые, как математичка Елизавета Сергеевна, выражали опасение по раннему развитию. Как она говорила, такие дети быстро «перегорают». Видимо, к Саше это не относилось. Или батарейки у него были сверхмощные.
Сашу активно привлекали к олимпиадам. Причём что как по точным наукам, так и по гуманитарным. Трудовик, человек-гриб, как его называли школьники за невысокий рост и широченные плечи, на которые была насажена здоровая голова без шеи, говорил торжественно про Сашу: «Это же человек Возрождения! Леонардо! Нет, Леонардо с Пиранези вместе взятые!» При этом вечно красное лицо трудовика, измождённое бесконечными пробами плодово-ягодных напитков, расплывалось в восторженной улыбке.
И Саша был вечным призёром олимпиад. Чиновники из района, отвечающие за образование, давали чёткие посылы директору школы о Саше, типа, аккуратнее с мальчиком, контролируйте ситуацию. Это же надежда и опора.
Всё это бурное развитие вундеркинда подвело к тому, что директор предложила Саше и его родителям перейти сразу на год выше, в другой класс, минуя очередной учебный год. Предложение было сразу зачислить Сашу в класс Вадима. Ничего, что будет младше остальных, зато ускоренно сможет торпедировать высшее образование. Так говорила классная, и родители, подумав
один вечер, согласились. Саша тоже не был против, ему страшно понравилась идея быть в одном классе со старшим братом.
Оба брата занимались в секции борьбы. Вадим был покрепче и более «сухой и техничный», как говорил тренер, Саша, конечно, не блистал на татами. Но в лагерь поехали оба, хотя мама высказывала опасения, что Саше лучше остаться в городе, а в августе поехать в тихий провинциальный Торжок, к бабушке. Блинчики, велосипед, местные пацаны с вечерней картошкой в золе. Все прелести тихого загородного отдыха. Но папа решил, что лучше спортивный лагерь. Очень удобно - младший под присмотром старшего.
Так они оказались в лагере вдвоём. А сейчас шли по лесной дорожке к реке, где, как уверял Саша, они обязательно с пользой проведут время.
Оказавшись на берегу, ребята сразу увидели плот. Плот был волшебен. Совсем, как в фильмах о Гражданской войне или в югославском кино про индейцев. Видимо, его построили местные, потом, по каким-то причинам потеряли его. Или он сам отвязался и его прибило именно к тому берегу, на которое вышли друзья.
В общем, в наличии был плот и желание трёх мальчиков найти приключения. Всё совпало.
Вадиму плот показался немного ненадёжным. Перевязан толстым канатом, в паре мест были забиты скобы, но общую конструкцию связывал канат. Видно было, что всё сооружение находится в воде уже давно, явно не первую неделю. Верёвки были серыми и измочаленными, брёвна имели явные следы начала гниения.
Саша первым заскочил на плот. Он уже нашёл палку для управления плотом и примерялся к роли главного гребца. Павлик тоже оказался на плоту. Вадим зашёл последним, ему, в принципе, тоже хотелось почувствовать себя первооткрывателем.  Саша оттолкнулся от мелководья и они поплыли вдоль берега. Речка была не слишком широкой и, как  потом поняли ребята, с перепадами дна, в некоторых местах из-под воды торчали верхушки валунов. Течение было быстрым и плот достаточно быстро набрал скорость. Раза два или три Саше пришлось, ловко орудуя палкой, проскакивать мимо здоровых камней. Один раз Вадим помог брату справиться с надвигающейся неприятностью. Всё шло хорошо, ребятам нравился сам процесс.
Хорошо было до тех пор, пока мальчики не увидели, что приближаются к порогам. Река, проходя через гряду камней, резко уходила вниз, перепад был большой, явно больше метра.
Вадим понял, что сейчас начнутся неприятности. Понял это и Саша. Он пытался было, оттолкнувшись от дна, приблизить плот к берегу. Было поздно. Они врезались в здоровенный камень и конструкция рассыпалась на три части, если не на пять.
Мальчики сразу оказались в воде. Вадима ударило концом бревна в голову, на какие-то мгновения в глазах стало темно. Темно и страшно. Вадик запомнил, как переливается мутноватая вода, когда погрузился целиком под воду. Это было красиво и тревожно. Солнечные лучи пробивали толщу воды практически до самого дна, и тогда Вадим впервые почувствовал страх. Не просто детский страх, а какой-то животный, первобытный ужас. Он с каким-то диким усилием выскочил над поверхностью воды. Саша активно плыл к берегу, до него было недалеко. Павлик барахтался рядом. Вадим почувствовал, как в холодной воде ему свело правую ногу. Он хотел закричать, но спазм сдавил горло, он закашлялся. Павлик, подхватив его под одно плечо, потащил Вадика к берегу.
Саша был уже на берегу. Павлик помог Вадику выбраться, следом вышел из воды сам. Плота уже не было видно. Видимо, его быстро отнесло дальше. Туда, за пороги.
Мальчики помолчали. Потом Саша робко и невнятно начал оправдываться. Потом, прокручивая эту ситуацию в голове, Вадим удивлялся самому себе,
почему он не наорал на младшего брата, не ударил его. Скорее всего, отходил от шока.
Не мог он сразу обвинять брата. Сам виноват. Нечего было начинать это путешествие.
В лагерь они вернулись только к ужину. Попало им нормально.  Начальник лагеря грозил отправкой в город, но обошлось. Потом, уже осенью, Вадим начал замечать, что поведение Саши изменилось, он стал каким-то более серъёзным и внимательным к старшему брату. Исчезло какое-то заискивание, копирование. Или ему так показалось. Вадим не знал.

- Ну что, как ты? Скучаешь? - Саша пересел обратно к Вадиму.
- Да нет, нормально всё. Может, поедем скоро? Я буду ещё в городе, заеду потом к Марине. Сейчас как-то не очень удобно общаться. Ей надо принять…принять вот это всё… - Вадим посмотрел на сидящих. Люди уже выпили и, как это обычно бывает, начали общаться между собой. Где-то даже слышались смешки. Люди
остаются людьми, думал Вадим. Смерть, пусть даже очень хорошего знакомого, всегда уступает место повседневности. Жизни.
- Да, давай двигать отсюда. Ты прав. Пойду, попрощаюсь с Мариной и её мамой.
Саша двинулся вдоль столов. Вадим заметил, что люди начали понемногу расходиться, хотя некоторые, выходя на улицу с раскрасневшимися лицами от алкоголя, покурив, возвращались обратно. Как обычно, начали с печали, а продолжают как заурядный банкет, подумал Вадим.
Вадим увидел, как Марина, привстав с со стула, разговаривает с Сашей. Потом, заметив Вадима, знаками показала ему – позвони. Вадим решил подойти.
- Марин, поедем мы уже. Давай послезавтра заскочу, перед отъездом. Там спокойнее будет, сейчас здесь суета сует... Хорошо, Марин?
- Да-да, всё нормально. Спасибо, что приехали. Хотя… иначе быть не могло. Давай, Вадик, заезжай, поговорим, может, отпустит на душе, - Марина опять беззвучно заплакала.
На улице совсем стемнело. Хотя для Питера, подумал Вадим, это, скорее не темнота, а какая-то глубокая серость. Февраль был не сильно морозным, высокая влажность давала о себе знать, опять холодная вата начала проникать сквозь небрежно завязанный шарф.
Братья шли к машине, когда сзади кто-то окликнул Сашу. Обернувшись, увидели Джерри, быстро шагавшего к ним.
- Друзья, давайте созвонимся на днях. Продолжим общение. Всегда интересно поговорить с предпринимателем из глубинной, так сказать, России. Да и политические фигуры тоже интересуют, - Джерри улыбнулся и дотронулся рукой до плеча Саши.
- Конечно, Джерри, времена такие, надо знать ситуацию и настроения, верно? – Саша тоже начал улыбаться. Только улыбка эта показалась Вадиму неестественной.
Сели в машину. Молчали. Вадим вдруг опять ощутил прилив усталости, подумал: «Чего это я? Надо энергичнее, бодрее смотреть на всё, что вокруг. Ну да, Павлик умер. Все умрём, как говорится. Конечно, всё это так неожиданно… потому и страшно. Но надо дальше идти, дальше…Что у меня там в конторе? Просил сегодня до десяти вечера не беспокоить, послушные какие все… не беспокоят».
Вадим начал думать о конторе. «Конторой» он называл офис, который они арендовали в центре Архангельска. Старый, дореволюционной постройки дом по Троицкому проспекту, где, как рассказывал ему местный кравевед, до 1909 года была контора купца, поставщика пушнины. Потом, как утверждал тот же краевед, в этом доме в Гражданскую войну был штаб американского экспедиционного корпуса. Дом с большой историей оказался. Вадиму всегда нравились такие дома.

Дома и вещи. Ему нравилось, что за каким-то обыденным, вроде бы предметом, может стоять большая история. Связь времён.
Ехали уже по центру города. Свернули с Невского, за окном показалась громада Мариинского дворца.
Музыкальный центр в машине Саши был настроен на бизнес-радиостанцию. Ведущий уверенно говорил о развитии отечественного бизнеса, особенно агро-предприятий, его собеседник, известный экономист, неторопливо поддакивал. Программа закончилась и начались новости дня, после традиционной ритмичной отбивки. Саша прибавил громкость. В начале протараторили новости про Трампа и его борьбу с демократами в Белом доме, затем ведущий новостных минут заговорил о вирусе в Китае.
- Знаешь, некоторые политологи говорят о том, что вся эта ситуация очень интересна для властей, - Саша повернулся к Вадиму, - нет никакой войны или природной катастрофы, но можно, пользуясь эпидемией, отработать технологии по управлению огромными территориями в режиме особого положения. Примерно так.
-  Ну, если вспомнить теории конспирологов, то вполне возможно, - Вадим смотрел на знакомые фасады.


-  Есть мнение, что китайцы раздувают ситуацию. Таким образом они отрабатывают действия по быстрой изоляции больших локаций. Ну, как больших, для них города с тремя-пятью миллионами человек это так, небольшие города. Тренируются, так сказать, пока почти на кошках. Не, ну а что? Восточная цивилизация, всегда отличались хитростью и многослойностью. Китайцам, как говорил американский президент, Никсон вроде, нельзя доверять.
Запиликал мобильник. Саша включил громкую связь.
- Алло, Александр Николаевич, как дела? Не отвлекаю? – голос был спокойный и уверенный. «Баритон начальника», - машинально подумал Вадим.
- Добрый вечер, Анатолий Дмитриевич! Нет, нормально, могу говорить!
-Я по поводу записки, ну, предварительного плана проекта. Мы тут с товарищами обсудили, посмотрели… давайте плотно это всё проговорим. Например, послезавтра. А, как, Александр Николаевич?
- Да, принято. Послезавтра утром, часов в девять, я вас наберу, уточним время. Думаю, в час дня нормально будет.
- Всё, договорились. Жду звонка.
Лицо у Саши стало серъёзным.
- Что, дела круглосуточно? Ни минуты покоя? – Вадим посмотрел на брата.
- Да, верно… ни минуты, - задумчиво произнёс Саша, - всё как-то так да вот эдак.
 Хочу одно дело сделать. Сделаю – буду считать, что жизнь прожил не зря. И это не банальщина. Посадить дерево и вырастить сына это немного другое…А вот сделать так, чтобы начать жить всем разумно, без всяких дырок для «левых» дел, это совсем… совсем иначе, вот, - Саша по-прежнему о чём- то думал.
- Вижу, ты не меняешься, это хорошо. Справедливости ищешь во всём. Не обломали тебя ещё в твоей партии? – Вадим повернулся к брату.
- Да нет, Вадик, принципы мои при мне. Конечно, когда ты молодой, не знаешь ситуацию, скажем так, взрослой жизни, кажется, что всё просто, надо только драйв иметь. А на деле… Не мне тебе объяснять, ты же вон сколько лет сам на себя работаешь, преодолеваешь, так сказать, тернии… Как говорят функционеры, а имя им легион, главное манёвры. Главное лавировать. Как там – тридцать три корабля лавировали, лавировали и вылавировали…тьфу, еле сказал…

«Ауди» Саши остановилась около арки. Саша посмотрел в окно, - Да, братиш, родные места. Раньше как-то все казалось большим и ярким, а сейчас как в сером одеяле, даже душновато как-то, - Саша открыл дверь и вышел на улицу. Вадим, немного помедлив, тоже вышел из машины на тротуар. Над каналом Грибоедова висела какая-то серая взвесь, стояла питерская «серая хмарь», как называл такую
погоду Вадим. Это дни, когда непонятно, как начинается утро и как оно переходит в день, только опускающаяся ранняя мгла проводит границу между днем и ночью. Братья подошли к парапету.
- Гляди-ка, все плиты на месте, и перила тоже, - Саша провел рукой в рыжей кожаной перчатке по перилам ограждения, - Еще триста лет простоят. Фасады все отремонтировали, хорошо… Помнишь, какое все облупленное было, когда мы тут каждое утро в школу чапали?
- Ничего себе, ну ты словечко вспомнил, из школьного лексикона, - Вадим улыбнулся.
- У меня вообще хорошая память. Математическая, ну, и профессия обязывает иметь богатый словарный запас, братиш.
- Да, молодой лев, - с иронией проговорил Вадим, смотря на брата, - это верно. Политик должен находить общий язык с любой аудиторией, даже со школьниками. Как, есть у вас своя молодежная организация, комсомол свой есть? Смену надо уже сейчас подготавливать, свои принципы передавать, верно? 
  - Конечно, - Саша улыбнулся, - ты вот у себя в Архангельске все делами занимаешься, деньги рубишь. Нет, извини, зарабатываешь тяжким непосильным трудом. А кто-то должен на перспективу работать, страну кому оставим? Да-да, знаю, сейчас подколешь меня за высокопарный слог! Типа, по-старперски начал вещать, как старцы из Политбюро, помнишь, еще тридцать лет назад такой клуб «по интересам» в Кремле заседал?

- Ну, на старца ты не похож. Хотя, если завязнешь в своих докладных и аналитических записках, то да, будешь скучный и унылый, годам так к пятидесяти пяти, - Вадим смотрел на серые куски льда на поверхности канала.
- Нет, не буду. Прежде всего не хочу, никто меня не сделает таким. Знаю, что сейчас скажешь, слышал это много раз. Типа, коммунистов бортанули, решили демократию строить. А по факту пришли к нормальному чиновничьему государству, где бюрократ на бюрократе сидит и бюрократа подгоняет, - Саша говорил спокойно, но, как почувствовал Вадим, какая-то радражительность начала накапливаться внутри брата.
- Саша, ты же знаешь все эти темы. Будь у меня продуктовый магазин с ларьком, я бы чувствовал себя, наверное, спокойнее, комфортнее…- Вадим говорил, словно подбирая нужные слова, - но ты же видишь, что происходит. Несколько лет назад начали зачищать малый бизнес. Ввели единый налог для маленьких. И что? Сотни, нет, тысячи людей позакрывали свои лавочки и всё… работают или в чёрную, или вообще пошли в найм опять. А сколько трагедий было… Ладно, маленьким показали, где их место. Хотя неправильно это всё, неверно. Любой нормальное и процветающее общество держится на лавочниках, на маленьких. Да, говорят, что выживает сильнейший. Типа, остался на плаву, не закрыл свой микро-бизнес – молодец, будешь предпринимателем!
Братья стояли на узком тротуаре у перил канала. Вадим подумал, что зря он сейчас затеял этот разговор, слишком длинный был день. Надо закругляться.

- Ты-то, Саша, доволен, как у тебя сейчас идёт?
- В общем и целом да, скорее да. Нельзя уже сворачивать с пути. Звали пару раз друзья бросить дела общественные, так сказать, начать схемы строить… Конечно, пользуясь наработанными каналами. Но не по мне это. Пойми, система и вся работы системы зависит от людей. От конкретных личностей. Это же понятно, роль личности в истории и всё такое. Поэтому я здесь, точнее, внутри! Да, это не классическая европейская партия, но это объяснимо. Сколько лет страна жила в режиме просто одной партии, которая была и правительством одновременно во всем, чем угодно. И сколько лет сейчас строится нормальная система партий и
общественных движений? Время, нужно просто время. Столыпин же ещё говорил, дайте нам двадцать спокойных лет и мы изменим Россию.
- Столыпин плохо кончил, Саша. Да и двадцать лет прошло уже. Ладно, давай не будем сейчас здесь, на улице, устраивать диспут «Как нам жить правильно, и кто виноват во всём этом». В России всегда кто-то виноват.
Опять запиликал смартфон у Саши. Тот, мельком глянув на экран, ответил: - Да, Жора, привет. Да, всё в силе. Пусть решают на уровне района, надо помочь жильцам. Не, а что такого? Адресно, адресно! Нет, думаю это лишнее… нет, не убудет от него!
Не успел Саша убрать трубку в карман, как опять раздалась трель.
- Да, Аркадий, конечно узнал! Да, да, именно так! Пусть завтра директор школы на почту сбросит файл. Да, конечно… Это не скауты, не путай. Это нормальная детская организация, патриотизм и любовь к Родине надо воспитывать. Да, воспитывать. Что в этом смешного? Всё, давай, на связи!
Опять запиликал телефон.

- Да, привет! Да, Оленька, всё, скоро буду… ну как… так. Да, прошло всё. Потом, дома. Всё, целую.
Саша сунул опять телефон в карман и посмотрел на Вадима.
- Извини, видишь, как вечером все завибрировали. Давай завтра на Ломоносова, ок? Поеду я, надо дома ещё с документами поработать.
- Конечно, Саш, давай, утром позвоню.
Саша направился к машине. Немного постояв на набережной, Вадим двинулся к арке большого доходного дома.
«Да, брат стал таким нормальным винтиком большой машины. Наверное, так оно и должно было произойти. Нельзя же быть просто хорошим человеком с шилом в одном месте. Надо войти, встроиться, играть по правилам… стать просто винтиком, или шаровой опорой, это лучше,» - думал Вадим о брате.
Двор дома, в который вошёл Вадим, был типичным «колодцем» Петербурга, или Питера, как с придыханием пишут многочисленные блогеры и блогерки в соцсетях. Пишут, с энтузиазмом выкладывая фотографии облупленных стен и старых деревянных рам в окнах, за которыми видны пыльные занавески. Хотя изменения есть. Вадим посмотрел вверх, всё то же, всё на месте. Единственно, что появились новые металлопластиковые рамы, за которыми уже были видны новые подвесные потолки и модные встроенные светильники.

Проходя под аркой, Вадим ощутил знакомый запах, который, наверное, присутствует в большинстве питерских дворах именно этой части города, так называемой «достоевской части». Пахло немного затхло, как от застоявшейся воды в болоте и горьковато. Вадим подумал, что года идут, а дух места остаётся, никакие перемены и потрясения не могут на него повлиять.

Знакомая лестница, стёртые ступени. Это была родительская квартира, которую отец получил после периода скитаний по общежитиям и коммуналкам. Как рассказывали соседи, их квартира была частью огромной хозяйской квартиры, которую потом, в период массового «уплотнения» после революции, поделили на три отдельных.  От былого размаха осталась лепнина на потолке, которая благополучно пережила все десятилетия новой жизни, и крепкий дубовый паркет.

Вадим вошёл в квартиру. После смерти родителей они с братом не стали особо что-то менять, избавились от откровенного барахла, но, как говорил Саша, «знаковые» предметы оставили. Два кожаных кресла, «ждановский» шкаф, несколько венских стульев.

Вадим утром заезжал с вещами, оставил две сумки, быстро принял душ и поехал на Шафировский. Сейчас, вечером, он не спешил. Сел в кресло и, как он любил делать в детстве, стал смотреть через балконную дверь на сумерки, опускающиеся на канал. Есть не хотелось, сказывалась усталость.
К его приезду соседка по лестничной площадке, добродушная Серафима Степановна, знавшая братьев со школьных лет, убралась в квартире, приготовила ужин, купила продукты. Пенсионерка присматривала за квартирой в отсутствие братьев и хорошо знала их вкусы.

Стемнело окончательно. Вадим, достав из сумки, ноутбук, решил вернуться в обыденность. Включил Вотсап (он уже давно привык вести дела в современных условиях), увидел, что в сети его архангельские замы.

«Так, с кого начать… А, вот, здесь Игорь Астахов, с него». – подумал Вадим, увидев знакомые аватарки.

увидев знакомые аватарки.
Начал переписку.

Игорь, привет. Как дела, как день? Что с отгрузкой в  Кировскую область?

Вадим, вечер добрый. Всё в графике. Работали в ночную. Паллеты готовы. Утром отгружаем.

Принято. А от «Северного Альянса» платежи были? Зина контролирует процесс?

Вадим, нет, ничего не было. Завтра придут. Там нормальные ребята, не динамят.

Слушай, Игорь, я на два дня ещё побуду здесь, в Питере. Держи «Альянс» на контроле. И вот ещё – документы Шелепину завтра завези, на обеспечение кредита. Нельзя затягивать.

Ок. Сделаем.

«Так, с этим понятно. Понятно, что непонятно. День прошёл, движения нет», - Вадим поморщился. С возрастом, как он понял, время сжимается, и оно особенно дорого. Иногда даже чересчур.

Вадим скользнул по страничке взглядом. Увидел своего начальника Службы безопасности, Владимира Викторовича.

Володя, добрый вечер! Ответ пришёл от твоих? Тему они пробили?

Вадим, категорически приветствую. Да, пробили. Мутная тема. Там помойки в цепочке, опасная потом может вылезти  амплитуда. (((

Владимир Викторович, бывший майор службы собственной безопасности областного УВД, любил вставлять, как он говорил, «умные словья» при разговоре. Ему казалось, что это придаёт некую значимость в разговоре. Сейчас он спрашивал майора о проверке предложения, полученного совсем недавно, от людей, как называл их про себя Вадим, государственников, то есть чиновников.

Предложили схему участия в работах на очень интересных бюджетах, но при условии «загона массы» через цепочку фирм. Про них Вадим и спрашивал.

Ладно, Викторыч. Время ещё есть. Ты мне скинь, что накопал на них. Где и как они светились.

Хорошо. Сделаю.

«Так, надо Лере маякнуть, обижается она часто последнее время… хотя, ведь знает прекрасно, где я и почему…» , - Вадим задумался. Валерия, Лера, приятная и добрая женщина, с которой у него было завязался роман несколько лет назад, потом немного поутихший. И сейчас вот опять, были встречи, какие-то слова, не оправдания, нет, скорее слова – разведчики. Таким образом люди прощупывают друг друга, хотят понять глубинное. То, что иногда не узнать после нескольких лет совместной жизни.

Лера, привет. Не спишь?

Неа. Фильм смотрю на Ютубе. Интересный)))

Про любовь-морковь? Он с другой, она одна, потом автокатастрофа, он в больнице, она возле изголовья… такой сюжет?

Ахаха. Да нет, тут мистика и немного ужаса, а так да. Он и она в заброшенном доме. Ой, вот ща было реально страшно! Ты когда будешь?

Дня два ещё здесь. Есть причина.

Что-то серьёзное? Хотя ладно, потом расскажешь.

Ну. Так как-то. Да ты права, потом, при встрече. Пойдём в «Мама Миа»? Там пицца вусная, мне понравилось там. Или к китайцам в «Чжан Жен»? Кисло-остро, всё не просто)))

Можно и к ним))) Там в прошлый раз супчик был хороший. Под него и пиво китайское хорошо заходит)))

От пива толстеют))) Мне ты нравишься с настоящей талией)))

Да ладно, с одной бутылочки ничего не будет с моей талией…)))

Лер, ладно, спокойной ночи. Мне тут один персонаж пишет. Надо ответить.

Давай, споки.

После переписки с Лерой он почувствовал какое-то облегчение. День выдался длинным, и утреннее ощущение усталости стало понемногу отступать. «К вечеру распогодилось, - ухмыльнулся про себя Вадим, - так, теперь надо с Зурабом поговорить». Зураб был одним из главных поставщиков комплектующих для бесперебойной работы бизнеса Вадима. Степенный грузин, покинувший родные места для службы тогда в ещё Советской армии, да так и оставшийся в России. Зураб имел инженерное образование, успел поработать в одном из ведущих

Зураб имел инженерное образование, успел поработать в одном из ведущих проектных НИИ советского формата, в общем, неплохо разбирался в технике и механизмах лесной отрасли.

Зураб, ты на связи? Приветствую.

Да, добрый вечер, Вадим. Как поездка, как Питер?

Нормально всё, ровно. Стоит Питер. Зураб, послезавтра отгрузишь?

Конечно. Всё в графике. Только есть на будущие отгрузки корректировки.

Точнее? Что-то с норвежцами?

Не. С норвегами нормально всё. Таможня начинает интересоваться, категории товарные хочет перепрошить. Типа, мало денег платим.

Но ты же заносил?

Заносил. Сейчас будет немного по-другому. Хочу работать ещё долго, поэтому новые правила надо принимать. При встрече всё расскажу. Время терпит, пока терпит.

Ок. Приеду – наберу.

Вадим встал из-за стола, прошёлся по квартире. Окна кухни выходили во двор, кухня была большая, при перепланировке квартиры по каким-то причинам её не сильно обрезали. Вадим открыл форточку, они с братом решили не ставить стеклопакеты, прочные деревянные рамы казались им более уютными, как один из пазлов детства.
Многое на кухне осталось из их детства. Конечно, Вадим, как приверженец рационализма, обустроил пространство по своим представлениям. Новая большая поверхность для готовки, новые холодильник и прочие «гаджеты». Всё это было, что значительно упрощало быт во время приездов Вадима.
На стене, у дверного косяка, в простенькой рамке, висела фотография. По цвету сразу можно было определить, что из 90-х годов, Вадим всегда машинально это отмечал про себя.
На фото был он, в «кооперативной» кожаной куртке, неловко пошитой по образцу американских лётных курток, в широких джинсах, по моде того времени, в кроссовках неведомого южнокорейского бренда. Рядом с ним друзья-партнёры по «бизнесу», как тогда они думали.
«Да, думали, что бизнес, а на деле просто суетливое зарабатывание бабла, капусты, как тогда все повсеместно говорили, - Вадим смотрел с улыбкой на фото, - какой у Серёги чуб смешной, тогда казался признаком мужественности.  Где сейчас Серёга, как фамилия…а, да, Степцов…». Рядом с Сергеем стоял, хитро улыбаясь на камеру, третий из их компании тех лет, Игорь Сазонов. Тот был в пиджаке  дивного огуречного цвета с золотистым пуговицами. Тогда они узнали, что это «блейзер», слово им очень нравилось. Казалось, что включение в лексикон таких новых понятий и слов приближает их к чему-то очень хорошему, что они заслужили.
…это был 1996 год, Вадим год как вернулся из армии. В стране настали «жирные времена», до дефолта 1998 года было еще далеко. Все старательно изображали из себя серьезных бизнесменов или не менее серьезных бандитов. Вадим закрыл
глаза, вспомнил… встретив своего сослуживца на Литейном, зашли посидеть- покалякать, как выразился его армейский приятель, здоровяк из Череповца, Шурик Чулдаков, в подвальный бар «Трюм», недалеко от «Чернышеской». Дешевое пиво «Степан Разин», тогда, почему-то, оно заполонило все кафешки и разливухи, сухарики, чипсы. Традиционные продукты «шалманов», как сих называли  с надрывом  новоявленные певцы блатной культуры на волне «Радио шансон». Сейчас, подумал Вадим, это какая-то карикатура на жизнь, на нормальное общение… тогда все казалось иначе.

Шура был полон энтузиазма. Приехав утром на вологодском поезде, он с ходу решил «пробить», как он выражался, Питер на различные коммерческие схемы. Которые, на его взгляд, немедленно должны были привести к обогащению и долгой беззаботной жизни. Шура по матери был финн, что вдохновило его на решение эмигрировать на историческую родину, в Финляндию. Мама вроде не возражала, а папа не проявлял интерес к такому решению, по причине нахождения в исправительном лагере в Мордовии.

Чулдаков сразу с вокзала отправился в консульство Финляндии на Чайковского, простояв там два часа и поняв, что попасть на приём не получится, решил, с его слов, “немного дерябнуть», и встретил Вадима.
Шура рассказывал про жизнь в Череповце, про бардак, который происходил в городе вокруг металлургического комбината. В общем, череповецкая жизнь мало отличалась от остальной российской действительности тех лет.

А ещё Шура был полон идей и планов по их реализации. Как он сам повторял в своём монологе, потому что Вадим больше слушал, «планов громадьё», работать  только некому.

Один из Шуркиных планов состоял в том, чтобы на железнодорожной станции вблизи Череповца, на котором распределялись составы с прокатом, направляющиеся во все стороны бывшего Союза, наладить «цивилизованный бизнес крючников». Заключался он в следующем. На станцию приходили составы, в которых было, по словам Шурки, огромное количество вагонов с металлопрокатом – трубы, пруток, швеллера и прочая продукция комбината. Составы стояли некоторое время на станции, обычно сутки-двое, потом отправлялись к заказчикам, как предполагал Шура. «Бизнес» был простой и нехитрый. За то время, пока вагоны стояли, ушлые пацаны стаскивали с них крючьями металл, грузили на машины и везли в скупки металлолома. Со слов Шуры, таким образом можно зарабатывать «приличные бабки». Чтобы быстро не попасться, надо договориться с охраной на железной дороге и всё тогда будет
отлично. Для выстраивания  договорных отношений с охранниками нужны были деньги, Шура просто и незатейливо полагал, что охрану можно просто взять на зарплату, платить раз в месяц фиксированную ставку и всё, успех близок.

Другая Шуркина идея заключалась в том, чтобы организовать бригады по сбору лесных ягод и наладить широкий сбыт в рестораны и магазины Петербурга и Москвы. Скорее Петербурга потому, что, как был уверен Шура, в нём проще наладить схемы по сбыту лесных даров.
Слушая эмоциональные разговоры своего армейского приятеля,  Вадим тогда впервые задумался, что люди, в сущности, стремятся к лёгкому существованию, какой-то не сильно сложной жизни. Тогда, в 90-х, на страну обрушились потоки информационной канализации, бесконечные «глянцевые» и около «глянцевые»

журналы твердили о том, что работать надо не напрягаясь, что деньги делаются непринуждённо и легко. Сейчас Вадим понимал, что очень много светлых голов было забито подобной чепухой, очень многие погнались за «рубкой бабла».

Дойдя до подвального бара «Трюм», решили накатить по кружечке. В баре было полутемно и накурено. Шура, захмелев после третьей кружки, начал говорить в ухо Вадиму, что надо срочно подняться, обогатиться, что время не ждёт, что в стране бардак и надо этим воспользоваться. Вадиму не нравилась эта обстановка, не нравились пьяные лица вокруг и какой-то угар, висящий в воздухе. Он чувствовал некий дискомфорт, словно вокруг накапливалось какое-то поле отрицательной энергии.

Так и произошло. Шура, отлучившись по малой нужде, по пути задел какого-то крепыша в ярко-синем спортивном костюме. Начало драки Вадим не видел, услышав шум, он прошёл к проходу в соседний зал и увидел, как Шура отбивает боксёрские выпады двоих стриженых парней. Третий, с синем спортивном костюме, лежал вниз лицом на столе и громко мычал.

Вадим попытался отбить атаки самого здорового крепыша, применив для этого стул. Потолки были низкие, и стул задел пару потолочных светильников. Завизжала буфетчица, кто-то громко орал в соседнем зале.  Дальше Вадиму не хотелось вспоминать, всё было сумбурно и неприятно. Наутро, как он помнил, болела голова от крепкого пива и от пары-тройки пропущенных ударов.

Такие встречи Вадиму не приносили особого удовольствия. Те люди, которые находили его, часто поражали своей неугомонной энергией, которая была присуща многим в то время. Вокруг открывались магазины, рынки, проводились ваучерные аукционы, кто-то, как понимал Вадим, реально становился миллионером очень быстро.

Вадим хотел работать с материальными понятиями, как он сам говорил своим компаньонам. Позади было военное училище и армия, впереди большая и очень интересная жизнь. Так, во всяком случае, им всем казалось.

Вадим внимательно посмотрел на фото, улыбнулся и решил что всё,  такой насыщенный день надо заканчивать.