Праздник кончился. 7

Праздник кончился.
7.

- Входите, не заперто – прозвучало из внутреннего пространства.
Мы прошли сквозь символическую Дверь, обозначавшую портал между мирами, отворили следующую дверь, вполне обычную, из деревянно-стружечных материалов, и попали в комнату. Свершилось.
   Пауза затянулась, как для рассказа. Возникла необходимость в действии, и картина мира пришла в движение. Отдав дань вечности, несколько раз упомянутой, нужно было воспользоваться более привычной и практичной шкалой – временной. Народ томился в бездействии и неизвестности, ожидая продолжения разговора и раскрытия сюжетной линии, явно скучая на берегу потока сознания автора.
   Налёт мистичности в миг куда-то исчез при «переходе» и взору предстала будничная действительность.

   Комната представляла из себя бытовку. Мы трое составляли рабочую бригаду землекопов, заодно числились сторожами. Все мы «бывшие», в просторечье «бичи». Бывший преподаватель универа Кузьмич, Егорыч – бывший мент, Михалыч – бывший врач, если вкратце обобщить.
- Вона как… - после долгого молчания изрёк Михалыч, отреагировав на новость. После чего обстановка оживилась, персонажи произвели телодвижения.
Ясное и пустое сознание Егорыча, внимательно следившего за разговором и обстановкой, омрачилось пробежавшей мыслью подобной облачку в небе ума, прочертив на лбу глубокую кожную складку, и разрядилось выстрелом: - Точно херня! Произнеся сей лаконизм, он резко махнул рукой сверху вниз, как будто держал в ней катану и пытался разрубить ею видимую лишь ему херню. После чего рука в обратном движении схватила со стола стопку и поднесла ко рту. Егорыч намахнул содержимое и складка на лбу тут же разгладилась.
   Васька прибежал к ним в гости с целью пожрать, а заодно послушать разговоры умудрённых жизненным опытом мужей, поселившихся на краю мира и оттуда созерцающих не только иллюзорное марево, но раскрывающийся перед внутренним взором океан Бытия. Иногда они делились переживаниями и о взорах, пронзающих океан и попадающим в бездну не-бытия. Ох, уж эти взоры-разговоры! Но Ваське они нравились не меньше, чем обильная и сытная жратва. У бывалых есть чему поучиться, не то, что за партой сидеть. Его присутствие не было для жильцов чем-то обременительным, они были рады его посещениям, и Васька старался не мешать царившей там атмосфере глубокомысленных раздумий, безмысленно-отрешённых созерцаний. У него получалось присутствовать в той степени, чтобы не быть помехой, раздражителем, препятствием или неприятностью, и в той мере, чтобы гармонично вписываться в обстановку комнаты, будучи в ней таким же одушевлённым существом, как и кошка, сидящая в безмятежном состоянии в углу возле своей миски. Здесь в гостях Васька чувствовал себя в своей тарелке, не напрягаясь и никого не напрягая. Возможно, полусознательные элементы сравнений на инстинктивном уровне между ним и кошкой случались, но поскольку внимания, ласки и пищи хватало им обоим, то оба пребывали в довольстве, испытывая комфорт, уют и чувство защищённости.
- Сам Фантомас, значит, выступил с обращением с экрана? – Егорыч смотрел исподлобья на жующего Ваську испытующим взглядом, будто пытаясь в нём просверлить дыру и выудить правду. Но Васька был привыкший к разного рода вниманию, обращению, да и знал он Егорыча настолько хорошо, что пропускал его тяжёлый взгляд сквозь себя с лёгкостью. Скрывать ему ни от кого было нечего. Он состоял из пластичного податливого материала, просвечивался насквозь, зияя дырками от предыдущих взглядов Егорыча, которые не успевали затянуться. Его содержание было простым и бесхитростным.
Но такова уж была и особенность натуры Егорыча – недоверчивость и подозрительность к окружающему миру, проявившаяся с раннего детства. Сохранилась детская фотография с роддома, которая документально, неопровержимо свидетельствует, что таковым он уродился. Если их сравнивать, то обнаруживается некая схожесть: Васька родился сразу с мордой, а Егорыч – с недовольным лицом, колючим взглядом, подозревающим всех и вся в творящемся обмане вокруг него. Возможно, в такой способ проявилась врождённая мудрость, а не та, которая приходит к некоторым в течении долгой жизни и полученного опыта. Как будто в нём присутствовала изначальная мудрость при появлении на свет, и он тотчас осознал, где оказался и что происходит. Понимание, что его наепали. А если не переходить на личности, то разве мы все, живущие на белом свете, не появились в результате процесса и по причине того, что нас наепали? Кто-то, понимаешь ли, епался-епался, и по неосторожности или в порыве страсти превратился из свободных существ в родителей, которые произвели на свет детёнышей – наёбышей. Если эти аналогии продолжить дальше, то всех наепали, по многу раз, в разных видах, в разный способ и в разных смыслах, а весь этот мир является сплошным наепаловом. Плять, и по-другому не выходит никак. Жесть и жуть. Мы, сотоварищи и попутчики Егорыча по краю жизни, в принципе согласны с его философией и отношением к происходящему – всё есть наепалово, обман, иллюзия. Мы в капкане, и выход один – однажды, почувствовав импульс изнутри, применить катану для ритуального священнодействия.
   Каждый, наверняка, догадывался об этом всеобщем наепалове. Мы тоже пришли к такому пониманию и мироощущению, но гораздо позже, в результате многострадательного опыта хождения по граблям и запускания бумерангов, к которому добавились и другие виды прозрения. Из нашей компании один Васька не способен был уразуметь весь космический и земной трагизм человеческого существования в свете философской истины, ибо для него в отличие от нас и Декарта, мысль не была первопричиной существования. Ему хватило семени. Он жил на ощущениях, наподобие кошки, и они были вполне счастливы.
   Коль речь уже зашла об Егорыче-сан, то посвящу ему эту главу рассказа полностью. Обрисую его образ и выложу жизнеописание. Не всегда он руководствовался мудростью, был в его жизни довольно длительный этап, когда мудрость покинула его и захвачен он был суетой сует, и человеческими пороками.
   Главные черты характера, отложившиеся чертами на его лице – подозрительность, мнительность, мстительность. Он потому и в «органы» пошёл после учёбы, надеясь найти работу по своим склонностям, по призванию. Они нашли друг друга и слились в экстазе. И применял Егорыч знание сокровенное, что мир является наепаловом не по назначению, не для освобождения и пробуждения людей от невежества-сна, а в буквальном смысле занимаясь наепаловом и гордясь этим. Какое-то время дела шли неплохо и в гору. Устроился в райотделе после школы милиции, получил чин и задвигался по служебной лестнице. Потом перевёлся в другой отдел, где играл роль «злого следователя». Ему и в образ вживаться-то не пришлось, всё красовалось на его устрашающем лике и было выражено гримасой перекошенности. Искривление шло по диагонали от правого угла рта до левой брови, заканчиваясь тем, что левое ухо было выше правого, и отличалось по форме. Правое лопоухое – в виде большого листа лопуха, оттопыренное, а левое – узкое, заострённое на конце, торчащее вверх, волчье. Одна бровь насуплена и изломлена, другая ровная прямая. Глаза слегка косили, и когда один смотрел в упор, подобно лезвию стилета, то другой пытался обогнуть объект, зайдя с фланга. Нос искривлён, рот перекошен улыбкой, похожей на оскал. Выражение его лица – меня не проведёшь, признавайся во всём и сразу, мне вынь да положь, я тебя насквозь вижу и наизнанку выверну. И ведь выворачивал.

   Если Васька мордой вызывал отвращение, то лицо Егорыча вселяло ужас. Первый был уродом, а вот выражение лица второго не назовёшь иначе, как зверским. Неуютно и тревожно было людям находится рядом с Егорычем. Они его старались избегать и не встречаться глазами. Никому не нравилось ощущение – быть продырявленным. Конечно, по силе воздействия облик его сильно уступал Медузе Горгоне, превращавшей людей в каменные изваяния, но ужас нагонял. А потому быстро сообразил, как этим преимуществом можно воспользоваться. Женщины ему давали бесплатно, и в магазинах тоже готовы были обслуживать бесплатно. Он начал злоупотреблять своим внешним обликом, а затем и служебным положением. Маска срослась с хозяином. Впрочем, все люди носят на своих лицах отпечатки своих характеров и печати случившихся с ними событий. Другое дело, что проницательных психологов мало, чтобы уметь читать по лицам.

   Подозрительность с возрастом усукаблялась, а работа в «органах» способствовала утяжелению характера. По выражению самого Егорыча «органы» были сплошь половыми. Половые признаки службы он описывал по-разному, прилагательными, существительными, глаголами, используя всю мощь русского матерного языка. Лексикон был богатый. Увы, передать это в тексте не представляется возможным в силу известных ограничений действующего УК в отношении нецензурных выражений в СМИ. Ну, вы поняли, что это слова производные от различных соединений мужских и женских половых органов и епалова.
   Если ныне он иногда и вспоминал бывшую службу, то звучала в её адрес нелицеприятная характеристика как места службы, так и рода деятельности, и того окружения в котором он вращался. Из него исходил энергетический посыл нижних чакр и направлял этот посыл тех, о ком он высказывался, в нижние чакры и в подземные миры.
   Но с тех пор Егорыч несколько изменился, и всплески нижнечакровых энергий случались всё реже, в разговорах с нами и в общении с другими людьми он мог вполне уже общаться на энергетике средних и высших чакр. Он покаялся в измене своей Сущности и к нему вернулась изначальная мудрость. Теперь это был вполне адекватный, спокойный мил человек. Вот только гримаса на лице оставалась прежней. Разве что оскал стал напоминать улыбку.
   А тогда, в былые времена, став членом «органов», ментовско-полицейской стаи, он превратился из человека в волчару-сучару. Выслуживался – грыз людей. Чего уж, покаялся и в этом – многих загрыз. А что делать – и выл, и грыз по-волчьи, нужно было выживать, обеспечивать семью, содержать любовницу. Ему палец в пасть не клади – челюсти железные! И, опять же, рефлекс. Любимая его команда – «фас!». Любимое выражение – «фак ю!»
   Сейчас челюсти у него по-прежнему железные, только вставные. Выбили ему клыки уже позже, после увольнения из «органов», те, кто пострадал в результате его профессиональной деятельности. Несколько лет его ловили, били и щипали, и на зоне, где пришлось мотать срок, и позже. Он и не в обиде – зуб за зуб, око за око. Пострадали от кармы не только зубы, но и глаза, и внутренние органы. Повезло ещё, что кулаки и ботинки «мстителей» до его половых органов не достали. Правда, и эти части тела с возрастом и мудростью стали бесполезными. Карма настигла нашего героя, превратив в изгоя.
   Что ему вменили в вину? За что попёрли и осудили?
   По жизни он многих людей подозревал в нехороших поступках, при том, что бревно в глазу ему вовсе не мешало видеть щепки у других. А по службе подозревал многих в правонарушениях и незаконной деятельности. Кого-то приходилось задерживать, будучи лапами правопорядка, чтобы затем передать в лапы правосудия. Но поползли слухи, которые впоследствии подтвердило следствие, что на своём участке работы он тоже злоупотреблял властью, вверенной ему государством – имел возможность наказывать лично, минуя судебное разбирательство, получая при этом аморальное удовольствие и материальную выгоду. Обойдусь без подробностей, коих знать не могу, да и не криминальный роман пишу, а короткий рассказ на тему окончания праздника.
   Окромя подозрительности Егорычу была свойственна ещё одна черта – чувство справедливости. Довольно субъективная штука. Она имела на него влияние и проявлялась как мстительность. Так разве ж его в том вина, что это чувство зачастую расходилось с правом и законом, всякими там циркулярами и инструкциями? Бывало, и не раз, что некоторых «подопечных» он ставил на растяжку, перед выбором: отвечать по всей строгости бездушного формального закона или по справедливости, диктуемой аппетитом Егорыча и его субъективным восприятием? И предлагал выгодный обеим сторонам вариант – откупной. Каждое «решение вопроса» имело таксу. Аппетит у Егорыча не был таким уж зверским, как его лицо. С начальством не делился, но и не пренебрегал подарками к праздникам и благодарностью, по-человечески. Ведь тоже из чувства справедливости. Тем не менее, его кое в чём заподозрили, не обошлось без врагов, завистников и «доброжелателей-анонимов» и взяли в разработку. В какой из канцелярий что произошло, то нам неведомо, только однажды взяли его с поличным на взятке. Ой, да кого сейчас не ловят на таком пустяке! А потом привосокупили ещё шлейф прегрешений, накопали, навесили, да сделали «козлом отпущения». Сцука, праздник кончился. Замаячил конец ниточки и, слава Богу, что на её конце не было петельки…
Кормушка закрылась, из органов уволили, а он превратился в подозреваемого и подсудимого. Следующие несколько лет он свой корм получал сидя в клетке. И только хороший «откупной» как-то смягчил приговор, срок и условия отбывания наказания. Но жизнь дала такую трещину, что вся его картина мира разлетелась вдребезги. И быт, и семья, и накопления, и статус – всё пошло к епеням. Остался он один-одинёшенек в мире, да и плюнув, покинул его. Так вернулся блудный сын Егорыч-сан в дом родной – Бытие.